Russian Roulette: Reloaded

XI (Воскресенье, 27 марта 1960 года, продолжение. Москва, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика). В конце концов, Соне удалось замедлить свой панический бег, и она успела крепко ухватиться за своего непутевого друга, прежде чем он пронесся мимо нее. Ей нужны были ответы на вопросы, в частности, почему Скалл стоял, как истукан, а не бросился бежать, столкнувшись с тремя ворами. Пьяные в стельку, но все же это были люди из мафии, которые занимались грязными делами преступного мира, в котором она оказалась. Настоящие убийцы, которых беззастенчиво арестовывали за это, один работал по найму, а другой — в рамках собственного синдиката. Один взгляд на странно бледное, но раскрасневшееся лицо фиолетового мальчика подсказал ей, что для получения ответов на вопросы потребуется немного ловкости и, вероятно, много такта. — Объясни. Жаль, что в расстроенных чувствах она, видимо, не проявляла такта. Он почти согнулся пополам, как тогда, после их первой встречи, руки на коленях, худые плечи вздымаются, как гармошка, пытаясь восстановить дыхание, которое он потерял, когда бежал за ней по темным московским улицам, чтобы никто их не преследовал. Он не смог ей ответить, но Соня была достаточно хорошо знакома с его повадками, чтобы понять, что он не хотел, чтобы это произошло. Однако он не стал сразу отрицать свою причастность к ворам, как она поняла из его движений. — Ты их искал? — если в ее голосе прозвучали предательство и легкая паника, она решила, что ее можно простить. Она никогда не интересовалась, почему Скалл согласился на то, чтобы она беспокоила его в случайные дни, просто полагая, что он ценит компанию так же, как и она. В нем не было той изворотливости, которой обладали большинство известных ей членов мафии, и вряд ли она ее разовьет, раз уж она отказалась втянуть его в свою жизнь. Она посещала его, а не наоборот. То, что Скалл был придурком, неуклюжим, почти до боли честным в своих реакциях — все это заставляло ее ценить ту долю нормальности, которую он придавал ее очень искаженной жизни. Это было невероятно по-детски, она знала, но прошло уже два года, и она больше ничем не досаждала ему — это был один из немногих вариантов, почему он никогда не протестовал. Соня не знала, что делать, если он попытается воспользоваться ею, ее умениями или просто ее присутствием в его жизни по какой-то причине. Тошнотворное чувство, что она, возможно, неправильно оценила его, поселилось в ее нутре, и она тупо смотрела на него, пока парень наконец не смог произнести фразу. В полутьме сумерек его удивительно яркие фиолетовые глаза смотрели на нее, когда он слегка выпрямился: — Я… я… искал… тебя. Она моргнула серыми глазами, услышав наполовину отрывистый ответ, и была немного обескуражена этим фактом. Он знал, что она — Мафия? С каких это пор? — Почему? Тут он покраснел сильнее, чем можно было бы предположить, если бы он был просто напряжен: — Ты… странно себя вела. Она продолжала смотреть на него пустым взглядом, заставив чуть подросшего подростка вскинуть руки вверх в порыве гнева, но затем зарыть их в свои уникальные волосы и потянуться, чтобы придумать, как сформулировать все, что он хотел сказать. — Обычно у тебя есть всего несколько свободных часов, чтобы навестить меня раз или два в месяц, а тут ты провела со мной целый день после одного из своих обычных визитов. Я подумал, что в тот вечер что-то случилось, но, когда ты не вернулась, — он неуверенно замолчал, упрямо не глядя на нее. Ей все сильнее хотелось ударить себя по лицу. Не прошло и недели с тех пор, как она видела его в последний раз, что было типично для ее привычек. Скалл, видимо, забеспокоился за нее, когда она нарушила свои обычаи только потому, что существовал вполне реальный риск быть пойманной во время ограбления, и хотел, чтобы она получила свое время от Скалла. Это была глупая пушистая дружеская забота, которая так ему шла. Акцент на глупости. — Только не говори мне, что ты подошёл к первому попавшемуся члену мафии и спросил про меня по имени. Румянец на его лице превратился в румянец, который в тусклом освещении почти светился огненно-красным. Соня разрывалась между тем, чтобы удариться головой о кирпичные стены, окаймляющие переулок с обеих сторон, и тем, чтобы отвесить ему пощечину за то, что у нее чуть не случился сердечный приступ. — Скалл, скрещенные кости и надгробные татуировки означают, что Вор — убийца. То же самое с точками на руках. Число их означает, сколько они сделали для мафии, или сколько они хотят похвастаться или вести счет, — маленькая воровка прямо сообщила ему об этом, обеими руками прижимая к себе разболевшуюся от ужаса голову. О том, чтобы посмотреть на него, не могло быть и речи — она бы расхохоталась и, возможно, усилила бы головную боль, поэтому она уставилась на свои ладони, сохраняя ровный голос: — Милицейский значок на руке или кисти означает убийство милицейского. Просто… имей это в виду и больше так не делай. Особенно не подходи к пьяным. — Понятно. Если повезет, эти трое пьяных мафиози не вспомнят ни о потасовке, ни о том, с чего она началась. Но она не верила в удачу, она верила в Арсения и в его, возможно, бурную реакцию на новость о том, что они возились на чужой территории. Соня, Татьяна, Лиза и Арсений принадлежали к воровскому клану Золотовых, известному своими умелыми ворами и сильным присутствием на окраинах среднего класса богатого района Москвы. Младшая воровка своей приемной семьи скорее подозревала, что живет не совсем на окраине территории, на которую претендуют Золотовы, достаточно далеко от основных мест, чтобы быть менее подозрительной для милиции, но достаточно близко в случае какого-либо чрезвычайного происшествия. У Золотов были настоящие профессиональные татуировки. Они, правда, разрешали делать татуировки в тюрьмах, которые, как она знала из другой жизни, печально известны тем, что распространяют такие болезни, как сифилис и СПИД, но только в случае ареста и тюремного заключения. В остальных случаях татуировки делались в гораздо более санитарных тату-салонах, которые они охраняли, без исключений. Одного этого факта было более чем достаточно, чтобы она сообщила о трех, вероятно, только что вышедших из тюрьмы ворах старшим членам мафии, которых она знала. Другое дело, что эти трое пришли за ее другом, независимо от того, он ли это начал — воры не отличались щедростью. На самом деле, воры по своей природе были иногда злобными и всегда жадными существами. Она, даже если принять во внимание ее необычные обстоятельства, не была необычной для вора, обученного мафией. Арсений тоже был вполне типичным вором, он мог быть таким же жестоким и жадным, как и большинство, если только был более опытным и уважаемым, чем она. Даже если донесение на трех воров, которые могли запросто забрести по ошибке не на ту улицу, выйдя из бара, закончится убийством одного из них, ни Соня, ни ее «приемный отец» не будут спать спокойно из-за этого. От вора ожидали, что он сохранит контроль над собой, независимо от того, что он выпьет или какие наркотики примет. Но они этого не делали, и это было все, что ей требовалось, чтобы они поплатились за свои поступки. Она резко опустила руки, бросив на Скалла последний взгляд, чтобы он понял, насколько глупыми она считает его недавние действия: — Ну и ладно. Пойдем, отвезем тебя домой. Он бросил на нее тот самый взгляд мокрого кота, который она заслужила, когда стала приставать к нему с расспросами о том, что он сделал не так, как надо. Ее это вполне устраивало, потому что это было глупо, и, по крайней мере, он теперь это знал: — Соня? Ты в порядке, да? Она успела сломать кому-то руку куском дерева и пнуть кого-то так сильно, что он пробил кирпичную стену, а все потому, что у него не было чувства самосохранения. — Я…? Я в полном порядке, — устало заверила крохотная воровка ровным тоном. — Я уехала из Москвы на пару дней, Скалл, и это могло бы занять больше времени, чем заняло. Вот я и навестила, потому что могло пройти много времени, прежде чем я вернулась. — …ой. XII (Понедельник, 28 марта 1960 года. Дом Арсения и Лизы, Москва, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика). Выражение лица Арсения можно было высечь из камня, когда он слушал, какие доводы привела Соня, чтобы нарушить комендантский час. Все, что планировалось — это свести татуировки, на что уйдет всего несколько часов с учетом поездки на поезде. А вот то, что ей придется спасать Скалла и провожать его до дома, в планы не входило. Она прекрасно понимала, что безопасность фиолетового мальчика — не лучшее оправдание, что старшие два члена Мафии знают, что она не собиралась втягивать его в свой мир, поэтому не должна была ставить его выше себя и своего образа жизни, если хотела избежать неприятностей. Три явно пьяных мафиози, пристающих к ее другу на территории Золотова — это было неплохо, даже если бы ей пришлось сообщить Арсению о том, что кирпичная стена помялась после того, как она пнула в нее одного из них. Он все равно все выяснит, когда пойдет разбираться с нарушителями, а ложь не принесет ей ничего, кроме неприятностей за попытку солгать ему в лицо. Хуже того, ее поймают на этом. Судя по полному отсутствию выражения на лице вора, у нее и так было достаточно проблем. Взрослый мужчина ушел вскоре после того, как она назвала ему улицу и примерное место, где видела трех пьяных воров, и Соня должна была считать, что вопрос решен, если он не скажет обратного, когда вернется. Ей не хотелось знать никаких подробностей, кроме того, пережили они эту ночь или нет. Лиза безразлично улыбнулась им с Татьяной и предложила пойти спать, раз уж так поздно. Они так и сделали, не говоря ни слова, потому что, когда старшая женщина была так безразлична, это означало, что она расстроена, а это Арсения только раззадоривало. Татьяна остановила ее перед тем, как они вошли в свои комнаты: — Соня? Ты не ушиблась? — Синяки, в основном, — призналась девушка, потирая запястье, которое, возможно, было вывихнуто. — Я немного поцарапалась, но все в порядке. Может быть, она и не чувствовала их во время или сразу после боя, но она ощущала каждую боль и каждый синяк сразу после того, как вернула Скалла в его мрачное жилище и последние остатки адреналина улетучились. Они гарантировали, что она не питала иллюзий по поводу того, как ей повезло, что трое убийц были сильно пьяны и, вероятно, только что из тюрьмы, если бы это было не так, она могла бы сделать не больше, чем серьезно пострадать или, возможно, снова умереть. К утру на ее коже будет красочная коллекция синяков, и ей не хотелось думать о том, как сильно они будут болеть. Завтра балет и гимнастика будут сущим адом. Татьяна нахмурилась, но не стала протестовать, оставив Соню в коридоре в ее собственной комнате. Этот обмен дал юной девушке Мафии некоторую надежду на то, что их отношения наладятся, так же, как и серебряный браслет, который носила старшая девушка. Соня не была уверена, что та примет от нее что-то, учитывая, что Татьяна до сих пор испытывает небольшую ревность, но браслет, который она украла во время своего первого ограбления, все еще красовался на тонком запястье рыжей. Может быть, старшая девочка уже немного выросла из него? Ведь она была почти подростком. Соня хотела вернуть приемную сестру такой, какой она была раньше. XIII (Четверг 31 марта 1960 года. Подвал Александра, Москва, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика). Тащить Скалла в первый раз к вору Александру в конце той недели было отчасти интересно, а отчасти раздражающе, отчасти потому, что парень перестал протестовать только после того, как ей удалось затащить его в довольно удивительно нормальный на вид дом, а отчасти из-за сложностей, с которыми она столкнулась. Соня представила своего сугубо гражданского, фиолетововолосого и глазастого друга старому вору и спросила: — Как вы думаете, насколько сложно будет научить его основам самообороны? Древний и потрепанный мужчина, который, наряду с несколькими другими вспыльчивыми юными мафиози, обучил ее большинству боевых навыков, взглянул на симпатичные, почти девчачьи черты лица Скалла и тяжело вздохнул через нос. Старший мальчик выглядел так, словно хотел быть где угодно, но только не рядом с ними, и выражение его лица было скорее покорным, чем взволнованным, что очень ее забавляло. Судя по всему, он был не против того, чтобы она познакомила его с другими членами Мафии, даже после того, как в начале той же недели несколько человек чуть не вышибли из него мозги. Либо у него нет чувства самосохранения, либо он действительно настолько ей доверяет: — Ты собираешься это сделать? — пробормотал вор, отмахнувшись от подростка в пользу столь же юной воровки. Соня предположила, что из них двоих она представляет большую угрозу, и кивнула старику, пожала плечами: — Думаю, да. А что? Он окинул взглядом молчавшего до сих пор Скалла, и она скопировала его, чтобы понять, что ему нужно. Поскольку Александр был человеком, который научил ее сражаться, и который все еще ожидал, что она будет развивать свои навыки, даже если она быстро превзойдет то, чему он мог научить ее в отношении выбранного ею оружия, она доверяла его в основном невербальной оценке предстоящего ей испытания. Старый Вор, а ему было около пятидесяти, учитывая огромное количество шрамов, татуировок и седых волос, использовал бои с некоторыми из старших детей в качестве наказания для идиотов-малолеток, которые думали, что оружие в их руках сразу делает их непобедимыми и не нуждается в обучении, чтобы использовать его. Против Сони, которая тренировалась пользоваться своим оружием почти полдесятка лет, они, как правило, долго не выдерживали. Весь вид Скалла практически кричал о нежелании находиться здесь, если не считать страха или ужаса. Тот факт, что он все еще был здесь, даже когда было очевидно, что он этого не хочет, судя по всему, давал ему несколько очков. Вероятно, он наблюдал, как мальчик позволил Соне затащить его в подземный тренировочный зал, не выразив ни слова протеста, и как он все еще стоял там, не выражая никакого сопротивления ее намерениям. Александр, вероятно, считал, что у Скалла практически нет хребта, и, хотя это, возможно, и так, это было не самое лучшее впечатление, которое ее друг мог произвести на персонажа, отвечающего за подготовку начинающих преступных элементов, чтобы со временем надрать им серьезные задницы. Впрочем, она и сама была ненамного лучше… а теперь и сама могла держать удар в драке с двумя пьяными и удивленными Ворами. — Я, наверное, слышал от одной птички, что несколько ночей назад тебе удалось кое-что необычное, — сказал старый вор, не сводя глаз со все более настороженного мальчика-ребенка. — Думаешь, сможешь повторить? Она слегка нахмурилась, услышав это напоминание, так как до сих пор не смогла придумать ничего решающего в том моменте необычной силы, который она использовала несколько ночей назад. Логика подсказывала, что попытка повторить подвиг в любом случае даст ей более основательный ответ, но ей очень не хотелось, чтобы ее недавние опасения подтвердились. Если все это окажется правдой, то это, возможно, немного поможет ей… но это будет означать, что Скалл — это Череп, и он будет очень несчастен, как проклятый ребенок, и она должна будет это допустить. …нет. К черту. Он был ее первым: — Я могу попробовать, а что? Александр одарил ее безвкусной и очень несвойственной ему улыбкой, которая вызвала у нее подозрение. Соня не знала, что он мог попросить у нее, чтобы обучить друга основам самообороны, ведь именно поэтому она собиралась учить Скалла сама. Но это… не было чем-то из ряда вон выходящим, но, тем не менее, наверняка раздражало пожилого человека. У него было более чем достаточно дел, чтобы обучать детей в мафиозной версии программы «старшего брата» Золотова, чтобы они, по крайней мере, были менее легкой добычей, когда подрастут. Клан Золотов давал детям, у которых не было семьи или была плохая семья, новое место, где они могли жить и расти, а взамен дети вырастали очень преданными к ним. Большая часть из них станет следующим поколением мафиози, остальные будут поддерживать клан разными способами, но, скорее всего, предпочтут откусить себе языки, чем подвергать опасности остальных. Подразумеваемое предложение Александра было не слишком приятным, да и Скалл не производил впечатления прилежного ученика. Поэтому Соня заподозрила, что дело в чем-то другом: — Нет, серьезно. Почему? — Если ты сможешь повторить это при мне, я обучу твоего маленького котенка. Юная воровка долго колебалась: — Хорошо. Она все еще не могла понять, как это можно приравнять к услуге по обучению ее друга, но если он хочет… Однако Скалл не отпускал ее запястье. Она повернулась, чтобы посмотреть, что он делает, и слегка нахмурилась, глядя на своего друга с прищуренным лицом: — Скалл? Что? — Ты уверена, что хочешь это сделать? — спросил он, настороженно глядя на старого вора, но в основном повернувшись так, чтобы видеть и ее. — Ты ведь можешь… научить меня, не так ли? — Могу, но Александр лучше. Он научил меня, — это не помогло решить проблему, которая его сейчас очень беспокоила, и она нахмурилась еще больше, буквально не понимая, что еще может его беспокоить. Фиолетововолосый парень все еще выглядел невероятно неловким от всей этой затеи и все еще крепко держался за ее запястье, так сильно, что в нем могло остановиться кровообращение. — У нее нет выбора, Мальчик, — тихо сообщил Александр, окинув Скалла внимательным взглядом, как будто тот сделал что-то впечатляющее, но удивительное, вопреки его ожиданиям. — Арсений знает, что она это уже делала, а то, что он знает, в конце концов, доходит до остальных членов клана. Возможно, из-за этого он так долго не возвращается, они захотят этого. Может быть, будет хуже оттягивать время, подтверждая, что она может это сделать, если они станут нетерпеливыми. Соня что-то упустила. Это ощущение ей не очень нравилось. Ее в основном гражданский друг не выглядел утешенным этой информацией, более того, он выглядел прямо-таки расстроенным, но все равно отпустил ее. Одарив его извращенно-горькой ухмылкой, которая подходила к его постаревшему лицу гораздо лучше, чем обычное выражение, старый вор снова повернулся к светловолосой воровке и жестом пригласил ее пройти вглубь его тренировочной комнаты, расположенной на цокольном этаже: — Ну что? Попрыгай. Смущенная, недоверчивая и чувствующая себя так, словно наступила на мину, она так и сделала. Стены подвала были заставлены стеллажами с деревянным оружием, копиями того, что можно было использовать в бою, и настоящим учебным оружием, которое можно было использовать для обучения. Посохов было очень мало, в основном на стеллажах лежали несколько отрезков дерева, которые можно было использовать в крайнем случае, если под рукой был шкаф с чистящими средствами. Именно здесь она научилась драться ручкой метлы или, точнее, черенком граблей, если у нее не было при себе собственного оружия. А его она с собой не носила, так как прятать толстый деревянный столб выше себя было бесполезным занятием. Она вытащила одну из ручек метлы, потому что она была наиболее похожа на ту, что она использовала этой ночью: — Это может занять у меня немного времени. Я до сих пор не представляю, что я сделала. — У нас есть целый день, — спокойно сообщил ей Александр. — Я даже могу помочь тебе вернуться к мыслям, если ты расскажешь мне, о чем ты думала. Соня могла не знать, что происходит, но она не была такой глупой. Если бы она сказала ему, что испугалась за Скалла, он бы наверняка воспользовался этим и пригрозил ребенку. Может быть, он и обучал ее, но она не была его любимой ученицей. Она была лишь одной из многих, кого он учил. — Я как-нибудь выкручусь. XIV (продолжение в четверг 31 марта 1960 года. Москва, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика). Скалл потащил ее за собой, как только Александр отпустил их на сегодня. В точности повторяя то, как они добирались до дома старого вора, хотя он, вероятно, лечил ушибленные ребра, а она была чуть более чем полностью измотана. Соня терпела, потому что ей было и любопытно, и непонятно, и, судя по всему, он мог немного знать о том, что происходит. У нее были свои подозрения, как бы ей ни хотелось это отрицать. Один раз — это случайность, два раза — совпадение, но три раза — это уже закономерность. Неясность и намеки немного сбивали ее с толку, но даже если ее самые отдаленные подозрения были верны… если Скалл — это Череп, Соня должна была знать это, чтобы иметь возможность планировать свои действия. Кроме того, эта информация могла повлиять на ее планы в отношении себя и своей работы, но это было уже второстепенным делом, когда речь шла о проклятых радужных детях. Кроме того, в ее мыслях присутствовали истерика и паника, с которыми тоже нужно было разобраться. Но она старалась не зацикливаться на этом. Фиолетововолосый подросток потащил ее мимо собственного дома и в противоположную сторону от того места, где он снимал комнату. Она подозревала, что он стремится в один из редких парков на окраине города за тем, что ему нужно. И она оказалась права. Он не обращал внимания на укоризненные взгляды немногочисленных нянь и родителей, которые собирали своих подопечных на ужин или спать, потому что было уже поздно, когда Александр разрешил им уйти на целый день. Он не обратил внимания и на то, что обычно она не позволяла ему вести себя с собой, но сейчас пошла ему навстречу. Она поступила так потому, что после их разговора со старым вором парень вел себя скованно и настороженно, а это означало, что он, вероятно, немного в курсе происходящего, и ей хотелось знать, что, черт возьми, происходит. — Ты уверена, Соня? Я имею в виду, — Скалл упорно не смотрел на нее, даже когда наконец остановился на небольшой полузаросшей поляне, тщательно возделанной, вероятно, с расчетом на поздние подростковые пары. — Ты не должна делать… это только для… — Чтобы быть уверенным, что ты сможешь защитить себя от любых других твоих идей, которые пойдут не так? — сухо спросила она, сделав пару шагов вперед, когда он отпустил ее, чтобы она могла повернуться и посмотреть на своего друга в полный рост. — Скалл… что все это значит? Ты слишком упрямый, чтобы ничего не знать. Он сгорбил плечи в ответ, не сводя с нее своих ярких фиолетовых глаз. Это было… тревожно. Мальчик не был склонен к молчанию, если только не испытывал сильного дискомфорта или беспокойства. Обычно она слышала все его претензии, мнения или предпочтения по поводу нее или ситуации, в которой они находились, независимо от того, где они были и что делали. Ей было сложнее удержать его от разговора, чем выяснить, что он думает по тому или иному поводу. Его детские протесты и разглагольствования были в основном забавными, хотя и довольно резко напоминали о том, что она не совсем ребенок, каким кажется. Двадцать лет дополнительного взросления в другой жизни, как правило, делают это с человеком. — Я знаю только то, что со мной случилось, — он говорил ей медленно, выглядя так, будто ему совсем не нравится эта тема. На самом деле, он выглядел так, словно хотел сделать все, чтобы сбить разговор с толку: — Но если все так, то ничем хорошим это для тебя не закончится. Соня смотрела на лицо друга, поджав губы и всерьез размышляя, действительно ли она хочет это услышать или нет: — Что случилось? — …меня убили родители. XV (продолжение в четверг 31 марта 1960 года. Москва, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика). Как выяснилось, Скалл впервые погиб случайно, а сердечный приступ номер два, который он ей устроил, был непреднамеренным. Если не считать того, что он был «частью статистической аномалии детских смертей», все было не так уж плохо, как он рассказывал. Соня не знала, что ее больше расстроило — то, что с ее другом случилось что-то смертельное, или то, что она не могла объяснить это совпадением. Она решила выбрать первое, просто потому, что так она чувствовала себя менее поверхностно. Неживой, бессмертный Череп. Способный делать некоторые вещи, которые физически невозможны. Очень хорошо развитый, почти деловой тип мафии, который, судя по тому, что она видела, достаточно легко обходил легальную сторону мира. Это объясняло, чем занимался ее друг, ведь он явно не был русским по происхождению, но все равно находился в Москве. Его акцент был лишь одной из многих вещей, заставлявших ее думать, что он иностранец по происхождению, но подтверждение этого оказалось не таким забавным, как она рассчитывала. Вся история, которую рассказал ей второй ребенок, сводилась к тому, что он напугал родителей своей не-смертью, когда он явно был мертв после того, как его сбили с лестницы, что его преследовали сомнительные врачи из-за его способностей к нежити и что его похитили. Его ранняя жизнь на улице до ее появления просто вбила в голову, что, как бы тяжело ему ни было и какие бы травмы он ни получал, физически он все равно будет в порядке, если пройдет какое-то время. По крайней мере, похищение немного прояснило ситуацию, но то, что он оказался в чужой стране, многое усложнило. Все, что он знал наверняка — это то, что его способности соответствуют определенному типу, который искали похитители, он необычайно силен в этих способностях, и что другие, обладающие такими же «уникальными» способностями, почему-то очень ценятся, вплоть до того, что процветает торговля такими людьми. Если сопоставить это с тем, что Соня знала о досуге Рейчел в другой жизни, то картина вырисовывалась не очень красивая и для нее, и для него. Что ж… по крайней мере, теперь она знала, что у него действительно нет никаких инстинктов самосохранения, о которых можно было бы говорить. Скалл буквально не мог умереть. Какое ему было дело до того, что кто-то попытается его убить? Вряд ли у них это получится. Маленькая воровка глубоко вздохнула, обхватив голову руками, потому что если она посмотрит на него: — Так… хм… Фиолетововолосый подросток, сидевший напротив нее на поляне парка, судорожно сжимал руки, и, не глядя, она поняла, что он вздрагивает. Это заставило ее задуматься, пытался ли он рассказать кому-нибудь еще до нее, и что из этого вышло. Вероятно, ничего хорошего, если честно. — Слушай, я понимаю, что ты не можешь умереть. Но я не хочу этого видеть, поэтому ты продолжаешь заниматься самообороной, — Соня медленно проинформировала его, подняв голову и одарив его своим лучшим взглядом «без обид». Когда он открыл рот, чтобы возразить, взгляд его перерос в неприятный оскал: — Нет, Скалл. Я бы предпочла, чтобы ты не умирал, независимо от того, насколько это временно или нет. Потому что об этом все еще было страшно подумать. Если она научит его немного сейчас, то потом, когда… Нет. Скалл был прежде всего ее другом. К черту всех остальных, она нашла его первой. С детскими радужными проклятиями можно будет разобраться позже. Сейчас она собиралась разобраться только с собой, с ним и, возможно, со своими мафиозными связями. Ей нужна была информация, много информации, прежде чем она могла начать думать о чем-то еще. — …Ты не думаешь, что это жутко? — Жутковато, и немного нездорово, — согласилась девушка чуть младше, проведя рукой по волосам. — Ну и что? Видимо, я тоже могу делать что-то похожее. Неприятно быть нами. Он фыркнул, на его девичьем лице появилось жалкое выражение: — Расскажи мне об этом. — Я только что рассказала, тупица. Ей нужно было либо сесть и попытаться выудить все, что она знала об этом мире из какого-то дурацкого комикса в своей прошлой жизни, либо сесть с Лизой и выпытывать у нее ответы, которые могли бы ей пригодиться. Жизнь Рейчел, возможно, не слишком помогла бы ей, если не считать общих указаний на то, во что не стоит ввязываться через пару десятилетий, потому что Соня мало что помнила из той жизни. Прошло почти десять лет с тех пор, как она в последний раз вспоминала об этом, и детали были уже чертовски размыты. Она не знала, что это станет настолько важным, а вести записи о будущем в таком огромном многоязычном районе с дефицитом конфиденциальности, как ее… До этой жизни это было не более чем приятным развлечением, когда она читала историю и смотрела аниме. То, на чем, по всей видимости, основывалась ее новая жизнь, было лишь малой частью того, что она охватывала, и это было не единственное аниме, которым Рейчел была увлечена. Соня помнила больше сюжетных линий Наруто и Инуяси, чем то, что ожидало ее в жизни. Увы, в ее жизни не хватало сереброволосых красавчиков. Ей стало интересно, какой была история ее прошлой жизни, и сможет ли она узнать ее здесь. В любом случае, эта жизнь, скорее всего, будет содержать ответы, которые она уже не могла вспомнить. Ей оставалось только помнить, что — Сильнейшая Семерка Эпохи» так и останется проклятым ребенком, пока Десятый кандидат Вонголы не сделает что-нибудь, чтобы решить эту проклятую проблему и не разозлить кого-нибудь в этом роде. В чем она могла бы принять участие, учитывая, что она не собиралась бросать Скалла на произвол судьбы. А разве между всем этим не происходила война с путешествием во времени? Ну… в конце концов, она разберется… — Так… нам конец, но, по крайней мере, мы пойдем на дно вместе, — насильно перенаправив свои мысли, в основном потому, что в данный момент она уже мало что могла с ними поделать, она вновь сосредоточилась на другом ребенке. — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы вернуться домой, Скалл? Твои родители должны быть живы, верно? Немного ошарашенный сменой темы, мальчик безразлично пожал плечами: — Я никогда об этом не задумывался. В конце концов, они были… напуганы мной, Соня. Я думаю, что тот факт, что меня похитили, мог быть для них благословением. — Они могли испугаться за тебя, ты знаешь. — Вообще-то я уверен, что все было не так, — Скалл выглядел чертовски подавленным в своей манере мокрого котенка, и от этого ей не хотелось просить его проверить на всякий случай. Что ж, он был бы не первым ребенком, сбежавшим из дома… независимо от того, какую помощь он получил при побеге. Хотя она была уверена, что в этой истории было нечто большее, чем просто «мне удалось сбежать через несколько дней. Впрочем, она была готова оставить выбор за ним, так как сама не являлась образцом семейных уз. Самое меньшее, что она собиралась сделать — это выбить у него старый адрес и пойти проверить, может быть, ему захочется получить записи о рождении, чтобы помочь ему, да и день рождения приближался. — Ну и ладно. Иди домой, Скалл. Я тебя завтра к Александру затащу, где-нибудь после полудня. Ее придурочный друг поднял себя с земли, слегка нахмурившись: — Значит, ты останешься здесь? При этом он старательно избегал смотреть на нее. Она поборола в себе желание запустить камнем в его беспорядочные фиолетовые волосы за такой глупый вопрос. Скалл был раздражающе обидчив, неудивительно, что Реборн и тот светловолосый снайпер регулярно это делали… и почему это заставляло ее ненавидеть их обоих? Она была не лучше, ведь она тоже так делала… — Да. Ты застрял со мной. Терпи мои случайные визиты, и это не закончится даже на твоем смертном одре… поскольку, судя по всему, этого никогда не случится. — И ты суетишься вокруг меня на расстоянии? Ведь я видел, сколько денег ты на меня потратила, Соня, — идиот заулыбался, закудахтал и убежал, когда она поднялась на ноги и потянулась к ближайшей упавшей ветке. XVI (Пятница 1 апреля 1960 года. Дом Арсения и Лизы, Москва, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика). — Остров мафии? — повторила Лиза, с легким оттенком удивления в тоне, когда она подавала ужин на пустое место для воров дома перед собой. — Это не совсем то, чем кажется, Соня. Что ж, если ей и требовались веские подтверждения после разговора с ее фиолетовым другом, то это было именно оно. — Я сама была там однажды, — продолжала женщина, то ли, не замечая выражения лица младшей, то ли ей было все равно. — Это… не сильно отличается от любого другого места отдыха, только меньше неясностей, чтобы избежать ареста. Вполне допустимо разгуливать с полностью заряженной штурмовой винтовкой, лишь бы от этого не погиб никто из тех, кого условно можно назвать «гостями» и «невинными. Татьяна была ошарашена такой темой разговора, но вполне готова была его продолжить: — Правда? Приемная мать пожала плечами, помахивая вилкой, которой она ела: — Это же, по сути, парк развлечений для членов мафии, чего вы ожидаете? — Меньше глупостей? — спросила Соня, все еще недоумевая, как такое могло появиться… и как его до сих пор не закрыли. Может быть, земля в частной собственности? А кому она тогда принадлежит? — Это хорошее место, чтобы пообщаться, — Лиза сообщила им обоим с лукавой ухмылкой. — Там есть Залы гильдий по целому ряду направлений преступного мира, и бесчисленные мафиозные семьи и синдикаты обычно ищут там новую кровь. Возможно, мы и в самом деле наведаемся туда, как только Татьяна начнет работать. Молодой блондинке хотелось разбить голову об их обеденный стол, в отличие от рыжей, которая выглядела взволнованной: — Правда? — Вам обеим, наверное, стоит немного осмотреть Зал Воров. Не думаю, что ты, Татьяна, захочешь попробовать, но Соне это может понравиться больше. Смущенная, она подняла глаза от этой новости. Брюнетка слабо улыбнулась ей, сидя за кухонным столом: — Контракты на кражу чужих вещей либо убедят тебя вернуться к сольной работе, либо найти себе нишу по душе. Возможно, тебе даже понравится охота за головами или контракты с киллерами, только пообещай мне, что попробуешь хотя бы это. — А мы можем это сделать? — Татьяна вклинилась в разговор прежде, чем девушка успела это понять, выглядя при этом озадаченной. — При условии, что ты будешь платить взносы в клан Золотовых? Конечно, — с горькой ноткой в голосе обе девушки удивленно уставились на нее. Улыбка Лизы вдруг стала какой-то хрупкой: — Мы женщины, мы никогда не достигнем статуса вора, в отличие от мужчин. Для большинства мафиозных синдикатов на этом конце света мы — максимум поддержка, а в худшем случае — конфетка. Видимо, женское избирательное право еще не дошло до преступного мира… или, по крайней мере, не дошло до него в криминальной глубинке СССР. Соня предполагала, что именно поэтому пожилая женщина не имела того статуса, который имел Арсений, хотя они были примерно одного возраста. В общем, в их мире доминировали мужчины. Татьяна была удивлена этой новостью больше, чем она, и, вероятно, больше недовольна. Физически более молодая из них двоих, сложив воедино тот факт, что все воры, которых они знали, были мужчинами, а все женщины были либо замужем, либо просто зарабатывали для своего клана, пришла к такому выводу. Ее это не сильно беспокоило, поскольку такая жизнь не была ее изначальной целью, и ее вполне устраивало быть просто «Вором», а не — Вором-в-законе. Ее одиннадцати-двенадцатилетняя «старшая сестра», вероятно, понимала, что такой ярлык могут получить только мальчики, с которыми она работала в своей маленькой воровской шайке. Это, наверное, обидно, ведь в основном она сама занималась тем, что собирала маленьких мафиози для участия в крупных ограблениях. Не успели они продолжить разговор, как единственный мужчина в семье, наконец, вернулся, где бы он ни был, и одарил свою партнершу взглядом, который только дополнительный жизненный опыт Сони позволил ей интерпретировать. Арсений смотрел на Лизу взглядом «ну зачем ты так с собой поступаешь», в котором сквозило редкое раздражение. Она решила, что возможный гендерный аспект в мафии — давняя тема для них двоих, и не исключено, что они знают друг друга с самого раннего детства. Возможно даже, что они знали друг друга с того же периода жизни Сони и Татьяны, и именно поэтому такой вор, как Арсений, учил стайку идиотов-малолеток быть мафией, пока Лиза обучала их другим, не менее важным навыкам. Она находила такую совместную историю довольно удивительной и думала, будет ли у нее, Татьяны и Дмитрия нечто подобное через десяток лет. Мужчина положил рядом с ее тарелкой тонкую книгу в кожаном переплете без очевидного названия и пошел на кухню, чтобы выпить что-нибудь к еде. Несмотря на запрет читать за обеденным столом, Соня открыла книгу, чтобы посмотреть, о чем она. Судорожный почерк, выведенный аккуратной рукой, отмечал каждую страницу, которую она успевала рассмотреть. — Соня, — нахмурившись, окликнула ее пожилая женщина, внимательно осмотрев томик. — Тебе лучше знать. XVII (Понедельник, 4 апреля 1960 года. Дом Арсения и Лизы, Москва, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика). Татьяна начинала не мелкой воровкой, как Соня — сироту определил в аферистки ее золотовский вербовщик. Она могла бы сделать себе татуировку в виде карточной масти, но… кошечка. Она была лучшей в своей группе, которую набрали, потому что у нее не было родителей, которые могли бы ее воспитать, но она обладала удивительной харизмой, которая позволяла ей выкручиваться из многих ситуаций в детском доме и вокруг него, пока неожиданно в дело не вмешалась крошечная светловолосая девочка. Соню никто не ждал. Человек, который привел ее в приют все эти годы, казался ее родственником, и хотя отдавать нежеланного или находящегося в опасности ребенка под защиту мафии было делом неслыханным… Татьяна не ожидала, что это произойдет на ее глазах. Именно поэтому рыжая взяла на себя инициативу подойти к девочке, которая, как она ожидала, будет расстроена или напугана тем, во что ее втянули, практически не предупредив. Но, как она быстро убедилась, Соня совсем не испугалась и не расстроилась. Крошечный карлик, самая низенькая девочка в силу своего шокирующе юного возраста, выглядела скучающей. Это был далеко не первый признак того, что все, от чего спаслась блондинка, состарило ее на несколько лет, и младшая девочка была похожа на болезненную старуху в детском теле. Рыжая не могла найти общий язык со своей младшей приемной сестрой, потому что та была одновременно и слишком стара, и слишком молода, и с ней было трудно разговаривать. Соня вообще не играла в переодевания и игры, самым близким развлечением для нее было чтение романов и прогулки по городу. Эмоциональный диапазон Сони обычно был как у ледяной глыбы, если только ее что-то не интересовало или ситуация не была серьезной. Кроме того, она надолго уходила в себя, либо не желая оставаться дома в течение нескольких часов, либо просто побродить по городу. Из-за этого с ней трудно было завести непринужденный разговор или даже увидеться для чего-то большего, чем просто обязательные дела. Татьяна отказалась от попыток познакомиться с ней после того, как они вместе прожили целый год. Соня, похоже, вполне справлялась с ролью маленького вундеркинда, а если и не справлялась, то довольствовалась тем, что имела к тому времени. Каким-то образом один из ее старых друзей из детского дома сумел заставить девочку общаться с ним больше, чем на минимальном уровне, и этот ослиный зад Дмитрий отказался объяснить, как ему удалось совершить это маленькое чудо, поэтому она решила уважать выбор младшей девочки и жить дальше. Какой бы взрослой и понимающей она себя ни считала, было обидно, когда ее иногда без особых усилий опережали в некоторых предметах, которые им преподавали. Соня всегда без проблем усваивала новые уроки, за исключением истории, которую она часто проваливала, а благодаря своей природной тихости она стала незаметной задолго до того, как их воспитали. Единственное, в чем блондинка немного отставала от Сони, так это в воровских навыках: хотя младшая девочка лучше нее умела взламывать сейфы и подделывать документы, рыжая была лучше. Она лучше владела более «сложными» навыками, чем «мелкими», в чем их таланты, похоже, расходились. Однако маленькая воровка уже в раннем возрасте успешно занималась воровством. Проворные пальчики в сочетании с юным личиком позволяли ей бродить по окрестностям и вытягивать приличные деньги, чтобы расплатиться с вором Арсением за то, что он позволил девочкам жить с ним все оставшееся детство. Первым тревожным сигналом, намекнувшим на то, что, возможно, ее ледяная приемная сестра не так уж и скучная, как кажется, стало то, что у нее наконец-то появился свой друг вне их общей группы. Скалл был практически полной противоположностью Сони: немного неуклюжий, яркий и жизнерадостный, а не сдержанный и замкнутый. Как ни странно, мальчик заставил девочку ухмыльнуться, а в одном случае даже улыбнуться… и стал темой первого неловкого разговора между двумя приемными сестрами за почти два года. Татьяне пришла в голову мысль, что, возможно, она неправильно подошла к этой девушке. Вместо того, чтобы пытаться привязать к себе тем, что нравится ей, может быть, ей стоит попробовать найти то, что нравится маленькой воровке, и чем она могла бы увлечься. Но ничего хорошего из этого не вышло, потому что девочка по-прежнему оставалась ледяной глыбой в плане характера, если только поблизости не оказывался ребенок фиолетового цвета. К тому же Соня на удивление бережно относилась к Скаллу и его гражданскому образу жизни, что мешало понять, сможет ли она подружиться с мальчиком. Рыжая, чуть постарше, напоминала себе, что ее младшая приемная сестра во многом не умеет общаться, и вполне возможно, что младшая девочка просто не знает, как подружиться с другой девочкой. Поэтому она не хотела сдаваться так легко, как раньше, потому что если Соне пришлось начать преследовать своего лучшего друга, чтобы заставить его принять ее как свою, то вполне возможно, что потребуется что-то решительное, чтобы показать девушке, что Татьяна тоже хочет быть ее другом и сестрой. Она не думала, что это сработает, пока та не вернулась с первого удачного ограбления, что было по-своему неприятно, ведь блондинка была на два года младше ее. Браслет был одной из многочисленных безделушек, которые младшая воровка привезла с собой. То, что Татьяна получила его в подарок, было первым признаком того, что Соня что-то думает о ней и ее мнении, а полунадеждный, но настороженный взгляд, который она бросила на Татьяну, заставил рыжую подумать, что она, возможно, чего-то добивается. Возможно, она не была самой лучшей приемной сестрой на свете, потому что в течение многих лет была практически брошена на произвол судьбы, прежде чем поняла, что, скорее всего, это было не то, чего хотела другая девочка. Однако она все равно старалась, и за пять лет совместной жизни рыжая успела уловить некоторые особенности поведения блондинки. Когда Соня вернулась домой вечером с таким видом, будто ей в позвоночник воткнули один из ее тренировочных посохов, Татьяна, по крайней мере, поняла, что что-то не так. Она долго пыталась вспомнить, что же именно младшая девочка собиралась делать в тот день, а потом решила, что с ее другом Скаллом что-то не так. Поскольку они по-прежнему не могли нормально общаться без неловких пауз и поиска новых тем, она отнесла этот вывод к Лизе, а не спросила у приемной сестры. Приемная мать согласилась спросить об этом и сделала это через день, но была несколько удивлена тем, что, что бы это ни было, они оба пошли с этим к Арсению. Разговор занял меньше часа, а она все еще недоумевала, почему Скалл вдруг стал жить с ними. XVIII (Вторник, 5 апреля 1960 года. Дом Арсения и Лизы, Москва, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика) — Он немного страшный, — бессвязно сообщил ей Скалл, все еще прижимая к груди то немногое, что у него было, вместо того чтобы убрать это в предоставленные ему ящики. Соня и сама была в некотором замешательстве, поэтому решила, что его нерешительность в данной ситуации вполне допустима: — Арсений страшный только когда злится, а это бывает только в том случае, если ты действительно пытаешься его разозлить или делаешь какую-нибудь глупость. Просто он обычно угрюмый по натуре, ты к нему привыкнешь. Воровка не знала, почему мафиози приказал ей перевезти друга в их дом, но все равно была благодарна. Мужчина не дернулся, узнав о причинах отказа помочь фиолетовому мальчику выбраться из его трущобной квартиры, но выражение его лица стало довольно раздраженным, когда она начала объяснять, почему она уверена, что он, скорее всего, не сможет выбраться из этой квартиры без помощи, которую она только собиралась ему оказать. Кое-что из того, что он сказал ей по секрету, пришлось передать Вору, но она надеялась, что он ей это простит. Она умолчала о похищении и возможных экспериментах, не желая признаваться в том, что «нежить» все еще не пришла в сознание. Парню нужны были документы, свидетельство о рождении и проездные документы, чтобы объяснить, откуда он родом и почему находится в СССР, а не в родной Чехословакии. Соня планировала устроить ограбление в его родном городе, чтобы получить эти документы, а потом попросить Лизу или Татьяну придумать, что еще нужно для легализации… Но, видимо, Арсений решил позаботиться об этом сам. Возможно, ей придется выехать за пределы страны, чтобы забрать документы Скалла, куда бы они ни попали, но только в том случае, если приемный отец теперь будет действовать самостоятельно. К слову о рыжих, Татьяна появилась на лестнице и прошмыгнула в гостевую комнату… которая, как она теперь полагала, была спальней мальчика. Старшая девочка весело проигнорировала настороженный взгляд фиолетововолосого ребёнка и его полу настороженный взгляд, сверливший дыру в боку при ее появлении, и улыбнулась им обоим: — Разве это не здорово? Теперь у нас есть приемный брат! — А? Соня проигнорировала не слишком внятный ответ Скалла и пожала плечами: — По крайней мере, Арсений больше не единственный мужчина в доме, и Лиза, возможно, перестанет предлагать устроить для всех нас девичник. — О… это было бы весело, — она надулась на младшую воровку и через некоторое время снова повернулась к озадаченному мальчику, все еще стоявшему посреди своей новой комнаты. — Итак, привет! Я Татьяна, старшая приемная сестра Сони. А ты Скалл, да? По крайней мере, она сказала, что тебя так зовут. — Так и есть, — он медленно подтвердил, все еще глядя на старшую девочку, как на какую-то новую разновидность жука, внезапно выскочившую из леса. — Я не знала, что у Сони есть сестра… или что она была приемной. — Да, но социальные навыки Сони немного… плохие. Ты должен простить ей это. Что? — Я заметил, — Скалл сухо заверил ее, слегка ухмыляясь одной стороной рта. Соня растерянно смотрела на них обоих, все еще смущенная и теперь немного растерянная. С социальными навыками у нее было все в порядке. — Как думаешь, ты сможешь перевести для меня? А то я знаю ее уже несколько лет, а мне все еще трудно поддерживать с ней разговор. — Я понял, что не стоит ждать, пока она ответит, потому что обычно она этого не делает. Просто продолжайте говорить, Соня будет слушать до тех пор, пока ты это делаешь. На лице Татьяны появилось озарение, когда она повернулась к ней с очень широкой ухмылкой: — Ты стесняешься! — …чего? — Я и не знала… Ты всегда такая уверенная в себе. Соня, тебе не нужно стесняться меня, — то, что ее схватили и впечатали в несуществующую грудь подростка, было для нее новым, хотя и неприятным опытом, но старшая девочка, похоже, не была слишком заинтересована в том, чтобы отпустить физически более юную воровку. — Это объясняет, почему ты такая тихая, разве у тебя не было друзей до того, как нас взяли? Держу пари, что нет. Ну… нет, не знала, но это скорее из-за того, что за это время на ее голову свалилось двадцать лет другой жизни. Может быть, она и много выходила из дома, но в то же время не так уж много общалась. Татьяна оттолкнула ее, к сожалению, только на расстояние вытянутой руки: — Это многое объясняет. Не могу поверить, что ты стесняешься. — Я не стесняюсь, — она медленно протестовала, нахмурившись. — Я просто мало говорю. Скалл издал звук, похожий на нечто среднее между фырканьем и смехом. Блондинка надеялась, что он ушибся, потому что, хотя она и не понимала, как старшая девочка пришла к своей теории, она знала, что ребенок ничем не помог. XIX (Пятница, 8 апреля 1960 года. Подвал Александра, Москва, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика). — Ты ему не все рассказала? — А ты хотел, чтобы я рассказала? Скалл уставился на нее пустыми фиолетовыми глазами, челюсть слегка отвисла: — Но… — Я могу это исправить, если хочешь, — Соня легко сообщила ему об этом, все еще немного сердясь из-за недоразумения, которое он устроил ее приемной сестре. Она постучала концом своего импровизированного посоха о землю, чтобы убедиться, что он стоит на твердом бетоне, и размяла затекшие ноги. Она все еще пыталась разобраться в «пламени», опираясь на свой небольшой опыт, связанный с инцидентом в подвальном тренировочном зале Александра. Если бы несколько очень странных фактов не подтвердились независимо, она, возможно, смогла бы отмахнуться от единственного возможного применения. Такой непонятный факт, как существование Мафиозного Острова, наводил на мысль о том, что некоторые вещи, которых она немного опасалась, оказались правдой. Возможно, эта информация понадобится ему когда-нибудь в будущем, так что она собиралась смириться и разобраться в этой чертовой штуке без того, чтобы он снова погиб, узнав что-то новое. Была еще та книга, которую дал ей Арсений… наверное, ее тоже стоит изучить, а не скептически обходить стороной. — Почему? Она бросила взгляд в сторону, затем вздохнула через нос: — Потому что. Скалл все еще выглядел так, словно не понимал, что заставило ее почувствовать себя немного оскорбленной. Этот сопляк рассказал ей о своей не жизни по секрету, беспокоясь за нее и за то, во что она может ввязаться. Какого черта он ожидал, что она повернется и всем расскажет? Для этого его похитили, и сохранить информацию только для тех, кто должен был знать, было просто здравым смыслом. Она тяжело поднялась на ноги, используя посох как трость из уважения к своим все еще нежным икроножным мышцам. Не успел он пискнуть от неожиданности, как старый вор, управлявший тренировочным залом, позвал его обратно на занятия, положив конец их разговору о том, что она рассказывала и не рассказывала о нем другим. Раздраженная мыслью о том, с какими синяками уйдет из зала бедный фиолетововолосый паренек, Александр не был мягким учителем, а этот человек взял на себя обязанность научить Скалла защищаться, она вернулась к тому, чем занималась. Хотя ее образ мыслей не располагал к экспериментам, снятие напряжения при использовании одолженного посоха против манекенов было очень кстати. Соня практически не думала ни о чем, кроме их небольшого мини-спора, и в процессе вымещения своего раздражения на мальчике она, возможно, слишком сильно ударила по мешку с соломой. В результате чего деревянное древко, которое она использовала, сломалось пополам, а манекен каким-то образом проделал небольшую воронку в полу тренировочного зала Александра. Как-то так. Как будто она как-то темной ночью пнула человека, чтобы он разбил кирпичную стену. Она устало вздохнула и, воспользовавшись отломанным концом посоха, разгребла путаницу соломы, чтобы посмотреть, какой ущерб она нанесла. Одно дело — подозревать, другое — узнать, что это возможно, и совсем другое — увидеть, как это происходит снова. Голос Александра, раздавшийся прямо за ее спиной, заставил молодую воровку чуть ли не выпрыгнуть из кожи: — Я думаю, Соня, нужно сделать перерыв. — Арсений дал мне книгу, думаю, я прочту ее, прежде чем повторить попытку, — по крайней мере, теперь она знала, что находится либо на правильном пути, либо достаточно близко к нему. Старый вор хмыкнул совершенно безразлично, разглядывая повреждения на полу над ее головой. XX (Суббота, 9 апреля 1960 года. Дом Арсения и Лизы, Москва, Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика). Книга, которую дал ей Арсений, была рукописным дневником пользователя Пламени Предсмертной Воли Дождя — примерно трехсотлетней давности. Соня в отчаянии думала о своем будущем целый час, прежде чем дочитала до первой страницы. Хотя с чисто исторической точки зрения читать о гвардейце по имени Милош, одном из личных охранников регентши Софьи Алексеевны, и его ежедневных подвигах в качестве настенного светильника при ее дворе было очень увлекательно, в дневнике было мало фактической информации, которую она могла бы использовать, чтобы понять, что она сделала и какое Пламя у нее есть. Хотя дневник был тем, на что можно было просто смотреть, пока она копалась в своих воспоминаниях о том времени, когда она была Рейчел, в поисках подсказок, что делать, мелкие детали, которыми был наполнен отчет о дне одного человека, заполнили для нее пару дыр. Из того немногого, что она могла вспомнить из своей другой жизни, это называлось — Умирающая воля», потому что способность открывалась с помощью силы воли, которая обычно проявлялась либо на краю смерти, либо вопреки ей. Например, она, возможно, бросила вызов идее смерти Скалла, прежде чем узнала, что он никогда не столкнется с этой проблемой. В этом Соня не особо преуспела… учитывая отсутствие мотивации в целом. Смерть и воспоминания о ней сильно подпортили ее прежний характер, и она превратилась в спокойную, тихую, одинокую особу, не склонную к налаживанию связей. Татьяна и Дмитрий были исключением только потому, что они оба подошли к ней и сделали первые попытки познакомиться. Скалл был исключением практически во всем, включая странную окраску и способности. Она решила, что это либо карма, либо ирония судьбы, что у нее просто не хватит силы воли, и, конечно, ее единственный специально выбранный друг будет сопровождаться целым ведерком трудностей. Как и Рейчел, и Соня, она плыла по течению жизни. Она никогда не нарушала установленную для нее систему, до этого случая, и только потому, что ее взгляд зацепился за странный окрас ее нового приемного брата, и ей стало любопытно. Она, конечно, могла бы попробовать бросить вызов своей роли воровки Мафии, но это было скорее самоубийством, чем чем-то иным. Вырваться из нынешнего образа жизни было вполне возможно, просто нереально. Девять лет — это еще не взрослый человек, а клан Золотовых проводил свою небольшую программу по работе с молодежью с целью собрать новую кровь и навыки у детей из низших слоев общества и трущоб, которым просто необходимо было что-то лучшее для процветания. Или новый дом, когда его не было, или разбитый дом, или немного наставлений от кого-то, кто действительно найдет время, чтобы выслушать и научить их. Ее собственная ситуация была… возможно, не такой, как она предполагала, но, учитывая разговор, который она подслушала в ночь перед тем, как отец отвел ее на склад, превращенный в тату-салон, мало что еще можно было предположить. Тот факт, что прошло уже пять лет ее новой жизни, а никто до сих пор ничего не сказал о планах матери продать ее в погашение долга, заставлял Соню немного настороженно относиться к тому, что произошло и что это может означать на самом деле. Это, вероятно, не закончится ничем хорошим, когда она поднимет свою уродливую голову, но она мало что могла сделать, если ее первоначальное предположение окажется неверным, кроме как ждать и выяснять. Разве что найти биологического отца и спросить, но Соня не была уверена, хочет ли она это знать, а тот человек сказал ей не возвращаться в Саратов. Она уже один раз прокололась, сделав себе татуировки в родном городе. Как бы то ни было, она была защищена в мафии, а не за ее пределами. Та же защита распространялась и на Скалла, который мог приходить и уходить, когда ему заблагорассудится, и о его симпатиях к Золотову станет известно, пожалуй, только со временем. Если только он сам не захочет во что-нибудь ввязаться, но Соня была уверена, что этого не произойдет, если только с ним не случится что-нибудь серьезное. — Соня? — Лиза прервала ход мыслей юной воровки, заглянув в комнату девушки. — А разве ты обычно уже не гуляешь? — Обычно, — язвительно согласилась все еще младшая приемная девочка, гадая, какой приступ паники начнется у ее приемного брата/лучшего друга после того, как его выгнали на боевую подготовку без нее, — но это… непонятно. — Как это? Ухватившись обеими руками за возможность задавать вопросы, ведь главу семьи мафиози нельзя было спрашивать легкомысленно, она села прямо на кровати и повернулась к старшему: — Почему мне дали книгу? Неужели никто не знает, как пользоваться этой… штукой? — Раньше умели, но по какой-то причине в последнее столетие пользователи Пламени Умирающей Воли стали малочисленны, — сообщила взрослая брюнетка, потирая затылок и делая шаги, необходимые для того, чтобы войти в комнату. — Отсутствие настоящих пользователей помешало многим вещам, которые раньше зависели от них, а редкие экземпляры, которые могли использовать эти вещи, ревностно охранялись теми, кто на них претендовал. В нашей собственной группе нет никого, кто мог бы научить вас чему-либо. Если вы хотите получить реальное обучение, нам придется обратиться к другому синдикату, а это сопряжено со значительными рисками. Соня и сама догадывалась об этом, учитывая, что Скалла похитили ради его способностей. Новость об упадке была для нее новой, но в сочетании с двухсотлетним разрывом между поколениями проклятых радужных детей это имело небольшой смысл. О чем, впрочем, было отдельное упоминание в ее дневнике: странный невысокий француз по имени Пьер-Антуан Карпантье когда-то был «Ураганом Аркобалено» и другом регента Алексеевны. Это побудило ее поклясться, что она очень внимательно изучит пару учебников по всемирной истории, потому что могла быть и другая причина, по которой Лиза считала, что она плохо знает историю, а не только потому, что в ее памяти всплывали воспоминания о школьном образовании Рейчел, и она когда-то изучала американскую версию этой истории. — Соня? Молодая воровка потерла лицо руками: — Я что-нибудь придумаю, Лиза. — Спрашивай, если нужно, милая. Мы можем получить ответы на несколько вопросов, если будем осторожны. Соня вздохнула, когда старшая женщина вышла из ее спальни. Ей нужно было больше силы воли. Ни Соня, ни Рейчел не отличались волевым характером, и сейчас, скорее всего, у нее ее практически не было. Как же выработать силу воли? Из того, что она помнила из своей прошлой жизни: либо опыт близкой смерти, либо сверхсложные тренировки… и это только в том случае, если она готова принять мультфильм как высший авторитет в своей второй попытке жить. А этого она делать не собиралась, из-за этого замечательного термина «художественная интерпретация», который мог исказить некоторые вещи из той реальности, в которой она сейчас жила. Соня могла бы взять то немногое из сюжета, что помнила, и имена основных персонажей и составить план, но не совсем понятные события сюжета могли бы поставить ее в тупик, если бы она слишком сильно на это полагалась. Если она собиралась принять свой нынешний опыт за правду, то в обоих случаях, когда она делала что-то, выходящее за рамки физической возможности, она была либо напугана, либо раздражена до такой степени, что отвлекалась. Что было очень сильным намеком, но обе эмоции подразумевали своего рода туннельное зрение, которое, вероятно, в конечном итоге окажется для нее смертельным. Кроме того, Скалл, вероятно, получит шрамы на всю жизнь, а этого ей совсем не хотелось. Перелистав пару страниц своей книги и мысленно сопоставив то, что она знала, как возможное, с тем, что она знала, как правду, маленькая воровка задумалась, что же ей теперь делать. Аркобалено, Пламя Предсмертной Воли, Остров Мафии, Череп-нежить против высокоразвитого и организованного мафиозного подполья, разбросанного по всем уголкам мира, возможно, неживые Мафиозные Усилители, ее собственное возможное использование Пламени, и тридцать-сорок лет до того, как Дечимо Вонгола начнет перемещаться, и кое-что перевернет. У ее друга, вероятно, было чуть больше или меньше десяти лет до того, как соберется Сильнейшая Семерка, сколько бы времени они ни провели вместе, а затем все остальное время он и еще несколько человек будут прокляты в младенческой форме. А это означало, что у нее было так же мало времени на то, чтобы придумать, как этому сопляку содержать себя в таком виде… и единственным местом, которое не моргнет глазом, увидев взрослого в детском теле, была бы, пожалуй, только мафия. Возможно, все благодаря усилиям Реборна и его репутации Величайшего в мире киллера. …Соня была уверена, что все начнется совсем не так, как хотелось бы. Скалл не был мафиози или даже мафиози, как она, и она все равно не могла думать о нем так, как бы ни старалась. Он был слишком милым и честным, чтобы это могло сработать на него. Но, с другой стороны… с его первоначальными обстоятельствами у него, возможно, и не было никаких вариантов. Чешский мальчик в Москве не знал, как сориентироваться и найти мафиозную группировку, которая приняла бы его и не ждала, что он присоединится к ней, как только станет достаточно взрослым. Арсений приютил неживого мальчишку, и между членами мафии в доме они, вероятно, устроили бы его так, что у него были бы варианты, прежде чем он подал бы голос на Золотовых. Он был, вероятно, на год или около того старше Сони, которая уже работала в качестве источника дохода для своего клана, но, вероятно, ненамного младше Татьяны, которая была почти готова начать работать с остальной частью своей разношерстной банды воров. …Так что же теперь будет?