Мало ли что там было десять лет назад. Что было, все отгорело, и пепелище быльем поросло. Неинтересно. Не нужно.
***
Дальше железнодорожных путей, опоясывающих старый город, патрули не ходят. Насыпь — рубеж, пересекать который благопристойным нельзя без необходимости. За серыми нитками рельс и пустырём гнездятся трущобы, поначалу маскируясь, но чем дальше, тем больше обрастая колючей проволокой, железными ставнями и горами мусора. Дорога сбегает с холма, виляет в сторону, ныряя под брюхо моста, и утыкается прямиком в полосатый шлагбаум. В просвете между домами видно ползущую вереницу вагонов, груженных углем, и слышно натужный рев паровоза. Было бы лучше и проще вернуться через канализацию, но от одного воспоминания о запахе меня начинает мутить. А еще там меня ждал он… И испытывать удачу опять — совсем не улыбается. До заветной черты уже рукой подать, и можно сказать, я в безопасности, когда откуда ни возьмись из бокового проулка выныривают три жреца. — Стоять! — громко командует один из них звучным, хорошо поставленным голосом. Тренировался, что ли… — Документы! Никакого, даже плохонького удостоверения личности у меня нет. Дариус предлагал несколько раз достать липовые бумаги, но я, сам не знаю почему, отмахивался. Домахался. Приблизившись, жрецы окончательно убеждаются, перед ними бродяга. Последний налёт вежливости испаряется из их голосов быстрее росы на полуденном солнце. — Скажешь, дома забыл? — Или что на твоей помойке про убийства не слышали? — В Канцелярию его надо, — бормочет один из жрецов, — для установления личности. С одной стороны, возиться со мной им лень: каждого бездомного арестовывать замучаешься. С другой, устав есть устав. Только если они правда собрались исполнить долг до конца, то нам не по пути. Прикрыв глаза, я считываю ауру. Убожество — и есть убожество. Сила бледно-жёлтого цвета, не ярче речного песка. Наверняка даже Академию не успели окончить — лица совсем молодые. Неужели у Ако настолько не хватает людей? — Может, разойдемся миром? Вы не видели меня, я… … не сжигаю вас. Три танцующих живых факела. Я отмахиваюсь. Хотя в мыслях выглядит забавно. Если можно отчистить совесть перед самим собой, честно дав шанс этим ничтожествам убраться, то почему нет? Юнцы нагло лыбятся, оценив шутку: — Может, тебя ещё проводить? Сейчас покатишься с нами в Канцелярию. А там видно будет. Вольному воля… — В чём дело? — врывается в наш спор женский возглас, и мы вчетвером синхронно оборачиваемся. Неподалеку на дороге стоит девчонка: темные косы, красные ленты, потрепанное пальто. Мех на воротнике поредел, кое-где виднеются проплешины. — Что вам надо от моего брата? — Вашего брата? — переспрашивает жрец, которого я про себя окрестил грубияном. — Вот. Девчонка тычет ему под нос листком удостоверения личности. Я мельком успеваю заметить фотокарточку парня значительно младше меня. Мы не слишком похожи, но кто докажет, каким я был лет десять назад? А волосы тоже темные — как основной признак сойдет. — Мой брат, — нагло поясняет девчонка. — Дитор Фоссет, — громко и чётко, чтобы я мог расслышать имя. — Мы договаривались тут встретиться, чтобы вместе вернуться домой. У родителей скобяная лавка. На улице Туманов. Жрецы по очереди вертят документы в руках. — Ладно, — наконец соглашается старший, — вроде всё в порядке. Можете идти. Но в следующий раз чтобы без этого… — Непременно, — безапелляционным голосом заверяет девчонка, подхватывает меня под локоть и увлекает прочь. Жрецы ещё какое-то время топчутся на месте, глядя нам вслед, а потом разворачиваются и уходят. — Вроде отвязались, — с облегчением выдыхает моя спасительница. Или их спасительница. Это как посмотреть… — Всё в порядке? — Вполне. Как будто меня пытались ограбить бандиты, а не задержала храмовая стража. — Часто влипаешь не в свое дело? — Иногда. Когда есть возможность. Конечно, после всех этих мокряков в подворотнях чувствуешь себя спокойнее, зная, что патрули смотрят, но бывает, они цепляются без повода к… Таким, как ты. — К таким, как я? Две руки, две ноги, голова на месте. Вроде ничего особенного. — Из новых кварталов, — поясняет моя спутница, тактично не произнеся слово «Трущобы». — К тем, кто одет не в новье. Можно подумать, там нет порядочных людей — одни воры и убийцы. В моей памяти всплывают ублюдки с ножами за поясом, завсегдатаи «Утки» и громилы на входе в логово Джахфара. — Да, — согласно киваю. — Там много светлых. — Тёмные тоже не все плохие, — девчонка приноравливается к моему быстрому шагу, упорно не желая потеряться. — Вот хоть взять соседей наших. В жизни грязных дел за ними не водилось. Всё только своим трудом заработанное. И помогают всегда… Даже Лорд Хэй, говорят, в юности жил в трущобах. Меня, кстати, Айрис зовут. — Сетх, — представлюсь я, в глубине души надеясь, что на этом знакомство окончится. — Тебе повезло, что у меня в кармане случайно лежали бумаги брата, — улыбается моя новая знакомая, — и что вы чем-то похожи. В другой раз действительно носи-ка ты их при себе, а то так и в тюрьме можно залипнуть. Документы я последний раз держал в руках страшно вспомнить когда. Наверное, ещё в Академии. Причем, если обычные люди просто получали листок, то всех обладающих силой исправно регистрировала Канцелярия при Храме. И неважно, человек или нелюдь, тёмный или светлый — любой, кто мог перекидываться в иную форму или творить нечто, недоступное обычным людям, должны были явиться для постановки на учёт. В своё время, когда во мне проснулась сила Света, я тоже явился и — чего уж отнекиваться — было это довольно унизительно. Но на посту Лорда регистрационная карточка мне ни разу не понадобилась и как-то незаметно сама собой потерялась. А в Нагих кварталах за неё могли и прикончить. Как Джахи говорил, нечего на поклон к светлым ходить. — Значит, мешаешь светлым ловить убийцу, — невпопад замечаю я. Айрис хмурится: — Лучше бы спасибо сказал. А убийца — не дурак соваться в старый город посреди дня после такого шума. Скажи честно — это ты? Более глупого и наивного вопроса я в жизни не слышал. А ведь мне доводилось всерьёз обсуждать с церемониймейстером Хартом цвет фарфора для сервировки обеденного стола. — Не я. — Ну вот. Девчонка улыбается так светло и радостно, что аж злость берёт. Хэй бы тебя побрал… Он таких наивных идиотов ценит. На пару с ним пускали бы тёмных в Святилище, сдали бы ублюдкам вроде Джахи всю Дхарру с потрохами. — Тот, кто это делает, — тихо говорит Айрис, — настоящий монстр. Говорят, и убивает ради удовольствия. Ни денег, ни ценного не берет с трупов. Только представь, Сетх — ради забавы убивать невинных людей. Как на такое решиться? Тут она права, сделать первый шаг трудно. Собственные иллюзии и привычки — не грязь: их в одну минуту не смоешь. Зато насколько потом проще жить.