Валера

      — Напоминаю, что на выходных у нас увеселительное мероприятие. — Отвлекая присутствующих от имитации работы, моя дорогая, длинноногая и сексуальная Светлана Васильевна говорит следующее: — Адрес и время направила вам на почту. Также считаю своим долгом добавить, что вы можете пригласить с собой своих спутников жизни. Это всё, что я хотела до вас донести. Есть какие-то вопросы?       Вопросы, конечно же, появляются у многих:       — А родителей можно пригласить?       — Нет, — отвечает Света, — только партнёров.       — А детей?       — Нельзя.       — А если мой парень не сможет прийти?       — Значит, приходи одна.       Крутя карандаш между пальцев, я внимательно наблюдаю за Светланой Васильевной. Она тоже поглядывает в мою сторону, будто ждёт, что я задам ей вопрос. Мне хочется думать, что я ей интересен. Но, скорее всего, она беспокоится обо мне лишь из-за травмы. Думать о последнем не хочется. Я всё-таки задираю руку, и Света коротко кивает.       — А вы придёте со своим мужем? — спрашиваю я, и все резко затыкаются. Мне даже становится неловко, потому что Света очень долго молчит и смотрит на меня.       — Нет, — вдруг говорит она, — у меня слишком много обязанностей на этом мероприятии.       Я кладу руку обратно на стол. Думаю, блин, а ведь ничего конкретного она не ответила. Теперь выяснить, есть у неё ухажёр, или нет, я смогу только напрямую, или через третьи лица. А что? Хороший план!       Как только Светлана Васильевна уходит, я уже привычно выкатываюсь из-за стола и устремляюсь к Лизе. Завидев меня, она отвлекается от клавиатуры. Я наклоняюсь к её уху и спрашиваю:       — У Светы есть мужик?       Лиза зажимает мне рот рукой и начинает нервно крутить башкой.       — Ты что, — говорит она вполголоса, — это больная тема.       — А фто? — спрашиваю в ладонь.       — Её парень разбился на мотоцикле три года назад. После этого Светлана Васильевна новых отношений не начинала. А ещё она, кажется, с тех пор занялась каким-то спортом… теннисом, что ли, — с ноткой грусти делится со мной Лиза и наконец-то убирает руку с моего лица.       В своих домыслах я оказываюсь прав. Света не просто так занялась спортом. Любой фуфел не просто так занимается спортом, ведь спорт — это либо смысл жизни, либо последствия травмы.       С одной стороны, меня радует такой расклад. С другой — новость о трагичной любви Светы меня совсем не улыбает. Какой-то гонщик-лошпед успел захомутать её, оставив после себя дыру на сердце. Раз взял ответственность — должен был нести её до конца. Мне авансом неприятен этот тип.       Вернувшись за свой стол, я складываю ноги на системный блок и достаю сотовый.       Бросив смску Паше о предстоящем событии и о том, что туда можно явиться вдвоём, я прячу телефон обратно в карман. Но поздно осознаю, что вообще-то Света чётко обозначила, что на грандиозное событие можно прийти либо с мужем, либо с женой, либо с кем-то, кто в будущем станет либо первым, либо вторым. Меня аж передёргивает. Подмочить свою репутацию не хочется, но без Пашки на светском рауте с моими повадками не обойтись. У него язык подвешен, а ещё Паша сможет взять на себя ту кучу надоедливых баб, которая там обязательно будет, чтобы я смог оттянуться со Светиком.       Довольный своим решением, я бросаю взгляд на настенные часы. Ещё два часа страданий.       — Твою мать, — вздыхаю я и ложусь лбом на клавиатуру.       Я надеюсь, что рандомная комбинация кнопок напечатает что-нибудь нецензурное и разошлёт всем, с кем мне приходится возиться на этой работе.

***

      — Как, блин, пользоваться этой штукой вообще?       Перед вечерней пробежкой я помыл башку. Это была ошибка.       Теперь я, стоя у зеркала в ванной, безуспешно пытаюсь высушить патлы. Паша красноречиво молчит в трубку, когда я задаю очередной вопрос. Но как только тот снова открывает рот и начинает мне отвечать, я врубаю фен на максимум и дую себе в лицо. Дело в том, что советы старосты нифига не помогали.       Обдув холодным воздухом затылок и виски, я снова выключаю фен и берусь за расчёску.       — Это пиздец, — сообщаю, сжимая сотовый в другой руке. — Быть девчонкой — отстой.       — Как будто твоя прошлая жизнь была проще, — справедливо подмечает Пашка, и я не могу с ним не согласиться. Проще — не была, но в подобных вещах проблем точно не возникало. Хотя бы потому, что я ни разу не сталкивался с подобными вещами.       — Вот ты когда-нибудь сушил хаер? — спрашиваю я.       — Сушил, — отвечает Паша, и я уже открываю рот, чтобы подколоть его «так ты из этих?», но староста будто чует, поэтому добавляет: — Когда в бассейн ходил.       Бассейн — это хорошо, но от моего подкола старосту не спасает.       — Так ты из этих, — говорю я, громко усмехнувшись.       — Но сейчас волосы сушишь именно ты, — отвечает Паша, — и ты в бассейн не ходишь. Следуя твоей логике…       Я снова врубаю фен. Немного подсушив волосы сзади, я его опять вырубаю. И делаю это крайне вовремя, потому что кто-то настойчиво атакует мой дверной звонок.       — Ты чё, пришёл? — спрашиваю я, откладывая фен.       — Нет, я дома, — отвечает Паша, из-за чего я слегка напрягаюсь.       Гостей сегодня я точно не жду.       На полусогнутых ногах я выглядываю из-за двери ванной комнаты и бросаю взгляд на входную дверь. Свист звонка продолжает гулять по всем комнатам и с каждой секундой кажется всё более напрягающим.       — Кто-то припёрся, — шепчу я в трубку.       — Глянь в глазок, — отвечает Паша, и тоже шёпотом, — только не открывай.       — Ага.       Я двигаю по коридору, ощущая необъяснимую тревогу. И кому я вообще мог понадобиться в подобное время? Дверная ручка дёргаться, когда я почти подхожу к прихожей. Я улавливаю слабые удары по двери, и мне начинает казаться, что кто-то за ней кричит.       Пиздец, думаю, рефлекторно сжавшись, чтобы стать меньше и тише. Я жму пальцем по динамику, чтобы заглушить голос Паши, и прячу телефон в карман. На всякий случай, если ко мне вломятся какие-то ублюдки, староста хотя бы будет об этом вкурсах.       Я прихватываю край пимпочки на дверном глазке и отодвигаю его в сторону, а сам заглядываю.       Тьфу ты, блять.       Схватившись за ключ, я стремительно открываю дверь и яростно распахиваю её перед Овечкиной. Но всю мою злость как ветром сдувает, когда я застаю Ларису в ужасном состоянии.       Она, вся зарёванная, красная, с опухшими глазами, тотчас бросается на меня.       — Лера, — завывает Овечкина, я чувствую её слёзы собственной шеей, в которую она утыкается. — Я так перепугалась! — сообщает она. — То, что ты сделала с Будиловой, и то, как вела себя… я такого напридумывала себе. Схватив меня за плечи, она отстраняется и заглядывает мне в глаза, не переставая плакать.       — Я читала на каком-то форуме… да… когда человек планирует покончить с собой, то начинает вести себя иначе. Он может вести себя провокационно… прямо как ты, Лера, — с трудом произнеся это, она ударяется в душераздирающий вой и слегка сгибается. — Я думала, что ты что-то сделала с собой… я думала, что ты… что ты… Совесть меня по частям разъедает. Я пытаюсь успокоить Ларису, хлопая по спине и плечу, но лучше от этого не становится.       Тогда я принимаю ответственное и, возможно, безумное решение.       Схватив Овечкину обеими руками за лицо, я заставляю её поднять голову.       — Слушай, — говорю, — я, блять, не Лера! — И бью себя кулаком в грудь. Аж больно как-то. — Я Валера Рыков, и всё, что я делал до этого, делал именно я, а не Лера.       — Что?.. — шмыгает сопливым носом Лариса, не отводя от меня глаз.       — Всё именно так, как я сказал! Леры тут нет. Только я — Валера Рыков. Давай, вытирай сопли, поговорим нормально, без этой твоей… Лариса? Блять, Лариса!       Её тело обмякает в моих руках. Мне недостаёт силёнок, и я спускаюсь на пол вместе с Овечкиной. Свежие новости нокаутируют её с двух ног.       Я пытаюсь привести её в чувства, немного похлопав по щекам, но это не помогает.       — Твою мать, Овечкина, — громко выругавшись, я не глядя достаю телефон из кармана и говорю уже в трубку: — Пашок, ты ещё тут?       — Я уже собираюсь, — отвечает он.       — Она вырубилась!       — Просто обморок, — заверят меня он, и я слышу какое-то эхо, будто он уже в подъезде. — Проверь пульс на всякий случай.       Я подбираю запястье Овечкиной и как следует его прощупываю.       — Живая, — докладываю.       — Отлично, — вместе с голосом Паши слышно бренчание ключей. — Дай мне двадцать минут. А пока попробуй привести её в чувства.       Именно этим я и решаю заняться, пока жду старосту.       Кое-как перетащив Овечкину из прихожей в гостиную, я сначала складываю на диван её конечности, а уже потом пытаюсь поднять и всё остальное тело. С горем пополам мне это удаётся.       Затем я сажусь на кресло, сложив руки на груди, и жду Пашу. Будить Овечкину без его присутствия я как-то не решаюсь. Ссыкую. Мало ли что она ещё выкинет. Ждать приходится недолго. Староста очень быстро добирается до меня, и я открываю ему дверь с самым хмурым своим видом. Он без лишних слов проходит внутрь, даже не разувшись.       — Слышь, козёл, ты чё, в подъезде родился? — я догоняю его с претензией и стаканом воды.       Паша тут же хватается за стакан и берёт в рот немного воды, которую фонтаном брызгает в лицо Овечкиной. Та заходится кашлем и с шумным вдохом открывает глаза. Затем она моргает. Очень долго моргает, разводя руками. Я беру её за одну ладонь и помогаю приподняться.       Взгляд Ларисы наконец-то проясняется. Она с детским удивлением пялится на меня, после чего медленно переводит взгляд на Пашу.       — Лариса, — начинает тот, предположительно, издалека, — ты помнишь меня?       — Лера?.. — дрожащим голосом спрашивает Овечкина.       Я, не сдержавшись, прыскаю в кулак.       — Нет, Ларис, это я — Паша, — хмурится староста. — Дело в том, что Лера, — он косится на меня. — В общем, сейчас это не Лера.       — Понятно, — как-то заколдованно отвечает Овечкина. — А где она? — и улыбается.       — Мы думаем, что сейчас она…       — В моём теле, — я скрещиваю руки на груди, бессовестно перебив старосту. — Наверное.       — Вы же шутите? — до конца не верит Овечкина. — Так не бывает.       — Поверь, я сам не в восторге от всего этого. — Я плюхаюсь рядом с Овечкиной, закинув руки за голову и как можно шире расставив ноги. — Дело было как…       И я всё ей рассказываю. От начала и до сегодняшнего дня. Даже чуть подробнее, чем старосте.       Сомнения в изумлённом взгляде Ларисы постепенно развеиваются, чем ближе я подбираюсь к сегодняшнему дню в процессе повествования. Я делюсь с ней впечатлениями о нашем знакомстве, о знакомстве с Пашей и остальными невольными участниками Лериной жизни. Ну а когда уж дошла очередь Светланы Васильевны, то я сверху-донизу рассказываю ребятам о всех плюсах этой цыпочки. Минусов в ней нет. Когда я заканчиваю говорить, Пашка уже сидит рядом на стуле с бутылкой колы, а в руках у Овечкиной стынет чай.       Она даёт мне подержать свою кружку, которую я перенимаю. Сразу после этого мне в лицо прилетает её крохотная ладонь, наградив звонкой пощёчиной.       — Блять, за что?! — выкрикиваю я, растирая щеку ладонью.       — За тот случай в раздевалке! — краснеет Овечкина и отнимает у меня чашку. Пашку это очень веселит, он не препятствует.       Немного побубнив, Лариса говорит, обращаясь ко мне:       — Ты пытался связаться со своими родителями?       — Он пытался, — вместо меня отвечает Паша, — его отец не берёт трубку.       — Алкаши не берут трубки, — всё ещё потирая щёку, добавляю я.       — И какой у вас план? — спрашивает Лариса. Её взгляд бегает от моего лица к лицу старосты. Она полна решимости и, судя по её виду, очень хочет вернуть Леру. — Вы будете что-то делать с этим… чудом?       Я вскидываю обе ладони, будто сдаюсь.       — Есть один вариант, — подаёт голос Паша, и мы синхронно оборачиваемся в его сторону. — Поехать в Муторай.       — В Муторай? — охает Лариса. — А если мы ничего не выясним!       — Мы? — я морщусь и красноречиво заглядываю Ларисе в лицо. Та тычет пальцем мне в лоб.       — Да, мы, — говорит она, — теперь это и моя проблема тоже. Лера моя сис, забыл?       Я хмыкаю. С такой, как Овечкина, фиг забудешь.       — Я смотрела много подобных фильмов, — продолжает говорить Лариса, — где парень и девушка менялись телами! В одном это была кара для них обоих, в другом плохой парень оказался в теле хорошей девочки, так было надо, чтобы оба героя извлекли из этого пару уроков. А в ещё одном фильме главный герой оказался в чужом теле, потому что… другой герой умер.       — Ой, не нагнетай, а. — И я хлопаю её по спине прежде, чем Овечкина успевает загнаться. — Жива твоя Лера.       — Да откуда ты знаешь?       — Жопой чую, — отвечаю я, слегка сжимая Овечкину за плечо. — Если за месяц я не верну себе своё тело, мы поедем в Муторай. А пока предлагаю поднапрячься и понять, почему Лера хотела покончить с собой.