The Glory

— Хахалей не приводить, вечеринки не устраивать, — Суа копошится в сумке, с которой Ёнсо как-то ходила на вечеринку, не спросив у неё. Сумка дорогая, теперь Ён это знает и больше не берёт. — Хорошо, мам, — закатывает глаза она, подпирая рукой щёку. Знает, что Суа терпеть не может, когда её сравнивают со старшей сестрой — мамой Ёнсо. И Ён специально это делает. Хёнджин всё ещё не вернулся, но две недели его отсутствия вот-вот истекут. Волнуется ли Ёнсо? Не особо. Для себя она уже всё решила: сфокусироваться на учёбе, сфокусироваться на дружбе и сфокусироваться на их расцветающих первой сиренью отношениях с Ли Ноу. С их поездки в обсерваторию прошла неделя — практически пролетела, но в то же время тянулась как маленькая жизнь. Всё вроде осталось по-прежнему, а вроде и изменилось. Теперь щёки алеют каждый раз, когда Ли Ноу приезжает за ней в университет, чтобы проводить в закусочную или прогуляться, если дел больше никаких нет. Ли Ноу уговаривал её поехать с ними, но синдром отличницы — это не шутки. Совесть не дала бы Ёнсо ни отдохнуть, ни насладиться поездкой. Вместо этого её бы мучили кошмары, как преподаватель философии отмечает присутствующих, а напротив её фамилии ставит крестик. А потом — через два года — когда придёт время побороться за диплом с отличием, на который надеется Ёнсо, чтобы не рушить сложившуюся ещё со школы традицию, этот пропуск поставит крест на её самолюбии. По возможности, Ён постарается минимизировать подобные казусы. От Минхо приходит сообщение, и Ёнсо тут же переключает внимание с Суа на мобильник, растекаясь в неконтролируемой медовой улыбке. Сегодня они с Крисом уехали на какие-то сборы, несколько дней их не будет в Беверли, но Минхо присылает фотки и пишет смски, как только появляется свободное время. Они виделись с ним сегодня утром, но Ёнсо уже успела соскучиться. — Я серьёзно, никаких посторонних в доме, — грозится Суа, выставляя палец со свежим маникюром вперёд. Ёнсо всегда поражается, как ей удаётся сохранить покрытие на ногтях, если её работа заключается в бесконечной уборке. — Я не идиотка, онни, — будто ластиком, Ёнсо стирает с лица улыбку, поднимая взгляд на Суа. — Хорошего свидания. — Это не свидание, а деловая встреча, — цокает она, закрывая сумку и вешая цепочку на плечо. Сегодня на Суа коктейльное платье кремового цвета, лодочки со стразами, которых Ёнсо раньше не замечала, а волосы уложены в аккуратную причёску. Суа прихорашивалась весь вечер, и Ён даже пришлось уйти в дальнюю кухню, чтобы подготовиться к семинару по философии. Слушать бубнёж, как Суа постоянно ругает непослушные волосы, было выше её сил. — А, извини, я забыла, что ты не ходишь на свидания, — язвит Ёнсо, театрально закатывая глаза. — Хожу, но сегодня не свидание, — как будто оправдывается она, но тут же одёргивает себя. — Всё, такси скоро подъедет. Если что, звони Сынмину, сегодня его смена. — Да? — удивляется Ён, но скорее не тому, что Сынмин сегодня ночью где-то на территории, а тому, что Суа идёт на свидание не с ним. Между ними явно проскакивают какие-то искорки. Хотя, может, Ёнсо ошибается, и у Суа с Феликсом тоже что-то большее, чем секс, свидетельницей которого Ён стала дважды: один раз воочию, второй — заочно. Вряд ли же Феликс привёл в особняк Хёнджина какую-то женщину, чтобы потрахаться? Но Ёнсо, как будто, может представить и такой вариант событий. Интересно, «деловая встреча» — это кодовое название потрахушек с Феликсом Ли? — Да, звони ему, меня не трогай, — отрезает Суа, разворачиваясь в сторону выхода на задний двор. — И джакузи не включай, а то я убрать не успею, — даёт последнее наставление она, уже не оборачиваясь. Сказать честно, Ёнсо один раз за эти две недели согрешила: отказать Сынмину и Суа посидеть в хёнджиновом джакузи было бы глупо — слишком манящее предложение. Но самостоятельно она бы никогда не позволила себе такой вольности. — А когда он возвращается? — как бы невзначай интересуется Ёнсо, а Суа оборачивается через плечо, стоя уже в дверном проёме: — Соскучилась? — щурится, будто пытается уличить Ён в чём-то. От этого взгляда становится как-то некомфортно. Сынмин обещал, что никому про поцелуй не расскажет, но почему Суа выглядит так, будто знает больше, чем должна? Но, возможно, Ёнсо это только кажется. С приближением возвращения хозяина в особняк, все его обитатели словно чувствуют, что скоро настанет конец спокойной жизни. Насколько Ёнсо смогла понять, все работники в той или иной степени недолюбливают Хёнджина. Но почему тогда они тут работают? Несмотря на свой скверный характер, Хёнджин им хорошо платит. В самом особняке живёт лишь Суа — ну, и Ёнсо теперь вместе с ней. Садовники-мексиканцы живут в домике прислуги где-то в глубине участка, для охраны там тоже есть отдельная комната, как и для водителя — Чонина. Но, например, Сынмин, предпочитает спать у себя дома и лишний раз не проводить досуг на работе, и Ёнсо даже понимает почему. Чтобы Хван Хёнджин мозолил глаза ещё и в выходные дни — это надо быть извращенцем. Суа вот при любой удобной возможности сбегает на свои «деловые встречи». — Нет, просто не хочу лишний раз попадаться на глаза и доставлять неудобства, — разъясняет Ёнсо, и всё это чистая правда. — Ты ведь сама говорила, быть незаметной. — И ты с этим ужасно справляешься, — кривится в кислотной улыбке. — Не знаю. Мегера ничего не сообщала. На днях должны прилететь. Я заранее всё привела в порядок, так что уважай чужой труд. — Не переживай об этом, — Ёнсо успокаивает её, потому что спонтанная вечеринка с полным разгромом имущества — это последнее, о чём стоит переживать Суа. — Всё, адьёс, — прощается она, явно переобщавшись с мексиканцами, и хлопает дверью. Они уже около месяца живут вместе, но отношения всё такие же натянутые. Поначалу Ёнсо это немного задевало, но сейчас она уже принимает всё за данность. Просто Суа такая: закрытая, язвительная и сама себе на уме. Семью не выбирают, а они как-никак родственники. Ну и уж если говорить совсем откровенно, то Суа разрешила Ёнсо остаться. Могла ведь забить на мнение матери и сестры, но она рискнула привести Ёнсо в дом своего работодателя. Хоть она теперь и терроризирует Ёнсо вопросом «когда съедешь?», но Ён воспринимает это вместо «как дела?», которыми Суа никогда у неё не интересуется. Наконец-то допечатав сообщение для Ли Ноу, Ёнсо откладывает мобильник, возвращая внимание потухшему экрану ноутбука. Пошерудив пальцем по тачпаду, чтобы разбудить лэптоп, Ёнсо отматывает файл в самое начало, чтобы ещё раз пробежаться глазами по материалу предстоящего семинара. Чай в кружке уже закончился, а сходить заварить новый ей слишком лень. Хочется поскорее закончить с подготовкой и завалиться спать. На телефон приходит очередное сообщение, и Ёнсо охотно отвлекается от текста, глупо улыбаясь из-за видео с котиками, которое прислал Джисон. Отправив ему в ответ два смеющихся смайлика, она вспоминает, что видела в холодильнике шоколадный пудинг — без допинга сейчас точно не справиться. И окончательно забив на предстоящий семинар, встаёт со стула, направляясь к холодильнику. Прохладная субстанция сладкого десерта приятно тает во рту, и, зачерпнув приличную ложку, Ёнсо отправляет её в рот, возвращаясь к своему «рабочему» месту за обеденным столом. Пялится в монитор, но в слова совсем не вчитывается, причмокивая пудингом. Могла ведь уже давно закончить, если бы меньше отвлекалась. Но сидеть, читать эту ересь про Древнюю Грецию и знать, что там от Минхо висит непрочитанное сообщение — да плевала она на Платона. Со скрипучим звуком стенок пластиковой баночки, Ёнсо соскребает с них остатки пудинга, не желая, чтобы добро пропадало, и уже готовится просмаковать последнюю порцию, как свет на кухне начинает мигать, отключаясь полностью. Только холодное сияние компьютерного монитора подсвечивает помещение, и Ёнсо прислушивается к хлопку двери где-то в коридоре. — О, ты тут, — через несколько секунд на кухню заходит Сынмин, освещая себе путь маленьким фонарём. — Кажется, перебои в электричестве. Даже камеры вырубились. — Это надолго? — интересуется она, косясь на уровень заряда ноутбука, который приближается к минимуму. Как всегда очень не вовремя. — Нет, нужно перезагрузить генератор и всё заработает, — кивает Сынмин, направляясь к двери. — Сейчас починим, — уверенно произносит он, и у Ёнсо нет причин сомневаться в нём. Кажется, чай ей уже точно не попить, и последние проценты зарядки Ёнсо тратит на то, чтобы пробежаться глазами по написанному материалу. И как только она доходит до конца первой страницы, темнота поглощает последний источник света. — Класс, — недовольно цокает Ён, закрывая крышку лэптопа. Лениво встаёт из-за стола, включает на телефоне фонарик и выбрасывает в мусорку пустую упаковку пудинга. Оставляет немытую ложку и чашку возле раковины, планируя помыть их утром, и возвращается к столу, забирая ноутбук и тетрадку с конспектом. В глубине дома раздаётся глухой хлопок, словно кто-то не вписался в косяк, и Ёнсо настораживается, ведь в доме кроме них с Сынмином никого сегодня ночью нет. Может, кто-то из охраны делает обход особняка? Раньше такого не было, но ведь пробки у них тоже не каждый день выбивает. Ёнсо хочется на всякий случай крикнуть и спросить, Сынмин ли это, но странные шепчущие звуки звучат в тишине так отчётливо, что сердце уже подпирает корень языка, вызывая тошноту. Это не охрана — они бы не стали перешёптываться. Дрожа от сковывающего мышцы страха, Ёнсо тратит последние секунды на то, чтобы опуститься на пол, заползая под стол, чудом не задевая ножку стула — тогда бы она точно себя выдала. Дрожащей рукой выключает фонарик на телефоне, и действительно давится воздухом, когда слышит приближающиеся шаги. — Я говорила, что нам направо, — женский шёпот звучит абсолютно незнакомо. — Это просто кухня. — Меньше болтай и поторопись, — второй мужской шёпот пугает намного больше. — Скоро они всё починят. — Не командуй, это была моя идея, — хрипло возмущается девушка, и голос у неё явно не самый мелодичный. — Всё, за мной, — командует второй, и Ёнсо закрывает глаза, слыша, как сердце клокочет где-то в висках. Шорох осторожных шагов кажется ей настоящим громом, разрывающим саван кромешной темноты. Сейчас даже думать опасно, ведь громкие мысли могут услышать посторонние. Хоть бы Ёнсо сейчас не отключиться от напряжения — не быть замеченной. Прошмыгнуть в дверь, ведущую на задний двор, и отыскать в глубине участка домик прислуги или будку с генератором, или, на крайний случай, просто позвонить в полицию. Что угодно, лишь бы не сидеть здесь и не топиться в омуте неподдельного страха. Надежда уже почти маячит еле заметным свечение под её зажмуренными веками, как телефон, зажатый в руке, вибрирует от входящего смс. И вместе с ним трясутся стены, мебель и колени Ёнсо, когда через несколько секунд цепкие пальцы хватают её за предплечье, вытаскивая из-под стола с таким рывком, что Ён ударяется плечом о столешницу, чуть не роняя ноутбук и конспекты. — Ты ещё кто? — холодный свет фонарика в лицо лишает координации. — Не трогайте меня, — заикается Ёнсо, путая английские слова и корейские. — Домработница, что ли? — парень обращается не к Ёнсо, а к своей напарнице. — Ты домработница? — он ещё раз встряхивает Ён за руку, и она лишь отрицательно мотает головой, прижимая к себе сильнее ноутбук, будто он её спасательный круг. — Она по-английски вообще говорит? — зло шипит девушка, явно недовольная, что в их плане появился очередной косяк. Интересно, как они проникли сюда, что вообще собираются делать и чем всё это закончится для Ёнсо? — А ну дай сюда, — свободной рукой парень вырывает у неё телефон, снимая с блокировки. — Ты кому звонила? — Я не звонила, — давится звуками Ёнсо, едва не прикусывая язык стучащими от страха зубами. — Отбери у неё ноут, с нами пойдёт. Покажет, где тут всё богатство хранится, — командует он, швыряя мобильник Ёнсо на столешницу, и девушка послушно выхватывает у Ёнсо лэптоп, роняя на пол тетрадки. — Оставь их, у нас мало времени, — парень останавливает спутницу, видя, как она собирается поднять с пола конспекты. — Веди на второй этаж, — он подталкивает Ёнсо вперёд, требуя, чтобы та отвела их в желанное место. Судя по звукам со спины, девушка кладёт ноутбук на стол и всё же поднимает с пола тетради — не хочет оставлять следов? В лопатку упирается что-то небольшое и твёрдое — кажется, это пистолет. Они серьёзно залезли в дом актёра с пистолетом? Или это муляж? Ён как-то не очень хочется испытывать судьбу — вдруг там всё же не мыльные пузыри, а свинцовые пули? На школьных собраниях рассказывали, как нужно вести себя, если вас взяли в заложники — не сопротивляться. Ёнсо даже и не думает геройствовать. Судя по разговорам этих двоих — у себя в голове Ён назвала их Шепелявый и Курилка, потому что один шепелявит, а вторая хрипит, как будто скурила весь табак на Кубе — они лишь обычные воришки. Дилетанты в чём-то, но не идиоты, ведь, похоже, додумались отключить систему наблюдения, раз без проблем пробрались на территорию незамеченными. Ёнсо лишь остаётся выполнять их требования и надеяться, что Сынмин сейчас вернётся, заметит беспорядок на кухне и остановит это безумие. — Где сейф? — Шепелявый сильнее упирает ствол в лопатку Ёнсо, как только они поднимаются на второй этаж. — Я не знаю, — лепечет она. Если бы знала, может, и показала бы, но она понятия не имеет, где он и есть ли вообще. Она была на втором этаже лишь дважды и только в гостевой комнате. — Врёшь, уборщицы знают каждый угол, — хрипит Курилка, открывая первую попавшуюся дверь, за которой оказывается та самая гостевая спальня. Светит фонариком, с интересом заглядывая внутрь, но практически сразу же выходит — догадалась, что кроме шёлкового постельного белья там нет ничего ценного. — Говори, где сейф! — настаивает Шепелявый, а Ёнсо дрожит, как осиновый лист, бесконтрольно теребя шнурок домашних шорт. — Забудь про сейф, тут есть кое-что поинтереснее, — Курилка прошмыгивает за одну из дверей, и Шепелявый подталкивает Ёнсо вперёд, вынуждая сдвинуться с места. В полумраке ничего не разобрать, но стоит лучу фонарика в руке Курилки пройтись по мебели и стенам, Ёнсо понимает — это спальня Хёнджина. Ощущение, что они попали в то место, куда путь простым смертным заказан — в его душу. Всё здесь выглядит так искусственно и фальшиво — таким и он кажется Ёнсо на билбордах. Тьма, мрак и холод — здесь нет места любви, и это ужасно. Но ещё ужаснее, что в это измученное чужими страданиями место врываются какие-то отморозки, считая, что имеют право на его личную жизнь. В жизнь Хёнджина постоянно пытаются влезть. Ёнсо не нравится его маска безразличия, с которой он появляется на публике, как и не нравится фальшивая и холодная как Антарктида улыбка, переливающаяся ледяными бликами вечных айсбергов в свете прожекторов и вспышек фотокамер. Титаник налетел на один из таких и утонул, забрав с собой сотни жизней. Встаёт вопрос, сколько жизней загубил Хван Хёнджин своим появлением в лос-анджелесских водах? Или всего одну? …свою. Но, может, эта маска позволяет ему сохранить последние горячие капли собственной души, что отчаянно не хотят кристаллизоваться? Она может не нравиться Ёнсо — он сам может ей не нравиться. Но то, что вызывает настоящее отвращение, так это люди, посягнувшие на его личное пространство. Считающие, что имеют хоть какое-то на это право. Курилка подходит к большим дверям, без труда раздвигая их в стороны: — Джекпот! — если бы её голосовые связки функционировали нормально, то это было бы похоже на детский визг. А так её голос походит лишь на мужицкий бас заядлого пьяницы. Она заходит внутрь, освещая не очень большое пространство фонарём, и Ёнсо понимает, что это гардеробная. Высокие открытые шкафы тянутся по обе стороны до самого потолка в два яруса. На вешалках аккуратно висит дорогая одежда, в полумраке напоминающая шкуры, которые Хёнджин сбрасывает как рептилия, чтобы потом облачиться в новые — безупречно сверкающие истощённую кожу — чтобы защититься на какое-то время. …сбить всех с толку, бросив в глаза горсть звёздной пыли. — Нам нужны деньги, а не его трусы, — Шепелявый скептически осматривает помещение, пока Курилка кладёт на небольшой пуфик свой фонарик и стягивает с одной из вешалок пиджак, бархатная ткань которого лоснится даже в плохом освещении. А золотые пуговицы бликуют, будто не догадываются, что судьба их ждёт весьма плачевная. — Ты хоть в курсе, что его трусы тоже можно продать? — фыркает Курилка, натягивая поверх своей чёрной олимпийки с капюшоном дорогую вещь. — Как тебе? Оверсайз сейчас в моде, — она игриво крутится, демонстрируя новый образ. Если бы Ёнсо встретила эту парочку на улице, то и не подумала бы, что они воришки. На лицо Курилке не больше тридцати, Шепелявый явно старше, но не намного. От них не пахнет алкоголем, травкой или сигаретами. Их лица не самые выдающиеся в Голливуде — так сразу и не запомнишь, — но все зубы на месте, мешков под глазами нет, шрамов и уродских татушек на скулах тоже. Они в абсолютном адеквате, и это пугает больше всего. Эти люди умышленно продумали проникновение на частную территорию. Знали, что в доме известного киноактёра найдётся, чем поживиться. Нашли пистолет, отвлекли охрану, избавились от камер. Интересно, сколько ещё домов на Кэролвуд Драйв они обчистили? И сколько вообще таких умников поддельных Робин Гудов? — Я на барахолке с этими тряпками стоять не буду, — бухтит Шепелявый, с силой усаживая Ёнсо на пуф, что фонарик падает ей под ноги. — Подними и свети, чтобы нам было видно всё. Ты поняла? — он зыркает на остолбеневшую Ёнсо. — Ты оглохла? — прислоняет дуло к её виску, надавливая, что голова Ён, как у болванчика, отшатывается в сторону. Трахея завязалась в морской узел, слёзы застыли на ресницах, будто тоже боятся сделать лишнее движение. Свинцовый скелет совсем не поддаётся усилиям, с которыми Ёнсо наклоняется, чтобы поднять фонарик. — Забудь про барахолку, — окликает его Курилка, и Шепелявый, ещё раз зыркнув на Ёнсо и бросив ей «без глупостей», подходит к напарнице, глядя на что-то в выдвижном ящике. — Нас ждёт ювелирка. С этими словами она выуживает первые ценные трофеи — две пары дорогих часов, и лицо Шепелявого озаряет победная улыбка. Ёнсо пытается запомнить внешность этих ублюдков, ведь рано или поздно этот ужас закончится, и ей придётся дать показания в полиции. То, что творят эти двое — аморально. Хочется крикнуть им это в лицо, швырнуть фонарик и выбежать прочь с воплями о помощи. Но Ён сидит, будто её тело залили густым вязким цементом, и светит фонарём так, как просил Шепелявый — чтобы было видно всё, включая его лицо. — Слышь, а ну хорош глазеть! — кажется, он понимает, в чём дело. Курилка тоже оглядывается на Ёнсо, тут же отворачиваясь: — Завяжи ей глаза, — сипло приказывает она, срывая с одной из вешалок пёстрый шарф. — Она говорит плохо, но вдруг хорошо рисует. Недовольно бухтя, Шепелявый выхватывает у неё из рук ткань, подходя к Ёнсо вплотную: — Мы должны быть осторожными, ты же понимаешь? — даже как будто с раскаянием произносит он, и последнее, что Ёнсо замечает — родинка слева от подбородка. Дальше лишь темнота, стягивающее напряжение, окольцовывающее череп, и голос, который будет сниться ей в кошмарах ещё не один месяц: — Надо торопиться, у нас мало времени.

☆☆☆

Частные самолёты очень полезная штука — полезная, но чертовски дорогая. Особенно, если ты решаешь перенести вылет на пару дней раньше. Меган, конечно, взбрыкнула, когда Хёнджин заявил, что не хочет проводит два свободных дня в Милане — чего он там ещё не видел? Но сама она, конечно же, осталась. У них был плотный график эти две недели, и они заслужили отдых. Если Мэг находит его в шоппинге, то ради Бога. А Хёнджину лишь бы побыстрее ступить на ангельскую землю, добраться до особняка, выспаться, а утром обрадовать Ёнсо своим внезапным появлением. Но обрадуется ли она? Они ведь расстались не на самой позитивной ноте. Его сообщение с извинениями она проигнорировала, а на ещё одно у него не хватило смелости. Окунувшись с головой в светскую жизнь европейских сливок, Хёнджин ещё раз убедился, как ему уже по горло надоели эти рожи: идеально наштукатуренные лица, будто из фарфора, и восковые улыбки. Он сам один из них — экспонат в музее Мадам Тюссо. А ведь это даже не шутка, там уже две его фигуры стоят, а школьников приводят туда на экскурсию. Людям нравится глазеть на фальшивки — Хёнджин убеждался в этом много раз. Людям нравится слышать ложь, ласкающую их слух — Хёнджин не раз льстил им сам. Людям нравится наблюдать за чужим провалом — Хёнджин не доставит им больше такого удовольствия. Не допустит, чтобы кто-то, посмотрев на него, подумал — «я лучше». Нет, Хёнджин лучший, и он будет мозолить завистникам глаза столько, сколько сможет. Но вечная борьба так изматывает. Хочется воспринимать это как хобби, а не смысл жизни. Не хочется позволять этой грязи становиться его повседневностью — хотя она уже ей стала. Пора немного отмыться, заземлиться — Хёнджин иначе точно кукухой поедет. Пора найти менее извращённые способы сбрасывать стресс. За это время он ни одной проститутки не снял — в какой-то момент Джин даже подумал, что стал импотентом. Быстрая разрядка в душе наедине с рукой избавила его от этих мыслей. Лишь наполнила его ладонь тягучей негой, а в голову вбила навязчивое желание поскорее вернуться домой. Он не врал, когда просил Ёнсо не отталкивать его. Она нужна ему — как свежий воздух в затхлой комнате, как якорь во время шторма, как таблетка от головной боли во время дикого похмелья. Среди своего окружения он такую не найдёт, а если сейчас упустит, то потеряет навсегда: надежду, чувства, трезвость. …и себя. В особняке всё по-прежнему — сплошные декорации, которые выбирал даже не он, а дизайнер, которого наняла Меган. Но Хёнджина эта обстановка даже успокаивает. Не жалко разнести тут всё к чёртовой бабушке, если вдруг взбредёт в голову. В этой гостиной столько всего было: жаркий секс, полыхающие скандалы и даже кипящая кровь, пролитая на белый дуб. Эта земля на холмах пропитана похотью, болью и невидимыми слезами, которые проливают её обитатели за высокими заборами, белоснежными стенами и за бутылками дорогущих напитков в подвалах их искалеченных душ. Плата за славу велика — не каждый готов её заплатить. Не у всех есть средства на это, и приходится брать кредит, но не в банке — денег у них тут жопой жуй. Кредит у собственной жизни. Как там говорят? Не везёт в картах — повезёт в любви? Хёнджин пошёл ва-банк, чтобы выиграть эту партию и сорвать куш. Вся его жизненная удача ушла на исполнение этой мечты, перевешивая колесо баланса на одну сторону. Вторая чаша весов пуста — ему нечего было на неё поставить до недавнего времени. Возможно ли получить в этом мире всё, что пожелаешь, при этом не отказываясь от любви? Кажется, он готов проверить. Дверь в его спальню открыта, и это настораживает. Может, Суа забыла закрыть балкон, когда проветривала? Он включает свет и окидывает взглядом помещение. Ощущение, что Суа и вовсе здесь не убиралась: покрывало на кровати смято, как будто кто-то валялся на нём, одна подушка лежит на полу у противоположной стены, как будто кто-то швырнул её. Ёнсо решила выместить свою обиду на его вещах? Не похоже на неё. Она без разрешения даже не гуляет по территории, не говоря уже о личной спальне Хёнджина. Лифчик Ёнсо, который Хёнджин так ей и не вернул, насмехается над его позорным поведением, лёжа на комоде. Как вернуть его — Джин не придумал, как и не смог убрать его в ящик со своим бельём. Лежит теперь тут уже не одну неделю, напоминает о хёнджиновой ничтожности и уже как будто является частью интерьера. Суа привыкла к выходкам своего начальника, поэтому и эту вещицу не трогает. Неприятный холодок пробегает по коже, когда Джин опускает сумку с вещами на пол, а взгляд цепляется за графин-штоф с виски, которым он практически не пользуется. Во всяком случае, он всегда ставит два бокала слева от хрустального сосуда с замысловатым многогранником на пробке — так ему больше нравится. А сейчас один из них стоит по другую сторону. Номер Сынмина всегда на быстром наборе, и даже пары гудков не проходит, как снимают трубку: — Мистер Хван, — дежурно приветствует его Сынмин. — Ты в особняке? — спокойно спрашивает Хёнджин, пока не торопясь сдвинуться с места. — Я у трансформатора. Час назад был скачок напряжения. Вот буквально минут десять назад всё починили, — оповещает он, ведь Хёнджину как хозяину положено знать обо всех происшествиях в его владениях. — Когда вы возвращаетесь? — Я уже вернулся, — Хёнджин осторожно приподнимает длинное бархатное покрывало, заглядывая под кровать. Кажется, они подъехали к особняку уже в тот момент, когда всё исправили. Автоматические ворота сами открылись, а значит электричество уже дали. — Суа здесь? — Нет, у неё планы. Мы не ждали вас сегодня. — Это я уже понял, — в ванной комнате тоже пусто. Хёнджин оставляет в ней свет включённым, а сам подходит к плотным задёрнутым шторам, резко отдёргивая одну. Тут тоже пусто, как и на мансарде, где горит подсветка. — Проверь камеры, у меня в комнате бардак. Сынмин молчит несколько секунд, как будто не решаясь уточнить ещё один нюанс. — Камеры тоже отключились. Вся территория была обесточена, — его голос спокойный, хотя новость явно не самая приятная. Но он обязан об этом сообщить. — Что-то не так? — Пока не знаю, — признаётся Хёнджин, ещё раз окидывая взглядом всё помещение. — Кажется, в моей комнате кто-то был, — подходит к запертым дверям, ведущим в гардеробную, прислушиваясь. По ту сторону ничего не слышно, но он всё равно распахивает их, теряясь от увиденного. Ёнсо сидит на полу посреди гардеробной, вокруг разбросаны вещи, сумки и обувь. Одна пара очков валяется с погнутой дужкой и разбитым стеклом, будто на них наступили. — Живо в мою спальню, — сухо произносит Хёнджин, сбрасывая звонок. И стоит ему приблизиться к бледной как первый снег Ёнсо, она вздрагивает, прижимаясь плечом к пуфику, будто загнанный в угол зверёк. — Ёнсо, — он осторожно зовёт её, присаживаясь рядом на корточки. — Ёнсо, это я, — легонько дотрагивается до дрожащего плеча, будто боится доломать и без того искалеченные крылья бабочки. Ён отводит взгляд, вся скручиваясь, будто пытается схлопнуться и исчезнуть. — Ёнсо, посмотри на меня, — он чуть тянет её на себя, но Ён не поддаётся, сильнее отворачиваясь. Боже, что с ней произошло? Сердце кровью обливается. Плевать на разгромленные сокровища его бесполезного склада одноразовых этикеток. К чёрту все платиновые цепи в одном из ящиков, который напрочь вырван из шкафа и, судя по всему, теперь пуст. В гробу он видел все эти бриллиантовые вставки на Ролексах, которых у него скопилась целая коллекция, но теперь, похоже, будет радовать кого-то другого. — Ёнсо, это Хёнджин, — в его голосе звучит настоящее отчаяние, потому что он не знает, что случилось и как ей помочь. Знает лишь, что всё это из-за него — это он виноват во всём, через что ей пришлось пройти. — Посмотри на меня, я помогу. Прошу тебя. Ёнсо переводит на него стеклянный взгляд, в котором Хёнджин может увидеть лишь своё отражение. Там больше нет ничего — полная пустота и растерянность. Будто из его сокровища только что выкачали весь блеск. Видно, как ей сложно сфокусировать внимание, поэтому Хёнджин просто сидит и боится пошевелиться, чтобы не спугнуть её. …чтобы не рассыпать в прах. Она сейчас будто и правда рассыпется — лицо такое бледное, что кажется почти прозрачным. Она не моргает и не дышит, просто смотрит, пытаясь понять что-то. И Хёнджин сам перестаёт дышать, когда тонкие холодные руки обвивают его шею, опутывая смертельными лианами и забираясь под самую кожу. Рваные всхлипы режут не слух, а сердце, что бешено рвётся навстречу другому — не такому горящему — ломая рёберную клетку. Будто на азбуке морзе кричит «пусти меня к ней». Плечо футболки пропитывается солью слишком быстро, а глухие рыдания содрогают и без того дрожащее тело. Хочется вжать её в себя, поглотить целиком, чтобы разделить эту боль. Хёнджин даже не помнит, когда в последний раз так крепко обнимал кого-то. Ёнсо цепляется за него, как будто он последний человек на этой планете, который может спасти её из жестокой ловушки. Она такая хрупкая. Хёнджин и раньше это понимал, но сейчас, держа её в своих объятиях, задыхаясь от аромата её кондиционера для волос и чувствуя выступающие лопатки, он понимает, что единственному настоящему ангелу в этом проклятом городе вырвали крылья. — Что здесь?.. — Сынмин стоит в дверях гардеробной, тяжело дыша. Кажется, он действительно бежал. — Звони в полицию, нас ограбили, — Хёнджин чуть поворачивает голову, но от Ёнсо не отстраняется, продолжая держать её, будто без его опоры она рухнет замертво. — Звони в ёбаную полицию! — срывается на крик, потому что сдерживать подступающую ярость он больше не может. Злость берёт от мысли, что Ёнсо пострадала. Но, кажется, она единственный свидетель. Ей нужно дать показания, хотя бы примерные, пока эти подонки не ушли далеко. — Ён, они что-то с тобой сделали? — уже тише произносит он, пока Сынмин передаёт по рации, что на территорию проникли посторонние. Ёнсо лишь мотает головой, всё так же утыкаясь в его плечо, что можно расценить как «нет». Этого достаточно, чтобы Хёнджин смог наконец немного выдохнуть. — Ты просто испугалась? — глупая формулировка. Она не просто испугалась, её практически лихорадит от ужаса. Ён только и может, что мотать головой, комкая ткань его футболки. — Ты запомнила, как они выглядели? — в ответ слышится лишь скулёж, от которого дрожь по телу пробегает. Это не то, чем Хёнджину хочется заниматься сейчас. Но лучше он выяснит всё, чем копы, которых не будет волновать, в каком Ёнсо состоянии. Им нужны лишь приметы и хотя бы приблизительная хронология преступления — больше ничего. — Ён, прошу, скажи хоть что-то. Это важно, — мысленно он ругает себя за эти слова, но другого выхода нет. Как бы Ёнсо не распылялась в том, что Хван Хёнджин для неё последний человек на этой планете, сейчас он для неё как единственная спасительная соломинка, за которую она держится из последних сил. Едва ощутимое сопротивление, и Хёнджин убирает руки с девичьей спины, отстраняясь. — Я была на кухне, света не было, — запинаясь и задыхаясь, Ёнсо говорит по-корейски, глядя куда-то в пол. — Я услышала шаги в коридоре. Кажется, они зашли со стороны бассейна, — она говорит медленно, то и дело глотая ртом воздух. Хорошо, что вообще говорить может — Хёнджину уже плевать на каком языке. — Я спряталась под стол, но они нашли меня. Сказали показать, где сейф с деньгами. Но я ничего не знаю, — она снова начинает плакать, растирая кулаками воспалённые от рыданий глаза. — Потом они сами нашли гардероб. Сказали светить им фонариком и завязали глаза, — она опять переходит на бесконтрольный плач. — Я ничего не могла видеть, — заливается слезами Ёнсо, закрывая лицо руками. — Чёрт, — выплёвывает Хёнджин, поворачивая голову на Сынмина. — Ты всё слышал? — на что тот кивает: — Может, ты видела какие-то приметы? Цвет волос, одежда, хоть что-то? — Сынмину тоже неприятно задавать вопросы, но это должно помочь полиции сделать свою работу быстрее. — Они были в чёрном, — всё так же не прекращая плакать, выдавливает из себя Ёнсо. — Кто бы сомневался, — фыркает Хёнжин и тут же жалеет о сказанном. Ён уж точно не виновата в этом, как и во всём остальном. — У девушки был очень хриплый голос, — продолжает бормотать она. — У парня родинка слева на подбородке. Больше ничего не помню, — новая волна слёз захлёстывает с головой, и Ёнсо отворачивается от парней, утыкаясь носом в плюшевое сиденье пуфа. — С полицией поговори сам, — стальным голосом произносит Хёнджин, стараясь больше не орать на Сынмина хотя бы при Ёнсо. — Они захотят сделать фото и снять отпечатки. Сделать опись. Вы ведь знаете, как это обычно бывает. Да, к сожалению, Хёнджин ещё как знает. Это уже не первый раз, когда в особняк вламывается непонятно кто. Было даже, что одна девушка пробралась в его спальню, ничего не взяла, но оставила свои голые снимки. При том идиотка даже не додумалась лицо чем-то прикрыть. Хёнджину аж самому было стыдно, когда на допросе ей показывали это портфолио — он тогда за матовым стеклом стоял и всё видел. Встреть он эту барышню при других обстоятельствах, мог бы и заинтересоваться — формы у неё, что надо. Но со сталкерами всегда разговор короткий. — Чёрт, ну пусть берут, главное не трогают Ён, ты понял? Сынмин явно хочет возразить, но решает согласиться: — Да, сэр. Я разберусь. Дверь в спальню хлопает, оставляя Хёнджина и Ёнсо наедине. Где можно найти безопасное место, если даже высокий забор и куча охраны не могут гарантировать стопроцентную безопасность? — Вставай, не нужно тут больше сидеть, — Хёнджин пытается уговорить Ёнсо подняться, но она сопротивляется, будто намертво приклеилась к полу. Хёнджин просто сидит, не зная, что ему сделать, что сказать и надо ли вообще что-то говорить. Разве его утешения и извинения помогут ей оправиться по щелчку пальцев? Он осторожно дотрагивается до её плеча, и Ёнсо вздрагивает, но тут же расслабляется — видимо, до неё доходит, что это не посторонние. Осторожно проведя пару раз по спине, будто давая привыкнуть к своим прикосновениям, Хёнджин медленно встаёт с пола, поднимая и Ёнсо. Её ноги совсем ватные, будто если Хёнджин отпустит её, она тряпичной куклой рухнет обратно на пол. Поэтому он аккуратно притягивает её к себе, подхватывая под коленками и беря на руки, как немощного зверя, потерявшего ориентацию в свете фар и угодившего под колёса не успевшего вовремя затормозить внедорожника. Выходит обратно в спальню и недолго думая укладывает на свою кровать поверх смятого покрывала. Ёнсо тут же сворачивается калачиком, прижимая руки к солнечному сплетению, а Хёнджин накрывает её свободным краем бархатной ткани, а сам садится рядом, не желая оставлять её одну. Наверное, стоит написать Меган. Она, естественно, будет в ярости. Возможно, даже из-за украденных украшений, которые чаще всего Хёнджину отдают в качестве презента после фотосессий и съёмок в рекламных роликах. Ничего страшного, ему ещё этого барахла надарят, а так хоть место в гардеробе освободилось. — Сэр, полиция приехала, с ними следователь, — дважды постучав, Сынмин заглядывает в комнату, вынуждая Хёнджина обернуться и осознать, что прошло уже приличное количество времени, а он всё так и сидит на кровати рядом с Ёнсо, то и дело содрогающейся от фантомных всхлипов. — Я им всё сказал, но они требуют осмотреть место преступления и взять отпечатки у вас и Ёнсо. Свои я уже сдал, — он показывает пальцы, перепачканные краской. — Она спит, — тихо произносит Хёнджин и дёргается, когда Ён подаёт голос, который кажется ему абсолютно чужим: — Я не сплю, — не двигаясь с места, произносит она, даже не открывая глаза. Кажется, она не сможет сегодня уснуть — Хёнджин тоже спать не будет. — Тогда, пусть заходят, — нехотя соглашается он, кивая Сынмину. Для него это всё практически обыденность. Дежурные вопросы: где вы были, что видели, как выглядели преступники, были ли особые приметы? Один из детективов фотографирует обстановку в разгромленной гардеробной, второй валиком пачкает велюровую кожу на подушечках пальцев Ким Ёнсо, параллельно задавая ей всё те же вопросы, от которых Хёнджин старался её уберечь. Закон есть закон, и Хёнджин стоит у противоположной стены, пристально следя за следователем, чтобы тот, не дай Бог, не стал давить на Ён, желая достать из неё больше, чем уже выжали. Они тратят время на какие-то бесполезные формальности: просят выслать снимки всех пропавших Ролексов, пиджаков, рубашек, сумок и ещё непонятно чего. Хёнджин даже не знает стоимости надорвавшейся наволочки, которую тоже сфотографировали для протокола. Полиция мурыжит их больше часа — терпение Хёнджина на исходе. И когда стражи правопорядка начинают сворачиваться, он даже не выходит, чтобы проводить их, доверяя это дело Сынмину. Ёнсо снова ложится на кровать, самостоятельно кутаясь в одеяло — её знобит, и сердце Хёнджина тоже покрывается инеем. — Выпей воды, — он снова садится на край кровати, протягивая Ён нетронутый стакан, который Сынмин принёс для неё ещё в середине допроса. — Не хочу, — причмокивая пересохшими губами, произносит она, глядя в одну точку перед собой. — Ладно, — спокойно отвечает он, возвращая стакан на прикроватную тумбочку, откуда только что его взял. — Мне оставить свет? Общие лампы Сынмин выключил, когда выходил из спальни следом за полицейскими. Теперь лишь тёплый свет торшера разливается по простыням и рассыпавшимся по ним каштановым волосам Ён. — Оставь. …мог и не спрашивать. — Мне остаться? — а это уже приходится уточнить. — Останься. — Хорошо, — кивает он. — Я лягу там, — кивает в сторону небольшого диванчика, на котором ему явно не удастся растянуться в полный рост, не то что выспаться. — Если что-то нужно, то говори, — он поднимается на ноги, поправляя одеяло у неё в ногах, чтобы никто и ничто больше не могло подобраться к ней. — Останься, — вторит она, как будто Хёнджин с первого раза не услышал. — Я умру, если проснусь в темноте одна. — Мне лечь с тобой? — удивляется он, застывая всё ещё склонившимся над её ногами. — Да, я подвинусь, — вздыхает она, и на лице Хёнджина появляется грустная, едва заметная улыбка. На его кровати кинг-сайз поместятся ещё три таких же Хёнджина или пять таких же Ёнсо. Он скидывает с ног сетчатые кроссовки и прямо в одежде забирается на кровать, ложась позади Ён, но не прикасаясь к ней. Из-под перьевого облака, обтянутого свежими простынями, что дожидались возвращения своего хозяина, выглядывает лишь растрёпаная макушка. Хочется провести рукой по её волосам, пригладить их, а вместе с ними и беспокойные мысли. Навести порядок в её голове, а неприятные воспоминания выкинуть на свалку. Но он лишь лежит и смотрит, как монотонно вздымается её плечо вместе с выровнявшимся после долгих рыданий дыханием. Как едва заметно колышется штора от приоткрытой двери, ведущей на балкон — Хёнджин открыл её, чтобы немного освежить помещение, а теперь уже вряд ли встанет, чтобы закрыть. Он чуть ёжится, но одеяло у Ёнсо не отбирает. До последнего сопротивляется тяжести, с которой его веки предательски закрываются, и проваливается в сон, в котором сегодня не будет Ким Ёнсо, ведь сейчас она лежит рядом с ним.