Легенда о Жнеце

«Жнец продолжает терроризировать Магическое общество»

Так уж и терроризировать. Ей подобное нагнетание со стороны газетчиков льстило, этого не отнять, и всё-таки скребло по душе наждачкой желание большего. Вся её деятельность на данный момент была до тоски монотонна. Жнец убивал — на переулке или прямо у кого-то дома, как было в крайнем случае с Трэверсом, — и за этим следовала статья в «Пророке» примерно одного и того же толка. Каждый раз призывающая воздержаться от ночных прогулок, а также не пускать в дом незнакомцев и прочих подозрительных личностей. Хотелось верить, что хотя бы следующее убийство, если свершится, а не обернется обычным самоубийством, вызовет куда больший ажиотаж. Добавит в эту пресную картину остроты… — Ты готова? — прозвучал за спиной голос, пока Агнес задумчиво касалась пальцами печатных букв заголовка первой полосы. Формально? Да, собрана. Могла выходить. Фактически? — Я слегка беспокоюсь, — призналась она, когда Реддл подошел ближе к столу, к ней, из-за её плеча смотря на предмет её беспокойства. Чувствовать присутствие Реддла позади себя, так близко, — само по себе мучение. Особенно когда стоят они в кабинете её квартирки, именно в том кабинете, что за книжными стеллажами прячет историю её убийств в виде вырезок на стене и украденных палочек. Благо, уже без крестража. Крестраж — в милях отсюда под ответственностью Уизли. Практически шутка. Несмешная. — Что если он заявится прямо на мероприятие? — объяснилась она наконец, оборачиваясь к нему. Обвела Реддла взглядом: идеально сидящий на нем дорогой костюм и прямое черное пальто поверх. — Или орденовцы? Решат, это отличный случай для первой своей демонстрации. — Куда же делось твое нежелание «растрачивать свои умения попусту»? Что, уже не жаждешь сражений? — Меня беспокоит не возможность сражений, а неопределенность, — лгала она откровенно, устало вздыхая, а затем, через не могу, заглянула прямо в эти алые радужки, спрашивая: — Мы идем на прием или на потенциальную бойню? Вопрос нисколько не стер с линии его губ усмешку. Наоборот — сверкнули насмешливо глаза. — Кажется, мне следует оскорбиться тому, насколько ты во мне сомневаешься. Нет, Агнес не сомневалась. В том-то и проблема. Вслух она это, конечно, не сказала, продолжая выжидающе смотреть на него, и Реддл пояснил: — Особняк под защитными и антитрансгрессионными чарами. Авроры будут контролировать положение. О, ещё и авроры… Высшие слои, наводненные Пожирателями Смерти, видимо, идут на это мероприятие исключительно упиться шампанским, а не оставаться начеку. — Не беспокойся, Агнесса, — произнес он со скользящей меж строк иронией. — Никто не испортит нам вечер. «Нам». Такое размытое «нам», значащее наверняка всех гостей в совокупности, но здесь, наедине, в почти-интимном полумраке её квартиры, это звучало, как если бы они вдвоем просто шли на свидание. Свидание со Смертью в её случае. Потому что уж Агнес точно собирается насладиться вечером в полной мере. *** Казалось несколько странным, по правде, устраивать прием ради того, чтобы отвлечь внимание общества, и при этом соблюдать такие явные меры предосторожности, демонстрирующие, что чего-то опасаться стоит. Агнес думала об этом весь недолгий путь до места назначения, но стоило только миновать стоящих у входа служащих, сдать прислуге верхнюю одежду и пройти под руку с Реддлом через высокие двери в главный зал, все встало на свои места. Масштаб события действительно отвлекал. Если кто-нибудь и мог возмутиться необходимости тащиться от границы чар до входа куда большее расстояние, чем обычно, после чего еще и дожидаться, когда дойдет очередь, чтобы проверить приглашение и сверить со списками — иначе внутрь было не проникнуть, все прочие входы тщательно охранялись, — то затем все неудобства быстро стихали. Это место обещало забытье, обещало безопасность под крылом Темного Лорда. Оркестр наигрывал плавную, тягучую музыку, как будто укутывая мягкой плотной тканью. Изобилие позолоты на стенах, подсвечниках и хрустальных люстрах могло бы даже ослепить, но начищенный графитный мрамор, тяжелые портьеры глубокого винного цвета и мебель из благородной темной древесины как будто поглощали этот чрезмерный блеск, выдерживая безупречный баланс. Что-то истинно реддловское сквозило в этом интерьере, хотя это и не его личная резиденция. Жил он в мэноре вида куда скромнее, предпочитая излишнему пафосу прагматичность. И все равно все это здание он как будто присвоил себе одним только своим присутствием. Необъятный зал с высоким купольным потолком, подпираемым резными колоннами, уже полнился людьми, но стоило Реддлу зайти — затих. Постепенно, волной, как цепная реакция — сперва замолкли одни, стоящие ближе всего, за ними другие, и так зал вскоре утонул в кромешном безмолвии. Только играла всё ещё музыка. Мелькали вспышки журналистских колдоаппаратов. От него ждали речи. Комментариев. Насчет всего. Нечасто Темный Лорд выбирается в общество, а учитывая творящееся — люди нуждаются в его слове. Агнес отпустила его локоть, останавливаясь, растворяясь в толпе, в то время как он ту запросто рассекал, проходя свободно дальше, — перед ним почтительно расступались, пропуская к ступеням. Все до единого провожали взглядами. Казалось, и не будь он Лордом, он притягивал бы ровно такое же внимание. Что-то было в его неспешной походке, в его силуэте и, особенно, в этом красном взгляде. Уверенность на грани греховности, кровоточащей на языке. Наконец, он поднялся по широкой лестнице, разветвляющейся по бокам в две стороны, оказался таким образом посередине на некотором возвышении, давая увидеть себя всему залу. Ему даже не нужно было использовать Сонорус, чтобы его все слышали. Никто не решался ни на шепот, ни на даже случайный шорох. Все замерли в ожидании, включая оркестр, окунувший зал в тишину. — Я понимаю, что вы встревожены, — начал он. — И я понимаю вашу скорбь. Агнес тихо фыркнула. Уж он-то… — Но я призываю вас не поддаваться панике. Не бояться. Гибель ваших товарищей, близких, знакомых — страшная и невосполнимая утрата. Но, как бы ни было горько признавать, виной тому — их же неосторожность. — Некоторые в толпе заметно переглянулись, и Агнес прищурилась тоже. Что затеял?.. — Сейчас как никогда важно оставаться рассудительными. Погибшие же допустили ошибку. Доверились не тому, в непригодных для того местах усыпили бдительность спиртным, либо же добровольно впустили в свой дом врага… Какая сволочь. Сейчас очень не хватало Уизли с его набором крепких румынских ругательств. Ещё утром Агнес была искренне заинтригована тем, как Реддл собирается успокаивать перепуганное общество. Не очень честным образом, очевидно. Нет, серьезно? Сыграть на их самолюбии и чувстве собственной значимости? О, какая беда, что поумирали люди… главное, с нами-то такого не случится, мы умнее. — Я верю, что вы куда более благоразумны, иначе не стояли бы здесь, — продолжал он, подтверждая её мысли. У нее в легких все больше чесалось желание зло рассмеяться. — Вы сумеете отличить одно от другого. Не поведетесь на дешевые уловки того, кто зовет себя Жнецом. Для этого и не нужно много, ведь этот маньяк — не какое-либо гениальное зло. Не более чем трус, прячущийся за маской, которому прежде всего лишь везло. У Реддла умение — как и, вероятно, у многих ораторов, — во время речи оглядывать зал так, что создавалось впечатление, будто он говорит лично тебе. Заглядывает именно в твои глаза. А учитывая, что он говорил, Агнес каждое его слово лезло прямо под кожу, где уже не злость покалывала, но что-то к ней близкое. Досаждающее. Если Жнецу просто везло, чего ж ты особняк аврорами напичкал… — Однако ни одному везению не свойственно долговечие. И я обещаю Вам… Когда он будет пойман, ему не стоит ждать милосердной казни. Его смерть не будет быстрой — я лично позабочусь о том, чтобы он испытал муки в несколько раз большие, чем те, что посмел причинить нашим людям. Их взгляды вновь пересеклись через половину зала, и этот багряный оттенок чужих холодных глаз стал ещё большей подпиткой для воображения, уже рисующего красочные картины того, что он взаправду может сделать с Жнецом. Том Реддл — из тех, кто сдерживает обещания. Успокойся, — приказала она себе. Пусть сначала поймает. Агнес ведь понимала, на что шла. Оба они из этой игры в противостояние живыми не выйдут, и крайне оптимистично было бы полагать, что выжившей будет она. Но лишняя паника уже ничего не изменит. А это убедительное «испытает муки в несколько раз большие» закольцевалось все равно в уме шипучей змеей, и когда со всех сторон прозвучали овации, знаменующие конец речи, Агнес ожила не сразу, присоединилась к ним с запозданием в пару секунд. Так и не отводя от Реддла взгляда, хлопала сдержанно, практически беззвучно. Аплодировать собственной похоронной речи ей еще не приходилось. Заиграла снова громко музыка, зашуршали по залу первые несмелые разговоры, пока Реддл со своего импровизированного пьедестала спускался обратно в гущу людей. Началась вместе с тем шоу-программа, добавляющая размаха: вспыхнули ярче свечи, замелькали в разных частях зала артистки в экстравагантных, но неизменно темных, будто они пребывали в трауре, облачениях; гибкие танцовщицы, медленными и грациозными движениями ублажающие взор прихотливых гостей. Кто бы из пешек Реддла ни занимался организацией приема, вкус у него был. — Розье? — прозвучало вдруг откуда-то рядом, отвлекая от лицезрения завораживающих картин. Агнес безразлично повернула голову, обнаруживая рядом с собой парня, держащего руки в карманах брюк. Немногим её младше, буквально на пару лет. Не очень высокий, зато плотно сложенный, хотя и узкоплечий вопреки тому, как яро увлекался в школе квиддичем. — Пьюси, — вежливо улыбнулась Агнес, рассматривая темно-серый костюм, зализанные в аккуратную прическу русые волосы и смазливенькое лицо с глубоко посаженными глазами под прямым лбом. — Давненько я тебя не видел. — Честно, если бы каждый раз, как я слышу эту фразу, я получала бы галлеоны, за этот месяц я бы уже сильно приумножила свое состояние. — Пьюси понимающе усмехнулся,и Агнес все же лаконично отчиталась: — Отлучалась в командировку. — Получается, вернулась как раз на самое горяченькое? — Горяченькое? — переменилась она в лице. — Тебя что, это всё очень веселит? Улыбка моментально сошла с его полных губ, и его карикатурно растерянный вид принес щепотку изуверского удовольствия. Поэтому Агнес, неожиданно для себя, не унялась: — Нравится, что этот маньяк делает? — Чего? Нет, я… — Или, может, ты и сам к чему-то из этого причастен? — Её глаза сощурились. — Что-то знаешь? — Ты чего… я не… Ещё немного, и начнет заикаться. Агнес сжалилась: — Пьюси, успокойся. Шучу. А как ещё здесь развлекаться? Помимо всего прочего. Пьюси же шумно выдохнул, надув щеки. Усмехнулся снова, с заметным облегчением, как будто и правда каким-то чудом мог быть причастен к Жнецу. — Не думаю, что среди нас есть безумцы, что могли бы его поддерживать, — заметила Агнес между прочим, оглядывая разнаряженную до ряби в глазах толпу. — Учитывая, кого он выбирает в жертвы, это все равно что фазану восторгаться своим мясником. — Да уж. «Да уж». Его, кажется, нисколько не смущало отсутствие в её тоне хотя бы капли сострадания уже подбитым фазанам. Неужели Агнес уже совсем перестала производить впечатление девочки, от которой ждешь ранимости и умильной сердобольности? Хотя она и не давала для того поводов, наверное. С ним она, не считая школы, пересекалась только несколько раз на заданиях, и к тому времени уже достаточно приноровилась к роли Пожирателя Смерти, потому что Пьюси к ним присоединился не сразу. Более того — не из принуждения родителями, как многие из юного поколения слизеринцев: его отец не служил в первой войне Лорду. Нет, он решился сам — из жажды престижа. Это было почетно. Очеркнув поярче эту заметку о нем в голове, Агнес пока карандашом вписала его в мысленный список потенциальных жертв. Только потому что это было бы до жути иронично. Куда бы завела его эта великолепная престижность… — Тебя прямо-таки не узнать, честно говоря, — заявил он вдруг, разглядывая её, но без всякой пошлости, а как будто с искренним, чуть ли не по-детски невинным любопытством. Окинул взглядом её темные пряди, едва касающиеся вьющимися кончиками оголенных плеч, её платье, плотно прилегающее черным шелком к фигуре, в пол, с разрезом на одной ноге. — Хорошеешь с каждым годом. — Определенно, — прозвучало вдруг согласие не из её уст. Пьюси вскинул тут же взгляд ей за голову, едва не дернувшись от неожиданности, от того, кто с ними заговорил. Агнес же и оборачиваться было не нужно, чтобы понять… — Эдриан, не позволишь мне украсть мою спутницу себе обратно? На секунду показалось, что Пьюси безвозвратно утратил возможность издавать звуки в принципе, но затем все же вымучил из себя, почтительно кивая: — К-конечно, мой Лорд. После чего скоропостижно удалился, и Агнес, давя в себе всю неохоту, повернулась к Реддлу, провожающему Пьюси равнодушным взглядом. И ещё более равнодушным комментарием: — И с ним ты хотела идти на прием. — Как грубо с вашей стороны, мой Лорд, так отзываться об одном из своих подчиненных. Реддл опустил взгляд на неё, уже не равнодушный, такой, который заставляет кого угодно придержать язык — лишь за неимением возможности его себе вырезать, а именно к этому обычно ненавязчиво призывает лед в алых глазах, — и Агнес действительно заткнулась, но не без тени улыбки на губах. Превозмогая любой страх, она никогда от этого не устанет — дергать смертоносного хищника, саму смерть, за хвост. И прежде чем он успел бы парировать, она переменила тему на куда более увлекательную: — Речь была очень трогательной. — А ирония в её тоне едва ли прикрытой. — Но я не пойму одного. — Чего же? — Своим пренебрежением ты разве не раззадоришь его еще больше? Реддл безучастно хмыкнул. Не спешил отвечать: мимо проходила одетая в форму прислуги грязнокровка с уже знакомыми железными браслетами на запястьях и подносом, полным напитков. Два из которых Реддл и взял, для себя и своей спутницы. — «Раззадорю»… тот станет смелеть, — объяснял он, пока Агнес принимала у него бокал, невольно задевая прохладу тонких пальцев. — За этим последуют ошибки. Дальше продолжать, тянуть фразу до смыслового завершения не было нужды. Агнес понимала. О, прекрасно понимала. И это понимание она могла только запить мелким глотком шампанского, приятно колющего рот пузырьками, но явно не помогающего избавиться от царапающей её тревожности. «Ошибки». Разумеется, рано или поздно они будут. Разумеется, он их не упустит. Ждет их, если не сказать жаждет. Как бы презрительно он ни относился к Жнецу и сколько бы тот ни доставлял неудобств, Агнес не сомневалась, что это хотя бы отчасти будило в Реддле — методично тонущем в одних и тех же управленческих задачах уже пару лет, — азарт. Больной и уже частично позабытый оттого, как давно иссякло в обществе всякое ему сопротивление. И с кем она только додумалась играть в кошки-мышки… Но пока ведь счет 6:0. И неважно, что — учитывая, что Жнец один — в тот же миг, как ноль заменится на единицу, игра будет окончена, без особой разницы, сколько к тому времени убийств наберется в её пользу. Хоть бы еще одного… семь ведь — счастливое число? Лучше — больше, но загадывать наперед она никогда не любила. Пережить бы хоть этот вечер. К счастью или к сожалению, было бы наивно полагать, что единоличное общение с главным лицом нынешнего мероприятия продлится долго. Вскоре подтянулись, завели беседу другие, по крайней мере те, что не заикались при одном только виде Лорда. Агнес, не находя для себя интереса в их речах, переключила свое внимание на другое. Заприметила у некоторых гостей занятные браслеты на руках. Не массивные, не грубые, не тяжелые, как у грязнокровок. Изящные, тоненькие, выглядящие скорее как специфичные драгоценности. Но Агнес начинала понимать, что это. Так Реддл за время её отсутствия всё же претворил размытую задумку в жизнь? Магия, выкачиваемая из грязнокровок, шла на насыщение различных изобретений, верно, это давно известно. Но ещё — на подпитку магии чистокровных. Некий бонус, усиливающий магические способности. Награда от Темного Лорда за те или иные заслуги. Этим своего рода возвращал принадлежащую им по праву «украденную» грязнокровками магию… Учитывая, как эти снобы выставляли обретенное украшение напоказ, Агнес не сомневалась — да, безусловно, они гордились. И, видимо, совершенно не задумывались о том, что мера поощрения в любой момент, только по щелчку реддловских пальцев, может превратиться в меру наказания. Ведь так или иначе — вне зависимости от того, для чего служат сейчас браслеты, отнимают магию или даруют, — это все те же кандалы. Контроль магии чистокровных волшебников ровно так же в руках Темного Лорда, как и грязнокровных. Агнес не совсем понимала, как она к этому относится. Его расчетливость отвращала и восхищала. Пугала. Ей не должно быть дела. Главное, чтобы он однажды, под предлогом награды за заслуги, не нацепил подобное и на её запястья — Агнес скорее себе кисти отсечет. Хватало вполне и своей магии, спасибо. Об этом всем она размышляла, пока текли вяло чинные разговоры, но рассуждения закончились, а разговоры — нет, и Агнес едва не засыпала от скуки. В какой-то момент она с великодушного дозволения Реддла — которое он выразил одним лишь взглядом — сбежала из этого унылого круга. Подобрать себе других собеседников, а не стоять без дела молчаливым дополнением к Лорду, в любом случае меркнущем на его фоне. Что было весьма сложно. Многих ей приходилось избегать, просто чтобы не терпеть попыток молодых мужчин подбить к одинокой девушке клинья. Как ни посмотри, Агнес — единственная представительница старинного рода Розье, с немалым состоянием в фамильном хранилище Гринготтса и на хорошем счету у самого Темного Лорда. При нем никто, конечно, не стал бы так наглеть, но раз она сама же и выскользнула временно из-под опеки его компаньонства?.. Ей ничего не стоило осадить их самолично, но всё-таки Агнес предпочла быстренько отыскать в толпе конкретное лицо, которое заприметила в зале не так давно. Вечно-угрюмое и точно не желающее вести беседы, но разве это её остановит? Если уж оставил по такому случаю на вечер свой директорский пост — хотя даже не потрудился заменить свою неизменную черную мантию на что-нибудь более парадное, — придется терпеть навязанную болтовню. Её появлению и попытке завязать разговор он ожидаемо не очень обрадовался. — Вам снова скучно, мисс Розье? — перешел на официальный тон Снейп, уже давным-давно не добавлявший к её фамилии это чопорное «мисс», но атмосфера события подталкивала к формальностям. — Необычайно. — А как же ваше желание вычислить «горе-героя» вперед авроров? Насколько я могу судить, пока не возымевшее плоды. Агнес усмехнулась и на это ничего не ответила, зато эта издевка прекрасно прокладывала извилистую тропу к нужной теме. Расспрашивала его Агнес аккуратно. Почти ненавязчиво. Только пыталась узнать, не наболтали ли ничего лишнего призраки после того допроса о крестраже… Но все наводящие вопросы оставались либо просто проигнорированы, либо встречены надменным взглядом. Если хогвартские призраки что-то и говорили о ней, кажется, Снейпу было глубоко безразлично не только это, но и абсолютно всё в принципе. Поэтому вскоре она все-таки оставила его в покое. Между тем взгляд напоролся на часы, и Агнес обнаружила, что позади уже час от приема. Может, пора бы?.. Реддл беседовал с Яксли — к ней спиной, за ней не наблюдал. Да. Пора бы. В особняке — пять уборных комнат, разбросанных по разным этажам, и Агнес направилась к той, что на первом. Вынырнула из заполоненного людьми зала в относительную тишину коридора, прошла вдоль узкой галереи картин и свернула в непримечательную дверь, за которой скрывалось весьма примечательное пространство. Уборная комната, как и многое в этом здании, громоздка. Широкое, слепящее дороговизной пространство, с большим зеркалом, ониксовой раковиной в столешнице и вычурными предметами декора на стенах. В какой-нибудь средней величины коморке места и то меньше, чем здесь. Есть где развернуться. Заперев за собой дверь, Агнес тихонько прошла к противоположной стене, как можно дальше от коридора, чтобы было не так слышно, когда она произнесет шепотом… — Альфи. Хлопок. Явился мгновенно, потому что ждал. Потому что все обговорено. Потому что Агнес наплевала на свое нежелание впутывать в это всё бедного домовика, символ своего детства, и откровенно впутала. У нее оставалось не так много вариантов. Кто еще способен трансгрессировать в местах, закованных в антитрансгрессионные чары? То есть, по сути, сегодня все зависело от Жнеца, который вечный импровизатор-не-стратег, от Уизли и домашнего эльфа. Непобедимая команда. В ручонках появившегося перед ней Альфи — сверток черной мантии, в который уже завернуты ножны со скрытым клинком. Ни слова вслух, ни шепотка. Ни звука не издавалось, кроме еще одного хлопка: когда Агнес протянула руку, забирая сверток и заодно прикасаясь к маленькой ладони эльфа, который перенес её в точно такую же уборную комнату, но на втором этаже. Все пять были им просмотрены заранее, и эта оказалась наиболее подходящей по расположению. Агнес отправляла Альфи по указанному в официальном приглашении адресу за несколько дней до мероприятия, полагаясь на знаменитую эльфийскую незаметность, и та не подвела, как и ожидалось. Сама бы она точно не сунулась прощупывать почву. Сейчас же, чтобы не терять времени, она сразу развернула сверток, накинула на себя мантию поверх платья. Альфи наблюдал за ней как-то удрученно, тоскливо, почти потерянно. Мял беспомощно свои большие свисающие уши. В какой-то момент показалось даже, что хотел что-то сказать, но вместо этого только повесил свою большую эльфову голову, сокрушенно покачал ею и исчез, оставляя хозяйку наедине со своими планами. Которых снова особо и не было. Снова — воля случая. Агнес даже не представляла, кто станет её жертвой. Некто, кому не посчастливится войти в уборную первым. Не очень драматичная смерть. Лично Агнес точно не хотелось бы умереть в туалете, да и убивать тоже, как-то это не сильно эффектно, но что остается? Собственная безопасность конкретно в этом случае явно в приоритете перед показушничеством. На скорую руку убрав волосы в пучок, чтобы не мешались, Агнес спрятала их под широкий капюшон и нацепила пожирательскую маску, скрывая лицо. Взглянула через прорези для глаз в свое отражение, чтобы убедиться в абсолютной неузнаваемости, и — наконец — отворила замок двери. Оставалось ждать. Немало ждать. Кажется, никто не спешил навстречу гибели. Томясь ожиданием, Агнес подперла спиной и одной ногой стену рядом с дверью. Скучающе рассматривала длинное изящное лезвие клинка, выглядывающее штыком из рукава мантии. Касалась острого кончика подушечками пальцев, скрытых черной кожей перчаток. Что бы она без него делала… Газетчики, уже вцепившиеся в нужную версию мифа и обгладывающие её построчно, считали, что убийство «Режущим» — метафора на смертельную косу, которой жнецы забирали жизни. А ещё Жнец, оказывается, забирает палочки, потому что таким образом он забирает «душу». Эта версия Агнес нравилась. Красиво. Стоило только немного отвлечься на абстрактные мысли, за стеной наконец послышались приближающиеся шаги. Лезвие бесшумно нырнуло обратно в рукав. Агнес настороженно замерла, вслушиваясь в каждый шаг. Сюда или не сюда? Сюда. Открываясь, широкая дверь поначалу спрятала от входящего человека притаившуюся у стены мрачную фигуру. Темное пятно, прореху на сверкающем великолепии всего этого убранства. Мужчина не заметил никого постороннего, пока не закрыл дверь за собой, в задумчивости успев заодно и щёлкнуть замком. Агнес за этот краткий миг успела его рассмотреть. Лицо прямоугольником, глубоко саженные под бровями глаза и темно-русые волосы. Какое неудачное совпадение. Не Эдриан. Но Пьюси. Осберт Пьюси. Отец того, с кем Агнес недавно так любезно беседовала, немолодой высокий мужчина, замер в растерянности. Этой секунды промедления вполне хватило, чтобы рвануть вперед, на ходу заставляя клинок выскользнуть из ножен. Отвести в сторону мужскую руку с уже выхваченной им палочкой и одновременно с этим — ударить дважды лезвием в живот, сгибая его болью напополам. Теперь ей стало удобно дотянуться до глотки. Свободной ладонью Агнес зажала ему рот, глуша сиплый стон боли. Легкое скользящее движение — и шея вспорота. Чтобы не перепачкаться кровью еще сильнее, Агнес слегка толкнула тело от себя, и то привалилось спиной к стене, судорожно хватаясь за горло. Медленно сползло вниз, когда подогнулись от слабости ноги. Кровь обильно сочилась сквозь пытающиеся зажать рану пальцы, заливала перстни, некогда белоснежную рубашку и жилет — в дополнение к двум красным пятнам от колотых ранений на животе. Губы двигались, пытаясь выдать звук, но исторгали только все новые порции крови и хрип, который стихал все больше по мере того, как бледнело лицо. Пришлось прождать досаждающе затянувшийся миг, прислушиваясь усиленно к любым звукам за дверью, пока тело наконец не испустило окончательно дух. Обессилевшая мужская рука тяжело упала вниз, но зиящую рану — из которой весь основной поток крови схлынул и теперь только брызжал мелкий фонтанчик сбоку — перекрывала грузно склоненная вниз голова, как у какой-нибудь поломанной ростовой куклы. Агнес чуть отступила на всякий случай, чтобы не вляпаться носками туфель в красную лужу, все сильнее растекающуюся под мужчиной. Аккуратно обошла сбоку, чтобы наклониться и пальцами сквозь кожаные перчатки загрести немного этой краски для своей будущей живописи. Не тратя времени, поднесла их сразу к стене и провела длинную вертикальную линию, оставляя блеклый кровавый след. Вопреки её опасениям, не слишком блеклый. Ей представлялось, что на мраморе кровь будет нескладно размазываться, не оставит отчетливые следы, но нет. Пусть приходилось вечно нагибаться и добирать кровь на пальцы, ведь материала хватало всего на один штрих, это оказалось не так муторно. Вспоминался давний-давний год. Зловещий Хогвартс и кровавые надписи на стене, отпечатавшиеся в хрупком подростковом сознании. «Враги наследника, трепещите» и всякое такое. Кто бы подумал, как все перевернется, как повернется стрелка? За время кровавого художества кто-то уже успел постучать в дверь, жалуясь на то, что уборную занимают слишком долго, но, не получив ответа, недовольный просто ушел искать другую свободную. Наконец закончив, Агнес отошла и оглядела плоды своего творчества. Все те же буквы, все та же подпись. Сносно. Главное — узнаваемо. И бросается в глаза, намного сильнее, чем если бы она уже по классике вырезала подпись где-нибудь на конечностях. Безучастный взгляд снова лег на тело. Осберт Пьюси не был Пожирателем Смерти. Был бизнесменом, не воевал. Но это не имело значения. Важным была демонстрация. Факт убийства. Да и в новом мире едва ли найдется хоть одна поистине невинная душа, неважно, оклеймлено его предплечье Меткой или нет. А учитывая, что, если режим Темного Лорда взаправду начнет разваливаться, случайных жертв не избежать… одним больше, одним меньше. Агнес стянула с себя мантию, в некоторых местах едва ли не насквозь пропитавшуюся кровью, но, благодаря наложенным заранее чарам, красный не затронул платье и открытую под ней кожу. Затем — сложила аккуратно, пряча в свернутой ткани ножны, перчатки и забранную у покойника палочку. И позвала снова Альфи. Для этого она присела на корточки, нарочно к телу спиной, но появившийся среди уборной домовик высмотрел. Впился взглядом в страшную картину. Рукой Агнес — осторожно, заботливо, насколько возможно, — отвернула эльфову голову. Не смотри. Альфи все равно задрожал. Глаза распахнутые, по размеру — как мячики. Издал какой-то сдавленный писк ужаса, и Агнес поднесла палец к своим губам. Нельзя издавать звуков. Домовик, выполняя даже молчаливые приказы хозяйки, часто-часто закивал, замолк. Худыми ручонками принял протягиваемый сверток перепачканной в крови мантии и исчез, как и было заведомо велено. Отправился отнести в обговоренный тайник подальше от особняка. Агнес за это время пока распустила обратно волосы и уложила их пальцами так, как лежали до этого. Оправила платье, проверила подошву туфель — не осталось ли все-таки пятен. Всё чисто. Всё в порядке. Не так уж и сложно. Даже подозрительно. Ей не верилось. Уже когда Альфи за ней вернулся, когда переместил обратно в первую уборную и сам исчез восвояси, мерзостно затянутая пружина напряжения не отпускала. Оно и понятно. Да, пока все шло гладко, но Агнес глупостью было бы расслабиться раньше времени. Расслаблением и не пахло. Наоборот — увеличился на хрупких плечах груз, едва не сгибая напополам. Эта ответственность, этот ненормальный риск. Когда через время она вернулась в зал, вся эта цветистость давила на виски прессом ещё больше. Ослепительный блеск хрусталя и драгоценностей резал глаза ещё сильнее. Гул бесед, шорох перемудренных нарядов, музыка… В совокупности это всё сворачивалось вокруг нее каким-то удушливым коконом, вынуждая коснуться шеи, как будто взаправду душила петля, запирая Агнес в клетке параноидальных мыслей. В свербящем под кожей ощущении того, будто каждый здесь знает, кто она и что сделала, и всё это — фарс, представление, шоу, устроенное, чтобы… что? Чтобы что? Может, Агнес переоценила свои возможности. Свою выдержку, свою стрессоустойчивость, свое хладнокровие, переоценила всё. Успокойся. Не надо. Не сейчас. Не время для паники, дело сделано. И все равно… накатывало. Душило. В реальность её вдруг вернула чужая рука, появившаяся откуда-то из слепящей пелены ярких пятен и легшая на её талию. Уверенно, спокойно, как само собой разумеющееся. И заглушились тут же чересчур громкие звуки, и поугасла вырвиглазная пестрость. — Куда ты исчезла? — его голос прямо над ухом, вмиг завладевший всем её вниманием. Голос и его ладонь чуть ниже её ребер. Как якорь от помутнения ума. Ей странным образом стало легче. Нелепость. Реддл — главный источник её стресса уже много лет, но его появление вдруг послужило спасением, словно приложить холод к воспалившейся ране. Наверное, рядом с ним напряжение всегда достигает того уровня, что у нее просто перещелкивает внутри что-то, достигнув лимита. Агнес обернулась к нему, вынуждая руку соскользнуть с талии, набрала демонстративно-усталым вздохом себе спокойствия в легкие и ответила: — Голова разболелась… Как и всегда от таких сборищ, ты же знаешь. — Играя невозмутимость, она обвела пространство бесстрастным взглядом. — Отошла на пару минут, на обратном пути встретила миссис Хиггс. И от этого голова заболела еще больше, очевидно. Ложь тесно и удачно перемешивалась с правдой: Агнес и правда встретила мать покойного Хиггса, но нарочно завела разговор первая. В любых других обстоятельствах обходила бы эти муторные светские беседы за милю, но в этот раз… Сама поздоровалась и сама бросила мимолетную фразу о неплохом вечере. Чего было уже достаточно, чтобы завести неостановимый механизм, открывший поток речи миссис Хиггс. Таким образом, у неё была причина отсутствия и был свидетель — помимо целой галереи портретов — её пребывания на первом этаже, весьма далеком от места преступления. — Не понимаю, мое присутствие было так уж обязательно? — добавила она вдогонку к несерьезным жалобам. Реддл усмехнулся, и Агнес ненавидела себя за то, что его растянутые этой лёгкой улыбкой губы всегда невольно притягивали её взгляд. Отводить который не хотелось. — А как же я сам спасался бы на подобном мероприятии от головной боли без тебя? — С каких это пор я лекарство от твоей головной боли, а не её причина? — Не ты. — Ему все еще приходилось стоять близко, немного склоняться к её уху, потому что оркестр, вместе с проникновенным сопрано приглашенной исполнительницы, мастерили музыку совсем рядом. — Вид твоего недовольства. Несравненное для меня удовольствие. — Очень лестно. Их пикировки противоречили любой даже крохотной толике разумности, учитывая, кем он был, но в то же время это нечто столь уже обыденное. Укалывать друг друга, как укалывают старые приятели. В каком-то смысле это ведь… правда? В каком-то смысле ведь они, можно считать, «взрослели» вместе. Все равно что бок о бок. Просто он всё выворачивал всегда, конечно, иначе быть не могло. Искажал и извращал. Никаким приятельством это не было. Было чем-то одновременно меньшим и большим, в разы, если учесть, как он, все еще склоняясь к ней, задержал на её лице взгляд. Обыденно задумчивый. Скользнувший чуть ниже и очертивший хрупкую линию шеи, плеч, ключиц. Реддл умел быть джентльменом. Умел тактично не опускать взгляд ниже лица, когда беседовал с дамами в открытых нарядах, потому что его это, в общем-то, чаще всего и не интересовало. Сейчас же… Ей стало немного душно. Кружилась слегка голова, но Агнес не могла быть уверена, не из-за обилия ли это надушенных людей вокруг. К счастью, в эту сцену вторглась очень вовремя подошедшая ближе чета Лестрейнджей. Рудольфус и прелестная Беллатриса, которая, стоит сказать, на дух свою молодую кузину не переносила. Белла уже разменяла шестой десяток, пусть и выглядела всё ещё обворожительно, насколько возможно, при её-то тяжелом взгляде и сумасшедшем нраве. Роскошная копна черных кудрей, высокие каблуки, кожаный корсет — затягивающий узкую талию так, что Агнес не была уверена, можно ли в нем дышать, — искусно скрадывали годы. Но так или иначе, сколько бы лет ей ни было, сколько бы лет ни минуло с воскрешения Реддла, Лестрейндж всё ещё в полной мере не могла смириться с тем, как её обожаемый Лорд обзавелся в её отсутствие новой любимицей. И неважно, что этот Лорд в каком-то смысле почти вдвое моложе Беллатрисы, неважно, что это в принципе не совсем тот Лорд, которого та знала. Всё равно Агнес оказалась у кузины в немилости безоговорочно. Вот и сейчас. Неприязнь в темных глазах была явственной, едва губы не кривила от одного только вида Агнес рядом с Темным Лордом. Попререкаться с ней могло быть чем-то забавным, если бы только у неё не было и так уже переизбытка впечатлений за вечер. Жажда эмоций была частично утолена, собачиться с кузиной было бы уже лишним. По той же причине Реддл вновь просто отпустил её, тоже не имея желания свидетельствовать сценам. Его это не занимало, даже из любопытства не стал бы терпеть. Всё это бестолковое состязание за первенство среди его любимчиков совершенно не тешило его самолюбие, слишком уж всё это мелочно. Поэтому провести с Лордом время ей снова не довелось, снова их раскидало по разным кружкам-по-интересам, и тем для неё спокойнее. Агнес смогла чуть-чуть выдохнуть. Отвлечься даже. Не думать о том, что там, наверху, все еще лежит труп, никем не найденный. Но не думать об этом стало немного труднее, когда к выбранной ею кучке гостей присоединился вновь Эдриан Пьюси, теперь уже с матерью. Такое странное ощущение. Умом понимать, что должна что-то при этом испытывать, хотя бы какое-то мизерное угрызение. И ничего. Ничего подобного. Даже когда прозвучало: — Ты давно видел своего отца, Эдриан? — спросила его мать, нигде не находя мужа, но в ответ получила лишь смятение. Не видел. — Странно… мисс Розье, а вы?.. Агнес поджала губы. — К сожалению, не видела. Но здесь душновато, может быть, мистер Пьюси вышел на улицу? — Может быть, — отозвался Эдриан. — Я поищу, матушка. И ласково коснувшись плеча матери в утешение, кивнув Агнес напоследок, взаправду отправился на поиски. Оставаться же с ныне вдовой, которая сама об этом еще не знала, было весьма неловко, но мысль искать себе опять новых собеседников претила. А в уме — отголосок чужой давней фразы. У тебя нет сердца, Агнесса. Твоими стараниями, Реддл. Всё это — твоими стараниями. Сам ведь говорил. Лично об этом позаботился. Не сильно вслушиваясь в смысл вяло тянущейся беседы, Агнес повернула голову и поискала глазами его лицо. Его легко найти. Вокруг него вились без конца. Кто-то просто кучковался поблизости, не решаясь заговорить, кто-то пытался привлечь его драгоценное внимание любым образом, заискивая и едва в рот ему не заглядывая. Агнес перекинула взгляд на часы. Тоненькими золотыми стрелками указывающие почти час Х. Договаривались они с Уизли, когда она передавала ему «безделушку», на промежуток между десяти и одиннадцати. Значит, совсем скоро. Ощутить бы предвкушение, но покалывала… тревога? Нет, не то. Что-то более неопределимое, втыкающееся не иглами, как при тревожности, а будто крупицами песка. Тошно, неприятно, не выскребешь, как бы ни тер кожу. Да что это с ней? Ведь этого она хотела. Жаждала. Агнес стучала беззвучно ногтем по стеклу бокала, размышляя, что на неё нашло. На фоне все текла болтовня, а Агнес отчаянно пыталась разобраться в этом шевелящемся вареве эмоций в груди. Ей не хотелось, чтобы другие видели. Ещё утром эта картина была такой сладостной. Упоительной. Чтобы Реддл дал слабину при всех? Явил, что тоже может быть уязвим? Лучше развития событий и не придумать. Но почему-то теперь, когда она была к этому так близка, губы норовили искривиться от непонятной горечи, как от прогоревшей карамели. Что только-только казалось едва не приторным, уже отвращало. Ей не хотелось. Чтобы другие. Видели. Ей не хотелось ломать его маску при других. Это было откровенно бесчестным ходом, и по сути её ничего и не останавливало от того, чтобы действовать грязно, но конкретно против этого что-то внутри протестовало, пищало так противно. До ужаса противно. Что-то собственническое. Что-то, жаждущее исключительности. Никто никогда не был свидетелем его откровенной слабости. Агнес была. Не единожды. При первой же встрече, когда ему приходилось опираться о любые горизонтальные поверхности, чтобы стоять на ногах, ещё и трансгрессировать с ней под руку. При первом уничтожении его крестража, когда он всего за секунду стал минимум на тон бледнее и буквально не мог сдержать дрожи… Видела это всё и осталась жива. Единственная. Нет, Агнес. Нет. Не-а. Хватит. Это все глупости. Ей нельзя допускать в то, что она делает, собственные прихоти. Желания. Лицезрение слабости своего правителя подорвет его авторитет. Это должно оставаться приоритетом. Но с другой стороны — для подрыва авторитета служило убийство гостя. Не крестраж. Крестраж и так, и так будет уничтожен, это уже своего рода победа, так какая разница, при ком… У неё разум рвался по швам, как будто расслаивался на личности, на какого-нибудь ангелочка и демоненка на плечах, и дракл там их разберет, кто из них что ей нашептывает. Их несуществующий шепот умолк, стоило Агнес, вновь повернув голову, случайно встретиться с ним глазами. Через прореху между людьми. Взглянул на нее. Колющее ощущение в груди от этого незначительного скрещения взглядов усилилось. Возросло, сдавливая грудную клетку. Черт с ним. Агнес отставила недопитый бокал с шампанским на поднос проходящей рядом прислуги. Извинилась перед собеседниками, всё так же ни на секунду не отворачиваясь от направленных на неё глаз Реддла, сделала несколько шагов спиной назад, прежде чем развернуться и направиться к лестнице. Спину точно жгло под его взглядом, как и всегда. Неспешно поднявшись вверх по широким ступеням, Агнес, прежде чем завернуть в правое крыло дома, задержалась ещё только на мгновение. Узнать, наблюдает ли он всё ещё за ней. А если да — пересечься опять взглядами. Наблюдал. Пересеклись. И через миг нарочитого промедления Агнес двинулась дальше по ступеням, затем по коридору, чувствуя, как набирает оборот сердечный ритм. Каждым шагом. Набирает, набирает и набирает, едва не оглушая биением в висках. Немного нервным жестом она коснулась пальцами шеи, будто желая этим касанием угомонить пульс. Всем этим она по сути просто скидывала с себя ответственность. Бремя выбора. Последует за ней — хорошо. Не последует — его проблема. Но все равно её не оставляло чувство, будто она добровольно роет себе могилу. Заманивает себя же в ловушку к хищнику, ведет его за собой, а себя — к гибели. Ещё и облегчение испытает, если его зубы действительно сомкнутся. Идиотка. А он взаправду шел. Даже не оборачиваясь и не проверяя, Агнес всем своим существом ощущала. Это нарастающее напряжение… Завернула она в какой-то первый попавшийся пустой кабинет, когда это бесцельное преследование начало затягиваться. Хрустальная люстра под потолком не горела, но мягкого сияния от луны и фонарей было достаточно, чтобы видеть если не всё отчетливо, то хотя бы прорезающимися сквозь полумрак слабыми очертаниями. Агнес уже прошла глубже в кабинет, разглядывая один из незамысловатых пейзажей на стене, когда услышала за спиной звук закрывающейся за ними двери. — Ты хотела о чем-то поговорить? Наверное, да. Для чего еще могла быть эта очевидная провокация на уединение? Для чего-то всё это было, и Агнес выдумывала на ходу: — Ничего срочного, — предупредила она, оборачиваясь, — поэтому, если у тебя есть дела важнее — приношу извинения… Не хотела отнимать тебя у прочих гостей. — Ты ведь знаешь. Твое общество для меня предпочтительнее. — Реддл проходил неспешно дальше в кабинет. Ближе к ней. — О чем ты хотела поговорить? — Как раз об этом. Ну, молодец. Великолепно. Если просто уйти с ним от чужих глаз было первым шагом к раскапыванию себе свежей могилки, то теперь та была раскопана, пожалуй, уже минимум на половину. Реддл вопросительно приподнял брови. Все еще медленно-медленно к ней приближаясь. Его неподдельной расслабленности Агнес сейчас завидовала как никогда прежде. Сама же, стараясь угомонить сумбур в мыслях, предприняла попытку сказать хотя бы что-то отдаленно толковое: — Я всё пытаюсь разобраться. Значат ли что-то полтора года моего отсутствия. — Агнес подбирала каждое слово, осторожно, будто что-то прощупывая, и пока будто никаких осечек: Реддл выслушивал её спокойно, внимательно, без издевок. — Ты велишь мне идти с тобой на прием, чем снова выделяешь среди остальных, но при этом все равно… заметно держишь меня на дистанции. Большей, чем прежде. — Неужели? Вот теперь уже насмешка проскользнула в его тоне, в изгибе губ. Но терпимо. Какой это всё кошмар, если так подумать. Агнес никогда бы и не представила, что станет обсуждать свои отношения с Темным Лордом, как какая-нибудь совершенно обычная парочка на грани расставания, но что еще делать? Как потянуть время, чтобы он не вернулся к гостям в самый неподходящий момент? Дергало глянуть на часы, чтобы узнать, сколько там уже, но этим она себя сдаст с потрохами. — Хочешь сказать, нет? — невозмутимо спрашивала она вместо этого, еле заметно отступая маленькими шажками, пока он шел к ней. Шутка её жизни. Незыблемая. Такая безрассудная, такая самоубийственно смелая Агнес, лезущая с одним только клинком сразу на троих Пожирателей Смерти, сейчас отступала при виде Реддла, который даже не представлял пока для неё обоснованной угрозы. Не наставлял на неё палочку, не был ни на что зол, ничего. Одним только своим присутствием заставлял поджилки трястись, ведь подсознательно она понимала: играет сейчас с огнем. Всегда. — Хочешь сказать, я все еще у тебя на том же счету? — продолжала она театр одного актера. — И за какую-нибудь фривольность не последует наказания? Как финальный штрих, сразу после крайнего вопроса, — лопатки напоролись на стену позади. Прекрасно. Реддл оперся рукой о стену, нависая над ней, и некоторая угроза наперевес с изяществом сквозила даже в этой откровенной вальяжности. Сама невозмутимость. Сама насмешливость во плоти. Только эти ужасные алые глаза, которыми он обводил цепко её с головы до ног, выдавали что-то в нем потаенное. В них — все тот же вечный холод, но Агнес уже давно научилась различать оттенки этого льда. Этот — не замораживает кровь в жилах. Наоборот. Что-то вроде той степени холода, когда тот уже буквально обжигает. Распаляет. Реддл ничего не говорил, заинтересованно ждал хоть какого-то логического завершения этой небольшой абсурдной тирады, и ей ничего не оставалось… — Если посмею прикоснуться, не оттолкнешь? Не поставишь на место? — Попробуй. Агнес-Агнес… Куда ты себя загнала? Неужели патологическое нежелание делить с кем-то вид его слабости того стоило? Теперь уже всё, давай. Доигрывай. Не сводя с его лица взгляда, Агнес осторожно подняла левую руку. Уже касалась его, не раз. Это не должно быть сложно, но как-то сейчас, когда в одной из уборных особняка лежит убитый Жнецом мужчина, а где-то в Румынии её «подельник», хотелось верить, делает всё, чтобы уничтожить кусок реддловской души, угол восприятия слегка менялся. Обострялся. Пальцы едва весомо коснулись прядки волос, падающей на лоб, убирая от лица. Нежность, за которую он кому угодно мог бы отрезать по локоть руку. И на нее смотрел так, будто да — мог. Но не мешал ей. Не шевельнулся вовсе. Наблюдал за ней, как будто заинтригованный, что она станет делать дальше. Дальше. А что дальше… «Уизли, лучше бы тебе поторопиться», — раздраженно мелькнуло в голове, прежде чем её пальцы скользнули дальше в мягкие черные пряди. Аккуратно, опасливо, почти бережно. Сжимая их затем с силой. Рывком притягивая его к себе. Потому что идеи у неё закончились. Губы ударились о губы, едва не клацнули друг о друга зубы. Смешалось разом дыхание и исчезли мысли. Выбило, разорвало, перерубило. Любой здравый смысл — оставалось только поминать. Холодные пальцы вцепились в её запястье, убирая от себя, припечатывая к стене. Грубо, до укола страха больно. А сам он не отстранился, ни от нее, ни от её губ. Ни на дюйм. Дал волю и тут же её безраздельно забрал, отнимая всю инициативу. Вторую ладонь вплел в её волосы, стягивая пальцами пряди на затылке. Запрокидывая ей голову, заставляя издать какой-то сдавленный звук. Полустон, который он поглотил, собрал языком, скользнувшим нагло между её губ, когда он углублял поцелуй до степени вопиющего, умопомрачительного неприличия. Агнес одумается, отрезвеет, обматерит себя грязнейшими словами. Когда-нибудь позже. А сейчас — от ощущения жаркого дыхания, от жесткой хватки его пальцев, от которой саднило корни волос, от натиска губ, от горячего языка, бесстыже исследующего её рот, прошибало дрожью, желанием, удовольствием. Наслаждением заядлой мазохистки, не иначе. Её свободная рука, не прижатая к стене, вцепилась в его плечо, сгребая пальцами черную ткань костюма, просто чтобы удержаться на ногах, но его это уже мало волновало. Въедался в её рот, так, будто что-то эти полтора года значили. Будто изголодался по этому и только ждал, ждал со всей своей вечной сдержанностью, а в этот момент вдруг просто сорвался с собственной цепи. Так просто. Будто наказывал её. Кусал и сминал её губы, вырывая из легких все новые и новые судорожные вздохи, граничащие с тихими стонами боли, которые только больше его распаляли. Взглянуть со стороны — насилие, чистое и беспощадное. Его — над ней, её — над своими чувствами. Но до чего же дурманящая это была пытка. Терпко-сладкая, уносящая разум в какой-то туман, где нет места здравомыслию, самобичеванию и любым других эмоциям, кроме желания. Вмиг разгоревшееся возбуждение выжигало ненависть. Опустошало разум. Затыкало сердце и оставляло в теле только неуемную нужду, вспыхнувшую пожарищем на чем-то настолько нездоровом, настолько больном, что это было даже… совершенно. Безупречный сорт безумия. Всё это сумасшествие — на восхитительной черте взаимной боли, как если бы они желали содрать друг с друга кожу. Оголить каждый порок, которых у обоих в излишке. Его ладони скользнули по её телу, обжигая требовательными касаниями сквозь шелк платья. По чуть выступающим ребрам, по талии и ниже. На поясницу. Ниже. Обе её руки теперь были не скованы, и Агнес смелела. Целуя, отвечая ему той же жадностью касаний, она зарылась обратно пальцами в его волосы, как в протест, сжимая крепко, нарочно оцарапывая кожу головы, сильно, до ссадин. Ответом ей был глухой звук прямо в губы и грубый рывок за бедра на себя, к нему вплотную, вынуждающий прогнуться в позвоночнике, все еще упираясь в стену затылком и лопатками. Эта резкость и эта близость, уже совсем непристойная, выдрали из её легких очередной шумный вздох, на этот раз обрывающий поцелуй, чтобы хотя бы немного глотнуть воздуха. На миг вынырнуть из помешательства. Реддл же не был намерен отстраняться, оставил в покое лишь губы, уже искусанные и ноющие, и сместил поцелуи ниже, проходясь горячим дыханием, губами, языком по чувствительной коже шеи. Ей пришлось закусить губу, чтобы не застонать, настолько жарко уже стало внутри. Всё заходило так далеко, что конца и края уже не виделось. Чересчур далеко. Ч-е-р-е-с-ч-у-р. Каждая буква этого слова отбивала похоронный марш где-то в глубине её разума. Им нужно было остановиться. Ей нужно было остановиться. Это не должно было начинаться вовсе. Стоило только допустить эту блеклую мысль, как оно зашло ещё дальше. Его колено втиснулось меж её ног, прижимаясь к ней всем телом ещё теснее, пока его зубы почти по-звериному закусывали шею там, где бился яростно пульс. Еще немного, и польется кровь, чья-то из них двоих точно, настолько аномально и аморально было всё происходящее. Мерлин милостивый. Ей представлялось, всего несколько мгновений назад, что это будет мучением. Вынужденной мерой. Не более, уж точно не более того. Но от этого голода, схожего с выворачивающей кости ломкой, от того, как он отвечал ей не меньшим безумством, сносило все запреты. Моральные, душевные, теперь уже до смешного эфемерные. Всё — в пекло, потому что Агнес тосковала. Обманывалась, умоляла себя, эти полтора года выскребала из себя всю гниль чувств, а теперь, теперь… его алчно целующие её губы, его жесткие касания, его парфюм, уже знакомый, привычный, забивающий легкие до желания скулить, потому что всегда, всегда он весь заполонял её одним только своим существованием. Стоило только оказаться рядом, вся она была окутана им, пригвождена, поймана и не имела никакого желания сейчас из этой ловушки выбираться. Её пьянила эта игра. Быть в его руках, быть той, кого он ищет, той, кого обещал убить на глазах у сотен, а вместо этого — целовал её, кусал шею, вжимал в себя до ломоты в костях. Адреналин поглощал сосуды, напаивал всё тело непревзойденным наркотиком, который ни одна дуэль, ни одно убийство никогда не дали бы в таком объеме. Кажется, она пробивала глубочайшее дно. И все равно. Остановиться — не в её силах. Умрет скорее, но первая не отстранится. Наоборот — прижималась к нему, будто желая телом вплавиться, сорванно дышала, еле глотая раскалившийся вокруг них воздух. Откидывала голову, подставляя ему шею на растерзание. И в эту шею вдруг прозвучал хриплый звук. Не того рода, что прежде. Тихий стон не-удовольствия. Точно не удовольствия. Боли. Сдержанной, почти, и все равно прорвавшейся. Их тела были настолько друг к другу прижаты, что Агнес прочувствовала его дрожь, как свою собственную. А он в своей внезапной слабости привалился к стене еще больше, упираясь в ту локтем. Так, что Агнес, зажатая между ним и стеной, еле могла вдохнуть, ребрам просто некуда было расшириться для вдоха. — Том?.. Всё произошедшее в каком-то смысле можно считать настоящей удачей. Как бы ни был болезнен контраст, стоило выбраться из этого забытия… Агнес настолько забылась, что её недоуменный, почти испуганный тон прозвучал абсолютно искренне. Как же она заигралась, это уму непостижимо. Насколько позабыла, зачем это всё. Разум возвращался постепенно, по мере того как выравнивалось изорванное дыхание. Наваливалось понимание. Реддл же быстро, куда быстрее неё взял себя в руки. То был только миг, когда он себя не контролировал. Уже оправился, даже если мнимо. Выпрямился. Все так же возвышался над ней, но смотрел не на неё, куда-то мимо, смотрел в одну точку, пока дыхание оставалось тяжелым и челюсть была сжата так, что удивляло, как у него не сводит скулы. Его мертвенная бледность была заметна даже в полумраке. Как будто тусклый лунный свет просто выбеливал еще больше его кожу, делая похожим на ходячий труп. Только колотилось ощутимо в его груди сердце, частично разбивая этот жуткий образ покойника. Агнес бездумно подняла руку. Коснулась кончиками пальцев напряженной скулы. — Что случилось?.. — голос всё ещё слегка хриплый, почти дрожащий: у нее внутри буйствовала оглушительная недо-истерика, которую она не имела права выпускать. У них всё вышло, вот что случилось, но на удивление Агнес не испытала злорадства. Ни долгожданного удовлетворения, ни — упаси Мерлин — беспокойства. Просто ничего. Обуявшее их безумие прошлось по ней штормом, ничего после себя не оставив. Реддл перевел на неё взгляд, но едва ли осознанный. Был где-то не здесь. Изможденный в лице до крайности — как будто всего за миг из него выкачали все силы, — старался что-то осмыслить, понять, и Агнес он словно не видел вовсе. Его вернул в реальность неожиданно вспоровший особняк женский вопль. Надрывный, дерущий глотку. Такой, что даже у Агнес пробежали мурашки. Их головы почти одновременно повернулись к двери, как будто через стену можно было увидеть, понять, что происходит. Агнес понимала. Но голову в прежнее положение не возвращала, не желая встречаться взглядами с Реддлом, который уже через миг взглянул снова на нее. Который достал зачем-то палочку, но вопреки самой логичной мысли — не отправился тут же на звук. Схватил второй рукой Агнес за подбородок, заставляя её сердце рухнуть куда-то вниз, и зачем-то повернул её голову в нужную ему сторону. Кончик его палочки прошелся холодом по её шее, еще несколькими минутами ранее плавящейся от жара поцелуев, и только в эту секунду до неё дошло. Он стирал багряные следы своего помешательства на её коже. И всё. Тотчас после этого провел рукой по своим волосам, встрепанным её пальцами, и наконец направился к двери. Больше ни словом, ни взглядом Агнес не удостоив. А та, всё ещё размазанная произошедшим по стенке, еще пару секунд не двигалась, пытаясь прийти в чувство. Вдох и выдох. Вдох и выдох. Всё в порядке. Всё по плану. Но её будто наизнанку вывернули, перемололи все внутренности и запихнули этот фарш обратно, а ей ещё нужно было как-то продолжать существовать. Играть роль. За Реддлом она последовала, как в тумане. Нагнала его, выдерживая дистанцию в несколько шагов, бредя к левому крылу особняка, где располагалась уборная комната. Яркий свет коридора слепил, но глаза пытались высмотреть, понять, каково положение вещей. У двери уборной уже столпилась шокированная кучка, в большинстве своем благоразумно расступающаяся перед Лордом, стоило его завидеть издалека. Прочих пытались разогнать авроры, один из которых сходу стал отчитываться перед правителем: так и так, дверь была заперта какое-то время, только сейчас вскрыли… На фоне тем временем собравшихся зевак и разгонять не надо было: уже насмотрелись, уже мчались в панике подальше от кровавой картины, куда-то к выходу. Выбраться из особняка им было не суждено. Реддлу понадобилось только мгновение, чтобы рассмотреть устроенный Жнецом перфоманс. Его лица Агнес не видела, только напряженную осанку, как высеченную из камня, настолько неподвижен он стал на несколько секунд. А после: — Оцепить здание, — приказал он аврорам, разворачиваясь. — Узнать, кто покидал прием. Никого не выпускать. Проверить палочки. У всех. — У неё тоже, мой Лорд? — уточнил вдруг один из авроров, взглядом указывая на стоящую рядом Агнес. От такого чуть растерявшуюся даже. Думала, что уже выпала безвозвратно из чужого внимания. Уточнение это было то ли из знания о немалой Агнес к Темному Лорду приближенности, то ли из того факта, что пришли они на место преступления вместе. Убийцей быть она вряд ли могла. Реддл же, будто и правда в веренице событий уже забывший о её существовании, наконец посмотрел на неё. И через секунду ответил: — У неё тоже. О, да ладно… Агнес и сдерживаться не стала, закатила глаза. А Реддл даже не стал контролировать исполнение приказов, знал — не ослушаются. Вместо этого направился к выходу. Счел крестраж приоритетом? Проверить его сохранность? Явно слегка нарушенную. Наверное, это разумно. Жнеца еще успеется поймать, а куски души не вернуть. Его шаги — твердые, напряженные. При этом все равно во всеобщей панике он казался воплощением хладнокровия. Но Агнес осознавала. Видела. Различала. Он взбешен. И это понимание отдавало такой приятной сладостью, вся эта эмоциональная встряска в целом, эта череда событий… так и норовило в неге потянуться, как после хорошего сна, усесться где-нибудь и наблюдать. Вбирать плоды своего труда. Потому что, несмотря на то, как оперативно были воздвигнуты чары, запирающие от гостей все выходы, перепуганные снобы все равно толпились. Разбредались, скандалили из-за требования авроров предъявить палочку. Кто-то рыдал, кто-то даже задел пирамидку из бокалов, рассыпая крошево хрустальных осколков, которое втаптывалось множеством туфель в пол. Агнес взирала на этот растормошенный улей, наконец по-настоящему смакуя шампанское и весь этот нескончаемый вечер в целом. От ухода Реддла даже дышать стало легче. Намного. На просьбу «Вашу палочку, мисс» она ответила безукоризненным спокойствием. У неё из последних заклятий — косметические чары, которыми она укладывала волосы, и несколько левитирующих, пока прибиралась в квартире после сборов. На вопросы она отвечала охотно, с большим желанием помочь следствию. Увы, нет, на втором этаже никого и ничего не видела, вовсе туда ни разу не поднималась, за исключением разговора с Темным Лордом, да и то были они в другом крыле… но если что-нибудь подозрительное вспомнит — обязательно, обязательно доложит. Всё складывалось так хорошо. А потом, когда от неё уже отстали с расспросами, прозвучало откуда-то рядом: — У вас кровь, мисс Розье? У неё кровь? Агнес посмотрела сначала на собеседника, неожиданно заговорившего с ней своим привычно скучливым, монотонным голосом, а после проследила за взглядом черных глаз. И обнаружила на правой ладони, на её сгибе, ближе к её ребру, красное продолговатое пятнышко, немного смазанное и давно высохшее. Меж ребер слабо кольнуло. Стало быть, вляпалась, когда складывала перепачканную мантию. Пятно из-за своего расположения едва заметное — раз даже Агнес его не замечала, не раз себя осмотрев, — но если, например, поднять руку… Как когда она касалась пальцами чужой падающей на лоб пряди. Агнес окаменела. Стала лихорадочно перебирать в памяти всю ту безумную сцену в кабинете. Нет, Реддла она касалась левой рукой. Точно левой. Точно? Да и этому же можно было найти любое объяснение. Например… — А, это? — отозвалась она наконец, с видимым равнодушием оттирая ногтем подсохшее пятно и мельком посматривая, не подслушивает ли никто. — Стало быть, еще с утра. Знаете, профессор… у меня очень агрессивная сова. — Сова? — Да, прелестнейшее создание. Мне иногда кажется, что она плату за письма согласна принимать только свежей кровью. Снейп смотрел на нее, самую малость, как на сумасшедшую — его почти обычный взгляд, — и Агнес не могла различить по нему, о чем он хотя бы примерно думает. И как он вообще разглядел то, что ни одна другая душа не углядела… у него не только нос орлиный, но и глаза? Если только нарочно не присматривался именно к ней. Такое находишь, когда знаешь, что искать. — В таком случае, — ответил он наконец. — Будьте с вашей совой осторожнее. В такой обстановке… кто знает, с чем встревоженные умы могут связать эту кровь? И правда. Кто знает… Агнес не понимала. Смотрела на Снейпа неподвижным, немигающим взглядом и не понимала. Это её растрескавшийся паранойей разум выискивает в его ровном тоне скрытые смыслы или он действительно?.. Чего он хочет? — Что было бы, разумеется, совершенной нелепицей, — добавил он. — Верно? — Верно. Ей её же голос показался не её. Холодным. Чрезмерно. Мерлин, Агнес, возьми себя в руки. А как, если ей отчетливо мерещился какой-то призрачный намек? Если постукивало внутри черепной коробки какое-то предупреждение, как сигнал об опасности? Снейп же только хмыкнул, как будто только что не навел никакой суеты в её рассудке, и растворился в толпе, оставляя её наедине с этим всполошенным роем мыслей. Был бы перед ней кто другой, для душевного спокойствия точно вписала бы в очередь на убийство. На всякий случай. Но Снейп… директор школы, её некогда учитель и декан её факультета. А ещё один из наиболее преданных слуг Темного Лорда. За что уже стоило его убить без дополнительных оснований. А ещё — приятель Эвана. И что? Да плевать ей. Ещё хоть намек на то, что он стал её подозревать… и? Взаправду убьет? Проникнет в Хогвартс, каким-то образом незаметно обезглавит школу? Учитывая, главное, что он-то уже действительно сильный маг и явно доверчивостью не отличался, как все прочие. Агнес сделала глоток шампанского, теперь уже подрастерявшего свой сладостный вкус некоторого триумфа. Гадство. Лучше бы аврорам поскорее у всех проверить палочки и понять наконец, что это пустая трата времени, потому что дальше оставаться ей здесь не хотелось теперь абсолютно. Настроение было бесповоротно испорчено.