В переулках разума

Роковой день подкрался незаметно. Я, закручивая кудряшки перед зеркалом, уже мысленно сожалею о том, что всегда зацикливалась на некритичных мелочах. И как бы я хотела снова вернуться в то время, когда главным источником моей нервотрепки были лишние набранные кило, ссоры с родителями, недопонимания с друзьями, а не вот это вот все. Жизнь так и устроена, что если ты сетуешь на то, как тебе плохо - она непременно поставит тебя в более ужасную ситуацию, чтобы показать, как ты ошибался. Ещё раз списавшись с Освальдом, но так и не выпив по его совету чая с ромашкой (ага, конечно, все эти дни было мне до этого дело...), я направилась к чёрному лимузину (проклятье на мне какое-то? Чёрная машина в Готэме для меня - символ неприятностей). По дороге до клуба Освальда я мысленно дала себе слово, что если все пойдёт не так - пенять на этот чёрный лимузин. Так, ну что так напрягаться то? Раз - вошёл в роль коварной стервы, два - просто предложил крупную сумму врагу Освальда, три - выкупил. Все. Даже вести особый диалог не нужно. А что, если все таки придётся? Я не владею языком авторитетных мафиозников и в ус не дую, на какие темы они могут общаться. На тему погоды и скидок на Wildberries, что ли?! Как я могла так лохануться? Я же всегда в голове прокручиваю всевозможные варианты исхода события, так почему же все эти дни я банально не подготовила варианты своего монолога и тем для беседы? Может, виною всему мои нервы...Самым оптимальным решением в данной ситуации я видела только звонок Освальду. Тот мне объяснил, что мафиозники - те же люди, поэтому их может вполне заинтересовать беседа о Китайской кухне (ну нихуя себе! Моя авторская поправочка: завуалировано речь идёт о блюдах из человечины. Плюс в Китае собак едят...Может, и людей тоже?). Также Пингвин сказал, что он будет рядом, поэтому мне главное не выдать себя и держаться пускай глупой, но уверенной в себе дамой. Виктор Зсасз, заметив мое неприкрытое волнение, стал рассказывать мне в течение всей дороги анекдоты и смешные ситуации из его жизни наемным убийцей. Хоть я и была признательна этому очаровательному лысику, его разговоры меня не успокоили. Я машинально улыбалась, когда его анекдот подходил к концу, поскольку полностью была загружена своими мыслями. Слегка неприятной ситуацией получилось то, когда Виктор перешёл на рассказ грустной истории, под окончание которой я снова машинально улыбнулась. Заметив на себе его изумлённый взгляд аля «Ты ебобо?», я откашлялась и извинилась, честно признавшись, что все это время его не слушала. Было неловко: он даже приуныл от этой новости и погрустнел. Я не помню, как выходила из лимузина Кобблпота, не помню, как поднималась по лестнице. Помню только, что отчетливо слышала стук своего сердца и сбивчивое дыхание. Однако у нас с Освальдом был план и я должна была его придерживаться: зайти в помещение клуба и выйти, как истинная королева гучи флип флап, окружённая «фальшивими» телохранителями. Спасибо ещё раз актёрским навыкам, частенько спасавшим мою шкуру в Готэме, за то, что когда передо мной мои «шестерки» (эх, отдал бы мне их Освальд даром. Я бы их и в магаз за едой посылала, и на охрану периметра у моей квартиры приставила. Не жизнь, а ляпота) распахнули двери, я вошла в зал, как подлинная императрица. В такие моменты в сериалах играет пафосная песня. Именно ее для полного антуража и не хватало. Сделав максимально стервозный надменный взгляд и образ высокомерной курицы, я едва улыбнулась уголками губ тому, с кем я сегодня должна буду заключать договор. Тот, в свою очередь, галантно поцеловал мне руку. Выглядело это, не будь он криминалистом с огромным числом убийств на счету, очень даже мило. Что ж, показушного такта и этикета у этих мафиозников не отнять, правда, наигранность дико глаза мозолит. Ведь они, ишаки, всегда начеку и в любой момент, того и гляди, готовы достать свои пушки из кобуры и завязать перестрелку. А я что могу? Только долбануть сумочкой и притвориться трупом. Идеальные навыки, я считаю. Далее Освальд проделал точно такую же манипуляцию с моей рукой, только у него это вышло гораздо теплее. — Мисс Фальконе, удивлён, что Вы все-таки изволили приехать. — по его глазам я видела, что он мысленно посылал мне слова поддержки. Как ни крути, рядом с ним здесь и сейчас я чувствовала себя в безопасности. Дальше все пошло по плану. — Мистер Кобблпот, а как иначе. Должен же хоть кто-то поднять в этом городе криминальную империю с колен. — с высокомерным вздохом, слегка улыбнувшись наигранной фальшивой улыбкой и нарочито пафосно сказала я. Слава Богам, я знала все реплики на зубок. Ибо я зубрила фразы по несколько раз, чтобы никакой психологический фактор не выбил у меня их из головы. Как и предполагалось, этот чепушила действительно поверил в то, что я какая-то там дочь Кармайна Фальконе, и заулыбался, подобно Чеширскому коту. Так противно. Мерзко. Эта улыбка какого-то извращенца с самыми наипротивнейшими мыслями. Желание стереть ее с его лица ещё сильнее меня уверило в правильности моего выбора помочь Освальду. С внутренней мыслью «Этот извращенец не должен получить власть в Готэме и стать криминальным магнатом» я ринулась в «бой». Волнения, страха я не чувствовала в тот момент. Я даже полностью вошла в кураж и получала истинное наслаждение от своего образа и обстановки. Моя искромётная актерская игра, богатое одеяние, Освальд рядом, шестерки по периметру. Что может быть лучше? Ну что ж, обыграем этого чепушилу. Осталось только выкупить долю, ибо эффектное впечатление я уже произвела. Мы втроём уселись за столик. Нам поднесли глинтвейн и фрукты с ягодами. Придерживаясь плана, Пингвин с некой досадой и страхом произнёс: — Что же, Кристофер. Я забыл отменить встречу. Миранда тоже изъявила желание претендовать на часть монополии. Но увы, голубушка, Вы опоздали. — да, играет правдоподобно, засранец. Я изобразила на своём лице неподдельное огорчение и презрение: — Я сюда прямиком из Венеции сорвалась. — выплюнула злостно. Это произвело должный эффект на Кристофера. Он, снова широко улыбнувшись, заявил: — Ну почему же. Возможно, Вы совсем не зря сегодня приехали. Может, попробуем договориться? — и кинул весьма двусмысленный и красноречивый взгляд на Освальда, мол, дальше нам нужно обсудить детали наедине. Злобно зыркнув своими голубыми глазами сначала на меня, потом на Кристофера, Освальд улыбнулся своей фирменной улыбочкой. — Ах, разумеется! — наигранно выдал Пингвин и вышел. Все шло четко по плану. Это мы тоже просчитали. Но только вот, хоть я и знала, что Освальд стоит за дверью, мою уверенность как рукой сняло, стоило мне оказаться наедине с этим поганцем. Стремительно внутреннее наслаждение обстановкой пропало и я начала испытывать первые схватки волнения, однако виду старалась не подавать. — Что же, мисс, Вы, должно быть, имеете свои планы на этот город, верно? — отдаленно начал заводить диалог Кристофер, рассматривая потолок и водя взглядом с точки на точку. Выглядело так, будто он уже давно обо всем догадался и, как заскучавший Мориарти, выжидал, когда наконец я сама ему расскажу всю правду. Однако именно об этой тактике меня предупреждал Освальд. Да, именно ее используют манипуляторы, когда, на самом деле ничего не зная, начиняют именно таким способом вытягивать правдивую информацию, которую жертвы, теряясь, сразу же выкладывают им на блюдечке с голубой каемочкой. За это я безмерно благодарна Пингвину. Может, пора ему платить за такие уроки, как частному репетитору? — Любой уважающий себя криминалист, приезжая в этот город, имеет на него планы, Мистер Уилсон. — весьма размыто отвечаю я и даю себе 10 баллов из 10 за классный ответ. Надеюсь, Освальд это тоже услышал и теперь гордится моими навыкам вести диалог. Хотя пока рано. Все только началось. — Что ж, Вы правы, Вы правы, — посмеиваясь и кивая головой, соглашается Кристофер, — но суть не в том, как стать царем горы, а какими методами на неё взобраться, Вы согласны? Можно медленно и тихо воспользоваться канатной дорогой, а можно через снежные лавины и ветряные вихри взбираться на вершину. — Меня не нужно учить мастерству криминалистики, Мистер Уилсон. Хоть я в Готэме и впервые, за спиной - довольно впечатляющая практика, отточенная годами в других городах. В частности - Нью-Йорк, Сан-Франциско. Мне не в новинку находиться среди акул. — заливаю, будто говорю о чем-то обыденном. Он продолжает одобрительно кивать. Ну не действует на меня твоя тактика, ишак, понимаешь? Я кремень. Давай ближе к сути. — Что ж, — предвкушающе вздыхает Кристофер и прищурено оценивает меня взглядом, — Вам решать, слушать меня или нет, но мистер Кобблпот определенно не будет рад Вашей карьере в Готэме. «Твоей определено, мерзкая рептилия» - хочу сказать я. Внутренне ликую тому, что наконец-то, как и предполагалось по плану, диалог зашёл об Освальде. — Почему меня это должно волновать, мистер Уилсон? — Любой уважающий себя криминалист должен учитывать мелочи и считать презрительно брошенные на себя взгляды. — парирует Кристофер. — Хороша акула та, которая свой ареал обитания и его обитателей на зубок знает. Впрочем, не мне Вас учить. — Разумеется. Опыт моей сестры прямо сообщает об этом. Люблю учиться на ошибках других людей. — кратко выдаю я, пожимая плечами. — Ах да. София - поразительная девушка. И ей ведь почти удалось...Не за тем же, за чем и она, Вы здесь? Наконец, нервишки у пацана сдают и он решает спросить у меня об этом напрямую. По плану, я должна показать, что именно за этим я здесь, но, чтобы не спалиться, подходить к этой теме нужно максимально аккуратно и осторожно. — Не слишком ли громко Вы об этом заявляете, Мистер Уилсон? Да ещё и в клубе Кобблпота? — Что Вы...Мне терять нечего. — самодовольно и нагло улыбается. — Ну естественно. Так что же касается того, зачем мы здесь... — Ну-ну-ну, не так быстро. — перебивает меня этот недоверчивый индюк. Хотя чего мы с Освальдом ожидали? Того, что он, с воплями радости быстро согласится просто так продать свою долю? Разумеется, нет. — Вы девушка с характером, Миранда. Опа, вот и уже на имя перешли. Все-таки общаться с такими людьми - как ходить по острию ножа, или по натянутому канату. Один неверный ход или ошибка - конец. Зато в будущем буду благодарить и Освальда за преподнесённые уроки, и эту ситуацию за то, что она научила меня вести напряжённый диалог, говоря по существу, но максимально размыто, чем вызывая раздражение у собеседника. — Готэм - определено Ваш город, уж поверьте на слово тому, кто многое видал. — не без самодовольства и рисования продолжает он. — Я вижу, что вам не терпится выкупить у меня долю. Более того, я даже понимаю, для чего. — уже тише заканчивает свой анализ Кристофер, многозначительно улыбаясь. Тут внутри меня буквально взрываются феерверки радости. Ес! Получилось поселить в нем уверенность того, что я хочу оставить Пингвина с носом, даже особо не затрагивая эту тему. Ну как? Неплохо так для такой неопытной девицы, как я. Изо всех сил сдерживаю улыбку, которая так и рвётся наружу. Теперь главное не угробить успех и продолжать в том же духе. Далее по плану сыграть мое недоверие этому типу. Мол, вдруг он с Освальдом за одно? — Что же...— максимально растерянно начала я, шевеля губами. — Я поражена Вашей наблюдательностью. Видимо, читать людей, как книги, у Вас получается без особого труда. Но поверьте, — ещё более неуверенным тоном продолжаю я, выжигая глазами дыру на его лбу, — мои планы ограничиваются сугубо меркантильными наклонностями и желанием доказать в первую очередь самой себе, что Готэм - это клеймо семейства Фальконе. Снова радуюсь от своей правдоподобной игры растерянной клуши, которую застали врасплох. — Спешу Вас уведомить - я полностью на вашей стороне. — тихо сообщил Кристофер и заговорщически подмигнул, поняв мое замешательство. — Что же, — уже громче продолжил задорным тоном, хлопнув руками по столу, — Вам не стоит переживать, Миранда. Приходите сегодня вечером по этому адресу - мы с Вами подпишем все необходимое. Можете себя считать полноправной владелицей частью бывшего капитала Кобблпота. Закончил он свою речь тёплым и ядовитым смехом, адресованным, скорее всего, именно Пингвину. Я же, в свою очередь, легко ему улыбнулась и покрутила в руке данную им визитку. — Что же, уверен, у Вас ещё есть планы, поэтому не смею задерживать ни минутой дольше. До встречи. — обаятельно сказал Кристофер, поцеловав мою руку и снова мерзко улыбнувшись. Дальше я слышала удаляющейся звук шагов, насвистывание какой-то незатейливой мелодии и пожимание на прощание рук с Освальдом. Также я отчетливо расслышала небольшой и достаточно тихий диалог между ними и извечное «Всего доброго, мой друг» Освальда. Меня действительно напряг факт их перешептывания и я на секунду допустила мысль, что они объединились в заговоре против меня. Видно, я действительно вжилась в роль Миранды Фальконе, ибо забыла тот факт, что на самом деле я - Марина, уроженка из России, да и зачем Освальду вести заговор против ничем не примечательной девушки. Облегченно выдохнув, я, наконец, стала закидывать в рот виноград, который по началу в рот не лез. Я в который раз удивилась тому, что никто за весь наш размеренный диалог так и не притронулся к напиткам и еде. Интересно, у них всех мания такая - оставлять все недоеденным или нетронутым. Что с вами не так, люди? Халявная и очень даже эстетичная еда. А что если они не прикасаются к ней из-за боязни быть отравленным, а я, дура, умяла сейчас целую ветку винограда в две щеки? Вот нелепая смерть будет, Боже. Но потом я быстро сообразила, что еда была рассчитана на нас троих, а значит, Освальд не станет рисковать и рассчитывать на мою сообразительность не брать в рот ни крошки. Хотя даже если бы вдруг была отрава - наверняка он бы предупредил? — Я с кем разговариваю? — из моих заблуждений меня вывело громкое возмущение Освальда. — А? — я не предприняла ничего лучше, чем уставиться глупым взглядом на Освальда. — Я сказал, — раздув ноздри, с укором начал Освальд, — Все прошло почти по плану. Ах да, почему почти? В любой бочке мёда есть ложка дёгтя. Особенно в Готэме все работает именно по такому принципу. Мы с Освальдом рассчитывали на то, что сделку получится заключить именно здесь, у него в клубе. Хоть мы и рассматривали вариант того, что мне придётся снова встречаться с Кристофером, но в серьез не брали. Однако, по прогнозам Освальда, все могло пройти куда более плачевно. Этот Кристофер Уилсон - крайне подозрительный тип, который не доверяет даже подорожникам, боясь, что они окажутся крапивой. Но мне удалось влиться к нему в доверие и он уверен в том, что я решительно настроена против Освальда. Этого мы и добивались. Однако факт того, что мне снова придётся сидеть на иголках сегодня и уже полностью наедине с этим Кристофером без Кобблпота за дверью, совершенно не радовал. Я посмотрела красноречиво и досадно на Освальда. — С тобой поедет мой человек. — утвердительно и одновременно успокаивающе заявил он, словно прочитав мои мысли и переживания. — Виктор? — необдуманно спросила я, мысленно стукнув себя по лбу за глупый вопрос. — По-твоему, я похож на того, кто отправит самого узнаваемого и по совместительству моего наемника за тобой присматривать? — поведя бровью, укоризненно спросил он. — Нет, Вы не похожи. — Я знаю, это... — он раздраженно цокнул и закатил глаза, —...это был риторический вопрос. Конечно, я не похож! — как будто кивнув своим мыслям, сказал Освальд, и, развернувшись на пятках, зашагал, прихрамывая, к двери. — Пойдём! Я встала и направилась вслед за Освальдом, кинув грустный взгляд на недоеденный виноград и креветки. В душе я была немного задета тем, что Освальд меня не похвалил. Я, все-таки, стараюсь ради него, ну и ради себя немножечко. Однако одновременно я понимала, что хвалить меня пока не за что, ведь сделка еще так и не заключена. — А о чем Вы говорили с Кристофером? — беззаботно поинтересовалась я, идя следом за Пингвином. Фигура Кобблпота резко замерла в дверном проёме. Развернувшись на каблуках и подняв палец вверх, с наигранной фирменной улыбочкой он начал: — Дорогая моя Марина, развешивать уши очень некультурно. Запиши на лбу красным почерком. Ещё один урок тебе от меня на будущее. — чуть было снова развернувшись в прежнем направлении, он снова продолжил. — А любопытничать у тех, кто может тебе оборвать уши - тем более. Сказать, что в тот момент на меня накатила волна ярости и незаслуженной несправедливости - ничего не сказать. Меня также немыслимо разозлил и тот факт, что Освальд снова поставил меня в положение глупого несуразного ребёнка, которого нужно обучать этикету и азам правильного поведения. За эти дни я прилично наслушалась его упрёков (слава богу, в сторону моей актёрской игры упрёков не было, ибо тут я действительно хороша. Даже неприкрытое восхищение порой зарождалось в кристаллических глазах Кобблпота). Мне было стыдно, что меня учит именно Пингвин, ведь именно перед ним я хотела предстать разумным, находчивым человеком, к которому он бы проникся искренней симпатией и доверием. Я готова была терпеть позор при ком угодно в Готэме, да даже перед самим мэром, черт возьми, но ни в коем случае не упасть в грязь лицом перед Освальдом. За все это время я даже не удостоилась ни капельки благодарности. Я стояла перед Освальдом, как вкопанная, закусывая щеку изнутри. Хотела найти хоть какие-нибудь слова, чтобы ответить, но они попросту не находились. Всю мою злость и ярость внезапно вытеснила жгучая обида. Чем я все это заслужила? Почему в Готэме люди такие несправедливые и жестокие? Неужели я как-то подвела Кобблпота? В чем проблема поделиться со мной кратеньким диалогом с человеком, против которого мы объединились? А может, Освальд и вовсе не считает меня союзницей, и никаких «мы» тут нет - я просто выгодная кукла: помогу ему с возвращением доли, и он кинет меня на все четыре стороны, впоследствии чего даже не вспомнит моего имени. И будут меня избивать перед клубом Освальда, а он и бровью не поведёт, мол, «я не при делах». Не знаю, сколько я так стояла. Кинув неясный взгляд, который был уже заполнен пеленой слез, на развернувшийся силуэт Освальда, я сглотнула слюну. Нет, не сейчас. Не хватало ещё расплакаться. На мне же ещё макияж, черт тебя дери! Хоть я и человек эмоций, но заплакать здесь, перед ним, чтобы окончательно предстать жалким отродьем - ни за что. Но я садомазохист по натуре, поэтому запоминайте: в обязательном порядке для полного депрессивного состояния, чтобы уж окончательно добить себя, нужно вспомнить все плохое, что с тобой происходило, и все хорошее, что могло бы маловероятно произойти, так, для большего эффекта. Я отчетливо почувствовала, как первая слеза покатилась по щеке. А за ней вторая. Вскоре перед собой я видела уже только очертания клуба: вот дверной проем, в который вышел Освальд, там - стол, за которым мы несколько минут назад сидели с Кристофером, вон барная стойка с бирюзовой подсветкой. И тишина. Убийственная и холодная. Дойдя до ближайшего диванчика, я, тяжело сев, заплакала. Вернее - зарыдала. Ещё вернее - заревела в три погибели. Конечно, без звука, но если бы я ещё дала волю горлу - то стон определено бы разнесся по всему Готэму. Его бы наверняка услышали многие. Но никому не было бы дела. У всех свои дела, своя жизнь. А больше всего я хотела оказаться рядом с мамой, папой и братом. Хоть плакать при родных для меня всегда было катастрофическим унижением, именно сейчас я нуждалась в них больше всего. Папа бы стал тут же меня защищать, громко и яростно ругаясь на обидчиков, и был бы готовым, если что, надрать морду каждому. Мама бы металась от него ко мне, стараясь и утешить меня, и поддержать папу, бранясь на моих недоброжелателей. Главное, чтобы она сама плакать не начала. И я бы успокоилась. Я бы встала, гордо расправив плечи, подошла к папе и стала испепелять яростным взглядом всех, кто попался под его горячую руку. Всех. И мне бы не было страшно. Я была бы готова прямо там на месте растерзать всех, потому что я не одна сейчас. В первую очередь - морально. Ведь рядом со мной моя семья. Мы вместе - сильнее всех в Готэме. От этих мыслей я заплакала ещё пуще прежнего. Согнувшись, оперевшись локтями на колени и придерживая ладонями лоб, я старалась максимально зажмурить глаза, чтобы видеть только эту черноту с разноцветными кругами. Я не хотела возвращаться в реальность. Сидеть, плакать и видеть тьму мне сейчас хотелось больше всего. Если человек состоит на 70% из воды, то определенно половину я уже, скорее всего, выплакала. Постепенно мои истерические припадки закончились. Слёзы уже не шли с умопомрачительной скоростью, но меня все ещё трясло. Я изредка всхлипывала. Буквально на секунду вновь до меня дошло, что плакали мои стрелки и тушь. Ну что, заодно и проверим, насколько подводка «несмываемой» оказалась. Но это все сейчас казалось мне таким маловажным. Меня словно окунули в холодную колодезную воду, когда я вспомнила, что до сих пор нахожусь в клубе у Кобблпота. Больше всего мне сейчас хотелось раствориться, или надолго заснуть, или потерять сознание. Я тут же продолжила плакать, сожалея о том, что в том винограде не было отравы. Как быстро все меняется, да? То ты ощущаешь животный страх за то, что употребил возможный яд, то непременно сам желаешь быть отравленным. Постепенно мое помутнение рассудка закончилось, оставив после себя лишь безмерную усталость и грусть. Эта стадия в психологии называется «принятие». Я все ещё сидела в прежнем положении. Трезвый ум задал вопрос: "сколько длилась моя истерика?". Минуты две, три, или целых пять? Если я плачу, то продолжительно. А где Освальд? Видел ли он это все? Неужели я все-таки позволила себе зарыдать здесь, прямо у него в клубе? Да мне же ещё сегодня предстоит очередное вечернее свидание. Из моих размышлений меня вывел скрип пола. Я, все ещё всхлипывая, уткнувшись лицом в ладони, насторожилась. Потом снова двойной скрип, только уже ближе. Это шаги. Аккуратные и размеренные, словно чтобы не вспугнуть меня. Кто это? Судя по тому, как за первым шагом быстро послышался более громкий второй - это определенно походка Освальда. Все. Сколько он уже стоит тут, у порога, и наблюдает за мной? Видел ли он всю мою истерику от начала и до конца? Я, конечно, знала, что Освальд не из тех жестоких людей, кто резко реагирует на плачущих, но и не была уверена на сто процентов, что он снова не упрекнёт меня, скажет подтереть сопли и не разводить сырость на начищенном до блеска полу. Да и если вдруг он и ничего против не имеет - собирается ли утешать? А если и собирается, то каким образом? Хотя, может он подумал, что виной всему его грубое отношение ко мне? Отчасти так и есть, но здесь слились множество факторов. Я натура ранимая и больно чувствительная для Готэма. Рано или поздно такой выплеск должен был случиться, так как все эти два месяца в Готэме я не плакала, держала все в себе, скрываясь под маской холодной персоны, но в результате сил не хватило. Возвращаясь к размышлениям об Освальде, я поймала себя на мысли, что мне все равно, что он сделает, и что будет дальше. Я морально опустошена. У меня нет сил удивляться или снова огорчаться. Я замерла. Судя по воцарившейся тишине, Пингвин тоже замер на месте. Стоял он и смотрел на меня с презрением и обыденным укором, или неловко и виновато поджимал губы, не зная, как прервать эту тишину - я не знала. Да и не хотела. Больше всего мне хотелось испариться. Просто взять и исчезнуть, как в фильмах с дешёвой неудачной графикой. Неожиданно справа от меня диван слегка прогнулся. Я отчетливо ощутила, как тёплое дыхание Освальда доходит до виска. — Он сообщил мне, что ты ему понравилась, и мне не стоит так строго к тебе относиться. — дёргано кивая головой, сообщил Освальд, поджав губы. Выдохнув рвано через нос, продолжил. — Наш план работает удачно. - уже громче подытожил он. Наш. Наш. Он сказал «наш»? Первая мысль, которая крутилась и не давала покоя. Я ошиблась, когда сказала, что эмоционально иссякла. Видимо, мой лимит на эмоции радости был не исчерпан от слова совсем, ведь поводов для неё за эти два месяца в Готэме не наблюдалось. Однако внутренняя обида, прочно засевшая где-то там, глубоко, не позволяла мне расцепить руки, поднять своё зареванное лицо и посмотреть тепло на Освальда. Да и я не знала, что ему сказать. Спасибо? За что? За то, что наконец-то обратил на меня должное внимание и придал мне хоть какое-то значение? Хватит с меня унижений. Я и так низко пала, показав свою слабость. Такого больше не повторится. Я знала, что он вряд ли умеет утешать, и наверняка сейчас я его застала врасплох, поставив в неловкое положение, к которому он не был готов. Пингвин скорее всего сейчас корит себя, но попросту не знает, каких слов подобрать. И мы вдвоём сидим здесь: каждый со своими проблемами. Два маленьких человека в этом большом необъятном городе. От одной этой мысли мои эмоции снова взяли над разумом верх и нагрянула очередная волна плача. Теперь он был не истерическим, а скорее размеренным и протяжным. Когда же это прекратится, и я смогу взять себя в руки? Возможно, Освальд прекрасно понял, что мне нужно дать время выплакаться и собраться с мыслями, поэтому сидел и терпеливо ждал окончания моего очередного слезного сеанса. Интересно, а испытывал ли он сострадание и позывы утешить меня в своих объятиях? Можно сказать, что таким образом я плакала за всех униженных и оскорбленных этого города. Они стесняются, а я вот нет. Русские корни - это вам не шутки от Мишутки. Скажите спасибо за то, что выплакала ваши обиды за вас самих же. Плюс, если плач - это тоже спорт, то по итогу я уже должна была схуднуть этак килограммов на 8. Резко я почувствовала, как его сухая, но тёплая большая ладонь легла мне на колено и неуверенно, нелепо похлопала по ноге в утешительном жесте. Я почти уверена, что ему это далось с большим, а то и титаническим трудом. И в номинации «Лучшая психологическая поддержка года» побеждает Освальд Кобблпот! Но именно такой сухой жест подействовал незамедлительно: моя слезная симфония прекратилась. Я даже была благодарна тому, что он не стал утешать ласковыми словами и приглашать в объятия, иначе бы я расплакалась третий раз ему в пиджак. Снова воцарилась тишина, прерываемая лишь изредка моими всхлипами. Внезапно Освальд, словно боясь обжечься, резко одернул руку, которая все это время покоилась на моем колене. Мне даже стало немного обидно. Чем ему моя нога не понравилась? Скорее всего, зацепившись взглядом за точку пола, неожиданно тихо произнёс: — Моя мама порой плакала, когда я ее огорчал. Меня словно ударили током. Я нашла в себе силы убрать руки от лица и взглянуть красным, заплаканным взглядом на понурившегося Пингвина. Видимо, он все-таки корит себя за то, что довёл девушку до слез. Это приятно. Однако взгляд у Освальда был отрешенный, кристальный, будто телом он находится все ещё здесь, на диване своего клуба, а мыслями в далёком прошлом и не самом счастливом детстве. Внезапно я почувствовала себя виновницей ностальгических припадков Пингвина. Все-таки, видимо, эта тема для него является очень личной, больной и своеобразной ахиллесовой пятой. Это ещё раз доказало, что даже у самых сильных людей есть слабые места. Не исключено, что у самого опасного маньяка, садиста и потрошителя больной точкой будет являться какой-нибудь сиамский котик Пуфик, например. Я начала сумбурно перебирать варианты, хорошо это или плохо, что именно я стала причиной воспоминаний Освальда о его горячо-любимой покойной матери. Можно увековечить этот исторический момент на камне или поставить штампом в паспорте «Сам Пингвин вспомнил маму благодаря мне. Статус: богиня». Внутреннюю радость за то, что именно по моей вине Освальд сейчас ловит флешбэки, я убрала мысленной оплеухой. Какого черта я думаю не о том? Ну, разумеется, после такой истерики как тут мозгами не поплыть. Хорошо хоть, что шутить все ещё я в состоянии даже после такого сильного кратковременного депрессняка, ведь без чувства юмора в Готэме загнуться можно. Но я была бы не собой, если бы не нашла действительно выгодные стороны в сложившейся ситуации. Одновременно я осознала, что ухватила ту самую возможность выйти на более близкий контакт с Пингвином, главное - не нарушить эту хрупкую, выстроившуюся идиллию. Усмехнувшись тому, что ещё минуту назад я хотела напрочь исчезнуть из этого проклятого места подальше от Пингвина, а сейчас даже не против обратного расклада. Я судорожно принялась анализировать ситуацию и пытаться придумать продолжение диалогу. — Какая она была, твоя мама? — тихо и мягко поинтересовалась я, и уже было усомнилась в том, что выбрала верный вектор диалога, и искренне надеялась, что он не услышит. Вопрос получился наверняка глупым и клишированным, но иного я придумать сейчас не могла. Я уже приготовилась поймать на себе его проницательный и яростный взгляд и выслушать новую порцию упрёков о том, что это не моего ума дело и слишком личное для Освальда. Но этого не произошло. Он лишь едва заметно кивнул, все также отрешенно смотря в одну и ту же точку. Может, он впал в нирвану? Или практикует дзен? Не хватает только продолжительного «ммм» для полной картины, закрытых глаз и сложившихся по-турецки ног. Отлично, Марина, просто браво: нашла тему для шуток. Вряд ли он, пока я рыдала, тоже придумывал искромётные шуточки. Я снова удивилась тому, что сейчас от моей злости и обиды не осталось и следа. Все желание послать Освальда на все четыре стороны и завязать атомную войну против Готэма неожиданно пропало. И так происходит практически всегда. Видимо, я действительно слишком эмоциональный человек. Вдоволь наплакавшись, я чувствовала себя облегченно, чего нельзя было теперь сказать об Освальде. Мне стало очень стыдно и некомфортно, ведь повторять свой вопрос я не собиралась, чтобы не выглядеть дурой окончательно, а он не торопился отвечать, роясь в закромах памяти. И я, как он минуту назад, тоже терпеливо ждала хоть какой-то реакции моего пернатого буддиста. Пускай снова укорит меня или сорвётся, на повышенном тоне посылая куда подальше, но не молчит, как рыба. Если вдруг он сейчас заплачет - то вообще расчудесная ситуация будет. Идеальный баланс и гармония: он меня утешил, а я - довела его до слез. Просто инь и янь. Считаю, это своего рода успех. Тут я почувствовала движение в свою сторону. И мне не показалось. Освальд наконец вышел из нирваны и соизволил повернуть на меня голову. Впившись своим кристально-чистым взглядом в мои глаза, и, часто закивав, он уверенно и быстро произнёс: — Лучшей из тех, кого я знаю. Опа, банальные ответы подъехали! Хотя так бы сказал каждый, кто любит свою мать. Но этим предложением Освальд дал понять, что она была для него всем. Этот огонёк, промелькнувший в глазах Освальда, трудно было не заметить. По нему я сделала вывод, что она была его одержимостью. Она заменила ему целый мир и была самой светлой частью его жизни. Я уже открывала рот, чтобы что-нибудь сказать, правда, ещё не придумала, что, как он избавил меня от этого неловкого момента и продолжил: — У тебя такие же глаза, как у неё. Освальд не отрывал от меня глубокого проницательного взгляда, безотрывно смотря в мои глаза и безостановочно ища в них то, чего только ему было известно. В этот момент мимо меня пронеслась мысль: а его не смущает, что у него тоже голубые глаза? У 31% населения голубые глаза, и что, он собирается каждому это говорить? Что особенного и, главное, по его мнению, схожего он заметил в моих? Но гляделки меня вовсе не смущали, ибо взгляд Кобблпота был по-доброму изучающим, и я, как заворожённая, тоже не могла отвести от него глаз, боясь вспугнуть нашу недоверчивую птичку, с которой так долго пыталась спеться. Я мысленно провела параллель Освальда в данной ситуации с пёсиком хаски. Выглядели они примерно одинаково, оставалось только Кобблпоту наклонить голову набок. Подобное изъявление Освальда я приняла за комплимент. Да и вообще заметка на будущее: если Мистер Кобблпот сравнивает вас с мамой в хорошем смысле - считайте, это высшая похвала из его уст в вашу скромную сторону, на которую он способен. — Приведи себя в порядок. Враг не дремлет. — сказал он и поджал губы в утвердительной улыбочке. Меня окатило ледяной водой с головы до пят. Извините и извольте пардонить за мой французский, но какого черта сейчас это было? Че? Ну это вообще нормально так резко разрушить атмосферу? Да ещё и с беззаботной улыбочкой, будто это не он секунды назад делился своими откровениями? Гребаный кайфолом. Я ведь почти вышла с ним на близкий контакт. Хотя сама дура. Могла бы что-то сказать, а не молча сидеть и хлопать глазами, как истукан. Ну а что мне нужно было сказать? Знаете, на самом деле, по секрету, я ваша сестра?! Не знаю, что удивило меня больше: то, что он так быстро перепрыгнул с одного состояние на другое, как биполярочник с приличным стажем, или то, что он упрекнул меня во внешнем виде. А, ну естественно - я же, вроде как, обзавелась гримом панды. Однако вся эта ситуация произошла так внезапно, что я не сдержала разочарованного и ошарашенного вида. Освальд это заметил и, покачав головой, цокнул. — Мы с тобой обязательно как-нибудь побеседуем, как старые добрые друзья. — расплывшись в необнадеживающей улыбке, заявил он, поднимаясь с уже такого родного кожаного дивана. Хоть его фраза была сказана с теплотой, по интонации и скрытому подтексту под словом «как-нибудь» Освальд , скорее всего, подразумевал «никогда».