Вслед за Небом

      Тсуна резко просипел, сгибаясь пополам в попытке продышаться. Казалось, будто он задерживал дыхание на несколько минут. Но когда и с чего бы вдруг он это сделал? Да и… где он, черт возьми, находился?       Стоило взгляду обрести четкость, первым делом он увидел свое тело. Молодое, сильное тело, которого быть у него, по-хорошему не должно.       Тсунаеши Савада являлся Десятым боссом Вонголы, Нео Примо Вонголой, уже шестьдесят лет подряд.       Битвы пламени и оружия, опасные миссии – это все, конечно, поначалу являлось частью рутины, но со временем все больше стало отходить на задний план. Не заржаветь позволяли только обязательные тренировки Реборна. Стараясь вести политику Вонголы в мирном русле, Тсунаеши все чаще и продолжительнее засиживался за работой с документами в своем кабинете. Хранители и Реборн старались следить за его графиком, чуть ли не силком выгоняя из-за стола, чтобы босс вспоминал, что является человеком, которому необходимо есть и спать, чтобы продолжать существовать.       В итоге он все же, видимо, скончался от переутомления, пока продолжал работать над очередным договором. За ним не уследили, так как у всех были поставленные задачи, которые прилежно выполнялись. И он сам, в первую очередь, не уследил за собой. Винить в своей смерти Саваде было некого. Он вздохнул, ероша волосы. Кроме себя – никого.       А вот в смерти этого парня, чье тело он, видимо, занял, винить можно было многих.       В голове частями стала появляться информация, которой он точно не мог обладать. Всплывали образы воспоминаний. Перед глазами за мгновения пролетела вся чужая жизнь.       Теперь его звали Савада Иетсуна. Наверное, назвали в честь деда.       И это был не его мир. О, нет.       Этот мир был дико неправильным уже только потому, что здесь Савада Тсунаеши являлся его – Иетсуны – младшим братом.       В здешней семье Савада, где в реальности Нео Примо Вонголы родился только один ребенок, почему-то появились близнецы.       В детстве братья хорошо ладили, у них были близкие доверительные отношения. А потом у Иетсуны пробудилось пламя Неба. И старик Девятый, приехав погостить, заметил это. Тсунаеши же был классифицирован как беспламенный. И Иемицу, здешний отец, который был какой-то карикатурной злой пародией на настоящего отца Десятого босса, сказал Тимотео, что вырастит из Иетсуны следующего главу CEDEF. С тех пор Иемицу поставил крест на младшем сыне, при этом обратив все свое внимание на старшего.       И это было отнюдь не то внимание, которое хотел получать от отца маленький Иетсуна.       Иемицу рвался к власти над всей Вонголой, планируя вырастить из сына марионетку, подсадную утку на трон главной семьи Альянса. Иетсуна отбыл с отцом в Италию, где Иемицу лично обучал его, все сильнее распаляя его пламя. Однако делал он это далеко не безопасными для шестилетнего ребенка методами. Он вряд ли пытался ознакомиться с методиками тренировок с детьми, с их пределами и особенностями развития.       Эти тренировки продлились годы. Они стали личным адом Иетсуны.       Все его тело исполосовали шрамами от пламени и холодного оружия. Где-то было с первого взгляда понятно, что след оставил огнестрел. Но, как бы банально ни звучало, ни один шрам не шел в сравнение с тем, какие раны перенесла душа этого мальчика. Изолированный от общества, запертый в тренировочном мафиозном аду с держащей его за шею диктатурой собственного отца, он больше не напоминал того солнечного мальчишку, которого Иемицу забрал из дома в Намимори семь лет назад. Теперь он знал о мире мафии больше, чем об обычной жизни.       Ему было тринадцать, когда отец разрешил ему вернуться в Японию. Это был первый раз, когда он увидел мать и брата спустя столько лет. До этого он лишь слышал их голоса, когда отец разрешал позвонить домой. Случалось это редко. Реже, чем ему хотелось (когда он еще помнил, что означает «хотеть» по-настоящему). Слышать голоса родных было так тепло, но как же сложно было врать, что у него «все хорошо». Ведь раскрывать гражданским то, что происходило на самом деле, было нельзя.       На самом деле, никому говорить об этом ему не разрешалось. И страх перед Иемицу и возможным наказанием за нарушение этого запрета отлично удерживали рот мальчика на замке.       Как ни желал Иетсуна попасть в Намимори, уже очутившись там, он почувствовал себя лишним. Чужим в собственном родном доме. Мама суетилась вокруг Тсунаеши – Ёши-куна, как она ласково звала его, – и тот в ответ раздавал ей улыбки. Иетсуна чувствовал себя гостем, а не родным сыном этой семьи. Мамина еда была такой же вкусной, как он помнил по тем смутным отрывкам памяти и ощущений, что сохранились у него с давних времен. Но взгляд теплых карих глаз больше не грел. На него смотрели почти как на незнакомца. Его не знали, не узнавали. После ужина он сбежал в свою комнату. Комнату, где ничего не поменялось. Только мама провела уборку перед его приездом. Все вещи остались на тех местах, где он оставлял, пускай многих подробностей об этом он уже и не помнил.       Скоро началась школа. Его определили в один класс с Ёши. Почему-то он быстро обрел популярность среди сверстников. Его назвали «Принцем Намимори». В отличие от неряшливого Тсунаеши с торчащими, словно одуванчик, карамельными волосами, он обладал более «аристократичной» внешностью. Его волосы были светлее, он пошел этим в отца, и поддавались расческе они намного проворнее. Одежду Иетсуна всегда выбирал классическую. Его гардероб состоял из классических брюк и рубашек. Шрамы были скрыты пламенной иллюзией, заключенной в кулон с подвеской в виде маленького металлического треугольника, напоминающего наконечник стрелы. Иемитсу учил его, в том числе, создавать «правильное» впечатление о себе. «Будущий босс» должен выглядеть внушительно. Учителя радовались новому умному ученику, получающему высокие баллы за тесты (ведь обучался он в том числе и общеобразовательным предметам, правда с особым упором на изучение языков). Девчонки шептались о нем с кокетливым хихиканьем, признавались в чувствах. У парней он пользовался уважением из-за успехов в спорте и из-за превосходства в силе. Он быстро поставил на место хулиганов, которые пытались задирать и самого Иетсуну, и его младшего брата. Как узнал Иетсуна, его брат носил прозвище «Никчемный Тсуна», над ним насмехались многие ученики и преподаватели в школе. Он был тем самым антиподом самого популярного ученика школы. Самый бесполезный ученик, о котором не слышал только ленивый.       Отношения у них с братом после воссоединения, почему-то, сразу не задались. Иетсуна тогда не понимал, почему Тсунаеши не хочет идти на контакт с ним, смотрит, нахохлившись, исподлобья, словно осуждает за что-то. Сам Иетсуна так и не смог первым сделать шаг к налаживанию их братских уз. За семь лет он слишком отвык от взаимодействия с людьми. За столько лет изоляции, он не знал, как правильно вести себя со сверстниками. Как правильно строить отношения с людьми. Он просто надеялся, что брат сам объяснит, в чем причина.       Но этого не произошло.       Ни тогда, ни когда-либо позже. Иетсуна слышал лишь гуляющие слухи о том, что он натравливает на младшего брата хулиганов, хотя никогда этого не делал, наоборот, защищая от них. Он не думал, что Ёши поверит в это. Но тот, видимо, еще как верил.       Тогда же Иетсуна познакомился с местным главой Дисциплинарного комитета, Хибари Кеей. Иетсуна стал частым гостем на крыше, где любил отдыхать Хибари. Сам Савада сбегал туда от людей. Они вились вокруг, но он не знал, как к ним подступиться, как начать с кем-то дружбу. Да и Тсунаеши, видя происходящее, мрачнел все больше, что Иетсуна, конечно же, замечал.       Хибари сначала хотел прогнать его прочь, но понаблюдав за бездвижным молчаливым юношей, оставил все как есть.       Как-то раз на крышу ворвались одни из отморозков, что желали проучить Иетсуну за «прошлые обиды» (нанесенные им в ответ на подобные любезности в адрес Ёши с их стороны). Савада уложил всех на лопатки меньше, чем за минуту. У ГДК, наблюдавшего за этим с площадки над входом к лестнице, загорелись глаза. Тогда в нем пробудился интерес к Саваде Иетсуне.       После этого он спонтанно начинал с ним схватки, стоило им двоим очутиться рядом.       Язык кулаков – единственное, что более-менее усвоил Иетсуна за семь лет. Это было понятно. Это он умел. Он победил хищника, став в его глазах если не главным, то равным.       Иетсуна стал «зверьком». Это первое дружеское прозвище, которое он получил. Интерес к битвам с ним в Хибари, тем не менее, не угас. И «неправильное», «холодное», «бездушное» поведение Иетсуны его не беспокоило.       Следом он познакомился с Ямамото Такеши. Все на той же крыше, вот же ж совпало?       Ямамото был его одноклассником, но в силу все тех же обстоятельств, он не знал, как войти с ним в контакт правильно. Сам Такеши всегда с ним здоровался и улыбался, буднично спрашивая, как дела. Иетсуна отвечал кратко и смолкал, не зная, как продолжить диалог правильно. Но Ямамото просто говорил в ответ что-то забавное, разряжая обстановку и отставал от него, видимо, считая, что сам Иетсуна хочет этого. На следующий день он всегда повторял это вновь.       И теперь он стоял на крыше, смотря куда-то в небо и вниз. Его рука была замотана в гипс, а на лице не было привычной улыбки.       Он стоял на краю.       Прежде, чем Иетсуна осознал, что делает, он рванул с места, быстрым рывком возвращая Такеши на безопасное расстояние от перил.       Потом он узнал, что Ямамото был в депрессии. Он был выдающимся игроком школьной бейсбольной команды, но, как рассказал Такеши в последнее время стал хуже играть, его средние показатели не росли, отчего его место лидера было под вопросом. И в конце концов, на крышу его привела вдобавок ко всему сломанная рука. Ямамото жил бейсболом, и был готов умереть, лишившись его.       Иетсуна не знал, как поддержать кого-то в таком состоянии. Сказал лишь то, что знал по себе.       — Пока человек жив, он может развивать свои способности бесконечно. Если умрешь, точно ничего не достигнешь. А сломанные кости в итоге срастаются.       Ямамото тогда молча посмотрел на него и рассмеялся, пускай из глаз и скатилось несколько слез.       — Я иногда бываю таким глупым, — сказал он наконец. — Спасибо, Иетсуна.       — М… можно просто Тсуна, — неловко ответил Савада, наблюдая за реакцией одноклассника. Правильные ли он выбрал слова?       — Хорошо, Тсуна, — уже искреннее улыбнулся Ямамото.       С тех пор они, кажется, стали ближе. И даже обедали вместе, ведь Ямамото находил его, чтобы сесть рядом. И разговоры их стали длиннее. Кажется, Иетсуна начинал вспоминать, как нужно улыбаться. На практике получалось пока не очень, но он старался.       И в то же время в жизни Иетсуны появился репетитор-киллер Реборн. Сильнейший аркобалено Солнца, который пришел в его дом, чтобы подготовить его к роли босса Десятого поколения Вонголы. Он был выбран наследником, ведь сыновья Девятого были мертвы.       У Иетсуны были далеко не беспочвенные подозрения, кто был виновником такой трагедии. Конечно же, он не стал их как-то проговаривать вслух. Фантом деспотичной хватки отца до сих пор сжимал ему шею, внушая страх и ненависть.       Следующим он познакомился с Гокудерой Хаято. Появление Дымовой бомбы Хаято явно было связано с Реборном. Репетитор хмыкал в ответ на настороженные взгляды ученика, после чего послал налаживать связи с будущим подчиненным.       Гокудера смотрел на него с недоверием. С враждебностью.       — Ты выглядишь слишком отчужденным и безвольным, словно марионетка. В твоих глазах нет огня решимости, который нужен настоящему боссу. Только если ты победишь меня, я признаю тебя достойным места босса Вонголы! — заявил он, доставая динамит. Иетсуна встал в стойку.       Битва началась, став игрой в тушение динамита. Успеет ли Иетсуна загасить все фитили, или что-то взорвется, разрушая его тело или стену школы, что находилась не так далеко?       В конце концов, он активировал пламя, стоило Гокудере уронить часть динамита себе под ноги. Молниеносно он вытолкнул Хаято из зоны взрыва, оставаясь там, чтобы избавиться от взрывчатки.       Так он заслужил преданность Гокудеры.       — Джудайме! Этот подчиненный ошибался! Несмотря на отчужденность, Вы обладаете силой и милосердием! Вы ни секунды не сомневались, сразу бросившись на помощь, хотя могли этого не делать!       — Если бы динамит взорвался, уничтожив что-то вокруг, это вызвало бы вопросы гражданских и считалось бы нарушением омерты, — не нашелся, что еще ответить на это Иетсуна, изрядно смущенный словами Хаято.       — Джудайме! — восхищенно всхлипнул подрывник. В его глазах Иетсуна стал еще на ступень выше. Он спас его от двойной угрозы – вот что Гокудера осознал в этот момент.       Реборн был доволен. Ему даже не понадобилось использовать пули предсмертной воли, чтобы ученик активировал пламя и свободно им управлял.       Правда наводило это и на невеселые мысли о том, откуда у юнца могут быть такие способности контроля пламени и рефлексы, если его никто не обучал. По всем документам, которые получал Реборн, включая досье на Иетсуну, ученик его рос как гражданский, не имея учителей-пламенников. Но какие-то основы о мафии и пламени он мог узнать от отца, верно же?..       Само же пламя Иетсуны было сильным. Сильным, но не совсем обычным. Как можно понять представить «прохладное пламя»? Ведь именно так хотелось его описать. Тот, к кому ластится это пламя, скажет, что оно несет с собой свежесть с чем-то, напоминающим ощущения от ментола. Светло-оранжевое, практически желтое, пламя, дающее ощущение уверенности, и приводящее союзников в тонус для битвы, и успокаивающее после нее. Те, к кому это пламя равнодушно, те, кто являются целью его нападения, скажут, что это пламя напоминает вечную мерзлоту. При всем своем жаре, оно обрушивается таким пронзающим холодом, что даже смотреть на него может стать некомфортно. С остротой катаны оно несет погибель врагам. Такое неоднозначное пламя.       Наверное, Реборн даже хотел копнуть глубже, разузнать об ученике больше. Но, видимо, в силу определенных обстоятельств не успел...       Когда Иетсуна был рядом с Хибари, иногда случались неожиданности. Неожиданность звали Сасагава Рехей, и он очень громко зазывал Хибари вступить в боксерский клуб. А убедившись еще и в силах Иетсуны, последив за ним на занятиях по физкультуре, Сасагава стал агитировать и его тоже.       Реборн настаивал, что Рехей – еще один идеальный кандидат в подчиненные. Иетсуне нравился Рехей. Он пылал энергией жизни, был олицетворением пламени Солнца. Он был тем, чего самому Иетсуне действительно не хватало. Вся эта энергия, мотивация, амбиции, запал, настойчивость, целеустремленность. Рядом с Сасагавой ему легко было ощутить себя поистине живым.       Поэтому он согласился на пробное занятие по боксу, где вынес Рехея, конечно, не с первого удара – Сасагава действительно был крепким парнем, – но все же довольно быстро. Вдобавок ко всему, он спас от членов другого школьного клуба сестру Сасагавы, свою одноклассницу Киоко, по которой давно вздыхал Ёши.       А потом в его доме объявился Ламбо Бовино, который с порога заявил, что убьет Реборна.       Иетсуна с грустью смотрел на пятилетнего ребенка-киллера, которого послали на невыполнимое задание. Его семья пыталась избавиться от него, подсылая на убийство сильнейшего киллера-аркобалено? Невольно он ассоциировал Ламбо с собой, вынужденным узнать изнутри про мафиозный мир в раннем возрасте. Если бы не все то, что произошло из-за гнилых амбиций его отца за последние годы, Иетсуна провел бы все свое детство дома с мамой и Ёши, не разучившись понимать, как выражать эмоции и ладить с людьми. Может, он и не овладел бы навыками боя, но зато ощущал бы себя полноценным человеком.       Смотря на Бовино, он видел: этому ребенку нужны были забота и семейная любовь. То, чего Иетсуна ему дать не мог, как бы ни хотел. Просто не умел. А собственная семья Ламбо явно не была намерена предоставлять ему подобную роскошь.       Ламбо предпринимал несколько неудачных попыток выполнить свое задание, после чего забросил это, чему Иетсуна был рад. Как-то получилось, что маленький теленок поселился в доме Савад, привязавшись к Нане. Иетсуна не знал, как ладить со сверстниками, что уж говорить о малышах? Он не знал, как с ними говорить и что делать. А его безэмоциональное лицо, как он слышал, может только пугать.       Так что он просто иногда давал Ламбо его любимые сладости. Малыш, кажется, был этому рад больше, чем если бы он пытался о чем-то с ним говорить. Он даже стал называть его «Тсуна-нии», что отдавалось теплом в груди Иетсуны.       Оказалось, что в арсенале Ламбо была такая странная вещь, как десятилетняя базука. Как-то в порыве слезливой истерики, Ламбо запрыгнул в нее, и выстрелил собой. На его месте оказался пятнадцатилетний юноша, которым Бовино должен будет стать через десять лет. Он был не особо разговорчивым. Просто осматривался вокруг, пояснил, кто он и откуда, но не спешил как-то раскрывать детали времени, откуда прибыл. И он до сих пор звал Иетсуну «Тсуна-нии».       Жизнь шла своим чередом, Реборн стал устраивать для них совместные тренировки «в стиле Вонголы», что лишь укрепляли связи между друзьями.       Как-то так пошло, что он стал приглашать ребят в гости. Познакомил с мамой (с которой более-менее наладил отношения) и Ёши. Уже это стоило ему больших трудов.       Он тогда не знал, что это решение было фатальным. Оно положило начало конца.       Никто не заметил, как постепенно все стало меняться. Иетсуна тоже долго не видел подвоха. Не сразу смог почувствовать, что не так.       Брат оказался далеко не беспламенным. Он скрывал от него наличие пламени, с которым учился обращаться, пока Иетсуна был в Италии. Именно то, что Иемицу перестал появляться дома, забрав с собой старшего сына, позволило Ёши остаться необнаруженным. Даже больше: позволило ему выжить. Иначе, в ходе обычной практики, его прирезали бы еще в детстве, выставив все для гражданских как несчастный случай.       Тсунаеши обладал не просто небесным пламенем. Он был Истинным Небом, Небом Гармонии. Это паразитическое пламя, привязывающее к себе все, даже чужие, имеющие узы, атрибуты вокруг, стоит только владельцу пожелать этого. Оно влияет на сознание пламенников, затуманивая его вязким успокаивающим теплом. Фальшивым теплом, похожим на пряничный домик из страшной сказки. Скольких же оно способно пожрать? Критическое мышление жертв резко проседает, воспоминания путаются в угоду Истинному Небу, возвеличивая его в сознании привязываемых атрибутов. Они становятся марионетками, не осознавая этого. Не зная, что нужно бороться в самом начале, не зная об опасности, они теряют последний шанс выбраться самостоятельно.       Иетсуна тоже не знал. Он не заметил, как брат начал травить его друзей, его возможных истинных Хранителей, с кем у него уже начали формироваться пламенные связи. Гиперинтуиция подавала тревожные звоночки, но Иетсуна не знал, куда смотреть, чтобы заметить опасность. Тсунаеши поил его Хранителей чаем да кофе с добавлением своего пламени, вырабатывая у них зависимость. Скоро все стали проводить больше времени с Ёши, постепенно утопая в его пламени. И это сначала даже не выглядело подозрительно. Казалось, они просто решили сблизиться с семьей своего друга. Но потом Иетсуну словно стали задвигать куда-то назад. Он снова почувствовал себя чужим в родном доме, но уже потому, что его друзья смотрели на него с какой-то мутной пеленой неприязни в глазах, все стремительней уходили в комнату к Ёши. И не только они.       Даже Реборн. По сути, его репетитор. Его – не Ёши. Но и он стал захаживать в комнату к младшему брату. Тренировки продолжались, но и атмосфера на них изменилась до неузнаваемости.       И вскоре из комнаты Ёши стал раздаваться веселый смех по вечерам. Иетсуна снова остался один, просто не понимая, что и когда он сделал не так.       Поровну с отчаянием и опустошением, в нем зрела ненависть.       Вскоре он прознал о пламени брата, и огонь ярости охватил его сломанную душу. Он вызнал все.       Он проник в его комнату, взломал компьютер, и все ради того, чтобы узнать, что его невинный братишка Ёши вовсе не такой уж добрый дурачок, каким пытается казаться. Он чертов хакер, давно прознавший о мире мафии, Вонголе и природе пламени. Он откуда-то знал самого Верде, аркобалено Грозы, великого ученого. У него были дружки-хакеры из другой школы, Шоичи и Спаннер. А также у него были связи с Варией.       Маленький Ёши явно затевал что-то под носом у Вонголы, наивно надеясь, что все пройдет как по маслу, что никто ни о чем не прознает. Он захотел присвоить себе трон. Тсунаеши захотел отобрать у него пост Десятого, сговорившись с Занзасом. Для этого он явно собирался подключить к борьбе на своей стороне еще и его Хранителей.       Младший брат решил отобрать у Иетсуны все, что у него было из-за… он даже не понимал, из-за чего! Из-за тупой детской ревности? Из-за каких-то надуманных обид? Из-за того, что отец «уделял ему больше внимания», чем самому Ёши?! Из-за того, что родители «любили его больше», чем Ёши?!       Иетсуна искренне не понимал. А потом своими ушами услышал. Он слушал и не верил тому, что слышал. Дверь в комнату брата была приоткрыта. Его друзья заглядывали Тсунаеши в рот, сопереживая истории его печальной жизни!       — Отец никогда не обращал на меня внимания, как только решил увезти брата с собой в Италию. Он даже не разговаривал со мной по телефону. Да и брат, пусть мы и говорили с ним иногда, никогда не приезжал к нам, чтобы навестить. Даже на праздники. Он будто хотел забыть нас! Но мама все равно продолжала говорить, какой он молодец и ставила его в пример, хотя он вел себя как неблагодарный сын, отрекшийся от родных мамы и брата! Несмотря на все, родители любили его больше, чем меня. А когда он появился здесь, то сразу стало понятно, что он вырос в недостойного человека. Пришел весь такой высокомерный, нос воротит. Еще и жестокий сверх меры. В школе он вообще натравливал на меня хулиганов, представляете? И его хотят сделать Десятым боссом Вонголы? Это же кошмар! Вонгола потонет в крови, он же словно бездушная кукла! Жестокий, бесчеловечный! Наверняка он стал простой пешкой Внешнего советника, который его избаловал! Они наверняка устроят в Вонголе переворот!       Иетсуна слушал, затаив дыхание. Как этому могли поддакивать? Даже опытный киллер, Реборн! Как они все могли реагировать так, будто и вовсе его не знали? Не видели его настоящего?... Они же… Они же друзья!       Вот что творит с людьми Истинное небесное пламя? Насколько же сильно промыты теперь их мозги? Неужели этого теперь не изменить? Сил ворваться внутрь комнаты и закричать, что это все ложь, у него не хватило. Ему же все равно не поверят, верно? Хотелось плакать, хотя он забыл, как это делается.       А следом Реборн отправил его в Кокуе-лэнд, чтобы разобраться с Рокудо Мукуро, сбежавшим из Вендикаре преступником, у которого было несколько пособников. Он должен был быть там вместе со своими друзьями… со своими Хранителями.       Но никто не пришел. Его оставили одного. Он не понимал, как такое может быть. Ладно, не ради него, но ведь в заложниках у Мукуро были близкие им люди. Например, Фуута, приехавший чуть позже Ламбо в поисках убежища и также поселившийся у Савад (так в их доме по разным причинам очутились и другие, связанные с мафией, вроде старшей сестры Хаято, Бьянки, или малышки И-Пин). Да даже сам Хибари, что пошел сюда ранее в одиночку, после того как банда Кокуе избила множество его подчиненных и обычных учеников средней Намимори, наводя беспорядки на улицах города! А Рехей? Он лежал в больнице с травмами, нанесенными бандой Мукуро! Любой человек в городе мог быть в опасности из-за банды сбежавших преступников: даже Нана, Киоко или Хару, девочка из школы Мидори, что подружилась со всеми, поначалу очаровавшись «детишками» в их компании. И несмотря на это все, остальные… они просто оставят все как есть? Оставят его одного разбираться с этим?       Да, Мукуро явно прибыл в Японию, ища наследника Вонголы, поэтому ему нужен был именно Иетсуна. Но все же?..       Огонь надежды затухал с каждым метром, который Иетсуна проходил, углубляясь в Кокуе-лэнд.       Он смог победить их всех. И Птичника с демоническими близнецами, и М.М., и Кена, и Чикусу, и Ланчию.       Когда он добрался до Мукуро, уже некрепко стоял на ногах. Он устал и был изранен, однако перед ним стоял противник, что был сильнее всех, с кем он бился по пути до него.       Он умудрялся отбиваться, выбираться из иллюзий Рокудо и даже начал атаковать. И уже под конец боя, когда он стал одолевать Мукуро, на сцену вышли «настоящие герои»! Ворвался в помещение собственной персоной его брат Тсунаеши, ведя за собой его Хранителей! Прокричал не убивать Мукуро, хотя Иетсуна и не собирался этого делать. Он сдал бы преступника Вендиче. Но смысл говорить об этом сейчас? И кому? Никто в этом заброшенном месте не стал бы его слушать, несмотря на то, что людей здесь собралось более, чем достаточно. Надежда хоть на что-то в этой жизни окончательно пропала из его глаз, уступая место привычной пустоте. Ставшей такой близкой за последние года и отступившей по какой-то нелепой непредвиденной случайности.       И как мог Тсунаеши сейчас стоять напротив него с таким одухотворенным лицом, крича ему в лицо обвинения в бездушии и жестокости после того, как забрал у него буквально все, что он имел? Все, что он с таким трудом обрел и над чем трясся, словно над чудом?       Он смирился, что вся любовь матери ушла к Тсунаеши. Все же, это выглядело справедливо с ее стороны, верно? Отец полностью посвятил себя одному сыну, а она, уравновешивая это, полностью отдала свое внимание второму. Со стороны же это смотрелось именно так, да?       Он смирился, что больше не выстроит тех же доверительных отношений с братом, какие у них были в раннем детстве. Он бросил эту затею, но приглядывал за ним, потому что продолжал любить. Но как восприняли его заботу? Как организацию новых неприятностей с хулиганами?       Но как он мог смириться вот с этим? Все эти люди, к кому он привязался, кто начал образовывать пламенные связи с ним, их Небом, – как он мог смириться с тем, что их просто отобрали у него? Как он мог принять это? Все положительные чувства, которые он испытывал когда-либо к брату, уже давно пошатнулись – с того момента, как он узнал о его обмане и планах. А сейчас они стали меняться. С шипением стали обращаться тьмой, заполнившей сердце. Его родной брат стал его врагом, пытаясь забрать жизнь Иетсуны себе. Глупый брат, не знающий ни об едином шраме на его теле. Ни об одном уроке, лично преподанном ему Иемицу Савадой и теми, кто «учил» Иетсуну по его указке. Ни об одной проблеме Иетсуны, вызванной этой желанной для его брата жизнью.       Он бы высказал все это ему в лицо, но какой в этом всем смысл?       Тсунаеши уже отравил собой все, что мог. Он уже лишил его Хранителей. И возможностей вернуть их обратно он не видел и не знал. И как жить со всем этим дальше, он тоже не знал. Убить брата в надежде все вернуть? Даже сейчас он не мог на такое пойти. И что ему оставалось?       Иетсуна окинул взглядом Мукуро, который почему-то задумчиво вглядывался в него в ответ; потом посмотрел на своих, видимо и правда, бывших друзей, брата, репетитора, сидящего на его плече… и молча ушел.       Больше никто из них не видел Саваду Иетсуну.       Не прошло и часа, как он прострелил себе голову одним из «подарков» Иемицу, лежа в собственной постели.       Последними его словами стали извинения в пустоту. «Прости, Ямамото. Я говорил тебе, что смерть не решение. Если умрешь, ничего не достигнешь. Я уже ничего не смогу достигнуть в жизни. Но могу в смерти».       С последним вздохом с его шеи убрались фантомные деспотичные руки, делавшие его марионеткой Савады Иемицу. Проиграв жизнь, он смог выиграть свободу.       Им пользовался для достижения своих целей собственный отец, его практически игнорировала родная мать, его собственный брат отнял у него последнюю надежду на обретение своей Семьи, приворожив его истинных Хранителей. По воле собственной семьи Иетсуна оказался изолирован от всех и внешне, и внутренне. Его волю к жизни тушили несколько раз, но не давали ему выйти из определенной ему роли «марионетки». И единственное, на что он таки решился – это в конце концов порвать нити, на которых он висел с шести лет. Он сам решил, когда уйти с предназначенной ему сцены.       И это привело к тому, что теперь на его окровавленной постели, в его же собственном теле, сидел вполне живой Савада Тсунаеши из параллельной реальности, прокручивая в голове все эти воспоминания.       Он – старый человек, избегающий кровавых битв. Один из самых пацифистских боссов мафии. Но сейчас он очень хотел отомстить за этого мальчика.