Подкидыш

Весна, 1981 г.

Утро, пожалуй, самое важное время суток. Именно в первые минуты после пробуждения можно определить, насколько хорош будет сегодняшний день. Возможно, если первое, что вы увидели, когда открыли глаза, был красиво сервированный завтрак, приготовленный личным поваром, с добротными столовыми приборами и любимой чашкой кофе, то можно смело поставить пятьдесят фунтов на то, что сегодня, как и вчера, Вам улыбнется удача. Если Вы просыпаетесь в жарких объятиях красотки, прокручивая в голове сумасшедшую ночь, то скорей всего ваш день будет прекрасен. Утро Вернона началось с противного писка будильника, который звонил уже не в первый раз за сегодня. Не хотелось ни вставать, ни думать, ни тем более собираться на работу. Он с трудом открыл глаза, пошарил рукой в поиске нужно кнопки и едва не свались с кровати, когда разобрал цифры на электронном дисплеи — половина десятого. Вернон протер глаза и снова уставился на экран, надеясь, что усталость, которая уже давно переросла в хроническую форму, сыграла с ним злую шутку. Но нет… Остатки сна с треском разбились о суровую реальность: он впервые проспал и уже опоздал к началу рабочего дня. Вернон скривился, представляя, как повеселится и позлорадствует по этому поводу офисный планктон. Впрочем, пусть сплетничают, пока они с бывшим боссом не пополнили ряды лондонских безработных. Отбросив тяжелое одеяло, Вернон поднялся и быстро принял водные процедуры, пытаясь взбодриться. Последние несколько недель его состояние напоминало жуткое похмелье, но было гораздо хуже по двум причинам. Во-первых, обидным было то, что приходилось страдать ни за что, поскольку не пил. А во-вторых, голова не была пустой, как это случается при классическом похмелье. Мысли про проблемы кружились в ней без остановки и доставали неприятные ощущения даже во время сна, превращаясь в кошмары. Они душили до признания собственной беспомощности и заглушали, заставляли не замечать все светлое, что происходило рядом и могло спасительно отвлечь. Отвратительная жизнь. — Черт! — тихо выругался Вернон, удравшись мизинцем ноги об комод, когда лихорадочно натягивал свежую рубашку. Дурсль не привык собираться в такой безумной спешке. Он неспешно поднимался с постели, под настроение, которого чаще всего не было, делал легкую утреннюю разминку, заключающуюся в пару наклонов, приседаниях и мысленных отжиманиях на кулаках, и варил себе кофе. Кофе, сваренный в турке, был не таким вкусным, как у Петунии, которая уже давно перестала провожать его на работу. Напиток получался отвратительным и напоминал жижу в ведре после мытья полов, чью горечь Вернон тщетно пытался компенсировать щедрыми ложками сахара. Все так же неторопливо он разогревал омлет, с вечера приготовленный женой, и просматривал новости в газете, которую приносил себе до завтрака. Вернон любил эти утренние часы, помогавшие настроиться на рабочий лад, но сегодня он был лишен даже этих мелких радостей. Не став тратить время на завтрак, Вернон заглянул в детскую. Петуния крепко спала, согнувшись и сжав ноги, на узком диванчике. Несмотря на неудобную позу, сон придавал ее чертам лица умиротворение, стерев с них недовольную гримасу, к которой мужчина успел привыкнуть. Вернон невольно залюбовался женой и аккуратно поправил ей съехавшее одеяло. Дадли беспокойно завозился и Вернон, не дожидаясь, пока тот окончательно проснется, бережно взял на руки сына и покачал его. К счастью, малыш снова уснул и Вернон ретировался из дома. Кутаясь в теплое пальто и переступая непросохшие лужи, проделки вчерашнего не по-весеннему скучного дождя, Дурсль забрался в машину и выехал на дорогу. По радио рассказывали об армейском восстание в Боливии, но Вернон быстро потерял нить повествования, практически сразу запутавшийся в череде событий и незнакомых фамилиях, и переключил на другую станцию. Радиоведущие обсуждали ситуацию в Ирландии, высмеивая Бобби Сэндса. Вернон одобрительно закивал: давно пора приструнить пэдди. Эх, будь у Вернона полномочия, то он бы навел порядок в стране! Но вскоре его политический запал исчерпался, а шуточки перестали казаться смешными. Теперь он слушал незнакомую балладу Дункана Макклиша, исполняющего свои песни под старинный мотив, о трудной судьбе мальчишки-сироты. Вернон, внимательно вслушиваясь в слова, невольно подумал о Гарри. В последнее время Дурсль все чаще приходил к мысли, что идея взять подкидыша была легкомысленной и ошибочной. Ну какие из них с Петуньей опекуны, стремившиеся выпендриться своей добротой перед соседями и заслужить их одобрения? Супруги Дурсль, если посмотреть правде в глаза, по умственным или внешним данным всегда принадлежали к среднему уровню социальной лестницы (разумеется, с потенциалом на будущее победы) и на поиск большей популярности не имели право рассчитывать. Ведь со старта было очевидно, что темная история появления мальчишки только испортит их репутацию, а заслуги не будут оценены. Сам Вернон без подготовки и без точного плана бросился за помощью к проходимцу Беннету, не стеснявшемуся поднимать цену за свои услуги. Причем юрист делал это ежемесячно и нагло вписывал в чек любые траты: начиная от его членства в элитном гольф клубе, где состоял очень важный чиновник, чудесным образом влияющий на рассмотрения заявки Дурслей, и заканчивая расходами на бензин или на ланч (а Джордж Беннет оказался еще тем гурманом). Самое обидное, что контракт позволял Беннету вытворять подобные фокусы весьма на законном основании. Для Вернона оставалось загадкой то, что он смог проглядеть подобные пункты, если всегда дотошно изучает документацию. Но главное, что не учли Дурсль, это был сам подкидыш. Никто не мог гарантировать, что расходы принесут высокие дивиденды. Они с Петунией даже не знаю личность отца Гарри, а наследственность от Лили, мягко говоря, смущала. Неизвестно какой образ жизни она вела, будучи беременной, и как это отразилось на здоровье или развитии малыша. Кроме того, была высокая вероятность, что мальчишка вырастет другим. Не сказать, что Вернон верил в сказочки Петунии про волшебство, но это не могло не пугать. С тяжелыми мыслями Дурсль оставил машину на парковке фирмы «Граннингс» и поднялся на девятый этаж. Его офис, деливший этаж со страховой компанией, представлял собой вытянутое в длину помещение со стеклянными перегородками, где сотрудники имитировали рабочий процесс за столиками, и коридор, ведущий в приёмную и кабинет босса. Сам офис имел строгий интерьер: стены, выкрашенные в серый цвет, минимальный набор мебели и никаких постеров с жизнеутверждающими надписями. Ничего лишнего или отвлекающего от работы. Приемная, как и роскошный кабинет, совершенно не сочеталась с тоскливой обстановкой. Это была маленькая, но светлая комната за счет кремовых обоев и больших окон, выходящих на солнечную сторону. Кроме овального стола, за которым сидела сурового вида секретарша пенсионного возраста, здесь находился диван из местами потертого кожзаменителя и крохотный журнальный столик — более ничего в это ограниченное пространства втиснуть не получилось. У любого посетителя, оказавшегося здесь впервые, складывалось впечатление, что он находился в двух разных вселенных, которые никак не соприкасались с друг другом. Вернон поздоровался с миссис Браун и уже хотел спрятаться в кабинете, как она его окликнула. — Сэр, Вас ждут джентльмены в кабинете, — предупредила секретарша, но заметив, как побледнело лицо босса, поспешно объяснила. — У них крупное производство дрелей в Уорикшире, и они бы хотели расширить бизнес. Мистер Бейкер взял на себя смелость побеседовать с ними, пока Вас не было. Вернон кивнул ей, нахмурившись: не много ли на себя берет Бейкер в последнее время? Он понимал, что друг пытался помочь, но его активная инициативность вызывала подозрения. Да и признаться, Дурслю было стыдно общаться со свидетелем той унизительной выходки в пабе. В кабинете, кроме заместителя, в креслах сидели двое мужчин, поднявшиеся, когда Вернон зашел. Первый представился мистером Фицджеральдом и был настолько стереотипным ирландцем, что Вернон, не удержавшись, позволил себя брезгливо сморщиться, когда ответил ему на рукопожатие. Крепкое телосложение, рыжие с сединой и жесткие, как трава, волосы и красноватое, слегка обветренное лицо с веснушками как нельзя лучше указывали на его происхождение. Второму с коротким ежиком темных волос едва исполнилось тридцать лет. Загорелое приятное лицо портили белые пятна на щеке, похожие на следы от ожога. Вернон поспешил отвести взгляд и встретился с его карими глазами, которые тоже оценивающе изучали хозяина кабинета. Гость вопросительно приподнял соболиные брови, насмешливо покачал головой, словно ожидая циркового представления от Дурсля и демонстративно скрестил руки за спиной. — Ivankotov, — настолько быстро выговорил он с сильным акцентом, что Вернон не успел разобрать была ли это такая причудливая и длинная фамилия или что-то иное. Ирландец слегка скривился и с явным осуждением посмотрел на своего сурового друга, но, заметив, что Друсль наблюдает за ним, сразу просиял и затараторил, словно малыш, который боится забыть плохо выученный стих. С полчаса он расписывал красоты Уорикшира, без перехода начал сыпать профессиональными терминами, показывая, что ему известны все нюансы производства дрелей, после чего принялся хвастаться новейшим оборудованиям и планами по расширению бизнеса. Котов, его фамилия несколько раз называлась во время монолога Фицджеральда, напротив, предпочитал помалкивать и только подсовывал Бейкеру все новые документы, подтверждающие слова его компаньона. — Вы хотите предложить мне партнёрство? — прямо спросил Вернон, невежливо перебив пустую болтовню ирландца. -Можно и так сказать, — уклончиво ответил мистер Фицджеральд. — «Граннингс» станет нашим филиалом, но Вы оставите за собой право голоса. Наш главный офис находится в Нанитоне, и мы бы хотели, чтобы Вы сохранили свои обязанности. — А я думал, что в Уорикшире производят только Land Rover, — пошутил Вернон и все, кроме русского, рассмеялись. — С Вами мы сможем конкурировать с ними, — льстиво произнес ирландец, продолжая смеяться. — Мы должны подумать, — сказал Вернон, намекая, что следует отложить их странные переговоры. — Конечно, конечно, — неожиданно подал голос Котов, на этот раз старательно выговаривая каждую букву, и протянул визитку. — Наш контакт. Бизнесмены из Уорикшире попрощались и наконец откланялись. До конца рабочего дня Вернон и Бейкер обсуждали их предложения, проверив существования завода в Нанитоне и его владельцев, просчитали риски и после небольшого спора пришли к положительному ответу. Учитывая их долговую яму, появления этой парочки было настоящим подарком свыше. Всю дорогу домой Вернон продолжал думать о сегодняшнем дне, слабо веря в реальность происходящего. То, что пэдди и русский спасли англичанина от банкротства, звучало как начало избитого и несмешного анекдота, но на самом деле было чистой правдой. Он задумчиво забарабанил пальцами по рулю, вспоминая утро. Мужчина невольно пришел к следующему выводу: стоило ему лишь засомневаться в решении забирать племянника, как удача снова широко улыбнулась Вернону. Разумеется, Дурсль не верил в предсказания или другую подобную чушь, но не было ли это, если не знаком, то подсказкой судьбы. Подкидыш уже принес им столько проблем, и ничего хорошего от него не стоило ждать в будущем. Так почему бы не отказаться от этой авантюры с опекой, пока не стало поздно. Главное, чтобы Петуния поняла его правильно. Вернон был вынужден бросить фордик на дороге, так как парковочное место заняла машина Беннета, перекрыв въезд в гараж. Лишь бы старшая по улице не успела заметила и не накатала жалобу. Добрый настрой духа заменило раздражение. И что только юрист забыл у них в нерабочие часы? В последние время у Вернона складывалось впечатление, что Беннет специально сократил их общение до оплаты счетов, предпочитая вести все дела с Петунией. С одной стороны, это было вполне логично, потому что инициатором их проблемы была именно миссис Дурсль, да и у полиции или у опеке вопросы возникали в основном к ней. Но, разве, женщина может разобраться во всей документации и судебных делах? Вернон невольно замер, войдя в гостиную. Перед ним открылась настолько по-домашнему уютная картина, что он почувствовал себя лишним в собственном доме. Беннет, на котором вместо привычного костюма-тройка были одеты серые брюки и бежевый джемпер с замысловатым темно-синим узором, и Петуния склонились над фотоальбом и пили ароматный чай. Расстояния между ними было неприлично близкое, но Вернон быстро нашел этому объяснение: альбом был довольно увесистый, но небольшого размера, и его пришлось положить на журнальный столик. Дурсль деликатно кашлянул, обращая на себя внимание. Беннет и Петуния подняли глаза и поспешно отодвинулись друг от друга чуть ли не на два противоположных конца дивана. Это инстинктивное движение показалось Вернону неправильным. Зародыши подозрения больно царапнули душу, но он сразу предпочёл задавить их, не давая прорости в корень ревности. — Нашу заявку одобрили! — оживленно сообщила Петуния, вставая. — Как только Джор…мистеру Беннету позвонили из опеки, он сразу же приехал к нам. — Хотел обрадовать лично, — вставил довольный Беннет, объяснив свое присутствие в доме, и отчитался. — Самый трудный этап мы прошли. Теперь осталось получить оценку от соцработника и рекомендации судей. У меня есть пару знакомых, но придется раскошелиться. Дипломы по окончанию курсов для опекунов уже делаются. Вернон замялся, не зная, что предпринять. Петуния светилась неподдельной радостью, предвкушая победу с системой и возвращение к счастливой жизни. Казалось, что эта новость стало первым солнечным лучикам в ее пасмурной повседневной жизни и отобрать столько чистую надежду на светлое будущее, маячившее совсем близкое, было равносильно преступлению. Вернон позволил ситуации зайти слишком далеко и сейчас рушить воздушные замки Петунию было слишком опасно и для их душевного равновесия, и для их брака. — Чудесная новость, — сказал он, выдавив подобие улыбки. — Сколько уже времени! — спохватился Беннет и кивнул им на прощение. — Мистер Дурсль, был рад встречи. До свидания, Петуния! Вернон без особого желания вызвался его проводить, но юрист заверил, что он сам найдет выход. Когда за Беннетом закрылась дверь, Вернон нахмурился, наконец поняв, что его смутило последних словах адвоката. — С каких пор он называет тебя по имени? — спросил он, буравя жену тяжелым взглядом. — А ты что ревнуешь? — улыбнулась Петуния, все еще пребывая в хорошем настроении. — Тебя? Господи, конечно, нет! — фыркнул Вернон, но заметив, что ее улыбка дрогнула, осекся, и запоздало догадался, что жене было бы приятней услышать другой ответ. К счастью, Петуния предпочла сделать вид, что не услышала его. Она охотно пересказала ему сегодняшние новости: Дадли научился показывать глазки на плюшевом слоненке, а внуки миссис Стивенсон столкнули с горки соседского мальчика. Беднягу увезли в больницу прямо с детской площадки. Вернон вставлял нужные фразы, но слушал невнимательно из-за приятной атмосферы согласия, редко царившей в их доме. — Джордж, то есть мистер Беннет посоветовал отдать мальчиков, когда они подрастут, в садик при церкви, — рассказала Петуния и защебетала, приведя аргумент в пользу своих слов. — Во-первых, это совершенно бесплатно. Ты же знаешь, что частные требуют сумасшедшие деньги. Восемьдесят фунтов в день! А в государственные берут всех подряд. Даже детей из неблагополучных семей, — она презрительно скривилась и шумно вздохнула. — В детстве Лили дружила с мальчиком из Паучьего тупика, а я бы не хотела, чтобы и у Дадли были подобные знакомства. Во-вторых… — Погоди, — перебил ее Вернон, вспоминая жалобы жены на ее жизнь в Коукворте. — А этот мальчик не мог быть, эмм, — он слегка замялся, не зная, как этично озвучить догадку. — Ну, он же не отец Гарри? Петуния замерла, поражённая услышанным. Она смерила мужа внимательным взглядом, пытаясь понять: он шутит или нет. Оценив всю серьезность, с которой говорил Вернон, Петуния не удержалась и прыснула от смеха. — Это был бы перебор даже для Лили, — сказала она, прейдя в себя. — Северус тоже был из этих, но они сильно поссорились в выпускных класса. Не знаю, что между ними произошло, но Лила перестала с ним общаться, когда приезжала на каникулы. Мама уже болела и мне было не до детских проблем Лили. Вернон крепко задумался о неожиданной информации, которая могла оказаться полезной. У Петунии, окрыленной приятными новостями, будет сложно отобрать долгожданную и дорогую игрушку, но если все правильно обставить… Если вдруг появится отец Гарри и захочет его забрать, то не станет же она препятствовать воссоединению семьи? — Во-вторых, — продолжила Петуния, возвращаясь к первоначальной теме. -Мальчики вырастут добропорядочными протестантами, а это необходимый штрих в воспитании истинных джентльменов. В-третьих, я бы смогла выйти на работу с мягким графиком. — Кто ж тебя возьмет? — насмешливо спросил Вернон. Петуния изменилась в лице, на котором смешались обида и разочарование. Глаза опасно сощурились, а губы вытянулись в тонкую ниточку, обезображивая ее, а потом задрожали из-за попытки что-то сказать. Вернон старался на не смотреть на расстроенное лицо жены, прекрасно понимая, что ляпнул глупость. — Ты меня неправильно поняла, — нерешительно начал мужчина, но Петуния замотала головой, давая понять, что не нуждается в его извинениях. -Мне нужно проверить Дадли, — сказала миссис Дурсль и быстро поднялась на второй этаж. Вернон беспомощно смотрел ей вслед. Сегодня Петуния словно ожила, а он неосторожной фразой все испортил. Дурсль же всего лишь хотел объяснить жене, что сейчас трудно найти работу, а цели задевать ее у него не было. Вернон направился на кухню и вытащил из своих запасов бутылку джина. Он наполнил фужер, достал банку тоника, затерявшегося в холодильнике, и, сделав не хитрый коктейль, отсалютовал им своему отражению в зеркале. — Чтоб Беннету племянника подкинули под дверь! — произнес он импровизированный тост и залпом выпил фужер. Сверху донесся плач Дадли и Вернон ужаснулся от мысли, что скоро у них будет двое детей. Он невесело усмехнулся, утверждаясь в утренней теории. Стоило подкидышу замаячить хотя бы в разговоре, как жизнь Дурслей снова пошла под откос. Избавиться от племянника — это будет единственным выходом для семьи Дурслей, а иначе страшно представить, как Гарри еще может им насолить. Особенно, если выяснится, что мальчишка, как и его мамаша, другой. Ненормальный. — Прости, Петти, — прошептал Вернон в пустоту, делая себе второй коктейль.