Грандмастер

Ханзо Хасаши был недоволен собой.    Он привык контролировать свою жизнь, ее порядок и течение. Более того, теперь он контролировал, и таким образом нес ответственность, за весь возрожденный клан Ширай Рю. Их честь и достоинство были продолжением него самого.    Он злился на себя, за то, что не мог остановить поток мыслей. Его четкое, структурированное сознание ополчилось настолько, что даже медитация давалась с огромным трудом. А все из-за женщины. Нет, из-за девчонки.    Его разум, словно сопливый юнец, неспособный сосредоточиться ни на чем в принципе, решил проверить его собственную выдержку. Но если бы только разум. Тело тоже подводило.    Генерал Блейд попросила его об особом одолжении: она стремилась подготовить дочь ко всем возможным сюрпризам и угрозам из всех возможных миров, и поэтому разработала целую стратегию по «улучшению» навыков Кассандры. Он помнил ее помладше, подростком фактически и был приятно удивлен, просмотрев досье.    Девчушка выросла, поднаторела, наработала приличный список достижений и выглядела способной ученицей. Пекло преисподней, как он тогда ошибся, как проклинал день, когда согласился на эту авантюру!   Вместо усердного, послушного солдата, к нему в клан прибыла дрянная, взбалмошная девчонка, которая, казалось, поставила своей целью добавить ему седины и довести до точки кипения. Ханзо прекрасно знал о собственных недостатках, особенно о взрывоопасной вспыльчивости и, порой, излишней агрессивности, но она была демоном в человеческом обличье.   Кассандра перечила и пререкалась, возражала, спорила и постоянно жевала эту отвратительную жвачку, пахнущую омерзительно приторно, надувая пузыри, которые, лопаясь, поджигали нервные клетки Ханзо. Каждый новый пузырь заставлял его глаз болезненно дергаться, хороня взращиваемую годами выдержку под слоями розового кошмара.    На фоне Кассандры даже самые хулиганистые воспитанники, с которыми требовалось вдвое больше терпения, казались невинными ангелами. И дело было не в том, что она девушка. Среди новобранцев клана были девушки, но никто никогда себя так не вел.    Первые несколько недель, с приходом каждого нового дня, он обещал себе, что сегодня точно отправит ее домой. На исходе третьей недели он был готов опуститься до банальных мирских лекарств и принять успокоительное.    И лучше бы он его принял, потому что стало только хуже. Их пикировки приобрели двойственную натуру, в ход пошли двусмысленные фразы и намеки, порой переходящие в угрозы. И зачем-то, только Высшим Богам известно зачем, именно в этот момент, он обнаружил, что, несмотря на свой отвратительный характер, Кассандра была...хороша.    Она был умелым бойцом, при должном старании могла вырасти в хорошего тактика, но ее задница отвлекала его все больше и больше. Его стало интересовать, на что еще способен этот острый язык. Как сильно приоткроются пухлые губы, если хорошенько ее приструнить.  Он был безмерно благодарен Такеде, так вовремя появившемуся перед ними, когда она имела наглость потереться об него. Когда злость стала подстегивать возбуждение? Бешенство и азарт, стремление ее подчинить...ему не нравилось то, как он реагировал. Это неподобающе для грандмастера клана.    Омываясь в горячих источниках, он раз за разом повторял себе, что у него есть задание и он должен следовать плану, что это непозволительное для его чести поведение, что она, в конце концов, младше его на...кхм, на много лет. Последним аргументом шло то, что она почти ребенок, но внутренний голос тут же это отметал, язвительно указывая, что такая грудь есть только у взрослых, половозрелых женщин. Ей больше восемнадцати, все легально.   И, если он думал, что происходящее – предел его мучений, то Кассандра явно была настроена дойти до гранд-финала, напрочь лишив его здравомыслия.    Уже третий день она сидела «в засаде» перед его покоями. Он не знал зачем, и, честно говоря, опасался узнать.    Но после того, как она вломилась в его спальню, в этих скандально коротких штанах и майке, которую можно было бы и не надевать вообще, настолько она была бесполезной, он сдался. Выпроводил ее и сделал то, в чем отказывал себе уже некоторое время.   Ханзо Хасаши от души и искренне подрочил.    Неторопливо, тягуче, красочно рисуя в голове все, что он бы с ней сделал, будь на то его воля. Представлял какой будет ее кожа на ощупь, какая она будет горячая, узкая, мокрая для него.    Он бы пытал ее, всю ночь или сколько потребуется, потому что знал, что от такого она не оправится. У него были определенные наклонности и потребности, и она только усугубляла ситуацию, распаляя и дразня его.   Он излился в собственную руку, стоило ему только подумать, как отчаянно он ее накажет.