Занимайся своим делом!

Даже при всем удобстве нахождения под постоянной охраной, в безопасности Ян себя не чувствовал, как и его товарищи, некоторые настоящие, какие-то — поневоле. Угнетало ощущение огражденности. Лежа в комнате, пока за окном горело августовское утро, Ян разглядывал потолок и думал ни о чем, как вдруг перевел взгляд на выставленную вперед руку. На ней болтался браслет с подвеской. Розмановский вспомнил — что же он сидит в этих ненавистных стенах уже четвертый день, если с самого первого из них имел возможность выходить на улицу? Он решил это незамедлительно исправить, и, конечно, в одиночестве. Сопротивления он не встретил, просто прошел к нужной двери, предъявил браслет, и охранник с суровым выражением лица выпустил Яна на улицу. Розмановского сразу ослепило яркое солнце, а от глотка свежего воздуха закружилась голова. — О Боже, какой кошмар! — прошипел Ян, протирая заболевшие глаза, — Я ослеп? — но, проморгавшись, парень убедился, что нет. Он поднял голову и стал осматриваться. Двор Академии был достаточно пустым и безжизненным, как и она сама. Для конспирации здесь выстроили несколько сарайчиков из кирпича, посадили пару сосен и елок, но радости это все равно не придавало. Под ногами серая земля, которая даже под солнцем давно не была пригодна для растительности. Ян сделал несколько шагов вперед в сторону ворот и оглянулся на само здание Академии, ведь снаружи он его еще ни разу не видел. Большое, выстроенное с серого камня, похожее на готический замок. Посреди Варшавы такое было не то что бы экстравагантным, но не самым аутентичным. Его монументальные стены украшали высокие окна-ворота, но внутри их самих не было... Это была лишь имитация, по ночам подсвеченная, чтобы не вызывать подозрений. Выйдя за ворота, Ян попал практически сразу на широкую улицу, и сразу приметил — ему знакома эта местность. В принципе, отсюда он может дойти как и до дома, так и до студии. Может еще до того магазинчика Криштиана и отделения полиции, которое так судорожно искал несколько дней назад, но сейчас его это мало волновало. Ян был одет достаточно жарко для нынешней погоды — солнце пригревало, что аж шипело по легкому ветру. Температура была примерно двадцать пять градусов, что вынудило парня расстегнуть несколько пуговиц на рубашке. Он обрадовался, что вовремя постриг волосы, теперь у него дышала шея, но самой голове от количества белых кудрей на ней становилось жарко. По улице проезжали машины, и долго, под заразительный смех прогуливались люди. Ян старался сохранять нейтральное настроение, но что-то цепляло его и не давало вовремя одернуть себя и не выражать на лице вселенскую скорбь. Проходящие мимо люди заглядывали ему в глаза, будто выискивая в них причину такой грусти в столь прекрасный день. Но причин как таковых и не было. Звенели вывески, хлопали двери кафе, на широком тротуаре всему было место. Впереди виднелся собор, купола которого под солнцем наливались прозрачностью, отражали его и расходились по всей округе слепящим бликом. В саду неподалеку покачивались зеленые кроны и свистела спокойная музыка. Юноша мог бы наконец почувствовать облегчение от обременяющих его переживаний, если бы не громкий женский голос, раздавшийся позади. — Ян?! — в шоке воскликнули у Розмановского за спиной, он дернулся, обернулся и увидел четверых своих друзей: гитариста Павла, двух менеджеров Анну и Марту и того самого Криштиана. При виде последнего Ян хотел провалиться под землю. Все четверо разом подбежали к парню с испуганными лицами. — Ты где был эти дни? — спрашивала Анна, с беспокойством осматривая Яна и его лицо, переиначенное неудобством, — Что это за одежда? Ты выглядишь очень уставшим! Ян был бы рад все объяснить, но сейчас просто не мог. Не то что сил не хватало — смелости. Он виновато посмотрел на всех четверых и попытался улыбнуться. — И в конце концов, — начал Криштиан, чем напугал Яна, — что произошло с тобой и с магазином? — Как будто сам не знаешь. — грустно ответил Розмановский, тяжело вздыхая. — Знаю. — сказал Криштиан спокойно, —Обокрали его, слава всему, что выручки было не так много, а перед уходом я кассу практически зачистил, лишь на сдачу оставил пару десятков злотых, но тем не менее, ты можешь объяснить? — Могу. — отвечал Ян, — Пришел во втором часу какой-то мужчина подозрительный, начал мне затирать про какие-то потусторонние штуки. А все время кто-то скребся в дверь черного хода. Первый раз ходил проверить — ничего, а после этот юрист пришел, и уже после его ухода снова скрип, и черный ход уже был взломан. Возвращаюсь — касса обчищена, выключается электричество, телефон сел. Пошел искать телефонную будку... — Ну, и? — в один голос требовали продолжения все четверо, но Ян понурил голову и закусил губу. — Так, ладно. — встревоженно выдохнув, продолжила Марта, — Я сейчас звоню в полицию, отзываю поисковиков. Тут Ян мгновенно пришел в чувства, он посмотрел на Марту и спросил: — Каких поисковиков? — Ты шутишь? — уже говорила Анна, — Мы, когда тебя, двадцатичетырехлетнего непредсказуемого балбеса, сами найти не смогли, на звонки ты не отвечаешь, в социальных тоже, дома тебя нет, пошли в полицию. Весь город с пригородом на ушах, поклонники клич подняли, до семьи твоей дошло. Где телефон твой? Ян, ощущая невероятную вину сдавленностью во всем теле, поджал губы, нахмурившись, качнул плечами. Тогда Анна вытащила из сумки свой телефон и протянула Розмановскому. — Входи куда-нибудь на свой аккаунт и запиши что-нибудь, чтобы люди знали, что ты живой хотя бы. — сказала Анна и протянула: — Проблем с тобой, Розмановский, не оберешься! Шмыгнув носом, Ян быстро вошел в аккаунт и включил камеру для записи сторис. Он запустил запись и с натянутой улыбкой, стараясь не обращать внимания на свой растрепанный внешний вид, попытался сказать хоть что-то внятное. — Всем привет. — неуверенно начал Ян, украдкой поглядывая на друзей, — Я в порядке, целый, невредимый, не переживайте... Телефон потерялся, да и вообще череда событий, которая прошла... — на этом моменте Ян застопорился. — Завтра концерт. — шепнула Марта, долго смотря на парня. Он погрузился в недолгое смятение, но быстро переключился и вернулся к сторис. — Что касаемо завтрашнего концерта: я буду, все в силе. И буду рад вас всех там увидеть. До встречи. — закончил он фирменной «викторией» и хотя бы немного, по его помыслу, внушающей надежду и успокоение улыбкой. Когда сторис опубликовалась, Ян быстро вышел из аккаунта и отдал телефон Анне. Скромно стоящий все это время в сторонке Павел наконец вступился: — Точно будешь? — на что получил утвердительный кивок, — Напугал ты нас. Ян печально улыбнулся и снова обратился к Криштиану: — У меня с собой ничего нет, но я обещаю, что украденное я возмещу. Это терпит? На это Криштиан слегка двояко покивал головой. Ян уже строил в голове план где бы найти эти хоть и небольшие, но такие неудобные деньги, пока Анна снова не прервала его мысли. — Найди как-нибудь возможность, позвони родителям, успокой их. — сказала она и погладила Яна по плечу. Он повел головой и опустил голову вниз. — Я сейчас по делам иду, не волнуйтесь за меня... телефон же надо новый приобрести. — на ходу выдумал Розмановский, кошачьими невинными глазами смотря на друзей. Те, также оправдавшись важными делами по подготовке к концерту, пошли дальше, оставив Яна одного. Он чувствовал себя как ребенок, несправедливо оставшийся в стороне. Стоило только задуматься о завтрашнем дне, как становилось не по себе. Но он обещал тем, кто его любит и кто в него верит, поэтому предать он их не мог. Тогда, выдохнув, Ян быстрым шагом направился обратно в Академию. Вернуться не заняло много времени, уже через десять минут Ян, запыхавшийся, ворвался во блок, в маленькую гостиную и плюхнулся на диван рядом с мирно читающим Жаном. Тот с усмешкой повернулся на него и спросил: — За тобой погоня? — Ага, обязательств и обещаний. — глубоко вдохнув, ответил Розмановский и стер ощутимый пот со лба, — Со всей этой заварухой забываешь обо всем. Вот я забыл о том, что у меня концерт, а мои менеджеры и друзья раструбили о моей пропаже, всех подняли. Тут Жан посмотрел на Яна слегка подозрительно и протянул: — Так вот о чем говорил Янн... — Розмановский его поправил, добавив еще несколько «н», оба рассмеялись. — Погоди, — Ян переменился, — что он говорил? Не пугай меня. — Да сказал тут намедни, что ты, мол, своей карьерой совсем не гнушаешься побрезговать, отделяешь ее. Цитирую: «я бы не сказал, что он звезда. Ведет себя, как обычный фантик» — передал Жан и откинулся на спинку дивана. Ян задумался. Уже несколько раз четвертый поддевал его словами "певчая птичка", от которых сводило зубы от злости. Но откуда ему, в обход магистров, других клонов известно о карьере затерявшегося меж ними певца, который об этом ни разу не заявлялся? — Так ты знаменитость здесь! — с доброй улыбкой протянул Жан, поворачиваясь к Яну всем телом, — Не зря тебя тогда выбрали объектом эксперимента, такая личность... — Я тебя умоляю... — вздохнул Ян, уставившись вперед с хмурым видом, — Я не настолько популярен, чтобы этому можно было позавидовать. Даже наоборот, известность — далеко не повод для веселья. — Понимаю, — деловито согласился Жан, — но одно дело, когда ты занимаешься тем, что приносит тебе удовольствие, а другое, когда навязывают. Избитая истина, но все-таки. Парни погрузились в молчание, но через пару секунд Ян, отойдя от немой задумчивости, продолжил: — Завтра уйду рано и вернусь поздно. Я так, чтобы никто не придумывал ничего лишнего. Выдав глухой смешок и вернувшись к книге, Жан кивнул, а Розмановский только цокнул губами, заправил волосы и ушел к себе в комнату, как сразу вслед ему в главную команду ворвался разозленный Янек. — Одноклеточный! — нервно выругался мальчик и захлопнул дверь. Жан сразу убрал книгу, встал с дивана и подошел к кипящему подростку. Оглядев его, парень увидел на рукаве рубашки два разреза. — Что случилось? — спросил Жан, пока Янек вырвался из его хватки, издавая звуки очень низкой тональности, пропущенные через зубы, упал на диван и уткнулся лицом в спинку. Жан встал над ним, уперев руки на бедрах, и ждал ответа, которого все не следовало и не следовало. Тогда пришлось повторить вопрос. Это возбудило Янека подняться и сесть, потирая горящие ладони. — Опять Янн? — угадал Жан, строго смотря на подростка сверху вниз, и наконец сел рядом, — Что с рубашкой? — Черт он, вот кто. — обиженно прошипел, утирая рукавом нос, — Опять дразнит меня детским садом. Я хотел ему ответить, — Янек продемонстрировал в каком именно смысле он хотел это сделать, выставляя вперед потертые от ссадин кулаки и перебирая ими, — а он схватил меня за ворот, ножницами рукав прорезал и из коридора сюда толкнул. Жан удивленно осмотрелся, перевел взгляд на Янека и сказал: — Насилие, особенно с глупыми людьми, совсем не выход. К нему нужен совершенно иной подход. — Да? Может, ты знаешь какой? — недовольно спросил Янек, хмурясь и все еще подсвистывая носом. К большому сожалению, Жан не знал. И не мог знать. Его дипломатическая натура не давала представления о том, как побороться с таким типом людей, как их можно достойно поставить на место. Жан в глубине души со стыдом признавал, что в подобной ситуации он выбрал бы вариант терпеть. — В любом случае... — Жан совсем не знал что говорить, потому хмыкнул и поддержал, — ты можешь постоять за себя. Янек слегка успокоился, его взгляд смягчился, кровь остыла. Он кивнул в ответ на слова Жана и, вытянув губы, отвел вразумленный взор. Выждав немного, Янек тоже ушел в свою комнату, а Жан остался один, стесненный неприятностью своих осознаний. *** Наступила ночь. Тревожная тишина сотрясала стены. Казалось, что вот-вот окно распахнется, ворвется злющий ветер и своей невероятной силой разорвет на мелкие кусочки. Ян лежал в кровати, накрывшись одним пледом, дрожа от холода. Такой внезапно нахлынувший озноб вызывал сомнение, но признаков болезни у юноши не было. Даже если бы болезнь была, ему бы это не помогло. Уснуть также не удавалось долгие несколько часов. Они тянулись непростительно медленно и мучительно, как растаявшая смола с ветки на голую траву. Ян вжался головой в подушку, что-то не давало ему покоя: то он слышит шум веток за окном, то дыхание из соседних комнат, скрип петель и пружин, хотя сам лежит неподвижно, не издавая ни единого звука. Тревога обуяла молодое тело, отчего то неистово тряслось. Наконец Ян пересилил себя и закрыл глаза, понемногу расслабляясь. И в этот момент Академию потряс оглушительный, высокий свист. Розмановский тут же вскочил с постели. Сквозь шум было слышно, как хлопнула дверь совсем рядом, поэтому Ян не придумал ничего лучше, чем встать с кровати и выглянуть в коридор хоть одним глазком. Оказалось, можно и не одним, поскольку там зашевелились все его клоны, кроме одного... — И что это такое? — выступал вперед клон из двери напротив со звенящим брелком — это Янн, он был зол и слегка растерян. Пока свист не успокаивался, слышно его было не очень хорошо. — Черти, у меня сейчас барабанные перепонки полопаются. — дополнил Ян, вылез из комнаты и шагнул к прислонившемуся к стене Жану. К ним присоединился и Янек. — О, вот и вся благополучная семейка в сборе. Ну, может кто-то выйдет и посмотрит что вообще происходит? — возмутительно разглагольствовал Янн, пока шум все не утихал. Янек в ответ на него слова только усмехнулся презрительно и крикнул: — Сам и сходи, раз такой умный! Что ответил ему Янн никто не услышал: по Академии пронесся словно торнадо самый высокочастотный свист, от которого, казалось, стены пошли вкось, а пол задрожал, все разом свалились с ног, еле успев закрыть уши руками. Шум тут же превратился и настала мгновенная тишина. Ян первым осторожно приоткрыл уши, глаза и огляделся. Подозрительно быстро наставшая тишина заставила его усомниться в исправности самого главного инструмента в его профессии после голосовых связок, поэтому он, разорвав это безмолвие, пока его товарищи лежали, прижавшись к полу и стенам, внезапно и громко вскрикнул. Все вокруг зашипели от неожиданности, а Янн в свою очередь крикнул в ответ: — Ты зачем орешь, придурок?! Но ответить он не успел, так как открылась основная дверь, и из темного коридора показался охранник. Он слегка ошарашенно оглядел неуверенно поднимающихся на ноги парней и приоткрыл дверь пошире. — А что, собственно... — начал тактично Жан, оперевшись рукой на плечо Янека, но был заткнут на полуслове. Вместе с тяжелыми шагами в коридоре оказался Эдвард, до ужаса встревоженный. — Где еще один? — строго спросил магистр. Третий быстро зашевелился, скрылся внутри блока, вернулся оттуда спустя несколько секунд и доложил: — Он... спит? Эдвард недовольно вздохнул, но все-таки продолжил: — Никому нельзя покидать Академию до конца дня, во избежание проблем. Клоны тут же замешкались во главе с их оригиналом, и он сам начали допытываться. Эдвард нехотя отводил тему, намекая всем своим видом, что не стоит продолжать навевать проблему, но слова подоспевшей Маргарэт разрешили все вопросы. — Господин магистр, вот Вы где... — говорила она сквозь тяжелое дыхание, — Библиотека практически полностью разрушена. Я не думаю, что для них это должно быть секретом. Все в ужасе стали переглядываться. Эдвард же, никак не прокоментировав слова второго магистра, покинул комнату и ушел. Последнее, что он крикнул конвоирам, было: — Запереть респондентов до утра, живо. — и основная дверь блока была в ту же минуту закрыта на замок. *** — Они откроют, нет?! — ругался Третий, когда утром старательно стучал в дверь и пытался подручными средствами ее открыть. Время близилось к десяти, уже хотелось бы покинуть наскучивший маленький блок, но конвоиры, а во главе с ними магистры, вестимо, думали иначе. — Ну ты посильнее ударь, — иронизировал Жан, скрестив руки на груди, — чем тебе это поможет? Всем нам? — Реально, только по мозгам долбит. — буркнул Ян, потирая гудящие, словно отбойные молотки, виски. Сон сегодня был скверным. Как бы Розмановский не пытался заснуть — все обращалось в пустое переворачивание с одного бока на другой, а утром никакое освежение холодной проточной водой и ветром с окна не помогало. Третий последний раз злостно ударил в дверь и сел на скамейку возле нее. Янн, опираясь на косяк с высокомерной ухмылкой, парировал у него над ухом: — Не привыкать тебе, в тюряге посильнее двери запирают, а ты и то открыть не можешь. Вслед словам Янна проследовала осуждающая реакция остальных присутствующих. Янек закатывал глаза, Жан просто молча вздыхал, Третий злился, а Ян был готов кинуть в сторону язвительного четвертого клона чем-нибудь тяжелым. В конце концов, Розмановский просто указал рукой на дверь резким движением и отрезал: — Сам попробуй! — Кого ты из себя строишь, Розмановский?! У тебя что, редкий брелок идиотизма?  — буркнул Янн, нарочно пихнул Третьего, выходя к двери и приложил руку к ней. А Яна на секунду торкнуло, впервые за утро наступило прояснение: откуда Янн знает его фамилию? Пока ошарашенный Ян думал, соображал и подумывал поделиться мыслями с Жаном, Янн кумекал над дверью, в один момент схватился за ручку, собирался ее дернуть, но дверь сама дернулась в обратную сторону, открылась, и из-за этого Янн полетел вперед, снося конвоира. Благо, тот успел отступить, и Янн упал прямо на пол. Среди присутствующих разыгралось неподдельное веселье, из уст юношей вырывались отдельные смешки. Конвоиру же было единственному не смешно. Он скомандовал всем выйти, оставалось только повиноваться. Третий захватил Джона, вытащив его из комнаты, и все вместе они направились за охраной. Идя только вперед по изученным серым коридорам, по-прежнему таящим очень много загадок, Ян путался в мыслях, что оковали его, словно преступника кандалы. Розмановский думал и про Янна с его подозрительной осведомленностью, и про библиотеку, которая к его ужасу открылась взору. От былой красоты Ян не видел ничего, да и что можно увидеть за миллионами переграждающих табличек и лент? Там было темно, гремели люди, разгребающие завалы потерянных книг. Из-за страха оказаться поглощенным этой темнотой хаоса, Ян предпочел не задерживаться и следовать дальше. — Это все страшно, но страх — это только ручник для настоящей опасности. Мало ли, какие мотивы были у нападавших. — рассуждал Жан и, заметив, что погруженный в глубокие думы Ян его слушает вполуха, решил дополнить: — Я вижу, ты думаешь, но случаем не о том как ты попадешь на свой концерт с сегодняшним запретом? Концерт! В голове Яна тут же закрутились все матерные слова, которые он только знал. Почему именно сегодня? Как ему быть? Зачем он вообще во все это ввязался? Ответ Розмановского, полностью разочарованного в себе, в жизни, в удаче, был кроток: — Я обязан что-то придумать. — у него было всего несколько часов. — Что придумать? — раздалось над ухом Яна высоким голосом. Розмановский в смятении посмотрел на Жана, а тот довольно умно ответил: — Этот ум моложе наших, придумает явно что-то по-креативнее нас с тобой. И тогда Янеку стало необходимо рассказать все в мельчайших подробностях. Троице пришлось немного отстать от основной группы, поэтому пока все уже огранизовались в столовой, они только подходили к ней. — Значит, ты известный певец, который сегодня дает концерт, а из Академии по указу магистра ты не выйдешь... — задумчиво резюмировал Янек, — Круто ты так между нас, суперзвезда оказывается! Ян смущенно покачал головой и попросил Янека усмириться, говоря: — Какая из меня суперзвезда, скажешь тоже. Концерт на тысячу зрителей, не больше. — Ты сильно преуменьшаешь собственные заслуги. Тысячу еще собрать надо. — посетовал Жан, когда они уже садились за стол, — Я уж не знаю о чем ты поешь, но точно не зазря, ты не такой, ты не будешь пустословить. Проследив за Жаном, пока тот располагался напротив, Ян с благодарностью склонил голову и опустил глаза в пол. Вроде небольшое мнение, но приятно. Так странно было ощущать, что у людей, о которых ты сам еще толком ничего не знаешь, уже имеешь хорошее представление. Жан явно не обладал такой целью, но он располагал к себе Яна все больше и больше. Своей начитанностью, тактичностью и добротой. Ян находил в нем немного себя. Завтрак сегодня был вновь не самым приятным, но от голода со стресса сводило ребра, поэтому пришлось довольствоваться тем, что есть. Старательно закусывая приторно сладкую кашу, точно ее варили не по рецепту крупа-вода-сахар, а по рецепту сахар-сахар-сахар. Давиться и прикусывать хлебом. Ян был уверен всю свою жизнь, что не приучен есть с хлебом вприкуску, но здесь просто не было другого выхода. Так, в молчании проходил очередной завтрак в широкой столовой, где каждый шорох раздавался эхом. Спустя какое-то время Янек стал опустошать тарелку все быстрее. Когда по ней скрипнула железная ложка, больше не зацепив ничего на себя, Янек встал из-за стола и обратился к конвоиру: — Я могу идти? Охранник запретить этого... хотя нет, мог, конечно, но сейчас для этого просто не было причин. Янек стремглав унесся прочь, пока в его глазах Ян заметил огонек. Его, похоже, заметил и Жан, что подтвердил словами: — Видимо, что-то придумал. Ян с Жаном вернулись в свой блок через полчаса. Открыв дверь в общую комнату, парни тут же замерли: на диване сидело нечто в черной, кривой накидке, имело очертания человеческого тела, и вдруг начало подниматься. Еще несколько секунд, и оба откинули бы ноги от страха, но откинулась накидка, и из-под нее выглянул смеющийся Янек. Юноши выдохнули с облегчением, бросаясь фразочками по типу: «я чуть не умер» или «сильнее меня пугала только мировая экономика». — И что это? Где ты это взял? — стал расспрашивать Ян. В ответ Янек попросил его утихомирить вопросы, вскочил на диван с ногами, сел на спинку и, болтая конечностями, стал рассказывать. — Я придумал как тебе попасть на концерт. Я пробежался по Академии и заметил, что какие-то человьи... — Человьи? — переспросил Жан, смутившись. — Муравьи, только человеки. Не сбивай меня! — ответил быстро Янек и отмахнулся, — Какие-то люди выносили мусор на задний двор, вот в этих накидках были. Есть идея нарядиться таким вот образом и выйти на улицу спокойно. Теперь другой вопрос: с паркуром дружишь? Сейчас могла бы заиграть музыка из фильма «Миссия невыполнима», но только если в голове у молодых конспираторов. Ян убедил себя, что здесь ложь во благо и никто его наказать не сможет, поэтому решился надеть накидку и выйти на встречу свободе уверенным шагом. Для отвлечения внимания других людей, переносящих мусор, оставшийся от утреннего налета, в самый угол у забора, нужно было присоединиться к выносу мешков. Дальше план был для исполнения сложнее, но далеко не нереален: отойти за кусты, в прыжке зацепиться за край забора и по инерции перемахнуть за его пределы. Чем ближе была эта часть плана, тем сложнее она казалась для Яна. Мешок отправился на покой, руки Розмановского свободны. Он осторожно шмыгнул вдоль сваленной груды мусора, буквально слился с ней благодаря накидке и скрылся за высокими кустами шиповника. Половина пути позади. Ян поднял голову и оглядел высоту забора. Вполне по силам, если прыгнуть повыше. Уперевшись руками в самую высокую точку забора, Розмановский примерился, раскачался и прыгнул. Сил ему хватило, он упал в высокую траву по другую сторону забора, поднялся и поспешил к концертной площадке, находящейся в нескольких кварталах. Концерт проходил на открытой площади со сценой. Нужно было обойти дворами, и Ян приложил для этого все усилия, поскольку под рукой карты у него не могло найтись, а значит полагаться можно было только на собственный мозг. Розмановский к собственному удивлению быстро пробрался к заднему двору сцены и вполне неприметно приближался к ней. В одностороннем проезде стояли машины, тянулся узкий тротуар вдоль домов, да и на него были загнанны автомобили. Проезд с другой стороны был огорожен забором, как раз с перерывом на подход к сцене. Возле мешкались неизвестные люди, оттого желание как можно скорее скрыться возрастало, накидку-то Ян давно снял и нес в руках. Уже практически вскочив на ступеньки, он заметил, как на него пристально смотрит невысокий длинноволосый мужчина с мелкой бородкой, забавный вид. Он вел беседу с какой-то девушкой возле машины, и наблюдение за Яном не мешало ему продолжить разговор. Розмановский оказался смущен, что аж замер. Отвлечь его смогла только Анна, что вышла на лестницу и поторопила певца. Тем временем перед сценой собиралась публика. — Я же сказал, что приду. — объяснялся Ян, пока Доминик, верный его стилист, подсовывал подобранный им наряд — синий лонгслив, поверх него рубашка, и джинсы — сегодня обещали прохладный ветер, высокий, но не сильно теплый ворот и длинные рукава спасли бы музыканта от возможного переохлаждения. — Знаешь, мне теперь за все страшно. — буркнула Анна, поглядывая из-за кулис на сцену, — Ты родителям позвонил? Розмановский напуганно закусил губу, но постарался не подать виду. Ему было стыдно, но ничего не оставалось кроме как кивнуть. Обстановка и так была слишком напряженная, Ян не мог расслабиться. Пока ему наспех делали самую простую прическу, юноша пытался настроиться, но больше эти попытки напоминали судороги. Гример и Доминик удивленно переглядывались, Павел и Петр, сидевшие неподалеку, тоже волновались. Когда с гримом было закончено, друзья подошли к Яну и окружили его. Петр опустился на корточки сбоку от Яна, а Павел встал за спинкой. — У тебя что-то случилось? Поделись с нами, легче станет. — предложил заботливо Петр, разглядывая Розмановского. Тот и рад был бы рассказать. Он сам ничего еще не понимает. Его элементарно пугало состояние неизвестности. Пришло время идти на сцену. Первыми вышли аккомпаниаторы, любимцы публики, главный фаворит все еще, как интрига, оставался за кулисами. Ян размял руки, потряс каждой ногой отдельно и на секунду сконцентрировался на мысли, она будто прорезала его голову: — «Ты сейчас выйдешь, и будешь заниматься своим делом» — это и стало его лейтмотивом. Громкие авации, возгласы встретили Яна на сцене, сотни улыбок и вдвое больше сияющих от восторга глаз, что освещали его покруче софитов, радовали певца. Любящая аудитория, для которой он — невероятная радость сегодняшнего вечера. «Ощущение единения» — вот что подстегивало в нем чувство такта. Ян погружался в прекрасное состояние гармонии. Исполнена одна песня, вторая, третья — Ян уже разошелся и забылся о своих проблемах. Как радовался он внезапно нахлынувшей легкости! Но все до поры до времени: когда пришло время последней песни, Розмановский случайно заметил в проезде, тянущимся за площадью, припаркованную машину, а возле нее благородных магистров Эдварда и Маргарэт. Ян на несколько секунд оцепенел... *** В Академии очень быстро восстановился порядок. Как только полы в библиотеке были вычищены и отмыты, и осталось только начать сортировать и выставлять книги на место, все стало на круги своя. Успокоившийся Эдвард отменил свой запрет на покидание стен Академии примерно через час после виртуозного побега музыканта, о котором он и знать не знал. — Господин магистр! — послышалось с радушием со стороны главного входа. Внимание Эдварда привлек молодой мужчина невысокого роста... с длинными волосами, собранными в хвост... что-то напоминает, не правда ли? — О, боже мой, Томпсон, неужели я имею счастье наконец-то видеть Вас? — ответил с такой же радостью Старвойски, приобняв гостя, — Вы многое пропустили, магистр, отбыв в отпуск. В то же время, в том же зале проходили Жан и Янек. Удачно попавшись на глаза двум магистрам, они сразу были привлечены к разговору, хоть не очень того хотели. Томпсон восхищенно хлопал ресницами и тряс головой. — Познакомьтесь, магистр Томпсон, со мной и магистром Маргарэт вы уже знакомы, а это третий участник совета Академии. — представил Эдвард и сразу переключился на разговор с коллегой. Представлять Жана и Янека в ответ главный магистр не посчитал нужным, видимо, как рассудили парни, на то воля его. — Я, господин магистр, получил известия со сведениями о проведенном эксперименте, и очень сожалею о том, что не смог присутствовать на легендарной первой встрече и испытании. — признался Томпсон и тут же осекся, — Вот только... час назад возле концертной площади я видел... это лицо. Не знаю лишь, был ли это оригинал. По медленно изменяющейся эмоции на лице Эдварда можно было сделать вывод, что магистр явно думает о чем-то недружелюбном. Он быстро оглядел клонов, те продемонстрировали ему свои браслеты. В следующие несколько секунд Эдвард отдал ближайшему слуге распоряжение передать магистру Маргарэт присоединиться к нему, а сам ушел, не на шутку злой. Томпсон, немного погодя, откланялся головой Жану и Янеку и тоже ушел, а парни быстро поняли, что приятеля надо спасать. И вот теперь Ян стоит посреди сцены, а на него прямо устремлены глаза магистров. Выдать страха он не мог, Розмановский сделал шаг назад, к Павлу, и тактично позаимствовал у него солнечные очки. — Что это значит? — шепотом спросил Павел, протягивая черные очки. — Скажи световику, чтобы максимально засветил центр сцены белым. — быстро ответил Ян и в несколько движений нацепил защиту на нос. Публика вновь расшевелилась от такого неожиданного перевоплощения. Ян озвучил название песни — «eren», и, как только свет на сцене достиг необходимого, внезапно свалился с ног и лег на спину головой к зрителям. Те перепугались, но певец успокоил их движением руки. Предстояло исполнить самую размеренную песню из репертуара в такой напряженной обстановке и неординарном положении. Это был первый раз, когда на «eren» Ян не выходил на взаимодействие с первыми рядами. Три минуты песни пролетели незаметно, фотограф успел сделать две фотографии на фоне зрителей, прежде чем Ян вскочил, попрощался с поклонниками и мигом ускользнул со сцены. Его поведение пугало всех. Яна же пугала совесть за обман. Переодевшись, вернув Павлу очки и умолив Анну отложить все объяснения, Ян через те же ходы, поспешил к Академии, срезая путь дворами. Уже через полчаса Ян, скрывая тяжелое после пробежки с препятствиями дыхание, сидел в своей комнате, прислонившись спиной к стене. Когда Розмановский наконец выдохнул, дверь распахнулась и перед Яном явился чуть ли не пышащий огнем Эдвард. — Где вы были, господин Розмановский? — строго спросил магистр. Такой тон Яну совсем не нравился, поэтому пришлось закусить губу и ничего не отвечать. Ответ пришел сам, пока Ян колебался — соврать или нет. Вслед за магистром в комнату влетели Жан и Янек, которые, увидев Розмановского, облегченно выдохнули. — Зайдешь ко мне в кабинет. Сейчас. — быстро сказал Эдвард, развернулся и вышел из комнаты. В ответ на его явно серьезный настрой, Янек цокнул и предположил: — Мне кажется, он зол. Отдышавшись, Жан спросил: — Нам пойти с тобой? — но Ян отказался. Им двигала только уверенность в своем мнении и верности действиям. Поступил он не самым хорошим образом, но, в первую очередь, кому он обязан? — Какое право ты имел покидать Академию во время запрета, плевать на мои слова и указания? Ты рушишь мой авторитет! — ругался Эдвард, прожигая взглядом стоящего перед ним Яна. Юноша был загнан в тупик. Эти три дня показались ему затянувшимся кошмаром, из которого в надежде был выход. Ян оглянулся вокруг. Это странное место, непонятное и ужасное. Он нахмурился в осознании и, когда Старвойски хотел снова что-то сказать, вступил сам. — А правда... — начал Ян, будто разговаривая сам с собой, поднял глаза на Эдварда и задал вопрос: — что я вообще здесь делаю? И с какого перепугу я должен Вам подчиняться? Такого резкого проявления характера Эдвард отнюдь не ожидал, а Ян, не дождавшись ответа, сделал шаг назад и ушел прочь. Вернувшись в свою временную комнату он посмотрел в окно и задумался: — «Эта шутка слишком затянулась. Пора прийти в чувства». — Уходишь? — спросил Жан, остановившись в дверях. Обернувшись, Розмановский увидел серьезный вид друга и закивал. Как будто ему самому было легко? — Не думай, и Янек чтобы не думал: вы хорошие ребята, я рад был познакомиться с вами, но это место меня не держит. — с сожалением в голосе сказал Ян и пожал Жану руку. Под покровом ночи, когда горизонт окутался золотым шлейфом, а листья бронзой, Ян покинул Академию и старался не думать о том, жалеет ли он об этом...