Все псы попадают в рай

Утро проходит как в тумане, в дурном сне. Дайшо варит кофе, а потом этим кофе его выворачивает в белоснежную раковину. В голове стучит, желудок больно сжимается спазмами. Он с трудом полощет рот, чистит зубы и морщится от противного вкуса зубной пасты, смешанной с желчью. Дайшо доползает до кровати, валится в неё и почти засыпает. Время на стенных часах отстреливает медленной очередью в висок. Он нашаривает в одеялах телефон на ощупь и вызывает такси голосовым управлением. Дайшо кое-как одевается и оставляет кровать незаправленной, сил на это нет. Странно думать, что сейчас, возможно, последний раз, когда он касается этих мягких прохладных одеял, ведёт большим пальцем по гладкому бочку кружки, слышит тиканье часов. Он правда может не вернуться? На секунду вдруг хочется забраться под одеяло с головой и закрыть глаза. Заплакать, может быть. От досады больше, от страха. Согласиться на лечение. Позвонить сестре, сколько лет они не разговаривали вообще? Поговорят ли до того, как его не станет? Но телефонный звонок прерывает поток его панических мыслей: приехало такси. В поезде лучше не становится. Дайшо проваливается в сон без сновидений, будто теряет сознание и оказывается в небытие. Пейзаж за окном кружит голову и провоцирует желудок на новую серию спазмов. Кажется, что поднялась температура тела, но Дайшо знает, это от головы всё. Спецэффекты долбанные. Спасибо, хоть без галлюцинаций. Город, видимо, совсем нелюдимый. Кроме него, из поезда на станции не выходит никто. И, что самое интересное, никто его и не встречает. Как ничто, по своей сути, является отрицанием сущего, никто — вполне конкретное отрицание индивида? Или просто кого-то живого? Дайшо теперь сам, в некотором роде, нарастающее отрицание всего живого. Он застывает у выхода со станции и оглядывается, пытаясь понять, что делать дальше. Рядом поднимает голову проснувшаяся собака и смотрит с плохо скрываемой надеждой. — Ну, привет, собака. Дайшо усаживается на давно уже не цветущую клумбу и лезет в сумку за купленными на вокзале сэндвичами с курицей. Мясо отправляется на обед собаке, которая подсаживается ближе, остальное Дайшо заставляет себя проглотить сам. После того, как его вывернуло утренним кофе, попыток поесть так и не было. Старое, обшарпанное здание, поодаль — пустырь, переходящий в лес. Дайшо цепляет взглядом красные воздушные пятна ликориса — паучьей лилии — и усмехается, щелкая зажигалкой под сигаретой. Хорошее же место встречает могильными цветами. Дайшо не без труда находит такси, забрасывает назад полупустую сумку и садится вперёд, игнорируя ремень безопасности: — В полицейское управление. Водитель косится с нескрываемым интересом, но Дайшо отворачивается в окно, чтобы избежать возможной бесполезной беседы. Боль в голове появляется так естественно и непринужденно, что не сразу даже осознаётся. К тому моменту, как Дайшо добирается до пункта назначения, от мигрени его уже подташнивает. Дежурный, молодой полицейский, очень ответственно останавливает Дайшо и заранее напрягается, как дворовый воробей. Дайшо цокает языком, закатывает глаза, о чем сразу жалеет из-за вспышки боли, и лезет во внутренний карман за удостоверением. — Токио? — Удивлённо вскидывает глаза дежурный. — Токио, — устало соглашается Дайшо. — Меня ждут. Должны, — усмехается тише, осматриваясь, пока парень взволнованно вбивает его данные в журнал. — Четвёртый этаж, прямо, а потом налево до конца. Приёмная, мимо не пройдёте. Дайшо забирает удостоверение и поднимается по лестнице наверх, как ему сказали. Удивительно безлюдно и тихо для главного управления полиции города. Тошнота от боли волнами подкатывает к горлу, свет становится слишком ярким и искажает цветность. В приёмной никого нет, и он сразу проходит в кабинет начальника, стукнув в дверь один раз ради приличия. Он успевает заметить имя на табличке — Коноха Акинори. — Да-да? — Разворачивается в кресле довольно молодой человек, по виду ровесник. — Чем могу? Слишком молодой для начальника управления, думает Дайшо. С другой стороны, этот город такое захолустье, что удивляться, пожалуй, и нечему. Коноха улыбается дежурно, ни капли не дружелюбно, и Дайшо отчётливо чувствует холодок по спине. Интересно. Он прогоняет странное ощущение и молча кладёт на стол постановление о проведении проверки. Коноха внимательно читает документ, но судя по всему только первые строки. — А-а-а, — отрывисто и довольно насмешливо произносит он. — Совсем забыл, что вы приезжаете сегодня. Моя помощница, — кивает подбородком за спину Дайшо, — приболела. Совсем некому напомнить. Он откидывается на спинку мягкого кресла, усмехается криво. Знал он всё, помнил, конечно. Специально ведь не встретил. Дайшо фальшиво улыбается в ответ. — Ну так что? — продолжает Коноха. — Разместим вас в гостинице, организуем ужин, а завтра за работу? Дайшо прищуривается, пытаясь понять, что не так с его собеседником. Молод для своей должности, но бывает и такое, особенно в отдалённых префектурах. Не похож на связанного погонами и уставом человека? Тоже спорно, Дайшо сам едвали соотносится внешне с тем, что прописано у него в удостоверении. Что-то точно с Конохой не так, но что? — Я бы хотел приступить к работе прямо сейчас, — сухо говорит Дайшо, внимательно отслеживает реакцию. — Предоставьте мне все материалы по указанным в постановлении позициям, кроме того, я желаю лично пообщаться с начальником отдела, кто занимался доследственной проверкой. Коноха натянуто улыбается и склоняет голову к плечу, будто перед ним очень интересный экспонат. Он поднимается на ноги одним толчком и подходит слишком близко — можно рассмотреть крошечный шрамик у правого глаза, почувствовать тонкий аромат дерева и мха. — Может, вам ещё и начальника отдела собственной безопасности пригнать? Дайшо фыркает, усмехаясь. — Надо будет — пригоните. Коноха выдерживает взгляд, обозначает дистанцию, соблюдая паузу, но всё же уступает: делает шаг назад и упирается бёдрами в свой стол, набирает на стационарном телефоне номер. Несколько звонков, несколько ленивых распоряжений. — Отдел, к большому сожалению, на выезде, — наигранно-печально сообщает Коноха, покачивая в воздухе телефонной трубкой, перед тем, как положить её на рычаг. — Весь? — Мы же не в столице, в самом-то деле. — Обходит свой стол и приземляется в кресло. — Нас тут мало. Дайшо его улыбку чувствует почти физически, словно наждачной бумагой гладят по коже. В кабинет заходит девушка с внушительный стопкой небольших томов. Она опускает их на длинный стол для совещаний, коротко кланяется и уходит. — Сейчас ещё принесёт. Уработаетесь до смерти. — Буквально, — одними губами произносит Дайшо, проводя пальцем по обложке тома. Коноха явно его слышит и усмехается. Он вроде и не грубит, но ответить хочется до зуда. Кажется, что одно его присутствие разгоняет головную боль до кульминации. — Мне бы кабинет. — Из последних сил держит голос Дайшо, пространство начинает привычно искажаться волнами под нарастающей дурнотой. Коноха вскидывает руки ладонями вверх. — Увы и ах, работать вам со мной. Северное крыло протопило прошлым сезоном дождей, теперь мы ютимся в этом, ожидая ремонта. Свободных кабинетов нет. Дайшо вздыхает, массируя висок. Ладно. Будет причина закончить побыстрее. — А это грубо. — Коноха вскидывает брови, а Дайшо понимает, что сказал это вслух. — Что вы, и в мыслях не было. Просто не хотелось бы мешать вам работать, — парирует Дайшо откровенной ложью. Снова приходит девушка с очередной стопкой томов. — Это всё? — интересуется Дайшо, когда она раскладывает их на столе. — Н-нет, там… примерно столько же. — Девушка оценивает количество потирая шею. — Нести всё? Она спрашивает его, заглядывая в глаза, и Дайшо на короткое мгновение цепенеет от её чистого взгляда. Голова на то же мгновение отзывается новой волной оглушающей боли. — Нет, на сегодня мне хватит, — слабо отзывается Дайшо. Боль разливается по телу вспышкой белого света, к горлу подкатывает тошнота. Кажется, кто-то его зовёт, а ещё что-то падает рядом с глухим ударом. Может, это он сам? Веки тяжёлые, поднять их невозможно, и когда белый свет сменяется тьмой, Дайшо даже не думает сопротивляться.