Black Rose: Кровавое проклятие

      В таверне было шумно. Слышался смех, крепкие выражения, стук костяшек домино, звон стаканов, плеск разливаемого пива и скрип то и дело открываемой двери. В самом дальнем углу сидел молодой черноволосый парень и перебирал струны своей лютни. Одет он был просто и лишь сверкающая брошь, сцепляющая полы его плаща, давала понять, что музыкант совсем не беден.       В другой части заведения расположился небольшой отряд военных во главе со своим капитаном. На мужчинах были сверкающие кольчуги и красные плащи с гербом правящего дома. У каждого на поясе был закреплен меч, а высокие сапоги покрыты пылью. Мужчины что-то бурно обсуждали и громко смеялись.       В центре же было шумно. Несколько мужчин играли в карты, громко переругиваясь. Они были одеты просто: в просторные рубахи, жилетки, облегающие ноги штаны и высокие сапоги, на спинках стульев некоторых из них висели плотные кафтаны, куртки и плащи.       Так же в таверне можно было заметить парочку монахов, что обсуждали дела своего Бога в полголоса и иногда с недовольством смотрели на сквернословящих ремесленников. Монахи были облачены в длинные рясы цвета пыли, подпоясанные белыми плотными веревками. Широкие капюшоны прикрывали их остриженные головы.       Между столиков то и дело пробегала миловидная девчушка лет семнадцати. Ее русые волосы волнами спадали чуть ниже плеч. Подобранные косынкой, они иногда словно сверкали в свете керосиновых ламп. На девчушке было простое нежно-голубое платье и ажурный фартук, на котором было вышито название заведения.       Девушка, ловко управляясь с подносами, разносила по таверне напитки и еду и непременно всем и всегда улыбалась, иногда получая за это неплохие чаевые.       — Эй, Чонин, поторапливайся, — прикрикнула на девушку женщина лет тридцати пяти, стоявшая за барной стойкой.       Мун Тэиль — хозяйка таверны. Вдова. Женщина с аппетитными формами, но со скверным характером. Муж ее, говорят, погиб при загадочных обстоятельствах. Ушел из дома по делам, а спустя неделю был найден мертвым в лесу. Тело было разодрано волками, но были ли звери причиной смерти, или все повреждения были нанесены уже после нее, так и не установили. Тэиль осталась одна с полугодовалым ребенком на руках.       Женщина, конечно, погоревала, но деваться было некуда, пришлось вертеться. Вскоре таверна «Лунный путь» стала самой известной в городе. Люди шептались, что не обошлось тут без святого покровителя. Уж очень любил настоятель местного монастыря останавливаться на ночь в «лунной» обители. Вот только за такие слухи можно было и языка лишиться. Разговоры эти строго карались, ведь настоятель был святым человеком, а значит, целомудренным. Все служители монастыря давали обед безбрачия и вели затворнический образ жизни.       Дочь Тэиль воспитывала в строгости и спуску ей не давала. Большую часть времени Чонин проводила в таверне. Выходить в город без веской на то причины ей было запрещено. Девушка была тихим и невинным созданием, чего нельзя было сказать о ее мамаше.       — Эй, певец, спой-ка нам чего-нибудь, — крикнул один из ремесленников, выиграв очередную партию. — Мне сегодня везет. Илли, детка, еще рому за наш столик.       — Сам ты детка, — усмехнулась хозяйка, но бутылку достала и уверенной походкой подошла к играющим. Поставив ром на стол, она с интересом посмотрела на горстку золотых монет в центре. — И какая ставка?       — Все на все, — с улыбкой ответил черноволосый мужчина лет тридцати. Мускулистой мозолистой рукой он обхватил талию Мун и потянул женщину к себе, усаживая на свои колени.       — Эй, кузнец, ты чего себе позволяешь? — возмутилась Тэиль, хотя было видно, что она была совсем не против такого положения вещей.       — Будешь моим талисманом, — ответил кузнец, улыбнувшись.       Трое остальных бросили на них хмурые взгляды.       — А если я откажусь? — сощурившись, спросила женщина, откинув в сторону темные пряди своих волос.       — Это разобьет мне сердце, — ответил кузнец, а потом снова посмотрел на певца, что глядел на них с усмешкой. — Ну и где баллада победителю?       — Ты еще ничего не выиграл, кузнец, — ответил певец, перебирая струны своего инструмента. — Сейчас поставив все на все, ты снова гол как сокол.       — Есть такое, — засмеялся кузнец. — Ну что ж, тогда пожелай мне удачи.       Партия была в самом разгаре, когда в таверну влетел взмыленный солдат и поспешил к своим.       — Сэр, — обратился он к капитану отряда, что лениво тянул пиво из своей кружки. На вид мужчине было не больше тридцати. Его каштановые волосы слегка вились, а голубые глаза смотрели на всех с легкой усталостью. — Там у стены цыгане. Они просят разрешения разбить лагерь.       — Какие наглецы, — хмыкнул офицер. — Нам еще всяких приезжих жуликов в городе не хватало. Своих девать некуда. Пусть проваливают.       — У них есть верительные грамоты и рекомендательные письма на имя главнокомандующего от заморских военачальников. Мальчишка-гонец отказался отдавать их кому-либо кроме командира.       — Чего нам эти грамоты? — фыркнул один из солдат. — Пусть уходят.       Посыльный смотрел на командующего, что недовольно свел брови.       — Экие затейники, — хмыкнул мужчина. — Знают же, что отказ — это прямой плевок в добрососедские отношения. Если мы не принимаем их бумажки, значит, не уважаем соседей, что поручились за этих кочевников.       Мужчина постучал пальцем по подбородку.       — Много их там что ли?       — Десятка три, сэр. В основном молодежь. Парнишки безусые, да девки.       — Девки, говоришь, — с любопытством спросил капитан. Поговаривали, что цыганки очень горячие штучки. — Ладно. Командующий сейчас в монастыре, сопровождает короля с кардиналом, придется самому с этими путниками разбираться. Пошли.       Офицер поднялся. Тут же рядом с ним возникла молчаливая Чонин.       — Держи, крошка, — отсчитал несколько серебряных и одну золотую монету мужчина. — Тут за выпивку и тебе на новое платье.       — Ох, балуете вы ее, капитан Ли, — покачала головой Тэиль, что уже давно наблюдала за происходящим. — Что люди подумаю?       — А что такого? — хмыкнул офицер. — Цветам положено цвести.       Солдаты ушли. Чонин проводила их восхищенным взглядом. Крепко сжимая в руках золотую монетку.       — Чего застыла? — хмуро спросила Тэиль. — Иди работай!       Девушка затравленно посмотрела на мать и, потупив взгляд, поспешила на кухню.       — Зачем ты так с девочкой? — усмехнулся кузнец. — Даже невооруженным глазом видно, что это первая любовь.       — Солдаты ей не пара, — нахмурилась женщина.       — Почему же? Это же не монахи. Они обета безбрачия не давали. Или ты мечтаешь выдать дочь за принца? — посмотрел на Тэиль мужчина. — Боюсь тебя разочаровать, принцев у нас в королевстве нет. Только принцесса, а на нее, я уверен, уже очередь выстроилась. Или ты хочешь подложить дочь королю?       — Да как ты…       — Ты проиграл, кузнец, — прервал подскочившую с колен мужчины Мун один из игроков.       — Правда? — усмехнулся черноволосый. — Видимо удача меня подвела. Ну ничего, невелика потеря.       Кузнец поднялся и потянулся за своим плащом, висевшим на спинке стула.       — Что ж, господа, удачного вам вечера, — сказал он, а потом посмотрел на все еще недовольную его словами женщину. — Не дуйся, тебе не идет. Выпивку запиши на мой счет, сегодня я не в состоянии за что-либо платить.       Мужчина направился к выходу.       — Ли Джено, — зло бросила ему вслед Мун. — Ты…       — Я заплачу, — перебил ее певец. — Сколько он должен?       Джено шел по улице, рассматривая ряд аккуратных домиков. Весна в этом году наступила рано. Днем уже вовсю светило теплое солнце, но по вечерам в город спускался холодный северный ветер с гор, чьи вершины, покрытые снегом, упирались в самое небо. Там, за облаками, когда-то, говорят, жили Боги, но это было так давно.       В какой части города ты бы не находился, видел заснеженные вершины. Видел их величие. Каменные своды и белые стены древнего монастыря, что вот уже несколько столетий был центром их жизни. Никто из горожан не знал, что происходило там. Говорили, что там монахи общаются с самим Богом. И он им отвечает устами своего единственного сына. Джено и хотел бы поверить в это, но за всю свою жизнь он не получил ни одного блага от их Бога. То ли дело Пятеро…       За такие мысли его могли и казнить, поэтому он, как и многие в городе просто смирились. Его отец когда-то поклонялся богу огня, так и погиб. В огне, как и сотня таких же как он еретиков. Джено было пятнадцать, но урок он усвоил хорошо.       В этом городе кто-то кому-то подчинялся, а все вместе взятые они служили Жрецу, который обосновался на их землях не так давно. Король был полностью во власти церкви, а монахи были повсюду, словно серые крысы что-то вынюхивая и донося на тех, кто имел мнение отличное от их собственного.       Сзади послышались торопливые шаги.       — Эй, Ли, постой.       Джено слегка повернул голову, замечая спешившего за ним певца.       — Зря ты ей заплатил, — сказал мужчина, сворачивая с основной улицы в промышленный район. Здесь расположились аптеки, гончарные, кожаные, ювелирные мастерские, и конечно, кузня, что стала для Джено домом.       — В следующий раз она бы тебя и на порог не пустила, — хмыкнул певец.       — Ой ли, неужели в городе не найдется больше такой же шлюхи, как эта Мун? — ответил Джено. — Девчонку только жалко. Как бы не пошла по материнским стопам. В городе каждый второй знает, как горячо бывает там, между ног распутницы Мун.       — Ты все еще зол на нее? — спросил певец, проходя за Джено в небольшой дворик, прилегающий к кузне.       — Ее муж был моим лучшим другом, почти братом. Он поддержал меня, когда погиб отец. Мне невыносимо слушать то, что говорят о Тэиль в городе.       Кузнец открыл перед певцом дверь уютного двухэтажного дома и пригласил мужчину войти.       — Проходи. Ты же не просто так за мной увязался?       Джено откинул плащ в сторону. В доме было тепло и чисто. Даже занавески на окнах были свежие, несмотря на то, что кузнец жил один и слыл почти отшельником.       — Мне нужен клинок, — ответил певец. — Особенный. Такой, который можешь сделать только ты.       Джено нахмурился.       — Для себя или…       — Или, — ответил певец.       — Дери, ты уверен, что оно того стоит?       Джено внимательно посмотрел на гостя. С Хендери он был знаком практически с самого детства. Они жили по соседству. Родители Дери занимались аптекарским делом, а мальчик был увлечен музыкой и пением.       Когда ему было пятнадцать, его пение на одной из площадей услышала вдовствующая королева. Она была ослаблена тяжелой болезнью и смертью мужа, но пение Хендери, по ее словам, возвращало ее к жизни. Так парень и попал во дворец. И хоть уже три года, как королева умерла, парня по-прежнему держали при дворе. Все чаще он пел для принцессы и молодой супруги короля. Сам же властитель предпочитал болтовню кардинала и настоятеля приятным и трогательным песням Вона.       — Ты уверен, что оно тебе надо? Это ведь не простая сила. Она…       — Беременна, — ответил Вон. — Я не могу оставить ее без защиты.       Джено присвистнул.       — Ребенок твой?       Хендери промолчал, но его взгляд все сказал за него. Кузнец нервно поднялся, прохаживаясь по комнате.       — Ты явно спятил, друг мой, — выдохнул Ли. — Не замечал за тобой склонностей к суициду. Она — королева, черт возьми! Да если кто-то узнает…       Певец опустил свою лютню на стол и, расстегнув сверкающую брошку, стянул с себя плащ, оставаясь в просторной белой рубашке, черных штанах и высоких сапогах. Вон опустился на диван, путаясь пальцами в волосах.       — Сиумин ее никогда не любил, — прохрипел Дери. — Он… Он видел в ней лишь красивую игрушку, которой хотелось обладать. Вот только спустя полгода она ему наскучила, да вот выбросить нельзя. Брак скреплен церковью. Он раз в месяц приходит выполнять свой супружеский долг, потому что настоятель всю плешь ему проел о том, что пора позаботиться о наследнике. Взяв ее, он быстро засыпает, а она… Она плачет на моей груди. Она так прекрасна, друг. Я люблю ее, и если ради нее мне придется умереть, я согласен, только…       Хендери внимательно посмотрел на Джено.       — Только я хочу быть уверенным в том, что и она, и наш ребенок будут под защитой.       — Это безумие! — ответил Ли.       — Возможно. Считай меня безумцем, но помоги. Настоятель плетет какие-то интриги за спиной короля. Сиумин слишком верит им. Кардинал каждый день устраивает рейды, истребляя неверных. Я боюсь, что вскоре он доберется и до Тэн. Ты же знаешь историю ее семьи.       Джено вспомнил тот жуткий день. Родители Тэн сгорели в том же костре, что и его отец. Они не отвернулись от Пятерых. А брат королевы до сих пор числился в рядах разбойников и еретиков.       Ли помнил, как настоятель заставил девушку публично отречься от семьи, иначе ей грозила незамедлительная смерть. Она не плакала. Лишь бросила на Георга взгляд, полный презрения. Ей нужна была ее жизнь, хотя бы для того, чтобы не дать этим жестоким людям растоптать еще один невинный цветок. Младшей сестре короля — принцессе Донхек, на тот момент было двенадцать. Королева-мать уже почти не вставала. Брату до сестры не было дела, а кардинал и настоятель уже строили планы о том, как повыгоднее выдать девушку замуж и отослать куда-нибудь подальше.       — Ты не думал, что после почти шести лет бесплодного брака неожиданная беременность вызовет ненужное внимание? — спросил Джено.       — Именно поэтому я здесь, — ответил Дери. — Я связался с Бэкхеном. Он обещал подстраховать если что, но потребовал, чтобы у его сестры была надежная защита, а потом упомянул тебя. Если за ней придут, она сможет защититься и сбежать. Бэк встретит ее.       — А ты?       — Если я выживу, я увезу свою семью за океан, ежели нет, Пятеро споют мне заупокойную песню.       — Ты же понимаешь, что на работу мне потребуется время, — заметил кузнец.       — У тебя есть чуть больше полугода. Даже если они что-то заподозрят, у них не будет доказательств, пока малыш не появится на свет.       Джено прикрыл глаза. Внутри бурлила магия, которую он прятал всю сознательную жизнь. Он был одним из наследников Пятерых. Тэн тоже. Помогать друг другу было их прямой обязанностью.       — Хорошо. Я согласен, — решительно кивнул Ли. — У города, как ты слышал, остановился табор. Это немного отвлечет кардинала и настоятеля. Передай ей, чтобы она лично выбрала камни стихии для эфеса. Это важно. Они должны почувствовать ее силу и силу наследника. Возможно, у нее будет возможность навестить меня в ближайшее время.       — Хорошо. Я передам, — посмотрел на него с надеждой Хендери.       Джено похлопал друга по плечу.       — Черт, — хмыкнул Ли. — Если наш король Сиумин окажется так же слеп, как и набожен, твой сын может стать нашим следующим монархом. Маг на святом троне. Возможно, он станет тем, кто открыто даст отпор Белому жрецу.       — Боюсь, что отец Георг сделает все, чтобы не допустить этого. Он очень щепетилен.       — А своих бастардов в упор не видит, — тихо хмыкнул Джено.       — Что? — растерялся Вон.       — Забудь, — засмеялся натянуто Ли. — Давай лучше выпьем. Где-то у меня было хорошее вино, а не то пойло, что продает эта сука — Тэиль.       Через пару часов Хендери ушел. Они о многом говорили. Вспоминали детство. Хендери не был магом, но как и многие в Даксвуде тайно верил в Пятерых. Возможно, это случилось потому, что их регион был одним из последних куда пришел Белый Жрец и его свора. Джено постарался убедить друга, что все будет хорошо, но на душе было тревожно. Давно он не ковал магическое именное оружие. Это был особый дар, передаваемый в их семье из поколения в поколение. Такой клинок или меч прибавлял хозяину мужества и служил проводником его внутренней силы. Он защищал от случайных ранений, посылая сигналы об опасности в сознание. Он был кровно и магически связан со своим хозяином.       Джено вспомнил, как около пяти лет назад выковал такой меч для Бэкхена, а теперь была очередь его сестры. Магов осталось не так много, и все они чувствовали друг друга, ведь их все еще объединяла одна цель — накинуть венок из роз на наследника бога-выскочки. Вот только тот уж очень хорошо прятался, а роза… Роза еще не пробудилась?       Джено было тревожно в собственном доме, поэтому он решил прогуляться. На центральной площади города зажгли огни. Еще издалека он услышал знакомую музыку. Играли гитары, как тогда, почти двадцать лет назад, когда цыганский табор стоял у стены в прошлый раз. Джено вспомнил, что его отец был очень дружен с цыганским бароном, и они часто посещали праздники вольного народа. Цыгане были как ветер — именно эта стихия еще иногда встречалась среди представителей этой нации. Они были везде. В прошлом, в будущем, в настоящем.       Кузнец вспомнил кудрявого мальчишку, что мог услышать, как скребется крыса под дверью таверны в другой части города, а потом и черноволосую девчонку с большими зелеными глазами, что всегда с восторгом принимала его скромные подарки. Какие они теперь? Живы ли? Ведь из того, что Джено узнал от отца, солдаты по приказу прошлого кардинала насильно выгнали табор из страны.       Протиснувшись через толпу, Ли попал в самую гущу событий. Воздушные акробаты, глотатели огня, очаровательные танцовщицы, задорные скоморохи и виртуозные музыканты — все это наполняло город яркими красками.       — Эй, красавчик, позолоти ручку, — послышался игривый голос. — Всю правду расскажу. Что было, что будет, чем сердце успокоится.       Джено повернул голову, встречаясь с озорной улыбкой и хитрым взглядом изумрудных глаз. Черные волосы слегка вились. Большая алая роза была закреплена у виска. Блузка с яркими цветами, затянутый корсет и широкая многослойная юбка. Красная с черным кружевом.       — Ох, красавчик, вижу в твоем взгляде тоску неизмеримую, да печаль безграничную, не гоже молодому, да красивому раньше времени в могилу себя загонять. Есть у него друзья преданные, да любовь пылкая.       — Джемин, — сорвалось с губ Ли, на что девушка лишь улыбнулась, а потом взяла его за руку и потянула к одной из оставленных у большого фонтана телег, где на козлах сидел кудрявый мужчина чуть старше Джено. Он важно курил трубку и внимательно наблюдал за своими артистами.       — Эй, баро, гляди кого я тебе привела. Узнаешь? Наш романтичный огненный шептун.       — Тихо ты, — шикнул на девушку кузнец. — Тут даже у стен есть уши. Мне еще пожить хочется. И пылкой любви, как и обещала.       Чунмен спрыгнул с телеги и протянул Джено руку.       — Сколько лет, сколько зим. А ты почти не изменился. Подрос разве что.       — Вы тоже, — усмехнулся Ли. — Особенно вот она. Те же наивные глазки.       Джемин звонко рассмеялась, обнажая ряд жемчужных зубов. Между тем цыгане уже затянули более романтичную песню. Голос певицы, казалось, проникал в самое сердце.       — Пойду-ка потанцую что ли. Двое суток в пути. Затекло все. Еще увидимся, красавчик.       Джемин подмигнула Джено и поспешила к подругам.       — Что с нами делает время? — как-то слишком грустно хмыкнул Чунмен.       Кузнец был с ним полностью согласен, наблюдая за тем, как Мин в танце заигрывала с каким-то почтарем.       — Вы надолго в Даксвуд? — спросил Ли, решив перевести тему. — Я думал, что вы сюда уже вряд ли вернетесь.       — Ну, тут как получится, — ответил цыган. — Отец был категорически против нашего путешествия, но я собрал свой табор и пришел. Здесь сплошь авантюристы, живущие одним днем.       — И маги, — тихо сказал Джено. Он чувствовал.       — И маги, — кивнул Мен, выдыхая дым. — Я могу говорить с тобой начистоту?       Джено огляделся вокруг. Шпионов кардинала не наблюдалось, а если они и были, то были полностью увлечены представлением, но расслабляться было рано.       — Я бы не был столь уверен. Отец Георг везде имеет своих шпионов.       — Но ты ведь не один из них?       Ли скривился, слишком красноречиво показывая свое отношение к такой перспективе.       — Черная роза пробудилась, — тихо сказал Чунмен, а Джено почувствовал леденящий внутренности ужас. Это могло означать лишь одно — впереди новая бойня. Кровь, смерти. Белый жрец будет искать носителя, жертвуя невинными.       — Где… Где она? — спросил чуть дрогнувшим голосом Ли.       Мен повернул голову и кивнул в сторону танцующих девушек. То ли магия, живущая в нем, то ли интуиция, но почему-то Джено сразу выделил из толпы русоволосую девушку в голубом платье, что сейчас пела вместе с Джемин о далеких странствиях и неразделенной любви.       — Она родилась на окраине Даксвуда. Двадцать лет назад. Я… Я спас ее из пожарища, что устроил отец Георг в ее деревне.       — Именно поэтому вы не возвращались? — посмотрел на старшего Джено. — Белый жрец… Он здесь?       — С уверенностью ничего сказать не могу, но если верить легендам — да. Он здесь. У меня есть предположение, что он прячется среди монахов или…       — Это сам Георг? От его ручного кардинала я не чувствовал магии, а вот с настоятелем лично не общался, — покачал Джено. — Но эта девочка?.. Как?..       — Мы очень мало знаем о том, что завещали нам Пятеро, Джено. В древности, чтобы запечатать магию выскочки, деве пришлось соблазнить его. Сейчас, его наследник явно не попадется на эту уловку, тем более, если эта такая циничная тварь, как ваш настоятель. Мы не имеем права подвергать Лэ такому риску. Нам нужны книги, но… За все годы, прошедшие с той памятной ночи, монахи уничтожили их все.       — Не все, — ответил Джено. — Есть одно место — личные покои короля. Наш Сиумин, хоть полностью и находится во власти Георга, запретил трогать реликвии, что его предки собирали сотнями лет. Говорят, там есть летописи древности и копия завещания Пятерых.       — Эка безделица, — нахмурился Чунмен. — Попасть в комнату короля.       — С этим-то проблем как раз меньше всего, — ответил Ли. — Главное защитить девчонку. Если Белый жрец узнает о Розе, ей не жить.       Со стороны ворот зазвучали королевские трубы. Люди разбегались в стороны под натиском небольшого отряда.       — Дорогу королю! — громко крикнул один из всадников. Статный офицер лет сорока. На нем были железные доспехи и красный плащ. О бедро бился широкий острый меч с эфесом, украшенным изумрудами. Джено знал этот меч. Он выковал его сам, под чутким присмотром отца. Это был его первый особенный меч. Его хозяин был таким же заложником положения, как и все они. Его предки относились к стихии леса, но никто из горожан не догадывался об этом. А те, кто, возможно, что-то понял и пытался сдать хозяина, были заколоты этим самым мечом.       Джено испытывал симпатию к этому человеку, ведь главнокомандующий армии Даксвуда — генерал Чон Джехен был благородным, сильным и справедливым рыцарем. Его семья испокон веков служила королю. Чон потерял многое: родителей, двух старших братьев, но остался верен себе.       Следом за Джехеном скакали его первые помощники: полковник Накамото Юта, которого в народе прозвали шакалом за его жестокость и капитан Марк Ли, в которого так трепетно и безответно была влюблена крошка Чонин.       За солдатами ехала карета, украшенная позолотой. Легкая шторка слегка колыхнулась и показалась бледная рука с длинными узловатыми пальцами, украшенными массивными кольцами с кроваво-красными рубинами. Джено едва не скривился. Он не любил эти камни. Рубины — это власть, кровь, смерть. Рубины — символы бога-выскочки, а их носитель никто иной, как великий кардинал — Цянь Кун, что уже отодвинул шторку и надменным взглядом пробежался по толпе, что в почтении склонила головы, а некоторые присутствующие и вовсе падали перед каретой на колени.       Кардинал был облачен в красное. Широкий капюшон прикрывал его русые волосы. На несколько секунд его взгляд остановился на собравшихся вместе цыганках. Джено показалось, что в серых как лед глазах мелькнул интерес, но как-то уж слишком быстро пропал. Сидящий напротив него король и вовсе казался безучастным к происходящему. Он был одет во все черное и погружен глубоко в себя.       — Да здравствует король! — кричала толпа. — Слава кардиналу!       За каретой двигался еще один всадник, облаченный в длинный плащ с капюшоном. На его поясе был закреплен топорик и несколько кинжалов. Выглядел мужчина внушительно и сканировал всех пристальным взглядом.       — А это еще что за личность? — шепнул на ухо Джено Чунмен.       — Личная охрана кардинала. Говорят, мужчина с ним с самого детства. Его сестра была матерью Куна. Говорят, она нагуляла ребенка на стороне, а потом, когда влезла в долги, откупилась им. Монастырь не прощает своих должников. Она умерла через полгода от голода, а мальчик стал невольным послушником. Чанель… Говорят, что он не хотел расставаться с ребенком, но оплатить долг сестры не мог. Он попросил настоятеля не разлучать их с малышом. Он готов был ползать перед настоятелем на коленях. Георг оказался на удивление щедр, вот только всякий в монастырь входящий, должен оставить свою прошлую жизнь за его стенами. Георг, видимо, еще тогда решил воспитать из Куна своего преемника, и чтобы россказни дяди не сбили ребенка с пути истинного, он распорядился отрезать мужчине язык.       — И он согласился?       — Это была плата за пребывание рядом с племянником, — пожал плечами Джено.       — Мутная какая-то история.       — Ну если начистоту, мне кажется, что все, что касается нашего настоятеля дурно попахивает.       Процессия двинулась дальше и лишь один из всадников слегка отстал, направляя коня в их сторону.       — Моё имя — Чон Джехен. Я — главнокомандующий крепости, — сказал он, поравнявшись с цыганским обозом. — Мой помощник передал мне ваши письма. Кто здесь главный?       — Я, милорд, — подал голос Чунмен. Джехен перевел на них взгляд и хмыкнул, заметив Джено. — Мое имя — Ким Чунмен, и я рад, что вы и ваш король были столь щедры, что позволили нам остаться.       — Я не… — начал было Чон, а потом засмеялся. — А черт с вами, оставайтесь, но если на вас будут жалобы или я почувствую угрозу городу, исходящую от вас, вы будете изгнаны, а ваши обозы будут сожжены.       — Мы законопослушный народ, — чуть склонил голову барон.       — Так я и поверил, — покачал головой Чон. — Я предупредил.       Мужчина пришпорил своего коня и отправился догонять королевскую процессию.       — Ему тоже осточертела власть Белого жреца, — заметил Ким. — Как думаешь, удастся ли нам переменить его на свою сторону?       Джено лишь покачал головой.       — Нужна слишком веская причина, чтобы Чон изменил своему королю. А при Сиумине до жреца, нам и вовсе не дотянуться.