***
На Гриммо 12 пахнет сыростью и стариной. И немного вареной капустой, что создает ощущение, будто их ждали. На самом деле это не стряпня Кикимера, а изношенные трубы. Гарри позволяет своему гостю пройтись в обуви и поставить чайник самому. Он и сам здесь как гость. Его нога не ступала на порог Блэков вот уже пять лет. — Кто здесь?! — Гаркают откуда-то из пролета. Малфой подскакивает, озирается. Гарри второй раз берет его под локоть, все еще холодный от северных ветров, пока портрет на стене за занавеской шипит что-то про вонючих крыс и предателей рода. — Вальбурга Блэк. Приклеена к стене навечно. Можешь смело знакомиться. Ты ей понравишься. — Знакомы, — бурчит Малфой, и аккуратно освобождается из рук Гарри. Гарри не стал спрашивать, откуда. Тысяча вариантов: на соревнованиях чистокровных, на параде чистокровных, в клубе любителей чистокровных и макраме, в очереди на постановку на учет чистокровных волшебников, на анализе крови, в конце концов. Ему плевать. Он давно уже отпустил слизеринское плечо и снует по дому, в поисках Кикимера. Но домовика, пожалуй, не дозваться. В этом месте в две руки они наводят порядок: Гарри смахивает покрывала с мебели, перестилает постельное белье, смахивает пыль. Драко настраивает освещение, удаляет паутину, тоже убирает пыль и протирает зеркала. Сорок минут они заняты этим в суровом молчании. Когда-то Гарри ради приличия предлагает Малфою чай, или чего-то покрепче. Драко, не изменяя привычке, отказывается. Через дюжину неловких попыток начать разговор и невысказанной благодарности Малфой уходит.Часть 1 — Пруд
17 сентября 2023 г. в 00:36
Пожалуйста, заслушайте Harry Styles - As It Was. Это прямо оно.
______________________
— Не найдется ли у юноши пары монет на проезд?
— Да, конечно.
Бездомный в смешной шапочке, с носом, пористым как губка, терпеливо ждет, кутаясь в чей-то одолженный пиджак.
Гарри не уверен, что метро еще открыто, а тип, что стоит перед ним, отправится куда-то на такси. Однако ветер промозглый, ночь беспощадна — вполне объяснимо, что бедолага решил согреть себя шкаликом дешевого бренди. Какая разница? Он и сам не прочь составить компанию. А что еще делать? Его будние и выходные на ближайший месяц заняты только скорбью и самокопанием.
Он протягивает некоторое количество денег.
— Это что, коллекционные монеты? — округлил глаза старик, рассматривая пять галлеонов, словно дырявый носок.
— О, простите, сейчас, — Гарри находит у себя в карманах несколько смятых стерлингов.
— Премного благодарен! — вернув золото, бездомный исчезает.
Аллеи парка шепчут на странных, опасных языках, верхушками их ссохшихся ветвей. Гарри предоставлен сам себе, и на глади тихого пруда, подозрительно не тронутом шквалистым ветром, отражен единственный его собеседник.
Что делать? Куда идти?
Опираясь на железную ограду набережной, он бессознательно ищет опору. ‘Дважды в одну реку не входят. А если это пруд? В пруд входят?' , — думает Гарри.
Десять часов назад Джинни Поттер объявила, что она снова Уизли, и двое их детей — Джеймс и Альбус, проследовали за ней с набитыми рюкзаками и грузными лицами. Девять часов назад Гарри звонил в камин Биллу и Флер, чтобы спросить, как его бывшая семья трансгрессировали до штатов. Все ли у них хорошо?
«— Все хорошо.
— Отлично!»
Ничего, мать его, уже никогда не будет «отлично». Потому что и до «хорошо» ему как до Мохотокоро пешком.
Это должно было, в конце концов, случиться. После успешного закрытия двух громких дел по финансовым махинациям с магловскими акциями и серии заказных убийств министерских чиновников, дом Гарри Поттера перестал быть цитаделью семейной идиллии. За полгода жизни в новом доме в центре Англии, выданном Министерством, к ним врывались грабители, был совершен налет с разбитыми стеклами и два поджога. Последней каплей стали ежедневные записки под дверью и, что еще хуже, — вчера утром их золотистая шишуга Мини нашлась на качелях двора, свисающей на собственном поводке, с посланием, гласящим следующее: «Поттер, настанет час, и здесь будут висеть твои дети».
И ведь похожее уже было! Три года назад тоже били стекла, жгли, распыляли газ. Гарри не помнит деталей, но похоже на то, что доставалось ему за закрытие сети арен драконьих боев. Началось с того, что молодой паре пришлось целую ночь практиковаться в беспалочковом вызове патронусов, запертыми в подвале с боггартом абсолютно безоружными. А закончилось поджогом — спустя три месяца после того инцидента, вернувшиеся из отпуска Гарри и Джинни обнаружили вместо своего гнездышка одни столбы да фундамент.
Почти сразу им выдали коттедж в Ратленде. Чудесное место, чтобы разбить садик, обставить террасу в кантри, построить качели на заднем дворике и сколотить будку; играть в водную дуэль с двумя подрастающими пацанами и неугомонной пухлой шишугой, а по уикэндам выбираться всей семьей на рыбалку с ночлегом.
Да, все подразумевалось так. В тот момент Гарри казалось, ничего не предвещало беды. Идеальными были даже трещинки на густо побеленных стенах их дома. Как бы не так.
Эти грезы оказалось легко разрушить Августу Руквуду, оставившему после последней своей собственной поимки целый картель уголовников. Они мстили — мелко и не слишком умело. И обо всем этом уже было написано выше. Джинни быстро оттирала дом от сажи, Гарри отстраивал все так, как было задумано. Однако разговоры между ними двоими пошли другие. Вновь и вновь острием ножа впивались в сердце слова Джин:
«Ты живешь опасной жизнью, Гарри Поттер. У нас маленькие дети, и я не могу ими рисковать. Мне следовало знать, к чему приведет наш союз».
А потом она повторила это еще раз. Вечером, когда все тарелки были помыты, дети успокоены и уложены, а рисунки их усопшего питомца помещены в рамочки «Миневра, мы тебя любим», она сказала: «Я приняла решение уехать к Биллу и Флер. Дети поедут со мной. Будет здорово, если за этот месяц ты подготовишь все необходимое для развода». А Гарри не нашел, что ответить.
Сегодня утром Поттеры покинули Ратленд. Сказка кончилась. Вместо нее начиналась какая-то суровая чернуха. Гарри не был к такому готов.
Непослушными пальцами Поттер поднимает очки, смахивает слезу. Это ветер, разумеется. Но чего ему ждать? Он не принесет ему хороших перемен.
Он проникает под пальто, под худи, под кожу. Своим мертвенно холодным дыханием он срывает его собственное. Ледяными, хлесткими ударами стремится добраться до сердца, а если нет — вышибить хоть одну-другую слезу из его бессонных глаз. Этот ветер — северный и нелюдимый, как недобрый знакомый, нарочно наступает ему на ботинки, не дает двигаться.
Нет, ничего хорошего от него не жди.
Гарри сощурился, чтобы противная влага покинула наконец глаза. А затем увидел…
Кто-то шел по левой стороне берега. Эта фигура плыла плавно — в отличие от редких других, — и торопливо, будто нашла срочные дела в столь поздний час. Издалека лик ее можно было спутать с фонарем, шаровой молнией, или летящим белым пакетом — настолько оно было бледным и ровным.
Что-то в этом стремительно гонимом силуэте, объятом тьмой, есть фамильярное. Тень двигается четко, не сворачивая. В ней узнаются старая-добрая спесь и претенциозность. И чем ближе она приближается, тем отчетливее он признает в ней Малфоя — своего школьного врага.
Весь в черном, в строгом английском пальто до колен, он приблизился к бывшему своему неприятелю и остановился. Напряженный, сбитый смятением вид его никак не выдавал бескорыстных намерений беззлобно всплеснуть руками по швам, как бы говоря «вот он я», будто его сюда доставили. Гарри хотел было усмехнуться, как-то это откомментировать, да губы склеились, а чувство юмора осталось где-то в детском рюкзачке. Потому он отвернулся от бледного острого лица, будто его никогда и не появлялось. Будто слева ему так низко отсвечивает вторая луна. Гарри укутался в шарф, упрямо глядя в воду. Может, если стоять так, это нелепое видение исчезнет?
Внезапно стало тепло — как бывает от согревающих чар, — и это тепло, как молчание, тяжестью легло на плечи. Впрочем, не дискомфортно — оно давило словно тяжелое ватное одеяло укутывает уставшее тело. Дивная магия с ароматом чужого уюта. От нее Гарри поежился, но чары не стряхнул.
Уголками глаз он увидел, как Малфой стоял, держась за железный поручень кончиками пальцев, и тоже глядел куда-то на воду. Каждый думал о своем. Гарри — понятно, Хорек — наверное, о чем-то неблагочестивом и коварном. Темном, как вечно расширенные зрачки его белесых глаз, как последняя шерстинка его пальто, как все его дела, которыми он когда-либо помышлял.
Он, наконец, разлепил стянутые губы, и сам удивился звуку своего голоса.
— Что, Уизли попросили присмотреть?
Ответа не последовало. Порыв ветра вырвал из глотки Гарри что-то еще, чего он рад, что не высказал. Не хватало еще ссоры с Хорьком на пустом месте.
И все же как глупо, что из всех близких и друзей рядом с ним сейчас его школьный кошмар! Парень, с которым, он думал, ему не придется перекидываться и парой фраз в квартал. Неточное зеркало. Фильм с открытой концовкой. Осадок в кофейной чашке. Старое пятно на любимой рубашке, единственной в пору. Стул, с которого падаешь, думая, что уверенно балансируешь на двух ножках. Вот, кто такой этот Малфой. После школы, их двоих связывают только многочисленные школьные контакты, милосердие его подруг — Гермионы и Луны, и отходчивость Рона.
Гарри скучает по своим друзьям, несмотря на то что не понимает такой подлости — оставить его на попечение Малфою. Рон и Гермиона отправились в свое, как они надеются, последнее вынужденное путешествие в Австралию, где чета Грейнджер успешно возвращается к памяти. Кто-то возвращает память, а кто-то, вроде Гарри, хочет ее отбить.
— Пойдем домой, — вдруг тихо произносит Малфой.
Гарри все равно. Он не злится на Малфоя, потому что тот всего лишь выполняет просьбу самых близких ему людей. Он хватается за острый локоть, вспоминает, что никогда прежде не аппарировал с Малфоем. Он вообще никогда не держал его руки, кроме одного раза — в Выручай-комнате. Не приходилось ему и испытывать тепло его чар, или какого-то рода «заботу», назовем это так. За этими смутными мыслями они исчезают.