Солнце еще мирно спало за горизонтом, как и все жители шотландской школы, пока организм Джульет медленно пробуждался после снотворного. Пышные ресницы задрожали, когда тяжелые веки поднялись и вновь вернули ее в реальный мир. Она находилась в лазарете, мрачном и одиноком.
С пары минут Джульет лежала в ступоре, не имея сил пошевелить даже пальцами, не говоря уже о том, чтобы встать с ложи да пройтись на твердых ногах.
Чувствовала она себя… крайне паршиво. Отвратительно, честно сказать. В животе все буйно бурлило от голода, но при этом ее внутренности были столь истощены, что от одной мысли про еду рвотный рефлекс давал о себе знать. Лежала, подобно живому мертвецу: белая, как лекарский мел, чернеющиеся мешки под глазами, словно не закрывала глаза уже как несколько суток, растрепанные по белой подушке черные жгучие волосы — и вся эта картина излучала красный — неимоверно пугающий — цвет, оповещая об опасности.
Стоило Джульет задуматься о том, что сталось, как слезы сами вынырнули из пустых глаз. Рыдала она редко. В это мгновение хрустальный сосуд, хранивший в себе всю боль, горечь и переживания, предательски лопнул.
Она чувствовала, как горит изнутри, но понятия не имела, точно ли это обыкновенный жар, или же в душе разгорелся пожар. Кто бы затушил эту жгучую боль… Нет такого в мире, — ведь люди все лишь в пылающий огонь резко масла подливают, без угрызений совести и страха перед кармой.
Вновь и вновь соленые слезы скатывались по щекам. Ни один мускул на белоснежном лице не дрогнул. Только пульс швырялся во всю. Лежит неподвижно, как детская кукла, ждущая, чтобы ее разбитое тело починили. Но явно не дождётся.
— За что? — пробился ее голос в пустоту из приоткрытых уст без надежды одержать ответ. — Мама, папа…
К кому она обращалась? Джульет, глупая девчонка, матушка ведь давно уже в сырой земле гниёт, а папочка мечется, как бесстыжие ветры во время дикого шторма, чтоб свою голову уберечь. А про твою беду забыли, будто жизнь твоя короткая мыслей мимолётных не стоит.
Умирать так больно, оказывается. И не только физически, когда плоть твоя гнить начинает, кости хрупкими стают и кровь в жилах густеет, как тягучий мед с пасеки. Еще и сердце чувствует: ну вот он — конец. Ожидаемый, скорый и… одинокий.
Понимать, что скоро тебя не будет существовать вообще, было трудно. Просто принять это оказалось невыносимо.
Второй раз Джульет просыпается в больнице за три месяца. И каждый из них мог стать летальным.
Джульет была в отчаянии. Ее проклятье продолжало прогрессировать, и время на исцеление иссякло. Она знала, что ее единственный шанс на выживание заключался в поиске лекарства, способного остановить прогресс болезни.
На белоснежных простынях в тишине, пронизанной лишь стуком часов и шепотом лечебного персонала, Джульет лежала как живая статуя. Ее тонкие пальцы сжимали ободок кровати, словно хотели уцепиться за последний островок надежды.
Ее глаза, некогда полные жизни и света, теперь были опустошены болью и страхом. Седые тени усталости и страданий ложились на ее бледное лицо, словно лунный свет сквозь облака.
Слезы текли по ее щекам, словно дождевые капли на стекле окна, разбиваясь о безучастный мир вокруг нее. Она плакала не от боли, а от бессилия перед беспощадным ходом болезни, который унес ее силы и надежды на исцеление. Ее сердце билось слабее с каждым мгновением, словно усталый моряк на штормовом побережье. В груди звучал тихий, но неотвратимый стон утраты и отчаяния.
Джульет знала, что ее время подходит к концу, что каждое дыхание становится все более хрупким, но она не могла принять эту неизбежную судьбу. Она все еще мечтала о чуде, о том, что утро принесет ей новый рассвет, но тень смерти стояла перед ее дверью, неумолимо приближаясь.
И в этот момент, среди тишины и пустоты больничной палаты, Джульет плакала свои последние слезы, бессильные перед страшной и неизбежной участью, которая ждала ее за порогом жизни.
В ее воспоминаниях всплыли образы ее жестокой матери – женщины, чье лицо было холодным и безжалостным, словно камень, а слова режущими как клинок.
Она вспомнила моменты, когда ее мать, владычица дома, управляла ее жизнью как марионеткой на нитях. Она была заключена в тесные рамки ожиданий и требований, которые никогда не могла выполнить. Ее мать была тенью, падающей на каждый шаг Джульет, она угнетала ее душу и сломляла ее силу.
Смерть матери не принесла облегчения, а лишь раскрыла глубину ее страданий. Джульет вспоминала тот момент, когда жизнь ушла из ее материнских глаз, и она была оставлена одна, со своими тайными ранами и утраченными надеждами.
Смерть матери означала конец одного ада, но начало другого – ад, который Джульет продолжала переживать в своем внутреннем мире. Она могла простить своей матери ее жестокость, но не могла забыть ее влияние, которое все еще тяжело лежало на ее сердце, как могучий камень.
Алисия Гринграсс успела испытать гнев и радость судьбы перед кончиной, однако ее дочь, увы, ждали иные испытания.
Послышались шаги, раздувающиеся по лазарету. Джульет вздохнула и резко принялась вытирать простынями и руками остатки глупой истерики.
Мадам Кари подошла к кровати Джульет, ее лицо выражало заботу и сострадание. С ее тихим голосом звучит нежное облегчение в серой атмосфере больничных стен.
— Как ты себя чувствуешь сегодня, Джульет? — спросила ведьма, ее глаза исполнены доброты, и в них просматривалась надежда на благополучие. — Очень рада, что ты очнулась.
Джульет, с тяжелым вздохом, вздёрнула голову к ней. Ее глаза, исполненные боли и тоски, медленно поднялись, встречая взгляд мадам Кари. На бледном лице читался исход всей ее борьбы, но также и надежда на исцеление.
— Я чувствую себя слабой, — шепнула Джульет, ее голос прозвучал слабо, как легкий шелест осенних листьев. — Но я продолжаю бороться.
Женщина кивнула головой, словно понимая каждое слово, которое произносила Джульет.
— Ты сильная, Джульет, — сказала твердо мадам Кари, ее слова были наполнены уважением и восхищением. — Я здесь, чтобы помочь тебе, как только могу.
С этими убеждениями целительница осталась рядом с Джульет. Ее присутствие было словно луч надежды в мрачном мире.
Прошла неделя, и Джульет продолжала свою борьбу в больничном крыле Хогвартса. Ее состояние оставалось хрупким, но в ее глазах все еще горела искра надежды.
С каждым днем Джульет ощущала, как ее тело становится все слабее, но ее дух оставался непоколебимым. Она с трудом поднимала руку, чтобы дотянуться до книги на столике рядом с кроватью, но ее воля была стойкой, как скала в бурном море.
Лазарет стал для нее как дом, где каждый звук, каждое движение было знакомо и понятно. Она проводила часы, глядя в окно на застывший мир за его стеклом, пытаясь уловить хоть маленький знак надежды.
Джульет чувствовала, что время ускоряется, словно песчинки в часовом механизме, и каждое мгновение становилось более драгоценным. Она ценила каждый вздох, каждое мгновение своего существования, зная, что оно может быть последним.
Вечером, когда тишина окутывала пустой лазарет своим мягким покрывалом, к Джульет пришел загадочный заместитель директора школы — Альбус Дамблдор. Его появление в этом необычном месте, где стены отражали многочисленные тени и тайны, вызвало у Джульет некоторое беспокойство.
— Добрый вечер, Джульет. Могу я войти? — бархатным голосом попросил профессор.
— Добрый вечер... Конечно, профессор. Что привело вас сюда?
Он, поглаживая седую бороду, медленными шажками осел подле ее койки.
— О, Джульет, жизнь — это как игра в шахматы. Иногда, чтобы выиграть, нужно делать ходы, которые кажутся неочевидными. Разрешите мне поиграть в эту игру с вами?
Джульет была крайне удивлена и в то же время любопытна, что могло заставить профессора бросить все свои дела и нанести ей визит. Вряд ли директор мог приказать это — он даже не вспоминает о больной.
— Конечно, я внимательно слушаю, — слегка сбитая с толку, с интересом в глазах согласилась Джульет.
Тонкие губы, спрятанные за многочисленными морщинами и волосами, изогнулись, после чего из них хмуро начали звучать слова:
— Скажите мне, Джульет, что такое «свет в конце тоннеля»?
Ей понравилась эта метафора, она всегда верила, что после темноты обязательно придет свет. Любопытство взросло.
Юная Гринграсс слегка задумалась над ответом.
— Это символ надежды, веры в лучшее будущее в самый тяжелый момент.
— Именно так, моя дорогая. В самый темный час надежда остается с нами. Но иногда, чтобы увидеть свет, нужно преодолеть много теней, — с непонятной нежностью ответил Дамблдор.
Он говорил загадками. Полная чушь, но Джульет было забавно слушать его.
— В ваших словах есть смысл.
Она чувствовала, что каждая фраза профессора заключала в себе какую-то скрытую интригу, делая ее еще более осторожной в его присутствии.
— Не впадайте в отчаяние, Джульет. Как говорится, каждая тень бросает свет на что-то важное. Важно найти этот свет и следовать за ним, даже если путь к нему кажется трудным и непроглядным. — Старик Дамблдор говорил внятно и уверенно, однако Джульет не горела желанием слушать его.
Раздражение росло, но Гринграсс сдерживала себя, чтобы не выразить свои истинные чувства и впечатления. Полный абсурд. Нужно заканчивать это представление.
— Спасибо, профессор Дамблдор. Ваши слова очень мудры. Я постараюсь помнить их в самые трудные моменты.
Джульет произнесла слова благодарности, но в ее голосе звучала нотка иронии и сарказма.
— Помните, Джульет, сила не всегда в магии или великих подвигах. Она скрыта в наших сердцах, в нашей способности верить и надеяться. Теперь позвольте мне оставить вам эту мысль. Доброй ночи, Джульет.
Наивный и глупый. Или претворяется?
Она вздохнула с облегчением, когда он наконец ушел, оставив ее одну с презрением и раздражением к его притворству.
Джульет потянулась к стакану с водой, имея смешанные чувства после прихода Дамблдора.
Джульет воспринимала Дамблдора как загадочную фигуру, чьи намерения и мотивы оставались для нее непонятными. Его загадочность вызывала у нее недоверие и осторожность, она не могла полностью разгадать его истинное лицо.
Она считала его противным из-за его постоянных загадок и фразеологизмов, которые казались ей излишне игривыми и неуместными в серьезной ситуации. Для нее его наивность была раздражающей, она не могла понять, как кто-то может быть столь беспокойным и оптимистичным в мире, полном тьмы и страданий.
Для Джульет Дамблдор был символом тех, кто слишком легковерно верит в светлое будущее, игнорируя трудности и реальные проблемы. Его раздражительность и навязчивость, хотя и носили за собой долю заботы, казались ей неуместными и даже назойливыми в её тяжелом положении.
Все эти чувства складывались в неприязнь и недовольство, заставляя её относиться к Дамблдору с осторожностью и недоверием.
— Джульет, ты меня слышишь?
Поглощённая своими размышлениями о Дамблдоре, Джульет едва заметила, как к койке подошла мадам Кари. Внезапный ее приход резко вывел девушку из водоворота мыслей, наполненных недовольством и неприязнью. Появление женщины стало для Джульет моментальным напоминанием о её текущем положении — она оставалась пациенткой в лазарете, зависимой от помощи и решений целителей.
— А… Да, мадам Кари?
— Тебе письмо от отца. Прочти.
Внутри все похолодало.
Ее сердце сжалось от неприятного предчувствия, когда она развернула письмо и прочла слова отца, которые ударили по ней как молотом.
Джульет,
После консультаций с ведущими специалистами и рассмотрения всех доступных лекарских данных, я должен проинформировать тебя, что лекарства для твоего заболевания не существует.
Все возможные пути лечения исчерпаны.
Необходимо признать реалии и адаптироваться к ним соответственно. Будущие шаги следует планировать, исходя из этого нового понимания.
Ожидаю, что ты примешь эту информацию с должной серьезностью и подготовишься к следующим этапам со всей необходимой ответственностью.
С уважением,
Эдгар
Джульет скрутила письмо отца в руках, ее сердце наполнилось вязким горьким ядом ненависти. С каждым словом письма, она ощущала, как пламя разочарования и гнева лишь усиливается. Этот человек, который должен был быть опорой и защитой собственной дочери, лишь напоминал ей о своей хладнокровности и равнодушии.
Ее мысли были полны отвращения к отцу, который, казалось, просто отбросил ее в этот мир бездны и безысходности. Каждое слово его письма казалось ударом по ее самолюбию, осколками разбивая оставшиеся нити доверия.
Но среди этой бурной магмы чувств в ее сердце, Джульет нашла твердую решимость. Она не дала бы ему увидеть, как его слова ранят ее. Она использовала бы этот гнев, чтобы найти в себе силы, чтобы продолжать бороться, даже если это означало сражаться против собственного отца.
