Валера

      Почти слышно, как под моим длинным хаером скрипят мозги.       — Вот что, — говорю я, слегка улыбнувшись. — Если мы останемся наедине, я точно её засосу.       — Не варик, — отвечает Паша, сворачивая на обочину.       — С хуя ли «не варик»?       — Ты себя видел? — Он вырубает фары и глушит мотор, затем поворачивается ко мне и дважды кивает башкой. — Для неё ты коллега. Подчинённая, если быть точным. Своими действиями ты её только отпугнёшь.       — И то верно, — нехотя соглашаюсь, — а что если я расскажу ей, как на самом деле обстоят дела?       — Она тебя в психушку сдаст, — хмыкает Пашка и выходит из тачки. Я выхожу следом.       — Да не такая она, — ору, смачно хлопнув дверью. Будет он ещё меня пугать, жопный прыщ.       — Да дело даже не в этом… слушай, на самом деле, я не хочу спорить по этому поводу, но ты должен понять одну вещь. Не все такие внимательные и понимающие, как я, как Лариса. Мы знаем Леру достаточно, чтобы заметить и оценить резкие перемены. И знаешь, что ещё?       — Ну, — хмыкаю я, — чё?       — Лариса советовалась со своим знакомым психиатром по поводу тебя. Она ведь тоже не сразу поверила. Думала, может у тебя какое раздвоение личности, или вроде того.       — А щас?       — А сейчас она верит тебе. Психиатр сказал, что вероятность расщепления крайне мала, тем более с таким богатым прошлым, которое Лариса, веришь, нет, но не поленилась загуглить и убедиться, что да, есть такое место — Муторай — и есть такой чувак — Валера Рыков — и есть все те его кореша, о которых ты рассказывал.       — Вот коза, — цокнув, я огибаю машину и подхожу к Паше. Вообще-то такая бдительность Овечкиной меня не расстраивает, напротив, я приятно удивлён её щепетильностью. Далеко пойдёт. — Но всё же?..       — Нет, — отрезает Паша, — не говори ей. В лучшем случае она тебе не поверит, а в худшем… не стоит выяснять.       — Ничё ты не понимаешь, — вытащив пачку сигарет из кармана, я присасываюсь к сигарете, но не поджигаю. Мне нравится сам процесс жевания фильтра.       Вместе мы устремляемся к здоровенному зданию. Паша проявляет галантность и распахивает дверь перед двумя дамочками, что увязываются за нами. Я стою и жду, когда эти курицы зайдут. Затем жду, когда зайдёт Паша. С громким вздохом он входит в здание, и только после вхожу я.       Подойдя к стойке регистрации, я плюхаю на неё свой паспорт.       — Здрасьте, — говорю, — мы на мероприятие.       — Здравствуйте, — улыбается Паша.       Девчонка за компом одаривает нас рабочей физиономией и начинает искать наши личности в списках. Находит довольно быстро. Выдаёт какие-то резиновые браслеты, после чего открывает рот:       — Прошу сюда, — рукой тычет в лифт в паре метров от нас. — Шестой этаж. Там вас сопроводят.       — Спасибо, — благодарит Паша.       — Тсенкью, — и я.       Я нетерпеливо оглядываюсь по сторонам. Народа здесь жопой ешь, а что ждёт нас там, на шестом этаже? Наверняка целая толпа зализанных фриков, и их не менее фриковатых тёлок.       Мы преодолеваем то небольшое расстояние в тишине, и только когда я почти жму на кнопку, Паша выдаёт нечто совершенно неожиданное:       — Помнишь Леркины фотки, которые разлетелись по офису?       Я аж по кнопке промазываю.       — Чё? — Оборачиваюсь, ища ебучую кнопку не глядя. Вроде попадаю.       — Те, из-за которых были проблемы.       — Да помню я! Чё с ними?       — Так вот, я провёл небольшое расследование и выяснил, кто их снял и выложил. Это был её отчим. В то время Лера ещё жила со своей матерью и отчимом, а потом мать развелась с ним… за полгода до своей смерти.       — Из-за чего умерла мать?       Лифт пиликает. Железные створки разъезжаются, приглашая нас внутрь. Мы заходим и прибиваемся к стене, потому что следом за нами в лифт вваливается ещё куча народу и создают давку такую, что даже пёрнуть незаметно не получится. Паша сутулится и начинает шептать мне в ухо:       — Мать Леры попала в аварию. Я знаю это, потому что Лера тогда три месяца пропускала занятия, а я пытался с ней связаться, даже домой наведывался, но она никогда не открывала дверь. Мне кажется… — я едва мог разобрать, чё он там шепчет, так тихо он говорит, — она боялась, что отчим придёт.       «Шестой этаж», — сообщает аудиосистема лифта.       Толпа вываливается наружу, а мы с Пашей стоим как истуканы, и каждый это обдумывает. Всё это, что было озвучено. Я скребу подбородок. Думаю, что какая-то хуйня выходит. Но кроме этого — ничего. В башке лишь перекати-поле и мысли о Светке, с которой мне предстоит увидеться. Кстати, где она?       Я в последний момент жму на кнопку, и двери лифта снова начинают открываться.       — Подумаем об этом после, — хлопнув Пашка по плечу, я говорю это и выхожу. Всё равно я никак не могу повлиять на прошлое здесь и сейчас, а тяжело вздыхать и лить слёзы над чем-то — удел плакальщиков — и нехуёво так-то зарабатывают эти плакальщики, скажу я вам.       Мы со старостой попадаем в огромный зал, где полным-полно народу, и столы буквально устланы спиртным и жрачкой любого вкуса, цвета и формы.       — Добро пожаловать, — приветствует официант, — проходите, занимайте свои места в соответствии с номером браслета. Приятного вечера!       Паша распыляется на благодарности и тратит время на формальную вежливость. Я же уверенно двигаю к столу и беру один из бокалов. Сначала нюхаю. Затем пью.       — Ты видишь? — Спрашиваю Пашу, когда тот наконец-то заканчивает со всеми здороваться и подходит ко мне.       — Что?       — Все смотрят.       Много взглядов. Много долгих взглядов и взглядов исподтишка. А ещё очень много взглядов девах. А когда я получаю столько внимания, начинаю отвечать этим девахам взаимностью. Но поздно понимаю, что все эти томные гляделки направлены не в мою сторону. Девахи смотрят на Пашу. Впрочем, так даже лучше. Не хочу отвлекаться от своей главной цели.       Я снова сканирую окружение, пытаясь обнаружить кое-кого. И наконец-то нахожу в толпе.       Ёбанное маленькое чёрное платье, из-под которого торчат ноги с километр в блестящих колготах. Я забываю как дышать на добрых полминуты, пока разглядываю её напомаженные губы, надломленные в лёгкой улыбке, тонкие запястья в лучах прожекторов, острые ключицы, сверкающие от капель пота, и приподнятые сиськи. Можно долго пиздеть по поводу того, какая она классная. Не знаю, сколько я на нее смотрю уже. Мне кажется, что там никого нет, кроме нас. Только я со своим шампанским и она, танцует для меня.       — Посторожи, — говорю, вверяя Паше пустой бокал. А сам решительно двигаю к Свете, чтобы перекинуться хотя бы парой фраз.       — Привет, Лер, — говорит каждый, увидев меня. — Здорово выглядишь!       — Здорово, здорово, — отвечаю я, даже не глядя.       Выбравшись-таки к танцполу, я подгребаю к ней. Света замечает меня спустя ещё пару движений. В её сверкающих зрачках я обнаруживаю искру радости, и это дарит мне надежду на взаимность, всё такое.       — Лера! — Охает она, обращая внимание на мой нелепый внешний вид. — Прекрасно выглядишь.       — Уж кто бы говорил, — отмахиваюсь я, выставив перед собой руки. — К такой бомбе, как ты, даже подойти страшно. Ты не поднимешь тут всё на воздух? Мне приятно, что Светке заходят мои шутки. Прямо сейчас она коротко смеётся, протягивает ладонь и едва ощутимо сжимает моё плечо. Окажись я в своём настоящем теле, точно бы принял это за флирт.       — Ничего подобного, — выдыхает Света, обращая моё внимание на каких-то типах в конце зала. — Кстати, советую тебе сходить и представиться тем господам с красными бейджами. Это поставщики, с которыми ты работала в прошлом году, — после этого она мне подмигивает. Меня это добивает.       Лёгким движением руки Света толкает меня навстречу поставщикам, а дальше я уже иду понурый на автопилоте. С беспечным «зрасьте» приветствую каких-то мужиков, крепче обычного жму их руки. По их лицам понимаю, что они хотят задать мне какой-то вопрос, но прежде, чем они это сделают, я нахожу Пашу в толпе. Кое-как мне удаётся отвлечь его от кучки баб и подманить к себе.       — Валерия, а вы помните, что обещали нам подгрузить особые скидки?.. — начинает дед посередине, и я сходу передаю его Паше.       — Помощник, — тычу пальцем в только что подошедшего старосту. — Усатый, — и перевожу палец на деда. — Усатый, помощник. Обсуждайте, что Валерия там обещала, — говорю я и ухожу.       И так весь ебучий вечер.       В сортире ко мне пристаёт тип с темкой про какой-то проект. Я слушаю его в пол уха, пока намываю руки.       — Пока объект не утверждён, советую тебе подключить уже сейчас. Больше шансов, что его закрепят за нами, — балаболит этот чудик.       Я ищу взглядом полотенце. Пиздец, конечно, в таком богатом заведении и ни одного полотенца. А на дурака, что будет минуту сушить руки над сушилкой, я точно не похож. Повернувшись резко к чуваку, который меня пилит, я замахиваюсь и хватаю его за плечи.       — Слушай, чёрт возьми, ты прав! — Вырывается из меня, и я провожу руками по его предплечьям. — Это просто охуенная идея! Так и поступим! — Я тру костяшки о его грудь. — Напиши мне, — и пальцы о воротник. Заканчиваю всё это в полной тишине. Слышно только, как в одной из кабинок воду смывают. А потом я уматываю, пока этот тип не начнёт на меня говниться.       Я делаю всё, что могу, правда. Но улепётывать от навязчивого внимания тяжело. То какие-то тёлки пристанут, то толпа поставщиков (я их определяю по бейджикам), так ещё и бабы из моего же офиса под конец докопаться решают. Всё против меня складывается, мешая хоть ещё чуть-чуть побазарить со Светой. Я каждый раз подзываю Пашку к ноге, как щенка, и перекладываю на него ответственность. А то чё он сюда, пожрать припёрся, что ли? Не-а. У него есть миссия. Миссия прикрывать мой зад, когда какие-нибудь уроды попытаются до меня докопаться.       — Занята? — Наконец-то мне удаётся пробиться сквозь непреодолимые препятствия к Свете. Её спина натянута струной, даже когда та просто кружит вокруг стола, рассматривая бутеры.       — Смотря для чего, — отвечает мне та с лёгкой улыбкой. Поднимает какой-то бутер и закидывает себе в рот целиком. Слава Богу, иначе бы я умер, если бы она начала его брать в рот частями…       — Для секретного разговора, — я подношу палец к своей роже и стараюсь одним видом передать, насколько это важный разговор. Она коротко смеётся, после чего начинает хмуриться, типа я её озадачил.       — О, готовится какой-то заговор? — Наклонившись ко мне, она спрашивает это так, будто мы с ней политику обсуждаем.       — Именно, — я киваю абсолютно серьёзно. — Заговор теннисной ракетки против бейсбольной биты.       — Боже, — не выдерживает Света, прыснув в кулак. — Какой бред.       — Идём, — настаиваю я, касаясь её руки.       — Идём, — шепчет она.       Мы переносимся из зала на балкон, где народу чуть меньше, но до сих пор есть те, кто может подслушать.       Я запрыгиваю на широкие перила и смотрю на Светку, думая, стоит ли говорить что-то про… Ну, много про что на самом-то деле.       — У тебя всё в порядке? — спрашивает она, заметив выражение моего лица.       — У меня? — зачем-то переспрашиваю я, — всё просто отлично. Великолепно! Нет, правда супер… — я поджимаю губы и передёргиваю плечами, уводя взгляд куда-то в сторону. Мне тяжело находиться рядом с ней и чувствовать себя уверенно, что совершенно на меня не похоже. Я волнуюсь, как мальчишка в свой первый рабочий день. Ведь это решающий момент — переход из сосунка в пацаны, и если он облажается, опустит руки или, что ещё хуже, вылетит с работы за косяки — то он так и останется сосунком.       — Когда Стас умер, — Света подходит и запрыгивает рядом, устраиваясь на перилах. Она говорит спокойно, вполголоса, так, чтобы её мог расслышать только я, — мне казалось, что моя жизнь тоже закончилась. Стас, если что, мой бывший парень.       — Ага, я знаю, — отвечаю немного нервно, сцепив руки в замке. Как-то неприятно колет в груди.       — Откуда?       — Слухи, — пожимаю плечами, — штука коварная. Бьёт исподтишка и всегда из-за угла.       — Есть такое, — усмехается Света, и всё. Мы молчим и просто сидим рядом. А потом мне начинает казаться, что я её спугнул и прямо сейчас она раздумывает, как бы закончить так и не начавшийся разговор. Но Светка вдруг снова начинает вещать: — Я так сильно его любила.       Ой, чё-то мне нехорошо. Прямо как вон тому чуваку на противоположной стороне балкона, что лежит на перилах и проветривает башку. Однако ему по-любому не так херово, как мне. Вряд ли девчонка, в которую он по уши, грузит его рассказами о бывшем. А даже если и грузит — сожалею, но не сочувствую.       — Всех друзей растеряла, отпускала, отталкивала, — продолжает Света. — Никого рядом видеть больше не хотелось после его смерти. Это как… не знаю. Кажется, я потеряла себя, и теперь просто бессмысленно существую.       — Мне это знакомо, — решаю ответить я. — Но, честно говоря, я считаю, что ты… — я где-то с минуту пытаюсь подобрать слово, но все слова, которые я знаю, ни на грамм не передают того, что я о ней думаю. — Та ещё штучка! — Спрыгнув на пол я поворачиваюсь к Свете лицом. — И дело не только в том, что ты выглядишь просто охеренно! Всё в тебе, — я верчу руками в воздухе, как будто пытаюсь состыковать пазлы. — Прямо всё в тебе какое-то такое… такое! Помнишь тот день? Ну конечно же помнишь! Ты дала просраться мудакам на улице при помощи одной лишь теннисной ракетки. У тебя характер, во, — я сжимаю кулак и задираю его над своей головой. — Но при этом ты добрая, нежная, сочувствующая, — на доселе понуром лице Светы появляется ухмылка. Она касается пальцами своего лба и пытается прикрыться от меня ладною.       — Лер, — говорит она. Я настаиваю:       — Да, Стасян умер, да, тебе тяжело это принять, больно, страшно, вся хуйня… Я знаю, о чём говорю. У меня умерла мать. Отцу было похер на то, что со мной будет дальше. Он разбился о скалы горя при первой же возможности. Но мне тоже было больно, и плакать было нельзя, хотя я всё равно плакал, когда другие не видели... И я не показывал. И никому не говорил об этом. Только тебе, — встряхнувшись, я возвращаюсь к Свете, — не смей говорить, что ты бессмысленно существуешь! Если бы не ты, вероятно, в тот вечер меня бы уже здесь не было. И ещё кучу раз после — ты спасала меня, даже если тебе кажется, что ты ничего не сделала. Свет… я…       — Лер…       — Кажется, я люблю тебя, — заявляю я. Голос возвращается ко мне каким-то жутким искаженным эхом, и у меня по спине бегут мурашки, когда я встречаюсь с её взглядом. Очевидно, не этого она ждала услышать.       — Это шутка? — спрашивает.       — Да какая там шутка…       — Но, Лер, понимаешь, я не…       — Стой, — перебиваю её резко, упираясь в перила. — Стой, ничего не говори. Всё не так. Я забыл тебе рассказать, — я заглядываю Свете в глаза. Она ждёт объяснений и глядит слегка настороженно. — Я не Лера, — всё-таки произношу это, пренебрегая Пашиными доводами. — Меня зовут Валера. Валера Рыков, сто восемьдесят метров в высоту и весом семьдесят килограмм. Это не моё тело. Я заперт в нём. Понимаешь? Светка слезает с перил и ненавязчиво касается моего плеча.       — Сколько ты выпила? — спрашивает, и я слышу, как под её подошвой смачно хрустит моё сердце.       — Я говорю правду.       — Перестань, пожалуйста, — на этих словах она начинает озираться по сторонам, затем едва сжимает меня за плечо и снова заглядывает в мои глаза. — Мне пора. Притормози с выпивкой, ладно? — затем уходит.       Я остаюсь на балконе с паскудным чувством, будто на мне сумоисты попрыгали. Ещё и какую-то попсу про любовь в колонках врубают, как на зло. Мне остаётся только глазеть, как на нижней каёмке Олькиного платья колыхаются стразы, пока та удаляется. Я впервые признаюсь в любви. И впервые понимаю, о чём на гаражах тегают тёлки. Нахуй любовь.       Виски, коньяк, вино, шампанское, да так, чтоб изо рта лилось. Я заливаюсь всем подряд. Вообще-то мне совсем не хочется нажираться в сопли, но я ничего не могу с собой поделать. Хочу быть пьяным и ничего не чувствовать.       — Ты нажрался, что ли? — спрашивает Паша, когда замечает меня с очередным бокалом.       — Да, — я рыгаю убойной смесью виски с шампанским.       — Какого хуя, Валер? — отжав мой стакан, Паша заводится, — мы же договаривались, что в этом теле ты бухать не будешь? Чё произошло?       — Ой, отвали, а, — я толкаю его лицо как можно дальше от собственного и направляюсь захватить очередной бокал, но Паша за мной увязывается, будто цербер.       — Не пей, — говорит. — Нет, нельзя, — и отнимает очередной стакан.       Я тяжко вздыхаю и сажусь за стол, складывая на него руки. С грустным видом я пялюсь в одну точку и никак не реагирую на все расспросы старосты. В конце-концов он от меня отъёбывается и уходит, чтобы продолжить светскую беседу. Пользуясь этим, я хватаю одну из бутылок и направляюсь к лифту. Затерявшись в кучке каких-то мужиков я спускаюсь на первый этаж и замыкаю очередь, вываливаясь из лифта. Хорошо, конечно, что меня так быстро развезло, но я рассчитываю ухрюкаться ещё сильнее. Какие-то работники заведения пытаются меня придержать и предлагают помощь, но я уверенно заявляю:       — Всё нормасик, — и шатающимся походняком выхожу из здания.       Почувствовав свежий воздух, я вдыхаю его полной грудью и как заору:       — А-а-а-а-бля-я-дь, — изо рта аж пар валит, когда я заканчиваю.       Ночью резко похолодало, так что я мысленно радуюсь, что не надел то ублюдское платье, в которое меня хотела заточить Овечкина.       Плетясь вдоль дороги, я делаю большой глоток вина и закуриваю. Надо будет извиниться перед Светой завтра с утра, списать всё на шутку, типа я так прикалываюсь.       А вдруг она со мной общаться теперь перестанет? От одной этой мысли мне становится ещё паскуднее, чем до этого, когда я просто злился на то, что Света меня практически отшила.       Перед глазами расплывается грязь и асфальтовая дорога. Изредка свет фар бьёт в спину, и я вижу собственную жалкую тень. Но одна из проезжих машин неожиданно притормаживает рядом со мной, когда я задираю локоть и вливаю в себя оставшиеся полбутылки залпом.       Дверь тачки резко открывается, и я украдкой замечаю бомбер и джинсы, а потом ничего, темнота, и земля под ногами испаряется. Слышно только как дверь захлопывается и мотор заводится. Я дёргаюсь, но чьи-то руки стискивают меня, будто я совсем ничего не вешу.       — Ты чё, сука, — мгновенно вспыхиваю я, но к моему рту прижимают какую-то тряпку. Странный, резкий и едкий запах забивается в ноздри. Типа бенза, или машинного масла. Я думаю, что это как-то тупо, я ж бывший токсикоман. Это, типа, притон на колёсиках? Хи-хи-блядь-хи-хи…