***
Джину кажется, что жизнь, которой он жил – обман. Только вчера он был на седьмом небе от счастья, а сегодня собирается себя упавший с этой высоты. Он открывает двери домика, и заглядывает внутрь, прежде чем сделать шаг вперёд. Теперь он начинает сомневаться во всем, включая себя. Каждый шаг, который он делает – неправильный, каждая мысль, которая зарождается в его голове – пустая. Гостевой домик выглядит уютно и находится отдалённо от городской суеты. Ему нужно остаться один на один со своими мыслями, перебороть и начать жить заново. Он закатывает чемодан, и оставив его у порога, бегло осматривает интерьер. Массивный диван темно-красного цвета расположен в середине гостевой комнаты, журнальный столик и настоящий камин, заполненный дровами. Над камином фоторамки, но ничего личного, только пейзажи и абстрактные фотографии; чуть выше висит новогодний венок с золотым колокольчиком, напоминая, что только на днях наступил Новый год. Неприметная лестница ведёт на мансарду, и Джин поднимается по ней вверх, и даже красивый вид из большого окна над двуспальной кроватью не удивляет его. Старый Сокджин восхитился бы красотой, но сейчас он другой, немного поломанный, апатичный, который будто забыл все хорошие чувства. Слева от кровати навесная полка с книгами, искусственными цветами и ароматизированными свечами. Но он не делает попыток исследовать новое место. Постель выглядит мягкой, и он устало присаживается на краешек, закрывая глаза.***
Что-то неприятно пищит прямо над ухом и он морщится от этих звуков. Тяжело открыв глаза, он тупит взгляд на потолок, и медленно осматривает все вокруг себя. Больничная палата пустая, он лежит один, запах увлажнителя воздуха неприятно оседает в легких и он боится сделать глубокий вдох. Когда он был подростком, он лежал в больнице с аппендицитом, тогда все казалось немного иначе. Обычная больничная палата была заполнена детьми разных возрастов, которые шумно разговаривали друг с другом, а те, кто находился близко друг к другу, играли свои незамысловатые игры. Тогда, проснувшись, он не ощущал болезненную пустоту и саму боль. Сейчас же проснувшись, он панически думал о том, что совсем один, и дело было даже не в отсутствие кого-либо из персонала рядом, а чего-то более душевного. Он чувствует, как пульс учащается, и дыхание становится прерывистым, шумным. Присев на кровати, он нажимает на кнопку вызова, потерянно и с надеждой смотрит на палатную дверь. Секунды кажутся вечностью, он нетерпеливо ерзает на месте, внизу живота отдаёт отдаленно болью и, когда дверь осторожно открывается, он теряет интерес к зашедшему человеку, вместо этого он руками хватается за живот, не понимая, что произошло. – Где он? – спрашивает он больше себя, чем того, кто стоит у подножья кровати. – Где он? – чуть громче повторяет вопрос и быстро поднимает глаза на молодую девушку, которая нажимает на кнопку в ухе и вместо того, чтобы ответить на вопрос, просит докторам Има зайти в 544 палату. – Я спрашиваю, где мой ребёнок?! – его голос неестественно срывается, и он начинает кашлять, будто у него хронический туберкулёз, который не дает ему покоя всю жизнь. Воздуха не хватает все больше, кашель дерёт горло, и он бьет себя по груди, чтобы унять неприятные ощущения. – Ким Сокджин? – он чувствует, как от перенапряжения в уголках глаз скапливаются слёзы, и он небрежно их смахивает рукой. Сквозь пелену, он видит мужчину средних лет. Его профессионально мягкое лицо и погасшие глаза пугают Джина. – Как вы себя чувствуете? – он не может ответить на этот вопрос. В нем была пустота и отголоски боли. – Где мой ребёнок? Что с ним? – спрашивает он, охрипшим от кашля голосом, и прочищает горло. Доктор проходит к нему ближе и выражение его лица не меняется, ни один мускул, ни одна эмоция, которую Джин смог бы прочитать. – Вы помните, как попали сюда? – спрашивает мужчина, и Джин отрицательно качает головой, не подумав. Он начинает копаться в своей голове, но там только отрывки обычной жизни, где он со своим парнем готовились к рождению ребёнка. Единственное, что он помнит большая украшенная гирляндами ёлка и далекие звёзды над головой. – Вы позвонили в 1339 и сказали, что сидите на лавочке жилого комплекса Хаюн, около двадцать третьего дома. Вы детально описали то, что находится вокруг вас, цвета машин на парковке, детскую площадку и ёлку, украшенную новогодними шарами. Также вы попросили бригаду скорой помощи поторопиться, так как чувствуете легкую тошноту и головокружение, и, что боитесь упасть на холодную землю и только потом, вы сказали, что ждёте ребёнка. Бригада в это время уже была направлена к вам, но из-за новогодней суеты, они доехали до вас в течение семи минут, положенных четырёх. Когда сотрудники экстренной помощи нашли вас по вашему описанию, вы лежали на земле, лицом вверх. У вас было кровотечение. На таком сроке любые изменения в организме опасны как для вас, так и для ребёнка. Вас в экстренном порядке доставили к нам, и мы развернули операционную. Вы пару раз приходили в себя и просили спасти ребёнка, но ситуация была немного иной. По протоколу мы сначала должны были оценить общую ситуацию, поэтому провели операцию кесарево сечения. Вы потеряли большое количество крови, Сокджин, и, как оперирующий хирург передо мной был выбор: спасти вас и ваш детородный орган, либо спасти ребёнка. Во время операции мы разрезали ваш живот и извлекли плод. В этот момент ваше сердце, как и сердце вашего ребенка остановилось. Команда анестезиологов приступили к реанимационным мероприятиям, через пару минут интенсивных работ ваше сердце забилось, но сердце ребёнка нет. Как бы жестоко это не звучало, выбор был сделан без моего вмешательства. Я сожалею, что сейчас пересказываю вам это все, но вы должны знать, что мы приложили все усилия, чтобы спасти Вас и вашего ребёнка. Простите и примите мои искренние соболезнования. Джину казалось, что у него заложило в ушах, и все что он слышит неправда. Он чувствует, как не может успокоиться, и горячие слёзы текут по лицу не переставая. Приложив руки к лицу, он пытается сдержать крик, но у него не выходит. Он кричит все сильнее и сильнее, будто хочет выкричать пустоту внутри, но она становится все больше. Большая ладонь касается его плеча и сквозь слёзы и всхлипы, он слышит врача. – У вас ещё будет возможность родить ребёнка. Сейчас вы должны приложить максимум усилий, чтобы восстановиться. Ваше будущее в ваших руках, господин Ким. Оставлю Вас одного, – тяжесть чужих рук пропадает, и Джин подбирает ноги к себе, обнимая колени. – Я могу увидеть его? – спрашивает он, сквозь хрипы. – Вы уверены, что хотите этого? – доктор Им держится за ручку двери и смотрит все тем же безэмоциональным взглядом. Он только кивает, крепче обхватывая свои колени. – Хорошо, я займусь этим и приглашу сотрудников детского отделения. Дверь коротким щелчком закрывается, и он остаётся один. Он не знает, что чувствует и как себя вести, как принять факт того, что ребёнок, которого он сильно любил и ждал – мёртв. Его захлёстывает чувство огромной вины, и приложив руки к сердцу, он бьет себя пару раз. Он не знает, сколько времени он находился один на один, но, когда дверь снова открывается, он видит маленькую люльку, и закутанного в нем младенца. Замерев, он чувствует, как ускоряется биение сердца, руки крупно дрожат, и давит невыносимая тоска. – Добрый день. Я доктор Хон, детский реаниматолог, – Джин неотрывно смотрит на младенца, когда доктор берет его в руки и протягивает к нему. – Он родился 25 декабря, в 23:07. Вес 2100, рост 43 сантиметров. Мальчик. У него карие глаза, темные вьющиеся волосы, – его слабые руки не слушаются, и доктор подходит ближе, укладывая ребенка в его руки, поддерживая своими. – Я могу открыть лицо? – спрашивает доктор, и дождавшись кивка, открывает уголок стандартного конверта. – Он красавец, – комментирует врач. Джин не может унять дрожь, пару раз выдыхает, прежде чем посмотреть в лицо своему ребёнку. На пару секунд он прикрывает глаза, склоняет голову к лицу ребёнка, его губы начинают бесконтрольно дрожать, слёзы текут крупными каплями. Его сын действительно красавец. Пухлые губы, заломленные, как у него брови, и нос, как у отца ребёнка. Он неестественно бледный и холодный и Джин понимает, где все это время был его мальчик. – Прости, мальчик мой, – удерживая одной рукой свёрток, свободной рукой вытирает лицо и губы от слез, а затем осторожно касается губами холодного лба. Не выдержав, он прижимает тело к груди и надрывно плачет. – Вы дали ему имя? – Ким Гуен, – шепчет он и прикрывает глаза, не переставая прижимать ребёнка к себе. – По желанию, мы можем сфотографировать вас и сделать слепок ножек ребёнка, – голос врача ровный и одновременно мягкий и это раздражает. Он кивает, укладывается на кровати удобнее, смотрит в лицо своего сына, пока врач не просит посмотреть его в камеру. Он слышит щелчок и снова возвращает взгляд на ребёнка. – Я люблю тебя, милый.***
Джин просыпается в слезах и шов под операционным бандажом начинает болеть. Он плакал во сне, и соленая влага щиплет кожу. Вытерев лицо руками, он проходит в ванную и как следует умывается. Жить новой жизнью? Начать все сначала? Забыть семь месяцев своей жизни, будто ненужный фрагмент, стереть из памяти все, что было связано? Это нелегко. Джин старается, но получается у него плохо. Вымученно посмотрев на себя в зеркале, он кривит губы и выключает свет. Ванная впадает в темноту, но он к ней привык и не боится. В его душе также темно и холодно как в этой большой комнате. Время показывает четыре утра, и он бездумно готовит себе завтрак. В пригородном домике острова он живет уже неделю и немного привык. Ему нравится абсолютная тишина вокруг, только шум деревьев и мимо пролетающих чаек разбавляют его одиночество, и иногда звонит Юнги, спросить, как у него дела. Он всегда врет, что хорошо. Врет, что хорошо питается, тепло одевается, что принимает таблетки, что хорошо спит. Джин уверен, что Юнги знает, что это ложь, но Мин делает вид, что верит, а он продолжает врать. У него все ещё болят груди, болит шов, болит сердце. Три недели назад у него умер ребёнок, и вместе с ним и его душа. Где взять новую, он не знает. Сделав себе крепкий кофе, который ему нельзя – вредно для сердца и желудка, он переодевается в спортивную одежду и выходит на прогулку. На улице морозное утро и он вступает по хрустящему снегу в легких, беговых кроссовках. Он берет путь в сторону озёра, по протоптанной дороге медленно идёт вперёд, бегать ему нельзя из-за шва, поэтому он ограничивается только ходьбой. Дорогу он протоптал сам и это, наверное, единственное, что радует его. Его путь, извилистый, узкий, временами скользкий из-за новых осадков, но он упорно идёт по ней. Где-то вдалеке гудят машины – центральная дорога, которая ведёт к городу, куда он не хочет возвращаться. Днями ранее он попросил Юнги продать его квартиру. Возвращаться он туда не хочет и не может. Там все напоминает о Гуене. Кровать в спальной комнате, вещи в шкафу, игрушки и мягкие подушки в виде зверьков, мягкие углы, чтобы ребёнок не ударился, детский гамак на кухне, кресло-качалка, даже обои – все это было сделано для сына. Единственное, что он взял с собой – это фотография, которая была сделана в больнице. Он спрятал ее глубоко в чемодан. Он знает, что она там, что на ней он и Гуен, что в ней воспоминания и большего ему не нужно.***
Канун Нового года всегда суетливое время, и Джин лавирует среди людей, по дороге рассматривая красиво украшенные витрины, на детей, которые играют в снежки и на родителей, которые с улыбкой наблюдают за ними. Кто-то тащит на себе елку, задевая прохожих острыми иглами, но никто не спешит устраивать скандал, потому что у всех приподнятое настроение и все ждут новогоднего чуда. Он заходит в знакомую кофейню, вдыхает запах кофе и жмурится от рецепторного насыщения. Пить ему кофе нельзя, поэтому он берет горячий шоколад и пару пирожных к чаю. Чуть позже они с Оуном сядут смотреть новогоднюю комедию и пить горячий вкусный чай. Он проходит к кассе, где его приветствует знакомый бариста и они хором желают друг другу счастливого Нового года. Джин заливается смехом, как и парнишка, который шустро укладывает выбранные пирожные в коробочку, и подаёт его напиток. Не спеша он доходит до жилого комплекса и присаживается на лавочке, чтобы отдышаться. Он на седьмом месяце и его большой живот и груда зимней одежды затрудняет ходьбу. Посидев пару минут, он восхищённо смотрит на украшенную елку и делает пару фото на фоне. До двенадцатого этажа ехать долго, поэтому он пишет Оуну, чтобы тот открывал дверь и ждал его. В лифте интернет работает с перебоями и он смотрит на экран, чтобы увидеть, что Оун прочитал сообщение и ждет его у дверей. Лифт останавливается на десятом этаже и молодая пара, машут ему. Они знакомы. У молодых людей скоро свадьба и сейчас у них предсвадебная подготовка, но несмотря на это они выглядят счастливыми. – Счастливого Нового года! – говорит ему парень и указывает на живот, широко улыбаясь. – Когда он появится на свет? – Джин любовно гладит свой живот и отвечает что через два месяца. Двери лифта закрываются и он едет дальше. Оун спрашивает где он, но Джин не отвечает, ведь почти доехал до нужного этажа. Двери лифта со скрипом открываются и Джин замирает. Квартира его парня находится прямо напротив лифта и он видит, как в попыхах одевается девушка-омежка, а его парень помогает, тихо посмеиваясь. Джину ничего не нужно объяснять, он нажимает кнопку закрытия двери и последнее, что он видит, как округляются глаза Оуна.***
Он жалеет, что не надел тёплую куртку, когда чувствует, что замёрз. Около озёра ещё холоднее, поэтому недолго думая он разворачивается обратно к дому. Пронзительный крик чайки заставляет его вздрогнуть, и он поднимает голову к небу. Последние дни очень холодно, и он не думал, что может увидеть водных птиц ближайшее время, но крик повторяется и Джин чувствует, как холодок бежит по телу. В лесу в радиусе видимости никого нет, но крик ребёнка, который он спутал с криком чаек, разрывает холодную тишину. – Эй! Вам нужна помощь? – кричит он, но его голос отдаётся эхом. Никто ему не отвечает и он думает о том, что ему возможно показалось. Повернувшись, он берет путь к дому, но резко останавливается, как только слышит громкий, надрывной плач. Он не думая бежит к источнику шума, забывая о том, что физические нагрузки запрещены, что под снегом много нор и упавших деревьев. Он бежит и слышит своё загнанное дыхание. В груди горит от холодного воздуха и, когда он вдалеке видит темно-синий свёрток, застывает. Ему кажется, что это все – галлюцинации. Возможно даже, что он видит сон, но свёрток шевелится и он слышит плач снова. Двигаясь быстрее, он добегает до свертка и падает на колени, хватая ребёнка укутанного в одеяло в свои объятия. Кожей рук он чувствует, как намокло одеяло от снега и от тепла, что исходит от младенца. Судорожно оглядываясь, он пытается найти того, кто оставил ребёнка, но не находит. Ребёнок плачет, и он через себя заглядывает в его лицо. Покрасневшие щеки, слегка синеватые губы, большие влажные глаза. Он так похож на его сына. Джин прижимает малыша к груди и оглядывается снова. На снегу одиночные следы ведущие в сторону главной дороги, и у него выбор: побежать по следам и догнать того бездушного, который оставил младенца на погибель или бежать в сторону дома, чтобы согреть и накормить ребёнка. Джин делает выбор, и сильнее подхватив плачущего ребёнка, бежит в сторону дома. Тот, кто оставил младенца явно не хочет его видеть. Никогда он не задумывался о том, что так далеко уходит от дома, когда устаёт от интенсивного бега и быстрой ходьбы, но младенец все ещё плачет и это мотивирует его не останавливаться. Когда он видит крышу своего маленького домика, облегченно выдыхает, двигаясь быстрее. Зайдя домой, он укладывает свёрток на постель и бежит в ванную, где он утром оставил банное полотенце сушиться на батарее. Вернувшись, он заменяет мокрое одеяло, и осторожно прикасается к крохотному ребёнку, который казался больше из-за толстого слоя одеяла. – Боже мой! – ахает он и прикасается к рукам младенца, облегченно отмечая, что они тёплые. Ребёнок сразу же хватается за его пальцы и держит крепко, смотря прямо на него. Чуть больше месяца, – думает Джин, смотря на младенца, который снова плачет, когда он начинает его раздевать и укутывает в тёплое одеяло. Почувствовав тепло, ребёнок замолкает, но через некоторое время начинает плакать, а у Джина начинает болеть голова и он начинает паниковать. Схватив телефон, он решает, что позвонит Юнги, но замирает, когда чувствует, как в груди становится мокро. Отстранив свёрток, он смотрит на свою лёгкую куртку, но ничего не видит, но мокрое и тёплое что-то разливается все больше и он, отложив ребёнка на диван раздевается. Его инстинкты сыграли, и молоко начало вырабатываться само собой на плач ребенка. Он прикасается к грудям, которые чуть полные и мокрые под футболкой. Оголив верх, он уходит на кухню, берет первую попавшуюся емкость и сцеживает молоко. Он не кормил грудью и все, что там скопилось, может навредить младенцу – это единственное о чем он мог думать. Ребёнок в тепле, но не перестаёт плакать, значит, он голоден. У Джина нет никаких смесей, но он может покормить своим молоком. У них у обоих нет выбора. Он возвращается назад и берет ребёнка на руки, и выдыхает, перед тем, как прикладывает к груди. Младенец двигает конечностями и выпутывает одну ручку, губами неумело обхватывает его сосок и Джин вздрагивает от непривычного ощущения. Малыш смотрит в его глаза и, наконец-то, правильно прикладывается губами, начиная интенсивно сосать. Его маленькая ручка, сжатая в кулачок разжимается и ладонью прикасается к его груди. Джину кажется, что он сходит с ума. Он плачет, но ребенка держит в руках так, чтобы не менять позиции. Шмыгая носом снова и снова, он откидывается на диван, шарит одной рукой вслепую, ища телефон и когда находит, звонит Юнги. – Хен? Сейчас очень рано, что-то случилось? – хриплый сонный голос младшего заставляет заплакать его снова, и он не может выдавить и слова. Малыш в его руках полуприкрытыми глазами смотрит на него, и он берет себя в руки. – Юнги, ты должен приехать как можно скорее, – четко говорит он младшему. – Хен, ты не поранился? Что-то случилось? Скажи мне, – Джин слышит шум, который издаёт Мин, и качает головой, будто младший может услышать его. – Послушай меня, Юнги. Все, что я тебе расскажу, покажется тебе бредом сумасшедшего, но обещай, что ты поверишь мне, – он прикладывает все усилия, чтобы не сорвать свой голос и звучать серьезно. – Обещаю, – шум мгновенно прекращается, и Джин прочищает горло, прежде чем начать говорить. – Я плохо сплю. Все это время я врал тебе, что у меня нет проблем со сном, но они есть и я просыпаюсь рано. Сегодня я проснулся в четыре утра и после того, как привёл себя в порядок и растопил печь, вышел на прогулку. Я проложил тропу до озера и обратно, но не учёл, что сегодня особенно холодно. Когда я дошёл до озера, я сильно замёрз, и захотел обратно домой, но я услышал громкий крик ребёнка. Мне сначала показалось, что это крик чайки, но это был ребёнок. Точнее младенец. Ему не больше месяца. Он у меня на руках. Кто-то оставил его умирать на снегу, в надежде, что в лесу его никто не найдёт, но я его нашёл. Он такой маленький, Юнги. Мне страшно. Он голодный, мне нечем его кормить. Точнее, я кормлю его грудью, но ты знаешь у мужчин-омег меньше молока, чем у женщин. Тебе нужно купить смесь и приехать сюда, – быстро проговаривает он и замолкает. – Хен, – голос Юнги отстранённый и Джин хмурится. – Ты же не украл этого ребёнка? – Клянусь Гуеном, все было так, как я тебе рассказал, Юнги. Ты единственный, кому я могу рассказать об этом, поэтому, пожалуйста, не бросай нас, – он смотрит на лицо младенца, как трепещут его ресницы, пока он интенсивно сосет молоко. В груди становится тесно, и он прикрывает глаза, глубоко вдыхает воздух, чтобы успокоить истерику, которая вот-вот собирается накатить на него.