Валера

      Спорт — это сила. Спорт — это жизнь. Спорт — это хуйня собачья, но только первые несколько недель, особенно если до этого ты ничего тяжелее баклажки с водой не поднимал и дальше, чем за пивом, не бегал.       Но я наконец-то схожу с мёртвой точки. Тело у Леры тощее, мышцы дряблые, но в нём чувствуется воля к жизни.       Несколько недель я, не покладая рук, усиленно тренировался. Делал по несколько подходов тех и этих упражнений трижды в день, хорошо ел, много спал. В конце концов, мои труды начали давать плоды.       Теперь, когда я встаю по утрам, то чувствую лёгкость, бодрость. Наконец-то я — тот самый живчик, которого все, я надеюсь, ещё помнят в Муторае.       Закинувшись горстью орехов и творогом, я быстро умываюсь, одеваюсь в свой спортивный костюм и выхожу из дома.       Бегать мне нравится, но чуть меньше, чем всё остальное в тренировках. Зато во время бега я в любой момент мог наткнуться на Светку. Лукавить не стану — это основная причина моих утренних забегов. Правда, сегодня со Светой я не пересёкся.       Мимо гребут только пожилые бабки да деды, которым даже в Москве куда-то надо, на уроки нехотя плетётся школота, с долгими широкими зевками переходя дорогу, и совсем молодые родители, выгуливающие своих спиногрызов в навороченных крутых колясках.       У меня в детстве вряд ли имелась такая. Вряд ли у меня вообще имелась коляска, а даже если и имелась, то наверняка попала в нашу семью через многолетнее наследство, от взрастивших своих пиздюков дядь и тёть. Я хорошо помню своё детство. Отец не мог позволить себе долгие унылые прогулки по парку (да и гулять в Муторае негде, честно сказать). Ему нужно было кормить семью, вечно думать: откуда взять бабки, у кого занять, как бы отдать старый долг попозже, во что вложиться поудачней, как навариться на прохожих и, желательно, не отхватить тяжёлой хромированной массой за свои махинации. То были девяностые. Весёлое времечко, в котором я не жил, но от которого ещё серпантином стелется отпечаток.       Что касается моей матери… на своих прогулках я её тоже особо не помнил. Она много времени уделяла дому, вечно что-то стирала, гладила, варила, шила, вязала, пересаживала.       Но по ночам она обязательно навещала меня в той комнате, которую мы долгое время делили с дедом. Дед, кстати, помер, но щас речь о другом. Мать меня навещала перед сном каждый день и что-нибудь рассказывала. Я знал, что ночь — это время, когда я могу задавать любые, даже самые идиотские вопросы, и мама обязательно мне всё расскажет.       Повезло всё-таки бате.       Закончив свою пробежку раньше обычного, я возвращаюсь домой и переодеваюсь прям в прихожей. Я попросил Пашку купить мне отдельный костюм для занятий, когда тот в очередной раз наехал на меня со своим «ну ты же сейчас девочка. Не порть Лере репутацию». Легче смириться, выдвинув свои условия, чем бороться с этим злом.       Я завтракаю ещё раз и только после этого выдвигаюсь на пары.

***

      Вокруг стоит мерзкий туман, солнце едва выглядывает из-за горизонта. Как девчонки носят юбки, щеголяя без колгот в такую погоду, — я не понимаю. Наверняка они не знают о существовании страшной болезни на букву «ц», которая бывает только у девчонок.       В универ я прихожу непривычно вовремя, даже остаётся немного свободного времени, которое я планирую потратить на игру в шарики.       Я почти подхожу к нужной аудитории, когда замечаю Овечкину в компании каких-то баб на входе. Мне даже не приходится напрягать зрение, чтобы заметить во главе окруживших Ларису девиц Будилову. Та что-то бодро втирает моей подопечной, и чем ближе я подхожу, тем яснее становится суть очередного доёба со стороны расфуфыренных блядей.       — Твоя подружка совсем берега попутала, — чеканит Будилова, — повлияй на неё, пока мы не сделали этого сами.       — Да вы только тявкать и можете, — огрызается Лариса. Внатуре, красотка… И тут же продолжает: — Отвалите уже, ради Бога. Мне надо зайти.        — А кто сказал, что ты можешь? — фыркает Будилова и вскидывает руку, угрожающе тряся пальцами перед лицом Овечкиной. — Ещё одно слово, дура, и я тебе этими самыми ногтями глаза выколю.       Я замечаю, как Лариса немного буксует. Это значит только одно — пора вмешаться в эту бабскую разборку. Хотя в бабских разборках я никогда не участвовал. Обычно девчонки либо окунали друг друга в помои по горло, либо дрались как кошки, беспринципно и жестоко, не с целью проучить, а с целью покалечить. Вся эта грязь мне не по душе.       Спрятав свою мобилу как можно глубже в карман, чтобы не потерять, если вдруг драка всё же случится, я подхожу к Будиловой и её компании.       — А чё меня на эту вечеринку не позвали? — выкрикиваю ещё на подходе.       Овечкина тут же поднимает на меня свои потухшие глаза, которые снова загораются благодаря высеченной мной искрой храбрости. Будилова и её свита реагируют куда равнодушнее.       — Мы думали, что ты опять опоздаешь, чтобы ещё разок проползти по дереву. Это у тебя такой фетиш, судя по всему... или ей нравятся брёвна, потому что она сама — доска? — хихикает Будилова, обращаясь к остальным девчонкам, и те тоже начинают хихикать. Цирк, в самом деле, даже наши Муторайские пятиклассники отпускают остроты изощрённее.       — Охуеть, ты меня раскусила, Ханна Монтана.       Как большой фанат Меган Фокс, я не мог упустить момент, и не использовал фразу из культового фильма со своей любимицей. Но лучше бы, конечно, я использовал свою любимую цитату из трансформеров. Только сейчас неподходящий случай.       — Крутая, типа? — хмыкает Будилова, скрестив руки на груди. — До позапрошлой недели никто даже не знал, как тебя зовут. Ты пустое место, Лер. Говоришь пустые слова, орудуя пустой головой. Ты никто и звать тебя никак, просто пыль под ногами. От тебя пахнет дерьмом, все твои поступки дерьмовые и твоё желание проявить себя — дерьмовая идея. — Она чутка наклоняется, глаз с меня не сводит и даже тянет палец в мою сторону, тыча указательным в моё плечо. Как же они меня достали, только ленивый за плечо не трогал. Я уже не могу сдерживаться.       Вытащив руку из кармана, я резко заношу её и отвешиваю Будиловой смачного леща. Её аж к стене отбрасывает. Эта мегера с ошалевшим видом хватается за щёку. Её подружки вскрикивают и, судя по хитросплетению криков и слов, пытаются докричаться до своих парней.       Я же подхожу к Будиловой вплотную и слегка вытаскиваю шокер из кармана, демонстрируя ей край своего средства для самозащиты.       — Знаешь, — говорю Будиловой, — я тут к врачу на днях ходила. Он сказал, что у меня проблемы с головой. Тебе бы лучше меня не трогать лишний раз, и подружку мою тоже. А то мало ли, знаешь, я ведь не только по деревьям лазать умею.       — Тупая шлюха, — выкрикивает Будилова, отталкивает меня и стремительно валит.       Почему шлюха — я ещё долго стою и размышляю. Нет, всё-таки некоторые девчонки совсем не умные, даже если эти девчонки учатся в крутых вузах.       Потирая затылок, я разворачиваюсь к Овечкиной и… чё-то странное улавливаю в её взгляде. Такое непонятное, дикое, но не враждебное ни разу, скорее настороженное. Она пятится назад и медленно поднимает ладонь, касаясь своей собственной щеки.       — Я… — говорит тихо, — пойду в туалет схожу. — И медленно поворачивается, устремляясь в ближайший сортир.       Немного подумав, я решаю дать ей время отойти от произошедшего. Ведь девчонки такие… нежные.       Хотя даже меня мучить совесть за ту пощёчину ещё какое-то время будет.       Всю пару я наблюдаю за Будиловой с верхней трибуны и пытаюсь придумать, как можно сгладить сложившуюся ситуацию. Однако что-то мне подсказывает, что с чикой, вроде неё, плюнуть в ладонь и пожать руки не выйдет.       Пара начинается, Пашка занимает своё место на первом ряду и кивает мне башкой в знак приветствия. Я вскидываю ладонь в ответ. А вот Овечкина так и не возвращается.       Послушно отсидев две пары, я валю с третьей, чтоб успеть на работу.

***

      Там всё тоже неоднозначно, ровно как и в универе. После моей выходки местная стерва — Оля — меня не донимает, но это не значит, что остальные будут следовать её примеру. Косые взгляды, язвительные смешки и шёпотки по-прежнему целятся в мою беззащитную спину, когда я вхожу в офис.       Состроив гримасу пострашнее, я сажусь на своё место, поудобнее разместившись в кресле. В этот же момент ко мне подходит Лиза. Вот кто действительно рад видеть меня в этом аду. Робкая мышка здоровается:       — Привет, — и протягивает мне какую-то бумажонку, — я сделала для тебя табличку с нашими поставщиками и даже подписала, кто за какие отвечает. Твои вот эти, — она пальцем очерчивает две колонки. — Производители светотехники, «Джазвей» и «Ферон». Номера и почты их коммерсантов я подписала с обратной стороны. Чуть позже сотрудница «Джазвей» направит тебе прайс с их ценами, по рознице и для постоянных клиентов. Тебе нужно будет довести информацию до наших покупателей. Вроде, всё понятно?..       Я тупо смотрю в распечатку и чешу репу. Какой Джазвей, какой Ферон, кого они там отправят… что за хуйня, блин. Натянув улыбку от уха до уха, я откладываю бумагу и смотрю на Лизу. Лиза глядит на меня, странно подёргиваясь, будто бы не знает, куда ей деваться. Ещё бы... пока что ни одна дамочка не выдерживала моего пристального взгляда в глаза... ну, кроме той самой дамочки, от которой у меня мурашки бегают под одеждой.       — Давай-ка я сяду рядом с тобой, — предлагаю я, — и погляжу, чё надо делать? Напряжённые плечи медленно опускаются, Лиза перестаёт хаотично двигаться и тихо выдыхает. Кажется, её вполне устраивает моё предложение.       Она направляется за своё рабочее место, а я выкатываюсь из-за стола на стуле. Его ножки гремят по полу, скрипит часть, соединяющая спинку кресла и сидушку, пока я еду из одной части офиса в другую. Все присутствующие начинают очень заинтересованно глядеть на меня. Проезжая мимо одного любопытного типа, я дёргаю башкой в его сторону, и тот мгновенно отворачивается. Чё вылупились — непонятно. А когда я прокатываюсь мимо Оли, то слегка притормаживаю.       — Слышь, — обращаюсь к ней, и Оля поворачивает на меня свою голову. Под её глазами я замечаю добротные такие, качественные синяки. Приплыли, блин… чувствую себя последней скотиной, но всё ещё надеюсь, что её бессонница не на моей совести.       Я, долго не думая, протягиваю ей свою ладонь.       — Извини меня, — говорю искренне, — за всё, что было, и чем обидел… ла.       Оля безмолвно глядит на мою сухую ладонь. На её лице проскальзывает удивление. Она сперва выглядит обескураженной, затем шокированной, а потом просто охуевшей.       Неуверенно убрав свою руку с клавиатуры, она протягивает мне собственную ладонь, которую я тут же несильно сжимаю. Больше она мне ничего не говорит, и я не говорю, оттолкнувшись от пола и поехав дальше.       Лиза встречает меня за своим столом, выпучив глаза.       — Чё? — шепчу я ей, чувствуя себя идиотом.       — Ты очень крутая, — она тоже шепчет.       Я приободряюсь. Приятно знать, что я всё ещё невъебенно хорош собой.       Мы с Лизой берёмся за дело. Она врубает комп и начинается… монотонная скучная фигня, короче. Время от времени я отвлекаюсь, тогда Лиза меня одёргивает. Ну, не выходит у меня долго концентрироваться на подобной лаже.       Лиза терпеливо объясняет мне, как разобраться со всей этой бумажной волокитой.       Пока она совершает первый деловой звонок, краем глаза я замечаю покинувшую свой кабинет Свету. Я тут же сажусь ровно, опуская руки по швам. Света не улыбается, заметив меня, но легонько вскидывает ладонь. Вот блин… какая ж она охуенная. Я натягиваю самую широкую улыбку и начинаю бодро крутить рукой в знак приветствие.       Кажется, её это веселит. Она прыскает в кулак, а затем грозит мне указательным пальцем, но так, по-доброму. Я прислоняю руку к своей голове, точно солдат, и поворачиваюсь обратно к Лизе. Но моего терпения надолго не хватает, и ещё через минуту я мельком оглядываюсь. Светы там уже нет, но настроение моё хуже от этого не становится. Остаток дня я перенимаю знания Лизы с ещё большим энтузиазмом.