Легенда о тьме

***

      Имя загадочного мальчишки Дариус узнал спустя всего несколько дней, на праздновании своего совершеннолетия.       Гости переговаривались и тихо смеялись. В бокалах плескалось молодое игристое вино. Юные угловатые девочки и обольстительницы с оголенными плечами в узких вечерних платьях, сидевших как вторая кожа, бросали на Дариуса любопытные взгляды: единственный наследник, хорош собой, далеко пойдет. Дариус все замечал и улыбался. Еще раньше он заметил на себе внимательный взгляд матери — какая приглянется. Свадьба упрочит положение Дома. Еще одна нить протянется от имени к имени на генеалогическом древе. Еще одна связь, что удержит род на плаву и не даст исчезнуть.       А потом прямой, как палка, дворецкий объявил о прибытии новых гостей. И Дариус, оглянувшись, мгновенно простил этот бестолковый вечер за ноющие виски, за приставучих особ, за онемевшие от вежливой улыбки щеки, потому что увидеть его еще раз казалось почти несбыточным, а тут — случилось. — Номах Аргус Леффис с сыном Нейтхом.       Номах вошел быстрым шагом, и края его клафта взметнулись, будто большая птица влетела в залу. Дариус еле сдержал смешок. И не только потому, что кроме Леффиса лишь дряхлые старики, мнившие себя хранителями традиций и ненавидевшие жизнь за шум и яркие краски, явились в длинных мантиях, покрыв головы полосатыми платками с золотыми обручами. Но и потому что, кроме самого Дариуса, никто даже не улыбнулся. Словно, не сговариваясь, мысленно признали: к причудам столь влиятельного лица, главы Высокого Дома, стоит отнестись с почтением.       Отец Дариуса поспешил навстречу гостю, не дожидаясь, пока тот подойдет сам, и встретились они в центре залы, в кругу всеобщего внимания, будто так и было задумано. Леффис склонил голову в вежливом полупоклоне: — Взошла и окрепла долгожданная лоза, которую вы столь бережно растили столько лет, дорогой друг. Есть кому передать хопеш.       Инкрустированный золотом и рубинами жезл с широким полукруглым лезвием — символ принадлежности к Высоким Домам — хранился в родовом поместье семьи Анхет, в надежном сейфе, и не покидал его уже много десятилетий. Но отец Дариуса согласно кивнул: — К старости, когда силы время подточит… Отдать в молодые руки. Ратх даровал. Пусть и вам боги даруют радость почувствовать, как дети станут опорой.       Аргус Леффис улыбнулся и тут же посерьезнел, словно запоздало опомнился, что не его это праздник и не его наследника собрались чествовать, но не удержался: — Еще не даровали, но уже обещано, друг мой.       Сам Нейтх держался отстранено-вежливо, на Дариуса и стол, уставленный закусками, посмотрел с одинаковым одобрением, но сверх этого интереса не выказал.       Дариусу мучительно хотелось найти время поговорить с Нейтхом наедине, но отец строгим взглядом удержал его рядом. И единственной фразой, которую Дариус услышал от Нейтха за весь вечер, так и осталось вежливое «Буду рад снова увидеться с вами» под конец официальных поздравлений, когда номах Леффис уже отвернулся.       Вечер тянулся чинно и неторопливо. Мать цепляла из толпы девиц так же ловко, как сам Дариус удил рыбу, и подводила к сыну одну за другой, нескончаемым потоком. — Приглядись, ладно? — попросила она, и Дариус понял о чем речь с полуслова. — Может не сегодня, но приглядись. Хватит тебе уже одному по полям бродить. Боги знают, в кого ты нелюдимый такой. Подумай. Если так и останешься один — ничем хорошим не закончится. Помяни мое слово.       Дариус кивнул, а сам подумал, где они с Нейтхом могут увидеться. Ему и в голову не пришло, что фраза, брошенная на прощание, была лишь данью вежливости и никакого потайного смысла не имела. «Буду рад…»       На ум приходило только одно место. Туда Дариус и отправился на следующий день. И Соула снова взял с собой. Он подумал, если в тот раз судьба подарила встречу, то стоит повторить каждую деталь, и карты снова лягут именно так, а не иначе.       До обрыва, где они с Нейтхом столкнулись впервые, Дариус вначале шел спокойно, потом торопливо, после почти бежал и выдохнул с облегчением, только заметив знакомую фигуру на самом краю. Вот тогда уже волнение схлынуло, вечернее небо вновь обрело краски, и Дариус опомнился, что волосы у него взлохмачены, рубашка на спине взмокла и вообще видок наверняка глупый. Но Нейтх ничего про это не сказал, только усмехнулся. В глазах его зажглось озорство и удовлетворение, будто задуманный план сработал. А может, он с кем-то поспорил, что соседский сынок, вечно насупленный и мрачный, как ворон, сглупит и заявится снова, и теперь радовался выигрышу. Дариусу было все равно. Он был готов стать чужой удачей.       Так начались их встречи. Случайность, обернувшаяся со временем полу-игрой, полу-ритуалом. Дариус звал. Нейтх приходил, когда хотел, и каждый раз Дариус не мог угадать, увидятся ли они. Два года с небольшим — незначительная разница в зрелом возрасте. В свои девятнадцать Дариус смотрел на студентов двумя курсами младше снисходительно, как на детей. Рядом с Нейтхом он сам порой чувствовал себя ребенком, хоть и был выше на пол головы.       Что-то неуловимое плескалось в глубине серых глаз, как рябь на воде. Недоверчивое, неуловимо-мимолетное. Попытаешься удержать — только пустоту схватишь. Словно видели эти глаза такое, отчего отучились доверять слепо и смотрели на мир с легким прищуром, ожидая подвоха.       Нейтх рассказывал, Дариус больше слушал — не мог избавиться от ощущения, что стоит ему открыть рот, как тут же сказанет какую-то глупость. Такое случилось, когда однажды Дариус заметил у Нейтха на вороте брошь в виде совы, расправившей крылья, и ляпнул, не подумав: — Сова — к беде. Во тьме живут, ей и служат. Не стоит носить у сердца такую штуку.       Нейтх удивленно поднял брови, а Дариус вдруг вспомнил, будто обжегся, что сова — герб дома Леффис, и почувствовал, как от стыда готов сквозь землю провалиться.       Слухи ходили по Дхарре разные. Недруги шептались, что уж слишком тесно в одном из богатейших семейств столицы братаются со Тьмой. Дариус никогда не замечал в Нейтхе зла. Может, излишнюю осмотрительность, будто жил в нем страх забыться и дать себе волю. Но Тьмы — ни разу. Да и с языка сорвалось не со зла, а по глупости. Никто же не выбирает под чьей крышей родиться. Но извиниться Дариус не успел: Нейтх сорвал брошь и швырнул ее со скалы в море. Желтый проблеск мелькнул в воздухе и исчез. Вода, поддернутая беспокойной рябью, проглотила добычу без всплеска. Дариус даже помешать не успел, только замер: — Стой! Зачем? Не надо! Я же не хотел… Красивая…       Нейтх улыбнулся своей мягкой полуулыбкой. Он никогда не смеялся громко, во все горло. Не злился явно — лишь недовольно морщился, если ему что-то было не по душе, и улыбался тоже не разжимая губ. Будто привык вечно прятать половину себя. — Не важно, чем ты являешься на самом деле. Важно лишь, что видят в тебе другие. Так зачем держать вещь, какой бы красивой она ни была, если люди считают ее источником бед? Избавляясь от того, что стало разочарованием, мы оказываем ему услугу.       Дариус не нашелся, что ответить, и притих. Слова казались правильными, но от них стало до странного неуютно. Нейтх, напротив, в тот день говорил вдвое больше обычного, заполняя неловкую тишину. Говорил, Время-Без-Трона длится в этот раз на удивление долго, и Совет обеспокоен, почему столько времени спустя, Ратх не даровал имени нового Лорда. Что чем дольше престол остается без хозяина, тем выше поднимают головы Высокие Дома, и тем громче становится призыв отринуть старые пережитки и выбрать самим, голосованием — достойнейшего среди сильнейших, дабы вручить ему бразды управления Дхаррой. Говорил о вещах, наверняка слышанных от отца, но о которых Дариус, даже будучи старше и являясь наследником, понятия не имел. Тишина испарилась, а неловкость осталась, и Дариус снова почувствовал, будто смотрит на Нейтха снизу вверх.       Лето угасало. Все чаше штормило, зарядили ливни, подкрался месяц Жатвы. Отцвели и опали розовые кусты в саду. А безумие в Дариусе разгоралась с новой силой. Каждый час, проведенный вместе, каждая новая встреча превращались в звенья цепи, приковывавшей к Нейтху неотделимо. Дариус слишком поздно осознал ошибку. Следовало сразу оторвать, отрезать, с мясом выдрать, если потребуется, и покончить с глупой влюбленностью раз и навсегда. Теперь же въелось — не вытравить и не выжечь.        Нейтх метаний Дариуса не замечал. Прощаясь, легкомысленно обещал «до завтра», чтобы пропасть на несколько дней, а появившись, не обмолвиться ни словом о том, почему не приходил. Так мог вести себя только человек, не искавший встреч, и кому не были они ни особо нужны, ни дороги.       Сам Дариус ждал каждый день. Уходил утром и возвращался под вечер. Боялся разминуться. Мать озабоченно качала головой, устав допытываться, в чем дело. Отец, в очередной раз не добившись ответа, где Дариус пропадает, сказал готовиться к отъезду. Может, беспокоился о сыне и, не зная причины, почему тот носится днями по окрестностям, решил попросту вернуться в город. Может, не хотел оставаться в стороне, если и правда пошла дележка власти в Совете, как говорил Нейтх. Дариус не знал. Знал только дату отъезда и надеялся в городе найти повод и возможность увидеться.       Нейтх на его страхи только покачал головой, совсем как мать. Случилось это в последние дни пребывания семьи Анхет на вилле, когда в доме слуги уже вовсю паковали чемоданы.       Небо налилось вечерней синевой, и Дариус, уже прощаясь, бросил Нейтху вслед свой обычный вопрос, ставший их ежедневным ритуалом: — Завтра как обычно?       Спросил, не желая отпускать, и как никогда остро ощущая боль от времени, проведенного порознь. День отъезда приближался, страх в душе Дариуса рос, и все сложнее становилось верить, будто и после возвращения в город все сложится хорошо.       Нейтх обернулся, пожал плечами, покачал головой. Потом подумал и медленно кивнул. Как будто знал нечто, ведомое лишь ему одному. — Увидимся. Не завтра, так однажды.       И тихо рассмеялся над ошарашенным лицом Дариуса. — Не бери в голову. Вечером разные мысли приходят…       Соул, как обычно, с визгом заметался между ними, не в силах решить, за кем бежать, и Дариус мягко пихнул пса ногой под бок к Нейтху. — Возьми себе. А то до завтра скулить будет. — Не пожалеешь? — Нейтх погладил щенка. — Породистый. У вас же даже на гербе, вроде, песья морда. — Твой проводник, — сказал отец Дариусу незадолго до совершеннолетия, протягивая слепой серый комочек. — Ты — наследник Дома. У каждого в нашей семье есть проводник. Живым и мертвым он будет стеречь тебя от Тьмы.       В Доме Анхет чтили псов, как тотемных животных, и хоть в старые сказки давно никто не верил, обряд, якобы дарующий человеческой душе защитника и помощника, проводили из поколение в поколение. Дариус не возражал. С людьми ему было сложно. Он не знал, о чем говорить в шумной компании и над какими шутками следует смеяться. Не умел оставить о себе хорошее впечатление и отвечал на вопросы, не увиливая, даже если знал, что правда будет собеседнику неприятна. Забавы сверстников Дариусу казались ребячеством. Большинство ровесников в Академии считали его чересчур мрачным и скучным. Взрослые тактично говорили, что сын номаха Анхет слишком серьезен для своих лет. Дариус не умел нравиться, но впервые пожалел об этом, только встретив Нейтха.       Соул же любил хозяина любым, всегда был ему рад, и поэтому Дариус добрым словом вспоминал предков и их традицию непременно держать при себе собак, как спутников и охранников. — Уверен? — переспросил с улыбкой Нейтх, и Дариус беззаботно махнул рукой. — Дарю. Зачем мне пес, не знающий, кто его хозяин. Передумаешь — так завтра и вернешь.       Нейтх не пришел. Ни на следующий день, ни вообще никогда. Дариус знал, где вилла семейства Леффис, знал, где искать Нейтха, но заявиться ни с того ни с сего казалось глупой идеей. Он думал, что лучше бы Нейтху оказаться больным и все равно злился, даже в этом не видя веской причины, а потом семья Анхет вернулась в Дхарру. Ликующую Дхарру. Дхарру, которой боги даровали имя нового Лорда, и где снова воцарился посланник Ратха. И Дариус узнал…