Ивы золотая ветвь

      Толпа детей окружила кузнечную мастерскую. На деревянных ступенях сидел мужчина в белой рубашке, испачканной пылью и сажей. Дети расположились вокруг него на ступенях, расселись на ящиках и на голой земле. Проходившие мимо горожане сначала с подозрением оглядывали мужчину, но затем улыбались: веселый детский визг и хохот раздавались на всю улицу.       «…затем юный рыцарь вынул волшебный меч из ножен и, взмахнув им, рассек скалу пополам!»       Мальчишка, широко раскрыв глаза, проследил за движением руки говорящего, словно видел в ней волшебный меч из предания, и ахнул. Дети радостно вскрикнули, и вокруг рассказчика совсем не осталось свободного места: каждый ребенок хотел услышать, что случилось дальше.       «Густой черный дым клубами выходил из расщелины, и вдруг из тьмы показались два огненных глаза!»       Дети замерли в ожидании, но повествование прервал чужой голос.       — Эй, ты! — окрикнул рассказчика господин средних лет. — Хватит бездельничать, лучше позови своего мастера и скажи, что к нему прибыли от самого барона!       — От барона? — удивленно спросил мужчина. — А что касается мастера, то он перед вами.       Господин протиснулся сквозь толпу, расталкивая детей и недовольно ворча.       — О, простите меня за грубость! Мне так не терпелось увидеть вас, что я совсем позабыл о вежливости. Давайте пройдем внутрь: дело, с которым я к вам пришел, не потерпит чужих ушей.       Они вошли в зал для приема посетителей. На отштукатуренных стенах висели мечи, сабли, молоты и топоры, а в центре зала на столе, укрытом темно-зеленым бархатом, сверкали украшения. Господин оглянул комнату, и его губы растянулись в довольной ухмылке. Он уселся в кресло, скрипнувшее под его весом, и ослабил пояс.       — Барон желает, чтобы вы приняли участие в состязании оружейников. Близится двадцатый день рождения его сына, и барон хочет, чтобы искуснейшие мастера сковали меч, достойный стать подарком.       — Неужели он настолько не доверяет умениям гильдии?       — Подождите, не торопитесь с догадками. Барон объявил, что победитель станет новым главой кузнечной гильдии и его личным мастером. Многие уже приступили к работе, и…       — Я не являюсь членом гильдии, — перебил его мастер, — и не желаю им быть. И главой — тоже.       — Барон также сказал, что если вы откажетесь, то ваше скромное объединение перейдет во владение города, а вы будете наказаны за неуплату налогов и сборов. Вам ведь известно, что, не имея печати гильдии, вы не можете и гвоздь продать.       — Однако продаю, и притом весьма успешно. Барону, должно быть, это очень не нравится.       — Вы правы, ему это совсем не нравится.       — Что ж, уважаемый господин, если это все, что хотел сказать мне барон, я попрошу вас уйти. Меня ждут мои подмастерья.       — Значит, вы отказываетесь?       — Да.       — Хорошо, хорошо. Это ваше дело, конечно, даже слова барона вам не указ. Не удивляйтесь, если однажды ваша кузница пострадает от, например, пожара. Хорошего вам дня!       Раскрасневшийся от недовольства господин ушел, оставив после себя продавленное кресло.       Когда мастер вышел на крыльцо, дети вновь его окружили. Кто-то протягивал ему корзину яблок, а кто-то — цветы, некоторые пытались отдать свою игрушку или какую-нибудь разноцветную бусину. Он с улыбкой принимал их подарки и поименно благодарил.       «Простите меня, друзья, но свой рассказ я продолжу завтра. Мне пора приниматься за работу, а вы бегите домой».       Мастер Мо́рваин был самым уважаемым и известным кузнецом Са́рдаста, небольшого городка к юго-западу от столицы королевства. Когда он только прибыл в город одиннадцать лет назад, на него тут же обратили внимание.       Внешность Морваина хоть и не обладала экзотическими чертами, была необычна. Его возраст был неясен: ему можно было дать и двадцать, и тридцать, а иногда даже сорок лет. Он был на голову, а то и две выше любого жителя города, а благодаря величественной осанке казался непоколебимым, словно горная вершина. Он был среднего телосложения, в его образе не было как избытка мужественности, так и излишней утонченности. Его черные волосы длиной по поясницу всегда были собраны в пучок или заплетены в косу, ходить с распущенными волосами в его случае было бы крайне неприлично. Его лицо привлекало своей гармоничностью и пропорциональностью черт. Однако если спросить жителей Сардаста, что было самым запоминающимся в его внешности, то многие ответили бы: глаза, светло-серые и холодные, как сталь клинка.       Морваин был талантливым кузнецом и ювелиром. Мечам и саблям его работы не было равных. Лишь некоторые мастера, происходившие из древних родов, в которых тайные знания передавались из поколения в поколение, могли соперничать с ним в оружейном деле. Что касается ювелирного дела, то его броши и серьги украшали не только придворных дам, но и обычных горожанок. Одна брошь, выполненная в виде золотого цветка с каплями росы на лепестках, даже попала в шкатулку королевы.       Многие спрашивали его, когда он успел всему научиться. Морваин отвечал, что его таланты раскрылись во время путешествий. Все детство и юность он вместе с родителями странствовал по миру, вбирал мудрость и знания разных народов, знакомился с десятками ремесел и искусств. О своем происхождении, кроме того, что он родился далеко на востоке, Морваин ничего не говорил. Люди же сошлись на том, что, скорее всего, его семья была богатой, но подверглась гонениям, из-за чего им приходилось часто менять место жительства. Имя «Морваин» также казалось многим вымышленным и к тому же неприятным на слух, а потому все называли его «мастером».       В первый месяц пребывания в Сардасте Морваин открыл небольшую кузнечную лавку. Он почти даром чинил все, что ему приносили, переплавлял старые инструменты, ножи, топоры и ковал новые. Также у него хорошо получалось работать с украшениями: сколько выпавших камней он вставил и сколько помятых колец выправил, не перечесть. Он быстро добился всеобщего уважения, и его пригласили в городскую кузнечную гильдию, но он отказался.       Гильдия ничего не могла с ним поделать. Морваин будто не понимал намеков, не боялся угроз, и его было невозможно застигнуть врасплох. От прямого противостояния его спасала любовь горожан, и гильдии оставалось только смириться с его присутствием. Спустя два года к Морваину стали присоединяться другие кузнецы, а через несколько лет лавка разрослась в настоящую мастерскую и смогла соперничать с гильдией по объемам и качеству работ, а вскоре и вовсе превзошла ее. Барон даже хотел отдать гильдию под управление Морваина, но поскольку главой гильдии являлся его зять, от этой затеи пришлось отказаться.       Порой барон отправлял к нему своих людей в надежде заинтересовать или переманить, но все попытки были неудачными. Один раз он тайно обратился к нему за помощью в починке кулона жены. Мастер не взял с него ни одной лишней монеты, а личная встреча с ним навсегда впечатлила барона. В последующие годы он беспокоил его все меньше и меньше, и визиты его подчиненных представляли собой не более чем дань традиции: они предлагали, а мастер отказывался, и это всех устраивало.       В свободные от работы часы мастера можно было найти у реки. Он часто сидел на берегу под ветвями ивы и пел, иногда обменивался взглядами с женщинами, полощущими белье, и грустно улыбался. Пел он весьма хорошо. Его голос был не низким и не высоким, теплым, словно воспоминания о летней поре, и немного печальным. Иногда по вечерам Морваин приходил в одну из городских таверн и выпивал пинту эля, слушая свежие сплетни и изредка вставляя пару слов. Он был более разговорчив в окружении детей.       Мастер знал сотни, а может и тысячи сказок и легенд. Любую из них он мог рассказать с такой вовлеченностью, что даже взрослые слушатели верили его словам. Будь то далекие страны, невиданные звери или великие воины прошлого, Морваин мог поведать о чем угодно. Никто не задумывался, была ли мораль в его рассказах: они поражали красочностью описаний и замысловатостью сюжетов. Дети крутились около него и постоянно просили новую сказку, а он редко им отказывал.       Таков был мастер.