разделённая рана

      Санджи никогда не видел столько крови, и, хотя он уже успел стать привычным к такого рода вещам, один только вид заставляет тошноту подступить к горлу. И посреди всего этого стоит Зоро, с ног до головы в крови, скрестив руки на груди и уставившись пустым взглядом в пространство. Это зрелище ещё долго, наверное, будет преследовать Санджи в кошмарных снах.       - Чья это кровь? Где тот шичибукай? Ты ещё живой? - Санджи закидывает его вопросами, ни на один из которых не получает ответа. - Да что здесь произошло?!       Зоро с трудом сглатывает, тяжело дыша. Серые глаза с напрочь полопавшимися сосудами в белках смотрят в одну точку прямо перед собой, почти не моргая. Всë его тело бьëт крупная дрожь, но он как-то до сих пор стоит на ногах.       - Ничего, - говорит он через силу, его голос хриплый и тоже дрожит. - Ничего. Не произошло.       Санджи чуть ли не стонет от такого ответа, но вместо этого раздражённо хлопает себя по лбу. Чёртов маримо, нашёл время храбриться.       - Дурачина! - он хватает мечника за плечи и встряхивает, будто надеясь так привести его в чувства. - Не ври мне тут! Что случилось? Что с тобой сделал Кума?       Зоро упрямо мотает головой.       - Ничего, - выдыхает он, прежде чем его глаза закатываются, а тело обмякает в руках у Санджи, который едва успевает подхватить его и удержать от падения на разрушенные камни. Сердце пропускает удар, когда в голове молнией разражается мысль, что Зоро наконец-то умер. Трясущимися руками Санджи нащупывает пульс: слабый, редкий, но всë ещё пульс.       - Держись, прошу тебя, чтоб тебя… - бормочет он, подхватывая мечника на руки. Хотя его и самого нехило отделали, и ноги едва слушаются, но заряд адреналина делает своё дело и подгоняет его, заставляя чуть ли не бегом возвратиться к остальным. Когда он наконец добирается места общего сбора, то оживлённый гул радостных голосов сразу же замолкает: все взгляды устремляются на них, и во всех без исключения глазах застывает то же выражение ужаса, которое десятикратно повторяется в выражении Санджи. Уж что-что, а такое происходит впервые: кок и мечник, друг друга на дух не переносящие, стоят перед Соломенными Шляпами, и один – напуган до полусмерти, а второй – на грани этой самой смерти, если не уже готовый.       Санджи путанно объясняет произошедшее, сам не зная, с чего начать и чем продолжить, но всё же доносит до Чоппера и остальных главную мысль: всё плохо.       Дальше всё как в тумане. Он слышит, как все наперебой его что-то спрашивают, что-то говорят, но в голове стоит такой шум, что и слова не разобрать. Дрожащей рукой кок тянется к пачке сигарет в кармане рубашки, несколько раз вхолостую щёлкает зажигалкой и наконец делает длинную нервную затяжку. Терпкий дым обжигает горло, но помогает немного прийти в себя. Затем, убедив всех, что он и сам ничего не знает и не понимает, как всё произошло, Санджи отходит в сторону, приваливается спиной к прохладной стене и прикрывает глаза. Сам не замечая, как, медленно сползает на пол. Вздыхает.       Ну и дела.       Скучать не приходится.       Сигарета, вторая, третья. Столько требуется, чтобы окончательно вернуть контроль над своим телом и разумом. Щелчком отбросив бычок в сторону, Санджи опускает взгляд на теперь пустые руки. Все в крови, и своей и, по большей части, чужой. Как и его одежда, и волосы. В носу всё ещё стоит металлический запах, даже несмотря на весь выкуренный табак. Вздохнув, кок с трудом поднимается на ноги. Сначала нужно пойти отмыться от всего этого. Он избегает смотреть в направлении того самого места, где оставил Зоро.       Холодная вода немного помогает смыть с кожи липкое ощущение засохшей чужой крови. Санджи старательно моет руки, трёт лицо до тех пор, пока кожа не начинает болеть. Ладно. Он распрямляется и делает глубокий вдох. Достаточно, наверное.       Возвращаясь, Санджи уже издалека видит людей, сгрудившихся над Чоппером и горе-мечником. Никто не решается заговорить в полный голос, слышно только перешёптывание. Подойдя ближе, Санджи отвешивает подзатыльник первому попавшему в радиус его руки и, натянув как можно более спокойное и уверенное выражение, гаркает на зевак:       - Чего встали, паршивцы? Жрать хотите? – этого оказывается достаточно, чтобы привлечь всеобщее внимание. – Тогда шуруйте на корабль и тащите сюда еду!       Цель достигнута: толпа страждущих быстро расходится, подгоняемая голодом, и вскоре остаются только Соломенные Шляпы, кружком рассевшиеся у импровизированной койки. Все поочерёдно глядят друг на друга, не решаясь заговорить.       - С Зоро же всё будет хорошо? – первым прерывает молчание Луффи, рассеяно потирая шею. – Ему, наверное, как обычно надо как следует выспаться, да? Он всегда говорит, что это помогает.       Чоппер, складывающий инструменты в свой рюкзачок, на секунду останавливается, сначала переводя взгляд от Зоро к Санджи. Видно, что он хочет что-то спросить, но, наверное, и сам не знает, что именно.       - У него много травм внутренних органов, - отзывается наконец вполголоса. – Внутренние кровотечения. Ушибы, трещины в костях и… В общем, Зоро никогда ещё так сильно не ранили. Он поправится, но ему нужно будет намного больше времени, чем обычно… Санджи… Скажи, ты что-нибудь знаешь, что могло случиться?       Теперь все взгляды синхронно поднимаются на кока. От этого по позвоночнику пробегают мурашки.       - Если бы я сам знал, - отвечает он, качая головой. – Чёртов Кума отмудохал, чтобы нам неповадно было, наверное.       Слова повисают в воздухе. До всех потихоньку начинает доходить серьёзность ситуации, в которой они оказались. С каждым разом их заносит всё дальше и дальше, и они наживают себе всё более опасных врагов. Страх того, что однажды найдётся тот, кто сможет раз и навсегда оборвать их путешествие, понемногу закрадывается в душу каждого из команды.       Луффи сжимает кулаки до побелевших костяшек, взглядом буравя лежащего на полу мечника. Санджи примерно может догадаться, что происходит в голове у капитана, он бы и сам был не прочь надрать зад грёбанному Куме, да так, чтобы остальные сто раз подумали, прежде чем лезть на них. Да и все, наверное, мыслят примерно в этом же направлении. Но сейчас это не то, что им нужно. Сейчас надо отдохнуть, перевести дух, напиться и забыться хотя бы ненадолго.       - Вы так и собираетесь сторожить его? – Санджи хлопает Луффи по спине, а Усоппа оттягивает за нос. – Ну-ка встали и пошли за жратвой! Я сейчас начну готовить, так что поторопитесь! Дамы отдыхают.       

      ***

      Когда Санджи наконец-то слышит полную историю произошедшего за время его отключки, руки сами сжимаются в кулаки, ногти впиваются в ладони. Он зол на всех: на чёртовых шичибукаев, на Зоро, но прежде всего - на себя. Нельзя. Кулак ударяет о стену так, что остаётся вмятина и сыпется каменная крошка. Нельзя было допускать этого. Нельзя было, чтобы всё так вышло.       Нельзя.       Нельзя.       Нельзя.       Санджи останавливается, когда чувствует, как по руке течëт кровь. Если бы он только был сильнее. Если бы не этот чёртов Зоро. Если бы.       Если бы.       Если бы.       Если бы не Зоро, то Санджи был бы уже мëртв.       И это злит больше всего. Потому что это правда и от этого никуда не деться. Потому что Ророноа защитил его. Сам факт просто невыносим. Чёрт возьми. Не должно было так случиться. Никто больше не должен из-за него страдать. Особенно Зоро, которому он теперь будет чувствовать себя обязанным, пока не отплатит той же монетой.       Санджи не позволяет братьям Риски растрепать остальным ни слова, и не потому что так печётся о гордости горе-мечника. Это только одна из причин, почему. На самом деле теперь это вопрос их гордости. Санджи никогда вслух не признает, что Зоро спас его, и наоборот. Это то, что должно остаться только между ними. Самый страшный, самый стыдный секрет, разделённый на двоих. Никто больше отношения к нему не имеет и иметь не должен. Никогда. Пускай они остаются для всех двумя вечно ненавидящими друг друга, вечно переругивающимися членами команды.       Потому что в другом случае, если кто-то узнает, уже будет не так легко делать вид, что в общем-то ему плевать.       Потому что это не так, и от этого больнее всего.       Потому что Санджи переживает за всех и каждого в команде, даже за тупого, невыносимого Зоро, который только и делает, что усложняет ему жизнь.       Естественно, он рассказывает Чопперу, что на самом деле случилось с Ророноа, тактично умалчивая часть, обличающую себя самого. Не может он не рассказать. Только ему, потому что он – немного-немало, а корабельный доктор, а значит, знать просто обязан.       - Больше – никому, - предупреждает Санджи, серьёзно глядя ему в глаза. – Понял?       Чоппер так же серьёзно кивает.       - Слово мужчины, - отвечает он, прикладывая лапку к пушистой груди. Это единственное за долгое время, что заставляет Санджи улыбнуться. И от кого это он понабрался? Наверное, Усопп.       На этом и расходятся. Весь оставшийся день, а затем и вечер наполнены шумным весельем празднества, и в какой-то момент Санджи даже теряется во всей этой свистопляске, позволяя тяжёлым мыслям ненадолго покинуть сознание. Музыка, песни, смех и громкие голоса со всех сторон, как будто совсем недавно не происходило всего того ужаса, устроенного Морией. Люди радуются возможности впервые за долгое время выйти на солнечный свет и больше не дрожать от страха перед свихнувшимся шичибукаем; ещё одно доказательство в пользу того, что пираты пиратами и остаются, хоть и сто раз завербованные мировым правительством. Сначала Крокодайл, затем Мория, потом Кума… Сколько ещё больших шишек им предстоит разозлить?       Зоро спит, несмотря на весь шум, только его лицо время от времени хмурится или искажается в болезненном выражении. К нему не подойти незамеченным, потому что подле него заняли свои места Нами с Чоппером, так что кок наблюдает со стороны. А то ещё подумают, что переживает. Вот ещё. Про таких, как он, говорят: заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибёт.       В поведении мечника уже давно начала прослеживаться какая-то нездоровая тенденция к самопожертвованию. Хотя, нет. Санджи трясёт головой, отгоняя от себя им же случайно созданный образ великомученика. Ророноа больше походит на бешеную собаку, которая не знает, когда следует остановиться и на кого не надо лезть. И это глупо. И поэтому – ещё глупее переживать за такого. Зоро содрогается всем телом, издав приглушённый стон, и Санджи тоже слегка передёргивает.       Ладно, переживает.       Рука сама собой тянется за сигаретой. Только знать об этом никому не надо.       

***

             Санджи проводит первую ночь, сидя на полу возле Зоро и куря одну сигарету за другой. Усталость свинцом разливается по телу, но спать не получается, так что он тайком пробрался в комнату, куда они накануне вечером перенесли мечника, чтобы не мешать ему громкими звуками попойки. Теперь время уже перевалило за полночь, и большинство уже пребывали в отключке от обильных возлияний и сытной еды. Осталось, конечно, пара-тройка особо выносливых группок, которые разбрелись и продолжили праздновать, но, по крайней мере, все из Соломенных Шляп уже давно видели десятый сон.       Ему вот совсем не спится. Сначала кок пробует улечься рядом с мужской частью команды, примостившись между Усоппом и Фрэнки. Парни, почувствовав вторжение, синхронно переваливаются с одного бока на другой, и Санджи оказывается зажатым в сплетении рук киборга и ног снайпера. В принципе, он уже привык, так что на этот раз вздыхает не так громко. Просто закрывает уставшие глаза и наслаждается парой минут тишины и темноты. А потом в памяти помимо воли начинают всплывать образы из прошедших событий.       Смазанные картинки появляются и исчезают, люди на них бегут, кричат, падают. Откуда-то из подсознания воспроизводится гомерический хохот Мории. И среди всей этой мешанины появляется одна-единственная сцена, на которой это безумное слайд-шоу останавливается: Зоро стоит посреди окровавленных обломков, скрестив руки на груди и уставившись вдаль. Это заставляет Санджи резко открыть глаза, вырывая сознание из полусна. Он смотрит на высокий каменный потолок, не моргая, так долго, пока глаза не начинает щипать. Стоит только снова их прикрыть, и видение возвращается, будто бы выжженное на внутренней стороне век. Смотреть на это не хочется, поэтому кок прекращает попытки задремать и, осторожно выпутавшись из конечностей товарищей, идёт на улицу покурить.       В голове крутится слишком много несвязанных и бредовых мыслей.       Что, если он проснётся, а Зоро уже умрёт?       Что, если Зоро так и не очнётся, и умрёт?       Что, если Зоро умрёт?       Зоро умрёт?       Зоро.       Чтоб тебя черти драли, Зоро.       Ноги сами несут кока в направлении той самой комнаты, а он слишком устал, чтобы сопротивляться себе.       Лунный свет проникает через широкое окно и падает на мечника, который из-за этого кажется ещё более бледным и безжизненным. Поколебавшись мгновение, Санджи всё же проходит вглубь помещения, тихо прикрывая за собой дверь и садится по-турецки у изголовья импровизированной кровати. Взгляд бессмысленно блуждает по телу Ророноа, по большей части покрытого бинтами, сквозь которые уже кое-где успела проступить кровь. Рука медленно тянется к тёмному синяку на левой скуле и осторожно касается его кончиками пальцев. Зоро слегка хмурит брови, то ли потому что прикосновение причиняет боль, то ли из-за разницы температур их кожи, но кок быстро отстраняется, мысленно ругая себя.       Всё, что он может делать сейчас – это ждать. День, два, пять, сколько угодно, и всё это время пребывать в подвешенном состоянии.       Ждать, пока решётка откроется, и кто-то наконец-то придёт выпустить его.       Ждать, покажется ли на горизонте хотя бы силуэт хоть какого-нибудь корабля.       Ожидание – самое паршивое, с чем приходится сталкиваться в жизни. Санджи тушит очередной бычок о каменный пол, затем щелчком отправляя его в полёт в кучу остальных. Вздыхает. Сигареты кончились. Очень хочется выпить. Даже не так – напиться. Может быть, те, кто говорили, что Новый Свет им не по зубам, оказались и правы, и туда соваться даже не стоит пробовать после этого. Там они встретят людей в разы сильнее Варфоломея Кумы и, вполне возможно, закончат точно так же, как и команда Брука.       Всех ждёт смерть в Новом Свете.       Никто не поможет.       Санджи трясёт головой, чувствуя, что его уносит водоворот странных, несвойственных ему мыслей. Всё, хватит. Они же пираты. Что бы их ни ждало в Новом Свете, они это примут как положено.       В конце концов, ведь собаке – собачья смерть.       

      ***

             Вторую ночь тоже не спится.       Санджи ничего не может сделать, кроме как смотреть на то, как Зоро корчится от боли, а его тело сотрясают крупные судороги.       Зоро никого не слышит.       Зоро никого не видит.       Таким беспомощным Санджи чувствовал себя только однажды, когда узнал правду про ногу старикана Зеффа. Он тогда сказал, что всё равно будет в порядке. Все они всегда так говорят, оставляя за кулисами всю боль и страдания, которые им пришлось из-за него, Санджи, пережить. Когда он начинает думать об этом, это сводит с ума.       Санджи утирает рукавом предательски намокшие глаза и переводит свой взгляд на мечника, пытаясь отвлечься от невесёлых мыслей. Если он будет продолжать утопать в чувстве вины, то лучше от этого никому не станет.       Осторожно, он берет ближнюю руку Зоро и переворачивает ладонью вверх. Большим пальцем начинает очерчивать на ней силуэт восьмёрки. Где-то он слышал, что массаж рук помогает расслабиться и снять напряжение, и даже специально научился делать его, правда, для противоположного пола, но делать нечего - Зоро сейчас существо бесполое. Затем переходит к пальцам, сначала легонько поглаживая сверху-вниз каждый от мизинца до большого, потом возвращается и разминает каждую фалангу по отдельности. Пальцы у Зоро загрубевшие, в ссадинах и с сорванными ногтями. Закончив с этим этапом, поворачивает ладонь тыльной стороной вверх и большим пальцем проводит от запястья до костяшек и обратно.       Хотя Санджи особо ни на чего не надеется, но, кажется, это немного начинает помогать, судя по тому, как лицо мечника приобретает чуть более расслабленное выражение. Когда кок повторяет те же манипуляции со второй рукой, дыхание Зоро становится спокойнее и размереннее.       Санджи устал. Наверное, ничего плохого не будет, если он немного полежит тут. Пол – не самое удобное место для отдыха, но ему до этого нет дела. Достаточно того, что тут тихо и спокойно. Уставившись в потолок, он слушает шумное дыхание лежащего рядом мечника. Протянуть руку – и кок может коснуться его. На корабле они часто так спали, причём непонятно, как, почему и зачем. Просто Санджи засыпал на мягком ковре мужской спальни, а просыпался уже на плече, груди, животе, и как-то раз даже ноге Зоро. Хвала богам, что мечник всегда спал как убитый, так что всегда удавалось скрыться с места преступления незамеченным. Но сейчас не надо осторожничать. Вряд ли он проснётся в ближайшее время.       Со вздохом перевернувшись на бок, Санджи медленно тянется вперёд, накрывает своей ладонью холодную руку Зоро и переплетает их пальцы. Если никто этого не видит, значит, этого никогда не происходило. Значит, никогда не было этой минуты слабости и безмерной тоски.       Не было чувства всепоглощающей вины.       Не было беспомощности.       Не было слёз.       Не было ничего.       Сквозь сонную дымку кок чувствует, как его ладонь слабо сжимают холодные грубые пальцы. Всего на пару секунд. Мгновение.       Которого тоже никогда не было ни для кого, кроме Санджи.       Он уходит с первыми лучами рассветного солнца, напоследок кинув на Зоро долгий тяжёлый взгляд.       

      ***

      Тайком проскальзывая в уединённую комнату на третью ночь, Санджи краем сознания отмечает, что это какой-то нездоровый паттерн. Да и чёрт бы с ним. Сегодня он настроен более оптимистично, то ли из-за прогресса прошлой ночи, то ли просто потому что наконец-то смог нормально поспать днём.       На свежую голову думалось получше, поэтому кок решил сделать то, в чём был лучше всего, - приготовить что-нибудь. И не для кого-то там, а для тупого мечника, у которого сейчас наверняка нет достаточно сил на выздоровление. Обычно, всякий раз, когда Зоро сильно ранили или тот простужался из-за недостатка мозгов, то Санджи всегда колдовал с его едой и даже иногда отдельно готовил что-то на него. Луффи, конечно, предлагал залить в Ророноа пиво, но Чопперу удалось убедить его в том, что это плохая идея. А вот Санджи долго думал и решил, что идея плоха только наполовину.       Вот и сейчас кок возвращается в комнату с двумя кружками в руках: одна для себя с чем покрепче, другая для Зоро – с лёгким бульоном. Садясь на своём уже привычном месте, он отставляет кружки немного в сторону и делает вдох-выдох, чтобы настроиться на дальнейшие действия. Вот уж не так представлялось ему развитие их отношений. Если бы ещё в начале их знакомства кто-нибудь бы сказал, что так всё будет продолжаться, кок бы мало того, что рассмеялся бы этому человеку в лицо, так ещё бы в это лицо плюнул и врезал.       Но, видимо, всё меняется.       Санджи осторожно кладёт голову мечника себе на колени, одной рукой придерживая в приподнятом состоянии, и подносит к слегка приоткрытым губам кружку, слегка наклоняет её, вливая в рот небольшое количество жидкости, которое без труда может проскользнуть по горлу. Чуть подождав, чтобы всё точно успело пройти по пищеводу, повторяет неприхотливые манипуляции. Затем ещё и ещё раз, и так до тех пор, пока последние капли бульона не исчезают.       Отставив кружку в сторону, Санджи вздыхает. Вроде бы дело сделано, но на душе всё равно кошки скребутся. Бездумно, он зарывается пальцами в короткие зелёные волосы.       - Слышишь, ты, - говорит он, глядя на мечника сверху-вниз, - не смей помирать. Только не после всего этого. Иначе я буду чувствовать себя виноватым. И всё из-за тебя. Из-за тебя, слышишь? Из-за того, что ты такой упёртый осëл.       Естественно, Зоро не отвечает. И это хорошо, потому что коку даже представить страшно, что бы тот сказал, если бы внезапно пришёл в сознание.       Тыльной стороной ладони Санджи касается его щеки, осторожно поглаживает, как будто боится, что мечник действительно проснётся и застанет его за таким. Зоро холодный. Его грудь едва поднимается, когда он дышит.       Другой рукой Санджи пытается нащупать пульс и ощущает на кончиках пальцев ничего больше, чем слабые редкие толчки. Это немного пугает. Хотя, может, и не немного. Санджи это очень пугает.       - Даже если мы постоянно ругаемся, - продолжает он тихим голосом. - Даже если ты постоянно меня раздражаешь, и я тебя, наверное, тоже. Даже если так. Это всё равно не значит, что мне не будет грустно, если тебя не станет, маримо.       Санджи наклоняется, зависая в сантиметре от лица Зоро и всего на секунду прижимается губами к его лбу, оставляя на холодной коже мимолётный поцелуй.       - На удачу, - говорит он, отстраняясь. Мама всегда делала так, когда ему было грустно или плохо в детстве, и это всегда срабатывало. Может быть, каким-то чудом это тоже поможет глупому маримо. - Когда проснёшься, я приготовлю тебе всё, что захочешь. Так что поторопись, понял?       Произошедшее тем страшным утром - это их рана, разделённая на двоих. То, что навсегда будет их связывать и о чём они никогда не будут разговаривать.