Нет света в непроглядной тьме

Сглатываю и только смотрю на Шольц, которая сверлит меня взглядом. Я вообще не знаю что ей сказать. Мне страшно от ее вида, от того, что я просто нахожусь с ней наедине. Наверное, мне нужно кое-что пояснить, дать понять, что произошло и обезопасить себя от ее приставаний. — Я не стану вашей девочкой. — Говорю достаточно уверено и смотрю за ее реакцией. — Просто по факту того, что я уже никакая не девственница. Вы опоздали, Аделаида Юрьевна. — Последнее говорю с ноткой гордости и издевки, хотя вся и сжата под ее взглядом. — Кто она? — Только и произносит Шольц, а меня как будто током пронзает. Мы стоим так с минуту, а я только молчу, надеясь, что она забудет или просто отстанет. — Я еще раз не повторяю. — Рычит она и тут же мне прилетает пощечина. Поджимаю губы и опускаю взгляд в пол. Сказать, что сама? А что если это для нее не серьезный аргумент? Выдыхаю, и тут же в голове появляется план, как остаться в выигрышном положении, еще и отомстив врачу за истязание моей задницы. — Анна Николаевна. — Проговариваю сквозь зубы и тут же щеку обжигает еще одна пощечина. — Я не ваша и никогда ей не буду. — Сжимаюсь, когда она бьет меня по голове. — Анна Николаевна, говоришь? — Ее рука переходит мне на горло и Шольц просто начинает меня душить, прижимая к стене. — И когда это произошло? — Сегодня. — Говорю сдавлено и пытаюсь убрать ее руку. — У меня поэтому живот и болит. И кровь. Нет у меня месячных. — Тут же она дает мне пощечину, видимо за вранье, а хватку на шее не ослабляет. — Она меня еще и в зад изнасиловала, между прочим. — И лишила тебя девственности? — Шольц поднимает бровь и я снова получаю по лицу, даже не успев кивнуть. — Чем? — Какая ей вообще разница? — Взяла и всунула в меня резко два пальца когда спину заклеивала. Вам-то что, до того, как это происходило? — Внезапно ее взгляд резко меняется на какой-то хищный и мне становится дико страшно. Я просто не знаю что еще ожидать от этой женщины. — Я сопротивлялась и кричала, но ее это, как видите, не остановило. — Врешь. — Тут же Шольц хватает меня за волосы и бьет об стену, да так сильно, что перед глазами начинают мелькать звездочки. — Ты думаешь, я не знаю все о своих сотрудниках? — Еще удар о стену. — Анна Николаевна никогда принудительно девственности не лишает. — Вот сука. На таком проколоться. Она же мне так и сказала, что хочет, что бы я сама ей отдалась. Надо было подумать лучше перед тем, как говорить. Но я же не виновата, я просто не знала, что она в курсе такого. — И что теперь скажешь? Кто это? — Она рычит и тут же бьет мне коленом между ног. — А-а-а! — Кричу от боли. И понимаю, что вижу все очень размыто. В голову ничего не приходит. Может назвать какого-нибуть воспитателя? Ту же, что изнасиловала Катю? Так не факт, что Шольц не знает и как она насилует. А если Шольц продолжит меня избивать так и дальше, я просто сознание от боли потеряю уже. — Да никто! — Снова пощечина и она перестает меня держать, и я, сначала пошатываюсь, а потом падаю на пол. — Я сама. Потому что я не хотела что бы меня кто-то имел. — Слезы текут по щекам от боли и унижения. Поверит или нет? — Я знаю о том, что тут присваивают себе девочек. — Вот тут уже точно от врача. — Кто тебе позволил самой себя лишить девственности, а? — Она наматывает мои волосы на кулак и тут же поднимает с пола, подтягивая к своему лицу. — Я не позволяла тебе что-то делать с твоим телом, потому что ты моя и будешь принадлежать только мне. — Проговаривает она мне в лицо и я просто вытягиваю руки вперед и толкаю ее в грудь, понимая, что она даже не пошатнулась. — Ты посмотри на нее. — Она вдруг улыбается и я слышу ее смех. Такой властный и леденящий кровь, как тогда в кабинете. — Ты еще и смеешь как-то сопротивляться? — Она сжимает мои волосы сильнее и тут же ее вторая рука хватает мое плечо. — Ну тогда это будет тебе уроком, что так делать нельзя. — Ее вкрадчивый голос сводит с ума, а рука только сильнее сжимает мое плечо и резко уводит в сторону, а другая рука удерживает мое остальное тело на месте. — А-а-а! — Кричу и тут же меня затыкает ее ладонь, приставленная к моему рту. Мычу ей в руку и слезы градом льются из моих глаз, перекрывая обзор. Что она сделала с моей рукой? — Ну-ка, тихо. — Говорит Шольц железным тоном и тут же выволакивает в коридор, схватив за волосы. Ничего не вижу из-за слез и ослепляющей боли. Даже не пойму куда она меня тащит, только чувствую, что меня выволокли на улицу. — Аделаида Юрьевна! — Кричу и пытаюсь вырваться, но женщина не останавливается и заводит меня в другой корпус. — Подождите! — Она просто игнорирует меня и тут же я оказываюсь у входа в медкабинет. — Зачем? — Она сейчас расскажет, что я обвинила врача в изнасилование? — Какая же вы конченая сука. — Проговариваю это тихо и скорее для себя, надеясь, что она не услышала. — Анна Николаевна, — Директриса открывает дверь и вталкивает меня внутрь, да так сильно толкнув, что я падаю на пол, успев подставить две руки и тут же пожалев об этом. — Нужно осмотреть эту девочку. — Кричу от боли в руке и смотрю на нее. Походу, Шольц выбила мне плечо. Поднимаю голову на врача и вижу, что она стоит какая-то испуганная, но тут же приходит в себя и вздыхает, переводя взгляд на меня, а потом на Шольц. — Осмотреть в плане чего? — Врач встает с кресла и подходит ко мне, но ее действия тут же пресекает Шольц. Чувствую себя какой-то неприкосновенной. — У меня же рабочий день закончен. Я уже… — Я второй раз не повторяю. — Проговаривает Шольц и хватает меня за шкирку, поднимая с пола. — Осмотреть эту шлюху на наличие повреждений. — Она поворачивает меня к себе лицом и смотрит, как будто пытаясь понять мое состояние по глазам. — Я не шлюха. — Тут же получаю по губам и меня заносит. Если бы Шольц не держала, я бы снова оказалась на полу. — Выражаться я тебе не позволяла. — Она придвигается к моему лицу и проводит пальцами по губам. Вижу, что на них осталась кровь. — А откуда я знаю? Может быть ты уже давно спишь со всеми. Может даешь каждому встречному. М? — На глазах слезы и я только мотаю головой. Смотрю боковым зрением, как Анна Николаевна надевает халат, что висел уже на вешалке. — Нет. — Всхлипываю и поджимаю губы. — Я только первый раз. Сегодня. Сама. — Последнее слово протягиваю и начинаю буквально рыдать. — Замолчала. — Тут же получаю пощечину. — Терпеть не могу слезы. Еще раз такое увижу, накажу. — От нее это почему-то прозвучало с ноткой пошлости. Даже не хочу думать как именно она хотела бы меня наказать. — Если я все правильно понимаю, то нужно пройти в соседнюю комнату для осмотра на кресле. — Врач как будто пытается отвлечь Шольц от издевательствами надо мной. — Именно. — Кивает женщина. — Нина утверждает, что лишила себя девственности сама. И непонятно как она это сделала. И непонятно чем, хотя я догадываюсь. К тому же, вряд ли правильно. — Только всхлипываю и смотрю в пол. Меня тут же хватают за руку и мы идем к какой-то другой двери. Почему почти у всех кабинеты двойные? А у врача вообще три комнаты и я это прекрасно знаю. Анна Николаевна открывает дверь ключом, что достает из кармана халата и тут же Шольц затаскивает меня туда, крепко удерживая, будто боясь, что я могу сбежать. Хотя сейчас я максимум упасть могу, на столько я измучена ее избиением. Этот кабинет был чем-то отдаленно похож на тот, что был у Шольц. Тоже стояло белое кресло, только в этот раз точно гинекологическое. У стены две кушетки. Одна простая, а вторая с ремнями. Шкафчик со стеклянными створками и полочки на стене с несколькими книжками, стаканчиками и корзинкой с ватой. Рядом с самой дверью был стол, с приставленным к нему кожаным белым креслом. Над столом, на стене было тоже несколько полок, только теперь уже с какими-то искусственными цветами в горшочках, служившие явно как бы декором. В целом, весь кабинет был достаточно светлый, хоть окон и не было. Сюда я никогда раньше не попадала, я видела только одну комнату из кабинета Анны Николаевны и то, мельком. Шольц подтаскивает меня к креслу и наконец-то отпускает, а я просто захлебываюсь слезами от смешанных чувств унижения, страха и какой-то злости и отвращения на все происходящее. — А что у Нины с рукой? — Анна Николаевна подходит к столу и надевает белые перчатки, параллельно смотря на меня. — Вы врач. Вам лучше знать. — Язвит женщина и я всхлипываю, смотря, как мое плечо свободно выходит из сустава, если подергать мою руку. — Рука у нее понесла наказание за плохое поведение своей хозяйки. Анна Николаевна еле заметно кивает и подходит ко мне, задирая рукав, от чего я взвизгиваю, и осматривает мою руку. — Вообще, следовало бы сделать рентген, но тут и так понятно. — Она трогает мою руку и отводит ее немного в сторону. — Плечо выбито. Надо вправлять. — Оглашает вердикт врач и Шольц только ухмыляется. — Никакого обезболивающего. Замораживать тоже не дам. И в первую очередь осмотр в кресле, потом уже разберемся с плечом. — Вздрагиваю от того, как резко она положила свою тяжелую руку мне на здоровое плечо и пихнула в сторону кресла. — Ложись, Нина. Или помочь? — Она ухмыляется и я вся сжимаюсь. Шольц наклоняется к моему уху и почему-то шепчет. — Только вот ты помнишь же, что моя помощь не бесплатная. — Помню, вот только помощью это никак не назовешь. Скорее дополнительные издевательства. На негнущихся ногах подхожу к креслу и пытаюсь забраться на него, прекрасно понимая, что моей спине сейчас придется снова несладко. Из-за нефункционирующей одной руки, сложно было просто забраться на кресло, не говоря уже о том, что бы закинуть ноги на подставки. — Нина, разденься пожалуйста. — Слышу голос врача и он какой-то мягкий. Как будто она сейчас показывает всем своим видом что я потеряла когда пошла на тот шаг, а не отдалась ей. — Сними низ полностью, а потом уже садись на кресло. Мне же нужно тебя осмотреть. Киваю и одной рукой пытаюсь расстегнуть пуговицу, что у меня получается с трудом. Далее молния и я начинаю стягивать джинсы со своих бедер, сантиметр за сантиметром. Вижу, что Анна Николаевна вздыхает, а Шольц только улыбается и как будто наслаждается моей беспомощностью. Наверное, спустя две минуты таких моих действий, врач закатывает глаза и подходит ко мне с желанием помочь, но тут же ее одергивает грозный голос Шольц: — Не смейте. — Врач поворачивается и тут же убирает свои руки от меня. — Если Нине нужна помощь, она попросит меня. — Да ни за что я не попрошу ее помочь. Если ей так нравится, то пусть смотрит, как я полчаса буду джинсы снимать, а потом еще и трусы. — Но Нина так будет возиться очень долго. — Слышу ее голос и даже специально начинаю делать все медлительнее. — Это ведь всего лишь небольшая помощь. Ничего такого. — Анна Николаевна, я понимаю, что вам очень хочется уже закончить работу. Возможно, вы устали, хотите лечь и отдохнуть. — Шольц говорила это каким-то приторно-мягким голосом, что меня начало мутить. — Может пойти и заняться сексом с какой-то своей девочкой. — Вижу, что врач бледнеет и только вздыхает, будто стараясь пропустить эти слова мимо ушей. — И я же не против. Но вот только от вас требуется заткнуться и выполнять мои требования. Разве тут есть что-то непонятное? — Ее голос опять стал железным, а я наконец-то сняла джинсы до бедер. — И вы прекрасно знаете, что пререкаться со мной я не позволю — Шольц выдерживает какую-то паузу и выжидающе смотрит на врача. — Даже сотрудникам. — Анна Николаевна кивает и смотрит на меня. — Нина. — Слышу этот холодный и властный голос, обращенный в этот раз ко мне и вижу, как Аделаида Юрьевна сжимает руки в кулаки, явно с желанием помочь мне снять джинсы быстрее. И это правда действует, в ту же минуту я снимаю их до щиколоток и переступаю, оказавшись в трусах. Поддеваю одной рукой нижнее белье и сгорая от стыда, стягиваю его с себя, при этом стараясь не смотреть ни на врача, ни на директрису. Отворачиваюсь к креслу и забираюсь на него, садясь и плотно сжимая ноги вместе. — Нина, положи ноги на подставки. — Врач подходит ко мне и за ее действиями пристально следит Шольц, как будто смотря, как бы она лишний раз не тронула меня. — Да, раздвинь ножки, тебе же это нравится? — Опять издевательский тон и я всхлипываю, ставя одну ногу, а затем вторую, стараясь не думать ни о чем. Представлю, что я не здесь. Может поможет. Чувствую тут же пальцы в перчатках и вся сжимаюсь от стыда и неловкости. Анна Николаевна раздвигает мои половые губы и тут же в меня входит палец, от чего я взвизгиваю. — Нина, скажи мне честно. Когда это произошло и как? — А она сама это определить не может? Я думала, что может, так к чему мне все рассказывать? Или хочет проверить на честность? — Сегодня. — Морщусь от неприятных ощущение внизу живота и растяжения внутри. Врач зачем-то пытается протолкнуть в меня еще один палец, от чего я начинаю только больше плакать. — Я сама просто ввела в себя два пальца. Было достаточно больно. — Задумываюсь, что еще добавить. — И кровь была. Но немного. — Шиплю и откидываю голову на кресло. Боль в спине не слишком сильная, но вот боль в плече не дает покоя. Так еще и ее пальцы внутри. — Я не могу сказать точно и много, но определенно никаких повреждений нет. Нина говорит правду. Она сама ввела в себя, скорее всего, пальцы. Ничего страшного. — На этом она как-то заминается. — Точнее, это отвратительный поступок. Но уже ничего не поделаешь. — Врач пожимает плечами и я вижу, как глаза Шольц сверкнули в мою сторону. — Почему же ничего не сделаешь? — Женщина кладет руку мне на голову и я вздрагиваю. — Сделаешь. Еще как. — Что она задумала? — Придется, правда, поехать кое-куда, но ничего. Найду время. — Поджимаю губы и тут же чувствую, как она больно сжимает мои волосы. — И хватило же мозгов, ты посмотри на нее. — Шольц складывает руку в кулак и костяшками пальцев стучит по моей голове. — Нужно вправить плечо. — Говорит Анна Николаевна и я вздрагиваю. — Так, Нина, ложись на кушетку. — Врач кивает в сторону, а сама подходит к стеклянному шкафу и открывает его, что-то ища глазами. — Плохо слышала? — Говорит Шольц и я вздрагиваю, поспешно убирая ноги с кресла. — Встала и быстро легла на кушетку. — Повторяет она слова Анны Николаевны, но только очень холодно и грозно. — Мне одеться надо. — Спрыгиваю с кресла и тянусь здоровой рукой к своим трусам и тут же получаю удар по ней, а потом по голове. — Не надо! — Прикрываюсь и начинаю плакать от боли и страха того, что она ударит меня еще раз. — Нина. — Шольц хватает меня на подбородок и приближается к моему лицу, смотря в глаза. — Тебе надо делать только то, что я тебе сказала. А команды одеться не было. — Сказала, как собаке, но я только поджимаю губы и киваю. — Поэтому выполняй то, что я от тебя требую, а не то, что тебе вздумается. — А я получается вообще прав не имею? И видимо за человека уже не считаюсь больше. Только всхлипываю и подхожу к кушетке без ремней, садясь на ее край и видя, как врач подходит ко мне с какой-то лентой. — Ложись на спину. Хоть это и нежелательно, но плечо все-таки надо вправить. — Морщусь от боли и ложусь, закрывая глаза. Я не знаю как именно это будет происходить, но все равно было ужасно страшно. Особенно то, что делать мне это будут без обезболивающего. — Можете ее подержать пожалуйста. — Слышу голос Анны Николаевны и тут же чувствую на себе крепкие руки директрисы. Заливаюсь слезами и просто боюсь открыть глаза, что бы не видеть манипуляций, что проводят с моей рукой. Чувствую, что вокруг плеча что-то обвели, видимо ту ленту, а потом ее начали натягивать. Сначала было не сильно больно, но постепенно боль усиливалась и я сначала замычала сквозь сжатые губы, а потом уже просто не могла сдерживать крик. — А-а-а! — Кричу и верчу головой, все еще не открывая глаза. Шольц только крепче сжимает меня, а я часто дышу и чувствую ужасную боль. — Хватит! Не надо! — Плачу и снова кричу, сжимая здоровую руку в кулак. — Все, моя девочка, тише. — Слышу успокаивающий тон врача и чувствую то, как мое плечо начинают туго бинтовать. — Как вы ее назвали? — Тут же пронзает меня резкий голос Шольц и я всхлипываю. — Чья девочка? — Это было только что бы успокоить ее немного. — Начинает оправдываться Анна Николаевна, а я только соплю, чуть-чуть приоткрыв глаза. — Я ничего не имела ввиду. Я поняла, что она ваша. — Я ничья. — Протягиваю и плачу, повернув голову к стене. — Я не хочу кому-то принадлежать. — Всхлипываю и тут же начинаю кашлять, подавившись собственными слезами. — Ты моя. И тебе ничего с этим не сделать. — Чувствую, как мне зафиксировали руку и выдыхаю, стараясь перестать плакать. — И чем больше ты сопротивляешься этому, тем больше нравишься мне. — Так, понятно, то есть что бы я ей стала менее интересна, нужно просто быть покорной и послушной. Тогда она остынет и может приметит кого-то другого. — Вставай, Нина. — Сажусь на кушетке и смотрю на свою зафиксированную руку. — Руку не напрягай, так как любое действие сейчас может снова выбить плечо из сустава. — Только киваю и обессиленная, даже не могу встать. Опираюсь на здоровую руку и пошатываясь, встаю с кушетки, смотря то на врача, то на Шольц. — Сейчас иди в комнату и ложись спать. — Командует директриса и я киваю, поджимая губы. — И я так понимаю, что уроки ты не сделала все-таки. — Мотаю головой, так как если она уже догадалась, то получить еще не хочу. — Так и знала. — Она удовлетворенно кивает, как будто радуясь, что снова оказалась на шаг вперед. — Если получишь завтра неудовлетворительную оценку, то накажу лично после наказаний от воспитателей. — Вздрагиваю от этого заявления и спешу покинуть эту злосчастную комнату. Директриса даже не провожает меня, оставаясь наедине с врачом. Кое-как одеваюсь, и выхожу из второй комнаты, подхожу к основной двери и только хватаю ручку, как тут же слышу странный приглушенный крик со стороны того кабинета, что только что покинула. Даже думать не хочу кому он принадлежит, хотя все и так понятно. Что Шольц сделала с врачом и за что? Надеюсь, я этого никогда не узнаю. Выбегаю из кабинета и хлопаю дверью, а после сразу вылетаю из корпуса, направляясь к спальному. Выдыхаю и замедляюсь только тогда, когда оказываюсь уже около двери. Рука болит и ноет, к тому же она левая, а я левша и как я теперь буду писать и учится несколько дней или сколько там надо ходить с этой фиксацией? Выдыхаю и хватаю ручку, открывая дверь, и тут же замираю. — Кать, ты чего делаешь? — Стою в проходе и аккуратно закрываю дверь за моей спиной. — Катя? — Смотрю на свою подругу, стоящую на подоконнике с распахнутым окном. — Ты не вовремя, Нина. — Ее голос как будто чужой. Полины в комнате все еще нет и меня это начинает напрягать, хоть в данный момент больше волнует то, что Катя находится на подоконнике. — Можешь взять все мои вещи, что у меня были. Особенно ту футболку, что тебе нравилась. Я ее очень мало носила, поэтому она в нормальном состоянии. — Даже не могу ничего сказать на это, только смотрю на ее спину, она даже не оборачивается что бы поговорить со мной. — Фломастеры и карандаши отдашь Поле. — Катя, перестань. — Подхожу ближе и тут же вижу, как она чуть оборачивается и смотрит на меня боковым зрением. — Нина, не подходи. — Она проговаривает это как-то резко и зло. — Если ты подойдешь еще ближе, чем есть сейчас, я спрыгну. А так, мы можем поговорить еще немного до того, как я сделаю шаг. — На глазах появляются слезы и я просто не знаю что делать в такой ситуации. У меня и так ужасное состояние, а тут еще и Катя. — Рюкзак тоже возьми себе. И в основном, все мои вещи. — Понимаю, что дотянуться рукой и схватить ее отсюда будет нереально, мне нужно пройти еще хотя бы пару метров к ней навстречу. — Катя, почему ты решилась на такое? — Наверное, мне нужно попробовать отвлечь ее разговорами и позвать на помощь, но как это сделать? Сейчас уже скоро отбой, если еще не был, значит должен быть обход. Возможно, я успею задержать Катю до того момента, как войдет воспитатель. И может она лучше знает что делать. — Я не хочу тебя терять. Ты мне очень дорога, Катя. Поверь. — То есть ты думаешь только о себе? О том, что я нужна тебе? — Не понимаю что сказала такого, что бы ее разозлило. По-моему, она просто выкручивает слова не так, как они есть. — А если я сама устала от жизни и просто не хочу продолжать жить так. Ты не понимаешь что произошло? — Только поджимаю губы и аккуратно двигаюсь ближе к ней. — Нина, нас обеих изнасиловали, ты разве не понимаешь, что это будет продолжаться дальше? Я не уверена, что меня спасет даже восемнадцатилетние. Я умру тут раньше. Так понимаешь, разве не лучше умереть самой, а не ждать смерти тихо и смиренно. — Перестань. Мы не умрем. — Не уверена в этом, но я все равно буду говорить именно так. — Мы должны бороться до конца. Катя, меня вообще искалечили. — Что зуб, что рука, что спина. — Но я не сдаюсь. И ты тоже не сдавайся. Это слишком быстрый выход из игры. Давай спускайся. — Чуть-чуть придвигаюсь и надеюсь, что она этого не замечает. — У нас с тобой будет еще долгая и счастливая жизнь дальше. Возможно, семья, муж, дети. Прекрасная работа. Катя, ты же разбираешься в точных науках, как и я. Мы сможем поступить куда-нибуть на специальность, связанную с ними. — Нина, ты описываешь это все и пропускаешь главный период. Сейчас. — Замираю, когда она вдруг подходит к самому краю окна. — Я не могу терпеть это все. Не могу. — Так давай не будем терпеть. Устроим бунт или забастовку. Подговорим всех. — В голове рождаются все новые и новые идеи. — Опросим кого еще изнасиловали. — Кажется, что всех тут, кроме самых маленьких. — Поможем и им, и себе. Я думаю, что были те, кто смог выиграть и вырваться из этого ада. — Нина, нет! — Слышу пронзительный крик Кати и даже вздрагиваю от такого. — Ты живешь в каком-то выдуманном мире. Где все хорошо и мы можем победить, но пойми же, что это не так! — Она наконец-то поворачивается ко мне и я вижу ее лицо. На нем нет ужаса и страха, как должно быть перед осознанием скорой смерти. Она спокойна. Только слезы текли по щекам, а сами глаза были воспаленными. — Это не так. Мы можем освободиться только таким путем. — Катя кивает на распахнутое окно и вдруг протягивает мне руку. — Если я тебе так дорога и ты не хочешь меня терять, то давай умрем вместе. — Нет, я не могу. — Я не хочу умирать. Я хочу жить дальше. — Катя, давай успокойся и слезай. Мы поможем друг другу. — Вытираю подступившие слезы и смотрю на ее спокойное лицо. — Катя… Катя… — Даже не знаю что говорить еще. — Нельзя предавать такую дружбу. Мы всегда вместе. — Всхлипываю и вижу, как Катя как будто делает шаг, зависая и оставляя ногу в воздухе. — Катя! Нет! Нет! — Срываюсь с места и подбегаю к ней, хватаю за руку. — Катя, послушай… — Я люблю тебя, Нина. — Говорит моя подруга и почему-то сжимает мою руку сильнее, а не пытается вырваться. — А ты любишь меня? — Киваю и немного тяну ее за собой, но правая рука не моя основная и силы в ней особо нет, поэтому Катя только сильнее сжимает меня и я вижу, как держится за оконную раму. — Тогда пойдем со мной. — От нее это прозвучало как-то пугающе. Так, что я уже сама начинаю вырывать свою руку, но ничего не выходит. — Нина, давай вместе умрем. Умрем и освободимся. — Катя, нет. Я хочу быть с тобой. Но живой. — Катя только вздыхает и как-то грустно на меня смотрит. — Давай спускайся. Мы никому не расскажем что произошло и все забудется. — Она мотает головой и вдруг отпускает мою руку. — Ладно, Нина. — Она сказала это очень грустно и в тоже время спокойно. — Я приняла для себя решение. Наверное, тебе нужно еще подумать что бы решиться на такой шаг. — Мотаю головой и сама хватаю ее за футболку и тяну назад. Пусть упадет на пол. Так явно будет лучше, чем вниз. — Давай тогда обнимемся. В последний раз. — Обнимемся? — Переспрашиваю и в душу закрадывается какое-то неприятное чувство. Внутренний голос будет кричит что бы я этого не делала. — Спускайся и обнимемся. — Не встану на подоконник. Это просто опасно. Тем более, если учитывать наш прошлый диалог. — Да давай так. Я не хочу спускаться. Я уже одной ногой в могиле. Уже почти на свободе. — Понимаю, что это правда отличный вариант исхода событий. Если она сейчас наклонится, то я смогу затянуть ее назад в комнату. Поэтому киваю и вижу, как она одной рукой держится за раму, а сама чуть наклоняется и обнимает меня второй рукой, прижимая к себе. Я даже отреагировать никак не успела. — Я люблю тебя, Катя. — На глазах слезы и я тут же начинаю наклоняться назад, что бы она упала со мной на пол в комнату. — И я не прощу себя, если не спасу тебя от этого ужасно глупого и необдуманного шага. — Проговариваю ей на ухо и одной рукой пытаюсь ухватить за талию, при этом ставя ногу подальше от второй, удерживая равновесие. — Тогда прости меня, Нина, но лучше будет так. — Чувствую резкий рывок в строну окна и вижу, как Катя отпускает свою руку от рамы. — Надеюсь, что мы умрем быстро. Четвертый этаж не так высоко, но если удариться головой, то будет быстро и точно. — Тяну ее назад, но рука слабая и я чувствую, что скоро не выдержу. — Нет, Катя! Нет. — Кричу и надеюсь, что на мои крики кто-нибудь придет. — Помогите! — Резкий рывок и я ударяюсь о подоконник, а рука Кати выскользает из моей ладони, скрываясь за окном. — Нет! — Кричу и пытаюсь встать на ноги, но слабость не позволяет и меня заносит. Меня трясет и я не хочу смотреть вниз. Я не слышу криков, значит она умерла быстро? Или просто потеряла сознание? Пусть это будет так. — Нет! Этого не может быть. — В голове какой-то белый шум и я стараюсь прийти в себя и позвать на помощь или хотя бы посмотреть вниз. — Нет! Я не верю! — Павлюк, Пономарева, что у вас тут происходит? — Дверь резко распахивается и на пороге появляется воспитатель. Смотрю на нее через пелену слез и на меня накатывает еще одна волна отчаяния. Если бы она пришла раньше. Хоть на пять минут. Все бы могло быть по другому. — Катя… Катя там. — Протягиваю здоровую руку и указываю на окно. Воспитатель тут же проходит в комнату и смотрит вниз, а потом тут же на меня. — Кати больше нет? — Смотрю на нее вопросительным и, мне кажется, каким-то наивным взглядом. Как ребенок, не понимающий что такое смерть. — Что произошло? — Только смотрю в пол и даже не могу ничего сказать. В голове только несколько слов «Кати больше нет?». Чувствую, как на мое плечо ложиться рука воспитателя. — Нина, ты в состоянии посидеть здесь немного, пока я схожу за директором? — Пожимаю плечами и поднимаю на нее взгляд. Он явно не выражает ничего, кроме боли и отчаянья. Почему она такая спокойная? Почему не в шоке от смерти ребенка? — Где твоя третья соседка? — Опять пожимаю плечами и смотрю на пустую кровать Поли. — Понятно. — Она говорит это и как-то странно вздыхает. — Вставай, Нина. — Не шевелюсь и только моргаю, чувствуя, как по моему лицу катятся слезы. — Кати больше нет? — Покачиваюсь и обнимаю себя за колени, пытаясь переосмыслить то, что говорю. — Катя… — Ало. Да, здравствуйте, Аделаида Юрьевна. У нас тут ЧП. — Слышу, как воспитатель явно разговаривает по телефону, но половину ее слов просто не воспринимаю. — Девочка из окна выбросилась. Из спального корпуса. — От этих слов у меня пробегают мурашки и от того, как спокойно она об этом говорит. — Нет, не Пономарева Нина, но с ней тоже связанная девочка. Павлюк Екатерина. — Она на меня подумала? Не дождется, сука. — Хорошо, жду. — Слышу звук сброса вызова и только сильнее обнимаю себя за колени. Я не хочу смотреть вниз. Не хочу видеть тело Кати. Не хочу видеть ее смерть. — Нина, скажи хоть что-нибуть? Твоя подруга давно говорила о том, что хочет умереть? — Мотаю головой и всхлипываю, утыкаясь лицом в колени. — Что произошло? Ты можешь рассказать хоть что-нибуть? В каком состоянии ты ее застала? Как так вышло, что она упала? Или это несчастный случай? — Катя… Катя… — Плачу и поднимаю голову, смотря на кровать моей подруги. Вижу смятое постельное, ее одну единственную и любимую мягкую игрушку, ее брошенный рюкзак, но только нет одного… ее самой. — Нина, я понимаю, что у тебя шок, но нам нужно знать что произошло. — Мотаю головой и облокачиваюсь о стену спиной. — Хорошо, тогда расскажешь потом. — Она наконец-то отстала от меня со своим допросом и я закрыла глаза, все еще видя последние минуты жизни подруги. Ее голос, ее касания. Перед глазами вдруг начинают мелькать воспоминания. Как мы проводили время вместе, наши игры, нашу клятву и нашу дружбу. Даже побег вспомнился. Ее поврежденная нога. И я так и не узнала, что с ней было. Но стояла она достаточно хорошо на подоконнике, значит точно не перелом. — Катя… — Протягиваю в пустоту и слезы начинают течь из глаз с большей силой. — Катя, я тебя люблю. — Всхлипываю и чувствую на себе руку воспитателя, а потом женщина опускается рядом и обнимает меня, прижимая к себе. От этого действия только больше начинаю плакать. — И что у нас произошло? — Слышу железный голос Шольц и поднимаю взгляд на женщину, стоящую в проходе. Тут же она сверкает глазами в мою сторону и проходит в комнату. — Нина, иди сюда. — Воспитатель отлипает от меня и я чувствую, как Шольц хватает меня за руку и поднимает, смотря сверху вниз. — Ну-ка. — Проговаривает женщина и подходит к окну, волоча меня за собой. Закрываю глаза что бы ничего не увидеть и только слышу довольный голос директрисы. — Отлично. — Распахиваю глаза и ошарашено смотрю на женщину. — Светлана Алексеевна, собирайте всех на заднем дворе. — Женщина смотрит на меня и ухмыляется, глядя на мое испуганное лицо. — Пусть полюбуются.