Валера

      Мне было двенадцать, когда на карман упали первые гроши.       Мы работали в переходах подземок. Я аскал, а кореш лабал Цоя, потому что больше ничё не умел. Хмурые дядьки и тётки пренебрегали нашим талантом, но находились и те, кто из раза в раз да подкинут монетку. Так я сколотил первую сотку.       А сейчас у меня на руках сорок с хером тыщ. День выдачи зарплаты — подсказывает Лизка, и мой еблет натягивается как полотно, потому что я улыбаюсь шире, чем маска у чувака из фильма Крик.       Столько бабла за раз в руках я держал раза три в жизни. Щас третий.       — Это зарплата, — повторяет Лиза, — а через две недельки ещё аванс придёт с премией. Плюс-минус столько же.       Не могу дождаться дня, когда получу ещё и аванс с премией.       Разминая хрустящие купюры в руке, я облизываю палец и начинаю их пересчитывать. Ничего не изменилось. Там ровно сорок штук. Балдёж.       — На что потратишь? — Наблюдая за мной, интересуется Лизка.       — Ебать, — выдыхаю я, пытаясь сдержать восторг, — на всё, что хочу.       А хочу я многого.       Этим же вечером я назначаю встречу своей супер тиме на дому. Овечкина приезжает вовремя, даже на пару минут раньше положенного. Вся запыхавшаяся и растрёпанная, как после трёхчасовой ебли.       — Ты бежала, что ли? — Спрашиваю я, пуская её на порог.       — Ненавижу опаздывать, — объясняет Лариса, скинув с себя пиджак, туфли, какие-то цацки на столешницу в прихожей, ещё часы, милипиздрическую сумочку… я устану перечислять. А она всё продолжает раздеваться.       Забив хер, я возвращаюсь в гостиную. Сама разберётся, всё-таки она тут тусила в общей сложности больше, чем я сам.       Я снова берусь за конверт с деньгами и начинаю их пересчитывать. Ничё не могу с собой поделать. У меня незримый стояк, когда такие бабки на руках.       — Ого, — войдя в комнату, Лариса запрыгивает на диван и садится рядом. — Это откуда столько?       — На работе дали! — Решаю похвастаться я.       — Так это не твоё, получается!       — Как это не моё?! — Прижав деньги к груди, я хмурюсь как можно более грозно. — Я столько перетерпел, столько выстрадал, я, блядь, работал!       — А вдруг Лера со дня на день вернётся, а ты все деньги спустишь, на что ей тогда жить? — Ну началось. Лариса делает жалобный ебальник: выпячивает нижнюю губу и брови тянет ко лбу, при этом выпучив глаза. Я на такое, обычно, не клюю, но Лариса мной вертит как хочет. Дело в том, что это тело питает к ней нежнейшие чувства, и я их тоже чувствую, хотя способен отсеивать, как чужие, а не собственные. Посему говорю:       — А мне похуй, — и тычу пальцем Овечкиной в лобешник.       — Ну Валера! — Заводится Лариса и тянется в мою сторону, чтоб отжать бабки. Я пытаюсь бороться с этим злом примерно минуту, но в руках удержать всё не получается. В неравном бою я теряю десятку. Лариса прячет деньги себе в декольте и требует остальную часть.       — Нет! — Протестую я, — на эти бабки я куплю себе нормальные шмотки. Новые нормальные шмотки, в которых я не буду выглядеть как чмо или лох.       — Ты отлично выглядишь!       — У тебя ужасный вкус, — я отмахиваюсь.       Лариса пытается ещё чё-то из меня выбить, спорить, прийти к какому-то компромиссу, но я не прогибаюсь. Я железо. Сталь. Жесть.       Тем временем Пашка опаздывает. Он обычно никогда не опаздывает, если дело касается пар. Но сегодня у меня на дому нет ни пар, ни гундящих преподов, так что староста заявляется минут на двадцать позже. Весь такой на расслабоне. Тупо московский выпендрёжник в тёмных очках.       Лариса уходит его встречать, а я плетусь следом. Впустив старосту, она чисто по-бабски притягивает его к себе за шею и чмокает в челюсть. Следом к Паше подхожу я резко замахиваюсь. Мощным хлопком влетев в его ладонь, я спрашиваю:       — Хуль опаздываешь?       — Пробки, — хмыкает Паша, снимает с себя обувь и очки. На этом всё, и слава Богу.       Мы возвращаемся в гостиную все вместе. Как только Паша и Лариса плюхаются на диван, я встаю перед ними, приняв героическую позу.       — На выходных состоится корпоратив! — Заявляю я. — Или чё это… уже не помню. В общем, какая-то хуйня, на которой я должен быть, — я улавливаю заинтересованность во взгляде Овечкиной и спешу её огорчить. — Пашок идёт со мной. — Пашок лениво кивает несколько раз, типа как собачка на дисплее тачки. — Но проблема в том, что у Леры нет приличных шмоток для этого мероприятия.       Лариса задирает руку. Я резко киваю, типа даю ей слово.       — А как же то розовое пла…       — Нет, — перебив, я тычу пальцем в её недоумевающее лицо. — Ни за что его не надену. Ни за что, читай по губам.       Лариса скрещивает руки на груди и громко хмыкает.       — Я изучил весь Леркин гардероб. Там нет ничего достойного меня. Посему, сегодня мы отправимся на поиски подходящего костюма, — закончив озвучивать свой план я затыкаюсь и жду вопросов. Но вопросов не появляется. Овечкина молча возбухает, а Пашка пожимает плечами и рукой указывает на выход из квартиры. Хоть кто-то меня понимает. Без него, пожалуй, я бы с одной Овечкиной всё это не вывез.       Собравшись по-бырику, мы с ребятами покидаем хату и направляемся в ближайший торговый центр.

***

      Я надеваю чёрные штаны, чёрный пиджак и чёрные ботинки. Я в полной боевой готовности. Но на кассу пока не иду. Ещё не время. Я долго смотрю на себя в зеркало, кручусь, выпендриваюсь. Выгляжу я, прямо скажем, неплохо. Но всё портят два холмика на груди, и тонкая шея, из-за которой широкие плечи пиджака делают Леркино лицо глуповатым... и как будто бы негармоничным.       — Ну что это такое, блин, — гундит Овечкина. — Выглядишь несуразно!       — Я ни за что не напялю юбку, — повторяю как мантру.       — Да больно надо! Просто примерь женский костюм.       Женские шмотки я ещё не носил, ишь, блин, чё удумала. Пусть ищет другого придурка. Вон, таких пол Москвы.       Я поворачиваюсь к Овечкиной лицом и пытаюсь передать эти свои мысли одним лишь взглядом, но, судя по её лицу, в голове у Овечкиной ничего, кроме ветра, нет. Она поднимает свернутый бабский костюм с полки поблизости и протягивает его мне.       — Да накинь его, чё выёживаешься, — вклинивается в наш спор Пашка, что стоит у огромного зеркала и примеряет галстук бабочку. Вот ему новые брюки идут, и рубашка как влитая, обнимает каждую грудную мышцу, но не слишком крепко, чтобы бегать, прыгать, махаться там… хотя вряд ли Пашка планирует в этом прикиде махаться. Но если прижмёт — то он сможет, в этих шмотках точно.       — Только если ты примеришь, — отвечаю.       Паша медленно поворачивается в нашу сторону. Но смотрит сперва на Ларису и костюмчик в её руках. Та трясёт им в воздухе с паскудной улыбочкой. Затем Паша смотрит на меня.       — Зачем это мне? — Спрашивает.       — Зассал, чё ли?       — Да ладно вам, мальчики, у одежды нет гендера! — Вклинивается Овечкина. И знаете, она, блин, права. Но легче от этого не становится.       — Ага, — отвечает Паша и снимает с себя бабочку. – Ладно. Почему нет?       Лариса радостно уматывает искать ещё один бабский костюм на Пашу, а когда возвращается, мы оба ждём её в разных кабинках.       Рука Овечкиной подсовывает через занавеску костюм моего размера. Я беру его без особого энтузиазма, и уже чувствую, насколько это дерьмовая затея. Но мы со старостой щас типа выясняем у кого яйца тяжелее, так что я могу и потерпеть.       Скинув костюм, который мне по вкусу, я надеваю зауженные брюки и приталенный пиджак с покатыми плечами. И сразу становлюсь похож на бабу. Справедливости ради должен отметить, что именно этому телу пиджак идёт. Но мне от этого не легче.       Резко отодвинув шторку, я выхожу в общую комнату и перехватываю взгляд Овечкиной. Она открывает рот без единого звука и начинает бодро хлопать в ладоши.       — Тебе очень идёт! — Говорит Лариса.       — Пасиба, — сквозь зубы отвечаю я.       Подойдя к огромному зеркалу, начинаю себя разглядывать. Жалко, что жопа теперь слишком хорошо видна в этих брюках. Это то, что мне больше всего не нравится в этом костюме. Так бы я его, наверное, купил.       Наконец-то занавеска, где скрывался Паша, тоже отодвигается. В люди выходит оно… первой начинает угарать Лариса, но скромно так, себе в ладонь. А меня пробивает на лошадиный ржач в течение следующих двух секунд.       Узкая талия Пашка, которую он всегда скрывал, теперь нарочито подчёркнута. Штанины короткие, щиколотки торчат, да и рукава едва прикрывают запястья.       Староста виляет бедром и подбирается к Ларисе, этим же бедром легонько её толкнув. Вот тогда окончательно разрывает и её, Овечкина заливается хохотом.       — Пиздец, мужик, десять из десяти, — говорю я, смахивая иллюзорные слёзы. — Фух.       — А ты стремался, — хмыкает Паша. — Мне, кажется, идёт даже больше, чем тебе. Вот так вот, — он подходит ко мне и начинает красоваться перед зеркалом. — На моём фоне ты просто меркнешь, Валер.       — Ещё бы, — я хлопаю его по плечу, пытаясь отдышаться. — Бери этот костюм, мужик, затмишь всех на корпорате.       — Я подумаю.       Ещё примерно час мы тратим на голимый выпендрёж. Лучше бабского костюма я не нахожу, а посему беру его. Лариса обещает распороть на талии брюки в паре мест, чтобы они так сильно не подчёркивали мою жопу.       Остальной час мы просто мерим разные шмотки. Лариса приносит одежду сперва в руках, а затем в тележках. Летают рубашки, майки, футболки, ебаные платья...       Изначально Овечкина мерит их на себе, но чуть позже переключается на меня. Я дерусь как лев, но одно из них ей всё-таки удаётся натянуть на Леркино тело.       — Улыбочку, — смеётся Лариска, приобняв меня и нагнув Пашку до нашего уровня. Фонарь на её телефоне вспыхивает трижды, пока она делает эти позорные снимки в зеркале, — на память! — Радуется она. Я смирился. Даже смеялся.       — Слушайте, — говорит Паша, — это плохая идея.       Огромная крутилка, установленная посреди торгового центра, становится точкой спавна малолеток. Сотни пиздюков носятся вокруг неё, едва ли не выпрыгивая из штанов. Я смотрю на всё это и предвкушаю. А дело вот в чём.       — Мы идём! — Кричит Лариса, и глаза у неё прям светятся. Схватив мою руку, она трясёт ей как ошалевшая. — Идём же? Валер? Пошли! Паша!?       Ну как откажешь девке, когда она буквально визжит от восторга.       До фудкорта мы так и не дошли, потому что путь нам преграждает вот эта здоровенная сверкающая махина. Вход пяцот рублей. Жаба душит. Хотя я и достаю мятую купюру из кармана, скривив ебало.       — Инстинкты мне говорят, что идея очень плохая, — бубнит Паша.       — Ты чё, — я хиленько бью его в плечо. — У людей нет инстинктов, забыл? — И ухмыляюсь, лениво двигая под натиском Ларисы Овечкины.       Паша выдаёт десять снисходительных ебальников из десяти и плетётся следом за нами.       Расплатившись, мы заходим внутрь и занимаем места на вертушке. Не дожидаясь отправления, Лариса начинает её раскручивать. А когда я вижу, что Паша от всех этих вертулек зеленеет, то начинаю ей помогать.       В конце концов, запуск в космос радует только Овечкину. Меня радует только то, что Паша после всех качелей бледный как лист бумаги ходит.       Вооружившись шмотками, мы наконец-то доходим до фудкорта, где проводим ещё примерно час за мозговым штурмом.       — То есть... тебя ударили по голове и ты очнулся здесь? — Уточняет Лариса, пока я бодро уплетаю бургер.       — Ага.       — А до этого тебя часто били по голове?       — Постоянно.       — И ничего такого не происходило?       — Неа.       Овечкина вертит в руке соломинку с задумчивым видом. Этот допрос длится минут пять, и ещё последнюю неделю по столько же три раза в день. Её очень интересует моя способность выпрыгивать из собственной шкуры. Она называет это «магией». Дичь, в натуре. Если бы я не сидел здесь сейчас, то никогда б не поверил. А так, ёпта…       — Может тебя кто-то проклял? — Выдвигает Овечкина одно из своих предположений.       — Тех, кто меня проклинает ежедневно, не сосчитать, киса, — хмыкнув, я дожёвываю бургер и хватаюсь за ещё один. — Хотя была одна бабка… я у неё кошель отжал. Явно не нашенская, откуда-то притащилась. Она ещё чё-то сказала тогда, когда забрала кошель…       — Что? — Вспыхивает Овечкина. Даже Пашка награждает меня заинтересованным взглядом.       — Она… — я пытаюсь вспомнить, — хуй знает, — и продолжаю жевать, — чё-то про то, что пожалею, или типа того.       — А вдруг ведьма! — Выкрикивает Лариса. Затем накрывает рот руками и садится на стул, визуально уменьшившись от смущения.       — Ведьм не бывает, — отмахиваюсь я.       — Я не был бы столь категоричен, — говорит Паша, — если ведьм не существует, то и тебя тоже.       — Вот-вот, — шепчет Лариса.       Справедливо, хрен чё скажешь. Я решаю больше с ними не спорить. Они приводят достаточно железных аргументов, чтобы меня убедить. Как вы понимаете, убедить меня проще простого.       Магия это или ещё чего — без разницы. Рано или поздно я найду того, из-за кого началась вся эта чепуха, и как следует отмудохаю. Зуб даю.