Pappenheimer

Разместив дядю в сарае Юджина, девушка задумчиво побрела в сторону общежития, но внезапно, передумав, свернула на площадку для стрельбы из лука. Ксавьера там не оказалось, да и глупо было бы предположить, что этот папин неженка будет тренироваться под проливным дождем, как это часто делала Уэнсдей. Тем лучше для нее. Несмотря на радость от встречи с Фестером, девушка испытала жгучее разочарование, проиграв ему за считанные секунды. Она должна была тщательнее осмотреть местность, как ее учили, и прикинуть варианты развития событий заранее. Она должна была бороться до последнего и показать, что многое узнала за год, но вместо этого впала в ступор от слабого удара током.

«И выронила свое единственное оружие перед лицом противника. Какой позор! Я определённо здесь деградирую.»

Когда 4 года назад Уэнсдей вернулась домой из летнего лагеря, ее навыки выживания в дикой природе заметно улучшились, а инстинкты охотника обострились. До нормативов прилизанных скаутов она определенно не дотягивала, но освежевать змею, приготовить ее и съесть без вреда для здоровья получалось с успехом. Все дети приезжали туда, чтобы, как глупые маленькие бычки ходить за вожатым, получать значки за бесполезные конкурсы, держаться за руки и петь идиотские песни у костра, но Уэнсдей использовала это время для того, чтобы слиться с природой, почувствовать ее зов и испытать первобытный страх, прыгая ночью со скал в море. Она давала волнам и буре поглотить свою душу и тело, безвольной марионеткой падая в самое чрево глубин, представляя, как сейчас бы ей гордился дядя. Каждый раз, ныряя, без надежды на спасение, она выплывала на берег, судорожно вдыхая колющий легкие соленый воздух, дрожала всем телом от пляски мурашек на коже, одеревенелыми руками надевая свою, похожую на робу, яркую одежду. Каждый раз чудом избегая смерти, она возвращалась в домик вся изрезанная и измученная, чтобы на утро изображать без эмоциональную куклу весь день напролет. Никто даже не помышлял, что ее разодранная ночью плоть днем саднила от соприкосновения с хлопковым костюмом ужасного оранжевого цвета, что ощущалось, как каленое железо. Никто не знал, как чувствовались под ее босыми ногами нагретые солнцем корни сосен, следы лосей или прогнившие доски старого причала. Ни одна душа не видела, как Уэнсдей расплетала косы и, будто, Лорелея, крала покой у подслеповатой луны. Теперь же она не может вычислить преступника и не видит опасность с пятидесяти метров. Браво, Уэнсдей! Обласканная ветром стрела легла на тетиву, и руки привычным жестом до боли сжали лук. Сейчас девушке, как никогда, было необходимо выпустить пар и обрести равновесие: слишком много случилось за последние дни. Только концентрация и хладнокровие помогут вычислить преступника, отомстить за Юджина, предотвратить будущие убийства и не сойти с ума от жара случайных прикосновений. Фестер пообещал, что поможет найти дневник Натаниэля Фолкнера в библиотеке, но до вечера еще добрых шесть часов, а мозг плавился уже сейчас. Не только приезд дяди пошатнул самообладание девушки, но и поразительная навязчивость Тайлера, который прислал ей уже пятое сообщение за сегодня с просьбой перезвонить — и это учитывая то, что они виделись утром на похоронах мэра. После знакомства с бариста, Уэнсдей была насторожена тем, что Галпин проявил к ней интерес, но позже предостерегающий голос в ее голове замолчал, и она смогла смириться с мыслью, что по каким-то причинам нравится уже двум юношам в этой школе. Когда Тайлер помог Аддамс пробраться в старый особняк Гейтсов, рискуя собственной жизнью, она стала доверять ему чуть больше, чем нисколько, однако, после Вороньего бала отношения с сыном шерифа не стали развиваться в романтическом направлении, как это произошло у Энид и Аяксом. Соседка по комнате давно подбивала подругу на свидание с Галпином и старательно надувала губы, получив сухой отказ участвовать в этом цирке. Если бы они только знали, кого Аддамс на самом деле хотела видеть подле себя. Она никогда не была, как все. Телефон в кармане снова завибрировал, а на экране высветился номер Тайлера. Помедлив несколько секунд, девушка взяла трубку и услышала нескрываемый вздох облегчения. — Привет, Уэнсдей. — Если ты помнишь, мы сегодня виделись. Чем обязана? — Я хотел спросить, не занята ли ты сегодня после шести? — по тону было понятно, что Галпин растерял свой боевой настрой и отчего-то начал запинаться. — Выбраться в город будет проблематично — сразу после ужина у нас комендантский час. Ты узнал что-то важное? — Да. Предлагаю тогда встретиться около склепа в 18-30. — Идет. — не дожидаясь ответа, Уэнсдей сразу положила трубку и отправилась в сторону своей башни. Войдя в свою комнату, девушка сразу заметила чужое присутствие, но оно не несло в себе опасности. Почти иссохшее, как старая удавка, чувство нужности снова проснулось где-то в районе горла. Оно обвило худые плечи, забираясь под легкие сладким ядом надежды, но Уэнсдей уже давно выиграла эту борьбу за выживание: поддаваясь пустым иллюзиям и эмоциям, она сделает свою жизнь еще горше, пока однажды не погибнет по собственной глупости. Этого допустить никак нельзя. — Вижу, тебе понравилась моя комната, дядя. — не вопрос, а утверждение. Фестер открыл огромное витражное окно и бесшумно прошел в помещение. Вечерние сумерки начинали потихоньку сгущаться, и лишь несколько шальных лучиков распогодившегося солнца смели пробраться в комнату сквозь цветные стекла, играя на антрацитовом пальто и бледных худых ладонях гостя. Весь силуэт Фестера, будто искрился синевой, как атласные крылья ворона в блеклых сумерках осени. Среди этой тишины и мрака лишь ворох розовых вещей Энид лежал скорбным пятном, напоминая, что Уэнсдей никогда не станет своей даже в кругу изгоев. Скоро придет мисс Торнхилл и снова начнет убеждать Аддамс не допустить переезд соседки, на что Уэнсдей снова ответит искренним безразличием. — Вижу, ты нашла себе друзей. — серые глаза насмешливо скользнули по цветастому безумию и снова вернулись к девушке. Только сейчас мужчине представилась возможность хорошенько рассмотреть свою уже совсем взрослую племянницу. Казалось, еще вчера он мастерил для нее и Пагзли протезы кистей с кровяными резервуарами, чтобы дети произвели фурор на спектакле в начальной школе: воистину, то была настоящая бойня на шпагах с отрубленными руками и такой талантливо сыгранной смертью, что классного руководителя потом увезли на скорой помощи. Именно после спектакля девочка поверила в свои силы и проявила интерес к холодному оружию, а Фестер начал заниматься тренировкой племянницы. — Ты долго не приезжал. — старший Аддамс знал, что скрывается за этой сухой фразой, брошенной, будто бы, невзначай: его Уэнсдей беспокоилась. — С днем рождения. — Мужчина вынул из сумки то, что последние пол года берег, как зеницу ока. Кивнув, скорее, самой себе, чем дяде, девушка подошла ближе и взяла в руки протянутый ей предмет — большую черную коробку, перевязанную бордовой лентой. Уэнсдей не любила свой день рождения, в том числе потому, что ей почти никогда не дарили толковые подарки, да и Аддамсы благополучно забывали такие даты, отдавая предпочтение похоронам и свадьбам. Интересующийся человеческой культурой дядя, напротив, всегда напоминал племяннице о ее празднике и с самого детства умудрялся делать так, что девочка, забыв обо всем, вприпрыжку бежала наверх открывать его подарок. На этот раз Уэнсдей ждало что-то, как всегда, необычное и смертоносное. Поначалу это оружие можно было принять за укороченный серп Анубиса или маленькую косу для совершенно безобидных детских игр, но позже девушка отмела эту мысль. Вынув предмет из коробки, Уэнсдей почувствовала приятную тяжесть, растекающуюся по предплечью, когда длинная цепь, прикрепленная к лезвию, с громким лязгом упала на пол. Фестер удовлетворенно хмыкнул, лишь взглянув на загоревшиеся азартом глаза подопечной. — Это кусаригама — компактное и крайне действенное оружие ниндзя. Им можно здорово покалечить противника, раздробив грузилом лучевые кости, притянуть цепью к себе, а затем пробить легкие направленными колющими ударами или просто вспороть живот. Раньше этим серпом крестьяне резали бамбук и оборонялись от диких зверей, но как только его модифицировали воины, оружие приобрело свой истинный облик и смертоносный шарм. Когда человек достигает мастерства владения кусаригама, его называют... — Кровавый жнец. — утвердительный кивок головы. Умелые девичьи руки продолжали раскручивать кусаригама над головой. — Какие у оружия слабые стороны? — Фестер успел увернуться от прицельного удара и в одно мгновение оказался за спиной племянницы, взяв запястье в захват. Шепот над ухом и яд прикосновений оставили болезненные мурашки на мраморной коже. — Однажды встретились два мастера боевых искусств, чтобы проверить, чье оружие лучше. У первого была катана, а второй владел кусаригама. Заманив противника в бамбуковый лес, мечник отрубил голову жнецу, запутавшемуся в собственной цепи. — хватка на руке ослабла, и девушка медленно развернулась к собеседнику. — Получается, серп нельзя использовать на ограниченной площади. Я учту это. Спасибо, дядя Фестер. — горячие пальцы дотронулись до подбородка Уэнсдей, заставив ту поднять глаза. От мужчины пахло мятой и горьким прополисом. — Будь аккуратна, моя маленькая косатка. Хайд — опасное существо, которое не даст тебе и шанса один на один. Самое главное сейчас — это осторожность. Не ищи ответов в одиночку, иначе закончишь, как твой друг-пасечник. — Ты сам меня учил искусству кровной мести, а теперь отговариваешь наказывать виновного в нападении на Юджина? — Уэнсдей вскинулась от возмущения, но дядя остановил ее одним движением руки. Казалось, он никогда не злился на племянницу, даже когда она переходила границы. — Не отговариваю, а предлагаю помощь. За друзей надо стоять горой, особенно таким, как мы: кто знает, может, это последний отчаянный парень в твоей жизни?