Первым делом ему требовалось найти Мукуро. Обозначив себе цель, Иетсуна вернулся домой. Его отсутствия, кажется, не заметили. Брат с хранителями только пришли и шумели. Больше всех суетился Тсунаеши, мельтеша между хранителями.
Иетсуна невольно сжал губы в тонкую линию, смотря на них. Он замер в оцепенении. Такие родные лица. Его, еще молодая, семья. Как же больно было понимать, что это не те же самые ребята, без которых он уже не смыслит своей жизни. Те же лица, такие же души, но история пошла по другому сценарию. И они теперь даже не те, кем должны были стать в этом мире. Гребаное Истинное Небесное пламя всех обратило в марионеток.
Сбросив с себя морок меланхолии, Иетсуна тихо проскользнул в свою комнату.
Мукуро вместе с Тсунаеши не наблюдалось. В его мире после битвы в Кокуе-лэнде Рокудо забрали Вендиче.
Здесь Иетсуна ушел до того, как ситуация как-либо разрешилась, и не знал, чем все обернулось. Поэтому и Нео Примо оставалось лишь делать предположения. Самым быстрым способом было бы спросить Тсунаеши. Но ответит ли? И говорить с ним откровенно не хотелось. Даже сейчас было сложно сдержаться от желания выбить душу из этого маленького дерьма, перед глазами как наяву стояли воспоминания настоящего Иетсуны. Самому Нео Примо все еще сложно было смириться, что его имя и внешность носит настолько противный ему по натуре человек.
Ему потребовалось несколько минут, чтобы успокоиться после размышлений об этом.
Глубоко вздохнув, Тсуна сжал руки в кулаки, возвращая разуму покой. Он не импульсивный ребенок. У него есть цель и есть средство для ее достижения. Все. Не важно, как он сам к этому относится. Объективно – глупый брат быстрейший способ разыскать Мукуро.
Иетсуна вышел из комнаты, спускаясь обратно с видом, будто все это время был дома.
Он показательно остановился в дверном проеме гостиной, сложив на груди руки.
Не прошло и минуты, как его заметили. Шум стих, обратившись мертвой тишиной. Все смотрели на него с непониманием и неприязнью. Словно спрашивая, почему он здесь. Словно он лишний даже в собственном доме. Словно после устроенной Тсунаеши сцены Иетсуна должен был испариться из их жизни вовсе.
Хах, что ж. Не то чтобы тот не последовал этой «коллективной» воле. Иетсуна и правда исчез, словно пар от дыхания в морозный день. Зато Нео Примо Вонгола никуда исчезать не собирался.
— Что так смотришь, Тсунаеши? — бросил он. — Думал, больше не увидишь меня после того, что учудил?
Тсунаеши нахмурился, будто бы в праведном гневе. Словно Иетсуна тут злодей, что намеривается его нагло оболгать!
— Можешь не отвечать, — оборвал его мыслительные потуги Иетсуна, не дав раскрыть рот. — Скажи лучше вот что: что случилось с Мукуро?
— Ты! — обвинительно выкрикнул Тсунаеши. — Зачем тебе это знать?! Хочешь учинить самосуд и все же убить его?!
— Ага, значит, он жив, — кивнул Иетсуна. — Ты его где-то спрятал?
— Я бы спрятал! Но… Его забрали Вендиче, — пробормотал Тсунаеши.
— Славно, — снова кивнул Иетсуна.
— Славно?! Что значит, славно?! Его заточили в тюрьму!
— Откуда он до этого сбежал, порешив нескольких людей в процессе, — поддакнул ему Нео Примо. Тсунаеши побледнел, но продолжил с воинственным видом хмурить брови.
— Он…
— Я знаю, что он, кто он и зачем он, — передразнил Тсуна. — Знаю намного лучше, чем ты. Но вот зачем он тебе – это другой вопрос. И откуда ты знаешь про Вендиче – тоже, — жестко заметил он, наблюдая за тем, как братец теряет боевой настрой.
— Я… я…
— Мы разберемся с этим позже, — отрезал Иетсуна. — Нам следует о многом поговорить… брат, — сузил глаза Нео Примо. — А пока постарайся не сделать ничего, что посчитают нарушением омерты. Иначе Вендиче заберут уже тебя.
С этими словами, молчаливо окинув взглядом неполный состав хранителей, собравшихся в гостиной, он развернулся и пошел к выходу из дома.
— Куда ты идешь? — встрепенулся Тсунаеши. — Уже поздно.
«Какое тебе дело, куда я иду», — хотелось огрызнуться Иетсуне в ответ.
— Дела есть. Если мама спросит, скажи, что вышел прогуляться.
Как он понял из возгласов шумной компании ранее, мама была в больнице, где осматривали Фууту и Хибари и где уже некоторое время лежали с серьезными травмами Рехей и ребята из дисциплинарного комитета.
Иетсуна вышел, закрывая за собой дверь. На улицу опустилась ночная мгла, разгоняемая лишь светом уличных фонарей. Ему нужно было связаться с Вендиче. Конечно, он не собирался пешком топать до самой Вендикаре – она располагалась глубоко в Европе в очень труднодоступной, климатически неприятной местности.
У Нео Примо с Бермудой сложились весьма… ровные отношения. Тсуна был первым человеком, что смог победить фон Вихтенштайна в бое один на один. Из-за этого сильнейший аркобалено не мог не питать к нему определенного уважения. В течение дальнейшей жизни они периодически сталкивались по рабочим вопросам, когда речь заходила о преступниках, предателях Вонголы и прочих неприятных типах, даже вспоминать которых не хотелось. В какой-то момент Бермуда просто научил его создавать особого пламенного посланника, с помощью которого можно было бы с ним связаться гораздо быстрей, чем с помощью письма. Мало кто мог сделать так, ведь Бермуда намеренно сильно ограничивал свой круг общения и способы, которыми это общение осуществлялось. Ко всему прочему, для создания посланника требовалась частица пламени Мрака. Крупицу этого пламени Бермуда тогда передал Тсуне подобно тому, как он наделял пламенем Джагера и прочих Вендиче. Этой капли не хватило бы ни на что, кроме создания посланника.
Удивительно, но эта частичка и сейчас была с ним. Видимо, за прошедшие годы эта обособленная частица Мрака, которую Бермуда отбросил, не намереваясь ей как-либо манипулировать, стала частью его собственной пламенной сущности и перенеслась в новое тело вместе с душой.
Тсуна дошел до парка. Было безлюдно, но парень все же скрылся в тени деревьев и оглянулся, прежде чем преступить к задаче. Тишину прерывал лишь стрекот насекомых и шелест колыхаемой ветром травы.
Иетсуна зажег свое пламя, оно огоньком Небесного пламени вспыхнуло на пальце. Несколько движений техники, и готово: посланника можно отправлять, создав межпространственный портал пламенем мрака.
Огненная бабочка, взмахивая своими оранжевыми крыльями, понесла послание, которое рассыплется пламенными строчками слов в воздухе перед Бермудой,
У него было минут пять, так что Иетсуна сел на лавочку и посмотрел на зажигающиеся в небесах звезды.
Не получалось удержать себя от мыслей о прошлом. Он действительно не мыслил себя без своей Семьи. Они так долго были вместе. Конечно, они разлучались, выполняя свои рабочие задачи, отдыхая с родными людьми… мало ли поводов для разлуки дает жизнь? Но это всегда было не на долго. Максимум несколько дней – и вот, они снова вместе. Они жили в одном особняке, вместе сидели за обеденным столом и старались спать рядом, при этом не мешая друг другу.
Хибари часто сидел на подоконнике в его – их – спальне, бдительно наблюдая за пейзажем снаружи и сном Семьи внутри. Он всегда был чрезвычайно бдителен и параноидален, особенно после того, как на жизнь Нео Примо случилось несколько покушений.
Мукуро прятался в своем тумане, далеко не сразу решившись довериться своей Семье во сне, самом беззащитном своем состоянии. А после стал засыпать маленькой ложкой в руках своего босса и Хром, что гладила его волосы своей нежной рукой. Его часто мучили кошмары, а выстраивая пламенную защиту от них в своей голове, он порой боялся запутаться в ней и не проснуться. Почему-то в таком естественном, не контролируемом сне он переставал отличать реальность от иллюзии, становился заложником собственной иллюзии и стремился уничтожить сам себя. Сон отличался от состояния, в котором он пребывал, будучи телом в Вендикаре. «Оздоровительного восстанавливающего» сна Рокудо боялся. Потери контроля над своим разумом – тоже. Но в руках своего Неба ему было легко найти себя вновь, даже если в какой-то момент он и терялся среди ужасов шести путей и прочих чудных изощрений подсознания.
Хром не нравилось засыпать в одиночку. Тишина и холод стен вокруг напоминали о бросившей ее умирать семье, о временах, когда она значила так мало, что на нее и ее чувства предпочитали не обращать внимания. Когда ее ненавидели те, кто привел ее в этот мир. Одиночество напоминало ей обо всех тяжелых моментах в жизни. Но в кольце теплых рук кого-либо из своей Семьи ее сердце билось ровно и уверенно, глаза закрывались сами собой, а сны были добрыми. Такими добрыми, какими не были никогда в детстве.
У Ямамото были горячие объятья. Самые умиротворяющие объятья Десятого поколения принадлежали их Дождю. Он всегда заботился об их удобстве. Следил за комфортом, укрывал одеялом и поправлял волосы. И в его больших руках всегда, казалось, находилось ощущение «дома». Забота была его натурой. На поле боя она оборачивалась острейшим лезвием катаны, но внутри семьи, на их постели, она была мягчайшим прикосновением руки, теплейшим взглядом, самым бескомпромиссным утешением.
Гокудера отчего-то часто мерз, даром что Ураган, горячая голова. Он ответственно загонял всех трудоголиков в постель, будучи самым главным трудоголиком из них, а по утрам будил и напоминал о заботах грядущего дня. Он тщательно бдел за распорядком дня босса и, казалось, никто больше не волновал его в течение дня. Но с утра он уделял внимание каждому, проверяя их самочувствие, даря свою заботу и принося им напитки – чай да кофе – в постель. Ночью Ямамото часто грел его ледяные руки, прижимая их к груди. Тсуна оставлял поцелуй у Хаято на лопатке, говоря слова благодарности за его ответственную заботу о них всех.
Рехей был противоположностью их Урагана: ему всегда было жарко, отчего он любил развалиться, откинув прочь такую мелочь как одеяло. В их спальне стояла комфортная кушетка, где тот любил ночевать. Порой под его боком можно было обнаружить скрутившегося в диковинную фигуру Ламбо, что использовал Сасагаву как грелку.
Ламбо нужны были разговоры перед сном, нужна была уверенность, что все ложатся спать в целости и сохранности. Он легко засыпал посреди тихой беседы, слыша голоса любимых людей рядом. Он часто начинал дремать, уложив голову на чью-либо мерно вздымающуюся грудь и ощущая вибрации, которыми рокотал чей-то голос.
Тсуна всегда старался устроиться где-то по центру между ними. Со временем он полюбил обнимать членов своей Семьи во сне. Полюбил чувство, что кто-то прижимается к его груди, а кто-то – к спине, перекинув руку через его тело. И было хорошо, когда первым, что он видел с утра, были их лица. Их сонные, порой недовольные пробуждением, но живые и невредимые лица.
И это не надоело ему даже спустя столько десятилетий.
Иетсуна мотнул головой, прогоняя морок ушедших дней. Пять минут прошли. Неподалеку раскрылась черная дыра портала, откуда вышагнула огромная фигура Джагера, несущая аркобалено в бинтах.
— Доброй вам ночи, Бермуда, Джагер, — подходя ближе, произнес Иетсуна.
— И тебе того же, Савада Иетсуна, — ответил Бермуда, истекая подозрением. — Я не мог не прийти, учитывая, сколько ты знаешь.
Тсуна знал, что Бермуда не сможет его игнорировать. Мало того, что он связался с аркобалено Мрака посланником, так еще и содержание его послания было достаточно тревожащим
«Здравствуй, Бермуда фон Вихтенштайн.
В этом мире меня зовут Савада Иетсуна, я претендент на место Десятого Вонголы. И я бы не беспокоил тебя, если бы не одна деталь: еще вчера меня звали Савада Тсунаеши, и я управлял Вонголой шестьдесят лет подряд, пока не умер, как я подозреваю, от переутомления. Вряд ли это будет достаточной причиной, чтобы ты обратил внимание, поэтому скажу то, что намного важнее: я знаю, как снять проклятье аркобалено и лишить Шахматноголового власти над судьбой пустышек. Однажды в своем мире я уже справился с этим и знаю, как повторить этот успех.
Взамен прошу лишь одного: отдай мне Рокудо Мукуро.
Для обсуждения предлагаю встретиться сейчас в городском парке Намимори, город Намимори, Япония.
Буду ждать.»
— Спасибо, что пришел, — искренне ответил Иетсуна. — Как я и говорил, мне нужно одно: получить Рокудо Мукуро, которого вы недавно схватили. Выпусти его на свободу под мою ответственность, и я расскажу все, что тебе хочется узнать о снятии проклятья.
— Предлагаю обсудить это в моем кабинете, — предложил Бермуда.
— Согласен.
— Надеюсь, ты осознаешь, что если ты решишь соврать мне, ничего хорошего ждать не стоит?
— Конечно. Никто не стал бы несерьезно относиться к Вендиче, — покачал головой Савада, проходя следом за Джагером в открытую дыру портала. За ней ждал кабинет в старом итальянском стиле, в котором странно смотрелось огромное количество экранов, куда транслировались изображения с множества камер наблюдения внутри и снаружи Вендикаре.
— Присаживайся, — Бурмуда сел на свое специально оборудованное под его размеры место, указывая Иетсуне на кресло напротив его стола. — А теперь я собираюсь получить ответы.
Тсуна прочистил горло и приступил к рассказу о своей прошлой жизни. Конечно, к весьма схематичному рассказу, в котором главной стала часть с битвой представителей.
***
— Итак, получается, что ваша альтернатива аркобалено – это контейнер с огромным объемом пламени, которое вращается благодаря пламени Мрака, — повторил Бермуда.
— Верно.
— И Шахматноголовый больше не вмешивался, — продолжил фон Вихтенштайн.
— Именно так. До самого момента моей смерти контейнер находился под контролем Вендиче. Шахматноголовый больше не вмешивался в нашу жизнь, а аркобалено начали расти как обычные дети.
— Это… это звучит даже слишком хорошо, чтобы просто поверить в это, — заключил глава Вендикаре, складывая руки перед собой в замок. Казалось, они немного дрожали.
— Однако это правда. И я знаю все условия, чтобы провернуть это и в этой реальности, — уверенно убеждал Тсуна.
— И взамен ты хочешь Рокудо Мукуро?
— Да. Рокудо Мукуро – мой истинный Хранитель. Это справедливо к обеим реальностям. Рокудо должен был стать Хранителем Иетсуны, как и все остальные ребята.
— Кстати, об этом, — Бермуда серьезно посмотрел на собеседника, что ощущалось даже сквозь бинты. Как тот видел сквозь них для Савады всегда было загадкой. — Почему умер Савада Иетсуна и почему те, кто должен был стать его Хранителями, были не с ним, а с его братом, когда мы забирали Рокудо Мукуро?
— Это еще одна серьезная проблема, — в тон ему ответил Тсуна. — Наши реальности кое в чем отличаются. В моей, как можно заметить, меня звали Савада Тсунаеши. Я был единственным сыном. Это первое отличие. Но есть и второе. В моей реальности не существует понятия «Истинное Небо».
Бермуда отшатнулся, будто от проказы.
— Что ты хочешь сказать?!
— Здешний Савада Тсунаеши – Истинное Небо, — подтвердил его опасения Иетсуна. — В этом и кроется причина произошедшего с настоящим Иетсуной. Связи с Хранителями были разрушены Истинным небом. Иетсуна застрелился, когда понял, что всех потерял.
— Истинное Небо душат в колыбели! На них ставят пожизненные ограничители пламени, в конце концов! — воскликнул Бермуда. — Куда смотрел Савада Иемитсу?
— Он забрал Иетсуну из дома в раннем возрасте на обучение и не появлялся дома годами, — с горькой усмешкой покачал головой Тсуна. — У него не было времени заметить что-то подобное. Он вряд ли вообще обращал внимание на «беспламенного» сына. Иемитсу сказал Ноно, что вырастит из Иетсуны своего преемника в CEDEF. Только вот не уточнил, что начнет обучение сразу же, стоит Ноно ступить за порог.
— Сколько Иетсуне было лет? — глухо спросил Бермуда.
— Когда его забрали в тренировочный лагерь? Шесть.
— Какие методы были использованы?
— Сильно не безопасные, — едко заметил Савада.
— Иемитсу заставлял сына использовать и развивать пламя?
— Да. Это было основной целью тренировок. Он использовал всевозможные способы, чтобы заставить Иетсуну распалить пламя сильнее. На этом теле десятки шрамов, — Тсуна ткнул себя в грудь большим пальцем. — Если приглядываться к особо мелким, может, и сотня. Они все скрыты сильной иллюзией Тумана.
— Покажи мне, — звенящим голосом повелел глава Вендиче, его тон не подразумевал возможности отказаться.
Иетсуна поднялся на ноги и начал расстегивать пуговицы на рубашке. Не мелочась, он разоблачился до нижнего белья. Последним он стянул кулон с маленьким металлическим треугольником, что таил в себе иллюзию.
Савада успел рассмотреть свое новое тело, пока приводил себя в порядок перед посещением риелторской Кавахиры, так что в красках представлял, какая картина откроется взгляду аркобалено Мрака.
Шею сбоку прорезал наискось шрам, что когда-то был порезом от лезвия. На груди, животе, руках, ногах и спине такие отметины хаотично лежали повсюду. На руке, ноге, лопатке прослеживались следы от пуль.
— Многие из этих ран сначала лечили пламенем Солнца, — пояснил Тсуна. — Если была опасность для жизни, ее убирали. Но когда опасности уже не было, их оставляли заживать… естественным путем, если раны не мешали движению.
— Ноно знал об этом? — дрожащим от сдерживаемой ярости голосом уточнил Бермуда.
— Нет. Он знал, что Иемитсу собирается подготовить Иетсуну к роли главы CEDEF, но не знал, что тот станет раздувать пламя Иетсуны так рано. Могу лишь предположить, что если нахождение Иетсуны в Италии как-то и обосновывали для Ноно, то говорили про качественное домашнее обучение. Все же, занятия по школьным предметам тоже были. Иетсуну обучали нескольким языкам, в том числе итальянскому, конечно. Да и разные вещи, которые нужно знать человеку из верхушки Вонголы, тоже преподавались.
— Нужно определить реальную причастность Ноно к произошедшему. Савада Иемицу – виновен. Он навредил пламенному ребенку, более того – Небу. Запрещено насильно распалять пламя ребенка, не достигшего тринадцати лет. Само по себе это может серьезно подорвать его здоровье или вовсе убить.
— Это может подождать? — спросил Тсуна. — Не долго! Мне известно, что через месяц объявят проведение Конфликта Колец Вонголы. Финал Конфликта – лучшее время, чтобы прилюдно обличить Иемитсу. И тогда же будет прекрасный момент, чтобы попросить собравшихся пожертвовать свое пламя на снятие проклятья аркобалено. Нужно лишь разослать приглашения большему количеству человек, чем было в моем мире. Тогда я этим даже не интересовался, но теперь мне известно, что можно пригласить донов других семей для засвидетельствования победы одной из сторон. У Вонголы много союзных семей, нейтральные семьи тоже подойдут. За этот месяц, если привлечем дедушку Талбота, лучше всего в паре с Верде, сможем получить контейнер. Но характер Верде весьма… своеобразен. И, как я знаю из воспоминаний Иетсуны, он знаком с Тсунаеши. Если аркобалено Грозы тоже оказался подвержен Истинному Небесному пламени…
— Уверен, его желание избавиться от пустышки сильнее любого морока пламени Гармонии, — фыркнул Бермуда. — Что ж, хорошо. Савада Иемицу будет заточен в Вендикаре после финала Конфликта Колец Вонголы. Савада Тсунаеши…
— Возможно, его кандидатуру выдвинут на место босса Вонголы, — нахмурил брови Иетсуна. — В его компьютере были данные о переписке Тсунаеши с Варией и другое, намекающее на их сотрудничество. Понятия не имею, чем это обернется для Конфликта и Вонголы в целом.
— Пламя Савады Тсунаеши должно быть заковано в ограничители, которые полностью лишат его пламени.
— Сейчас он держит под контролем Хранителей Иетсуны. Я не знаю, как на них это отразится. Все же, настоящий Иетсуна умер.
— С ними случится неизбежное, если их связи были достаточно сильны, — будничным тоном ответил фон Вихтенштайн.
— Дай мне время, Бермуда, — хмуро попросил Савада. — Мне необходимо кое-что предпринять. Потом можно будет смело ограничивать пламя Тсунаеши, я не стану препятствовать и даже готов помочь.
— Это имеет отношение к плану?
— Да. Я не смогу участвовать и победить в Конфликте без своих Хранителей, — Он не сказал, но подразумевал: «Только победитель сможет убедить толпу, только слова победителя будут слушать». — А чтобы привести их в эту реальность, мне нужны их живые тела из этой, — прямо объяснил Тсуна. — И для этого, в первую очередь, мне необходим мой Туман.
— Хорошо. Подпиши, — Бермуда протянул ему бумагу, на которой прописывалось, что Савада Иетсуна берет на себя ответственность за преступника Рокудо Мукуро, которого выпускают из Вендикаре только с условием, что Савада Иетсуна сможет контролировать его, заставляя придерживаться законопослушного в рамках омерты поведения.
Подписывать было легко. Легко было поклясться своим пламенем. Что было не легко, так это посмотреть в эти лукавые разноцветные глаза, за чьим блеском никогда нельзя было узнать реальных чувств.
Такой юный. Родной, но уже успевший стать забытым за пеленой прошедших лет. Такой колючий.
С ним будет тяжелее всего.
— Куфуфу. И снова здравствуй, Савада Иетсуна?
