***
Обоз двигался медленно по лесным тропам. Подальше от войны, которую готовы были развязать монахи. Чунмен сидел в крытой телеге, прижимая к себе дремлющую сестру, и смотрел на старинный королевский замок, освещённый луной. Эти стены видели многое. С десяток королей, и возможно, даже того, кто когда-то возомнил себя единственным Богом, заставляя склонять перед собой головы. Отец на вороном коне осматривал процессию. Он выглядел важно. Мальчик думал о том, что когда вырастет, у него тоже будет свой табор, и однажды они вернутся сюда, чтобы показать людям, что их выскочка ничего не стоит, а его монахи — это пустозвоны. Они ведь даже ни одного чуда сотворить не могут. Да и гадости порой вершат чужими руками. Он знает. Он слышал, как шептались городские мальчишки, что приходили на площадь посмотреть фокусы, что показывали артисты их табора. В городе их часто называли мошенниками, но разве их вина была в том, что эти самые людишки забывали о бдительности, с открытым ртом наблюдая за акробатами, пока мелкие воришки обчищали их карманы. А как пели их женщины. Особенно мама. Чунмен посмотрел на спящую сестру. Интересно, она тоже будет петь или в ней есть и другой дар? Порой её зелёные глаза способны были зачаровывать, и Джемин уже научилась этим пользоваться, выпрашивая сладости у старших женщин. Добычей она делилась с Меном. Всегда. Мужчины тоже поддавались её чарам, а ведь ей шёл только шестой год. Парень уже сейчас задумывался о том, что его сестра — это его сокровище и кому попало он ее не отдаст. — Мы оторвались от них, баро, — услышал мальчик голос Мики. — Вряд ли они будут преследовать нас в лесу. Мы почти у границы Даксвуда. Может сделаем привал? Люди устали. — Я понимаю, но думаю, что нужно ещё немного продвинуться в глубь леса. На границе была деревня. Заночуем там, — ответил отец, а потом направил своего коня в конец колонны. Там был обоз с ранеными. Там сейчас была мать, что обладала даром целительницы. Чунмен тихо напевал любимую песенку сестры, когда его нос уловил запах гари. Он осторожно опустил девочку на солому и спрыгнул с обоза, оглядываясь. В лесу было темно, лишь факелы освещали им путь. — Эй, Мен, не отставай, — заметил его Мика, тряхнув своей косой. — Здесь можно потеряться. Мика был младшим братом матери и правой рукой отца. Он терпеть не мог, когда они с Джемин звали его дядей, считая себя ещё слишком молодым для этого. Сейчас он уверенно восседал на своей серой кобыле. Девки в таборе откровенно заглядывались на парня, но он ещё не выбрал ту, что был готов взять в жёны, хотя девушки из его шатра порой выходили краснея и поправляя свои пышные юбки. — А что они там делают, отец? — спросил однажды у старшего мальчик. — Развлекаются, — хмыкнул тогда отец. Пару раз Чунмен был свидетелем того, как возмущённые мужчины за ухо таскали Мику к лидеру. — За дочерьми бы лучше следили, — отвечала им мать, и мужчины уходили, стыдливо опуская свои глаза. Мика был сильным, храбрым, весёлым. Он был предан отцу и всегда очень добр к племянникам. — Я только посмотрю, — сказал Чунмен, посмотрев на старшего. — Здесь что-то горело? — С чего ты взял? — нахмурился Мика. — Пахнет дымом, — пожал плечами Мен. Все в таборе знали, что у сына лидера был особый дар. У него были обострены чувства. Он мог услышать, увидеть или унюхать что-то на огромном расстоянии. Этот дар в своё время очень ценили. Чунмен мог почуять опасность. — Что-то ещё? — с тревогой спросил дядя. Мальчик прислушался, услышав лишь слабое потрескивание, но спустя мгновение он весь подобрался. — Кто-то плачет. Ребёнок. Там. Мальчишка указал вперед. В самую гущу леса. Мика свесился с коня, подхватив Чунмена под руки, усадил перед собой и поскакал в указанном мальчиком направлении. — Куда? — послышался голос отца. — Малец слышит плач ребёнка и чует запах дыма, — ответил Мика. — Боюсь, что твоя деревня сгорела, баро. Спустя какое-то время они, действительно, оказались в деревне. Точнее в том, что от неё осталось. Дома были разрушены и сожжены, огонь ещё кое-где лизал обугленные доски. Чунмен жмурился, когда видел обгоревшие тела людей. — Мы опоздали, — выдохнул отец, оглядываясь. — Но кто это сделал? В чём провинились эти люди? — спросил приближенный отца Тод — мужчина лет пятидесяти с пышной копной седых волос и пушистыми усами. — У святоши обострение, — сказал Вэл — молодой акробат, поднимая с земли древко от факела с эмблемой монастыря, что располагался на севере Даксвуда. Именно монахи этого монастыря подняли сегодня восстание и против них, вот только им повезло больше. Они пробыли у городских стен Сент-Маерса больше полугода, но видимо случилось ещё что-то раз король отдал приказ разогнать их. — Да, похоже, дорвался Георг до власти. Ох, ещё поплачет местный народец, но мы уже будем далеко от этих мест, — сказал отец. Между тем Чунмен уже спрыгнул с коня дяди. Он всё ещё слышал плач и сердце бешено колотилось в груди. Возле одного из развалившихся домов мальчик остановился. — Отец, там кто-то есть. Ребёнок. Он плачет. Ему страшно. Мужчины спешились и поспешили к развалинам, откидывая в сторону почерневшие балки. Внутри оказалось тело женщины. Она сильно обгорела. От запаха жжёной плоти мутило, но теперь все слышали громкий плач. Мика осторожно отодвинул женщину, что прикрывала собой небольшие ясли, в которых барахталась совсем крошечная малышка. Девочке не было и года. Кое-где на её голове можно было заметить светлые пряди волос. Кожа её покраснела от долгого плача. Мика осторожно поднял малышку на руки. — Она совсем холодная, — сказал дядя, стягивая с себя свою красную рубаху и кутая девочку. — Давно, наверное, плачет. Да и голодная поди. — Вэл, скачи в табор. Пусть найдут подходящую поляну и разобьют лагерь. Остановимся здесь, — сказал отец. Акробат кивнул и ускакал. — И всё же странно это, — заметил Тод. — Почему сейчас? Чунмен слишком поздно уловил движение и закричал, когда его запястье обхватили скользкие холодные пальцы. Повернув голову, мальчишка оцепенел от ужаса. Женщина, которую они посчитали мёртвой, смотрела на него безумными глазами. — Чёрная роза, — прохрипела она. — Чёрная роза ожила. Он знает это. Он чувствует это. Он пойдёт на всё, чтобы остановить то, что необратимо. Он снова будет проклят братьями. Предатель. Выскочка! Женщина захрипела, а потом снова стало тихо. — Чунмен! — первым опомнился отец. Он подскочил к сыну, пытаясь разжать окоченевшие на запястье мальчика пальцы женщины. — Ох, не к добру это, — покачал головой Тод. Отец поднял Мена на руки и усадил на коня. Мальчик всё ещё слышал голос женщины. Чёрная роза? Мать никогда не рассказывала им о ней. Что это? И о каком проклятии идёт речь? В табор они вернулись не торопясь. Малышка в руках Мики успокоилась, видимо, согревшись, и лишь иногда недовольно кряхтела. Люди ставили шатры. Кони паслись на поляне. Кто-то разжёг костёр. Девушки восхищенно смотрели на широкую спину Мики, что шёл, прижимая малышку к своей груди. Никто не стремился ему помогать. Никто кроме матери, что тут же распорядилась нагреть молока и воды для ребёнка. Отец проводил Чунмена до шатра. Джемин не спала, забившись в дальний угол и куталась в одеяло. — Я думаю, что тебе надо вздремнуть, сынок. До рассвета ещё несколько часов. Думаю, что мы простоим здесь пару дней, а потом двинемся дальше. — Подальше от Даксвуда? — спросил мальчик. — Да. Мир огромен, малыш. И где-то, возможно, нас ждут. — А как же чёрная роза? — спросил, зевнув, Чунмен. — И проклятие? — Это сказки, милый, — натянул улыбку отец. — Только сказки. Мужчина поцеловал сына в лоб, улыбнулся дочери и вышел из шатра. Чунмен плюхнулся рядом с Джемин и вытянул ноги. Девочка пододвинулась ближе, опустив голову на плечо старшего. — Куда вы ходили? — спросила Мин, посмотрев на брата зелёными глазами, полными любопытства. — В деревню. Там всё сгорело. Мы нашли там младенца. Девочку. Мика забрал её себе. Девки в таборе шепчутся, что он, наконец, нашёл себе невесту. Вот глупые. Она ведь ещё совсем крошка. — А что расстроило тебя? — спросила сестра. Она всегда слишком чутко чувствовала его настроение. — Ты расстроился из-за того, что мы покинули город? Я видела, тебе там нравилось. — Нравилось, — не стал отпираться Чунмен. — Особенно королевский замок и рыцари. — Ты тоже хотел быть рыцарем? — спросила Джемин. — Я?.. Нет, хотя, возможно, но у меня есть табор. Отец видит во мне своего преемника. Да и кому я нужен там, за стеной. Они называют нас жуликами. — Они просто не понимают. Мама говорит, что Белый жрец уничтожает любую магию вокруг себя. Люди перестали верить в чудеса, а всё, что выходит за рамки их понимания — это зло. Но и ты, и я, и мама с папой — не зло. И мы знаем это. Боги, изгоняя выскочку на землю, хотели наказать его, а он… Он и здесь нашёл выгоду, подчинив себе народы. Он уничтожал всех, кто был связан с его братьями, но есть и те, кто спаслись. Те, кто до сих пор прячутся. И мы ещё вернемся и споём песни, что будут восхвалять Пятерых. — Я же говорил, что ты уже наизусть выучила все мамины сказки, — усмехнулся Чунмен. — Зато ты успокоился, — улыбнулась Джемин. — И то верно, — кивнул мальчик. — А теперь давай спать. Впереди нас ждет только хорошее. Джемин устроилась рядом с братом. Чунмен обнял девочку, закрывая глаза. Во сне он видел прекрасную деву, что смотрела на него чёрным взглядом и улыбалась, а на груди у неё распустился бутон розы. Чёрный, словно безлунная ночь, словно вороново крыло, словно бездонная пропасть.— Двадцать лет спустя —
Обоз медленно двигался по лесной тропе, покачиваясь из стороны в сторону. За ним ехали ещё с десяток таких же, сопровождаемые конными всадниками. — Ты уверен, что мы движемся в правильном направлении? — спросил один из наездников: высокий черноволосый парень с заразительной улыбкой. Он важно гарцевал на своём коне, привлекая внимание девушек, сидевших на одной из телег. — Уверен, — отозвался мужчина лет тридцати пяти, зачесав пятернёй свою непослушную кудрявую чёлку. — Ещё пара километров и покажется городская стена. — Не пойму, зачем тебя вообще в эти края потянуло, — хмыкнул мужчина лет сорока, откинув за плечо всё ещё внушительную косу. — Не думаю, что за последние годы здесь что-то изменилось. Я слышал, что старик Георг совсем спятил. Теперь он и его люди управляют королевством, а король так для отвода глаз. Нам вряд ли будут тут рады. — Это всё предрассудки, дядя, — ответила одна из девушек, сидевших в телеге. — Отец и так обходил эти земли стороной почти четверть века. Думаю, что пришло время немного их потрясти. Мужчина смерил брюнетку внимательным взглядом. Её зелёные глаза горели азартом, а на пухлых губах играла лукавая улыбка. — Потрясти, говоришь, — ответил старший. — Как бы нас самих не тряхнули, да так, что убегать придётся, сверкая пятками. — Отец, — вмешалась в разговор светловолосая девушка лет двадцати. — Мы не собираемся задерживаться здесь надолго. Но согласись, что Даксвуд — очень прибыльное местечко. Если его столица принесёт нам не меньше, чем его пригород, это путешествие стоит того. Мужчина хмыкнул, но спорить не стал. Чунмен был благодарен ему за это. Дядя в последнее время стал просто невыносим. Он высказывал недовольство по каждому поводу. На резонное замечание, что он мог остаться в таборе отца, он отвечал, что не допустит того, что его дочь останется без присмотра на территории беспринципного врага. Малышке Чэнлэ было уже двадцать один и она очень стеснялась такой гиперопеки отца. С того момента, как они нашли её в сгоревшей деревне и по сей день, она стала для мужчины всем. Он продолжал развлекаться с женщинами на стороне, но в дом никого не приводил. Когда мать заговорила о свадьбе, он отвечал, что у него уже есть всё для счастья. Чем старше становилась Чэнлэ, тем суровее становился контроль. Мика буквально распугивал своим видом всех, кто приближался к его малышке ближе чем на метр. Лишь им с Джемин он мог позволить забрать Чэнлэ на прогулку. Однажды Чунмен стал свидетелем разговора дяди и отца. Мика признавался старшему, что ещё помнит слова той ведьмы, и боится потерять дочь из-за того жуткого проклятия. Парень вспомнил, как долго просил отца рассказать о чёрной розе, но тот снова и снова уводил разговор в другое русло. Помогла тогда Джемин, выпросив у матери очередную сказку. — Жили когда-то на свете шесть братьев. Шесть Богов. Обладали они великой силой. Помогали они людям в их нелёгкой жизни. Каждый из Богов обладал определённой связью со стихией: земля, вода, огонь, лес, ветер и слово. У каждого из них были свои почитатели и жрецы, которых Боги наделяли особым даром — магией. В честь Богов их последователи строили храмы, пели песни, приносили им чудесные дары. Вот только однажды самый младший Бог решил, что слишком мало ему уделяют внимания, что скудны дары его почитателей. И хоть он был младшим — сила его была огромна. Одним словом он мог подчинить себе толпы людей. Он начал сеять смуту, стал являться людям во снах, внушая им мысли о том, что на земле должен остаться лишь один Бог. Он придумывал свои правила, называя их «словом Божьим». Приписывал себе чужие заслуги, заставляя своих последователей разрушать храмы братьев своих и убивать их служителей. В гнев пришли Пятеро и решили проучить выскочку. Нужно было лишь ограничить его магию. И сплели они колючий венок из чёрных роз, что был наделён мощью, способной сковать магию бунтаря. И дали они этот венок в руки прекраснейшей из дев, что должна была заманить выскочку в свои сети. Поддался божок сладострастию, а после того, как разделили они плод любви, надела дева на выскочку венок. В бешенстве был он, хотел было убить деву, да рука не поднялась. Ушёл он от неё, да только тщетны были усилия Пятерых. Раздор уже было не остановить. И решили тогда они казнить отступника. И предали его суду. И отсекли ему голову на вершине самой высокой горы на глазах у миллионов людей. Долго пришлось восстанавливать мир на земле. Не было у людей больше доверия. И вот тогда появился Белый жрец. Он въехал в священный город Пятерых на белом коне. И была в нём невероятная сила. Застал он Богов врасплох и сокрушил их одного за другим, провозгласив себя единым властителем. Люди боялись его, слушались. Они снова сносили храмы Пятерых, возводя новые белоснежные. Строились монастыри для последователей Белого жреца и молельные дома, в которых из уст в уста передавалось слово Божье. Лишь немногим магам удалось спастись. Верили они, что, свергнув Белого жреца, своими молитвами смогут вернуть миру Пятерых, но нужно было сперва найти его слабости. Однажды один странник и рассказал магам о полоумной старухе, что всем направо и налево рассказывает о том, что она родила дитя от Бога. И поняли тогда жрецы свои ошибки. Упустили они из виду ту деву, что помогла им истребить божка, и породила она на свет нового монстра. Белый жрец, узнав историю своего отца, поклялся отомстить за него и сделать память о нём единой верой. У него не было магов в подчинении, но сила, бурлившая в нём, была несоизмерима с той, что осталась на свете после уничтожения Пятерых. Лишь один выход остался у жрецов: снова сплести венок из чёрных роз. Вот только Белый жрец помнил на чём попался его отец и спрятался среди своих последователей, а им в свою очередь запретил иметь отношения с женщинами. Так и остался один Бог на всей земле, а последователи его братьев до сих пор гонимы. Да и мало нас таких осталось. — Неужели маги сдались? — спросил тогда Чунмен. — А чёрная роза? — Говорят, на этот раз венок — это воплощение магии. Его закрепили за представительницей очень древнего рода, что следовал за Пятерыми с самого своего основания, — ответила мать. — Говорят, он до сих пор передается по наследству. Я слышала, что, если в роду рождается мальчик, магия дремлет. Только деве дано сковать Белого жреца. — «Чёрная роза ожила», — вспомнил Чунмен слова той женщины. — «Он знает это». Сложить два и два не составило труда. Выходило, что именно Чэнлэ была носителем венка в этом времени. Вероятно, что все её предшественницы были уже мертвы. Что ж, это объясняло поджёг деревни и нападение на их лагерь. Белый жрец снова почувствовал возрождение розы. Он получил сигнал о том, что на свет появилась та, кто сможет лишить его власти. Он сделает всё, чтобы от неё избавиться. Вот только где он сейчас? И как действует это связь? Отец Георг был ставленником Белого жреца в Даксвуде. Он возглавлял монастырь уже сорок лет, не меньше. Из стен его Белой крепости вышли многие. Сейчас они разбрелись по свету, славя своего бога-выскочку и его сынишку, что построили свою империю на крови. Сам же Белый жрец никому не являл своего лица. Говорили, что его магия позволяла ему жить вечно, внушая своим последователям ложные воспоминания. Многие шептались о том, что отец Георг и есть Белый жрец, но доказательств тому не было. Настоятеля просто не любили в городе, но молчали, ведь король поощрял все зверства этого святоши. Король Сиумин, к слову, был коронован очень рано. Ему едва исполнилось семнадцать, когда его отец погиб на охоте. На парня свалилось не только управление государством, но и забота о больной мачехе и полугодовалой сестре. Люди говорили, что Георг сделал всё, чтобы в окружении Сиумина было как можно больше лояльных монастырю людей, да и сам он часто навещал замок с визитами. Повозка выехала из леса, а впереди, действительно, показалась высокая стена Сент-Маерса — столицы Даксвуда. Город разросся. Теперь в нём было целых три уровня. Глубокий ров со сверкающей на солнце водой стал серьезным препятствием возможным захватчикам. — Эй, Шкоп, — окликнул Чунмен всё ещё гарцующего перед девочками парнишку лет семнадцати. — Скачи вперёд и передай начальнику сторожевой башни наше прошение о временном размещении у городских стен к югу от ворот. Верительные грамоты лидеров соседних земель должны усыпить его бдительность. Мы народ мирный. Мальчишка забрал свиток и помчался вперёд что есть мочи. За двадцать лет кочевой жизни их табор увеличился почти в три раза. И когда Мен заявил отцу, что хочет отправится в Даксвуд, тот не возражал, только сказал: — Людей собирай сам. В итоге в таборе Чунмена собралось человек тридцать. В основном молодежь до тридцати. Парни и девушки, в которых кипел дух авантюризма. Старый конюх, что знал нрав каждой лошадки, да дядя, само собой. Куда ж без него, ведь Лэ категорично заявила, что хочет увидеть земли, на которых родилась. Между тем они выехали из леса на широкую поляну. Мен спрыгнул с обоза. — Растягивайте шатры, зажигайте факелы. Это место — наш новый дом, друзья мои, — сказал он, развязывая свой шейный платок. — Не торопишься? — хмыкнул Мика. — А что если командующий пошлёт тебя к черту с твоими грамотами? — Не тороплюсь, — хмыкнул Чунмен. — Народ истосковался по зрелищам, а мы можем им их дать. Мужчина кивнул в сторону группы акробатов, что решили размяться и уже ходили меж обозов на руках. — Лоботрясы, — насупился Мика. Мен похлопал его по плечу. — Все будет хорошо. — Теперь ты барон. Тебе видней. Парень кивнул и побежал к спущенной с одного из обозов бочке. Стянув с себя белую просторную рубашку, он слегка окатил себя водой. Хотелось поскорее смыть дорожную пыль. Он уже давно не был тем хилым двенадцатилетним мальчиком. Он вырос, раздался в плечах, нарастил мускулы. Его тело было крепким, выносливым. Ноги сильными и неутомимыми. Он безупречно держался в седле и ловко проделывал опасные трюки. Лошади слушались его. С ними ему было легко. Чего нельзя было сказать об отношениях с противоположным полом. Девушки восхищенно смотрели ему вслед, но его сердце до сих пор было занято лишь двумя. Нежный голос наполнил поляну. Это Чэнлэ под аккомпанемент своего юного поклонника запела свою любимую песню. Мальчишке было тринадцать, и он был просто очарован. Лэ видела в нем лишь братишку, а дядя… Он неодобрительно хмурился. — Что-то Шкопа долго нет, — подошла к нему Джемин, протягивая полотенце. Она тоже изменилась, превратившись в коварную соблазнительницу: чёрные густые вьющиеся пряди, зелёные глаза, подведённые сурьмой, алые губы, что она часто прикусывала жемчужными зубками. Длинная шея, пышная упругая грудь, обтянутая тканью цветастой блузки, тонкая талия, широкие бедра и красная юбка, что была её вечным спутником. Чунмен знал, что у неё их было с десяток, а то и больше. С разными узорами, с кружевом и без, с подкладкой, подъюбниками, тесемками и прочим, но обязательным был красный цвет, который манил мужчин, заставляя их лететь в ловко расставленную ловушку. Мен знал, что его сестрица была уже далеко не невинна. Она жила ради удовольствий и никогда ни в чём себе не отказывала. — Ну мало ли, — пожал плечами мужчина, промокая лицо. — Начальник охраны не обязан был ждать нашего появления. Может он в городе где и надо подождать? — Может ты и прав, — задумчиво сказала девушка. — Я всегда прав, — засмеялся Чунмен. Джемин показала ему язык. — Не знаю почему, но эти виды навевают на меня какую-то тоску, — сказала Мин. — Хотя, казалось бы, я почти не помню этот город. Помню лишь леденцы на палочке, что приносил отец. — Уже что-то, — хмыкнул чунмен. — А помнишь мальчишку — сына кузнеца. Как же его звали-то?.. — Джено, — ответил Джемин, а её щёки слегка покраснели. — Он приносил тебе розы из сада своей матери, — улыбнулся мужчина. — Чёрт возьми, как это было давно. Между тем к пению Чэнлэ присоединились ещё несколько голосов, а потом девушки и вовсе пустились в пляс вокруг разведённого костра. — Смотри, — кивнула Джемин в сторону города. — По нашу душу скачут. От ворот города, действительно, отъехали четыре всадника. Шкопа Чунмен узнал сразу. Он уж слишком выделялся на фоне солдат королевской армии. — Что ж, примем гостей со всем радушием, — усмехнулся цыган, натягивая рубашку обратно