Пока горят благовония

Пустая пыльная тропа, по обочинам которой росла высокая почти сухая трава, переплетавшаяся с сорняками и другими растениями… Там лежал молодой человек, чьи чёрные одежды пропитались кровью. Дыхание его было тихим, почти неуловимым, и силы стремительно покидали его тело. Когда-то он уже был здесь, думал, что если вдруг умрёт тут, в этом забытом богами месте, как последняя шавка, то, значит, судьба так распорядилась за его деяния, которые он до последнего не признавал, считая себя правым. Но в тот день его спас Сяо Синчэнь — великий праведный заклинатель с добрым сердцем и чистой душой. Судьба изменилась, даровала ему всё, что только он мог пожелать: крышу над головой, еду, даже семью, состоящую из резвой девчонки и спокойного даоса. Казалось, чего ему не хватало? Нет, ему всего хватало, он даже позволил себе расслабиться, открыл свои чувства, полюбил… Тогда он даже подумать не мог, что однажды, в один миг потеряет всё, что обрёл. Был ли он виноват во всём, что случилось? Конечно, был. В погоне за местью он не замечал одного — того, что терял себя, из-за чего вскоре потерял и дорогих ему людей. Он всё потерял, ничего и никого больше не осталось. Он мог просто закрыть глаза, принимая свою смерть и благодаря судьбу за то, что он прожил ещё немного, наконец испытав любовь. Смерть, казалось, шла за Сюэ Яном по пятам, никогда не отставала, однако, кто-то снова нагло отпихнул её в сторону и заставил юношу открыть глаза. Там, непонятно где, лёжа на колкой соломе, которая могла бы называться кроватью, если бы там было хотя бы покрывало, Чэнмей и очнулся. Его пустой взгляд устремился в прохудившуюся крышу, через которую проникал солнечный свет. Если б он переродился в какое-то животное, он бы понял, привык бы как-нибудь, приспособился, но нет, руки, ноги на месте, голова, да и остальные прелести человеческой натуры. Тогда, что это всё значило? Подниматься он не спешил — не было сил, да и не хотел. Он ничего больше не хотел. Просто лежал и думал о том, что видел в последние минуты: непоколебимое лицо Синчэня в тот момент, когда Шуанхуа пронзил его насквозь, а где-то позади насмешливое, победное лицо Сун Цзычэня, который был рад такому исходу. Сюэ Ян даже подумать не мог, что сам доведёт себя до такого состояния. Хотя раньше он бы просто поднялся, сплюнул кровь и побрёл бы дальше с дьявольским огоньком в глазах, придумывая новые планы отмщения. А для чего он всё это делал? Искал возмездия? И чего добился? Снова упал в грязь лицом, более того, его туда ещё и втоптали, да и плюнули в придачу. Лучше бы он сдох. Когда же вечер сменился ночью, а вскоре и ночь утром, он всё же соизволил подняться и осмотреться. Он понял, что лежит в гробу, впрочем, там ему и было место, учитывая то, как он был ранен. Казалось, место было похоже на похоронный дом, который для него стал уже как родным, но нет, тут всё по-другому, слишком пусто: нет А-Цин, которая вечно что-то лепетала себе под нос да постукивала бамбуковой тросточкой, нет учтивого даоджана, который сидел за столом, попивая чай, тихо улыбаясь забавам юной девушки. Точно, пусто, так же, как и было теперь в душе Сюэ Яна. Должно быть, Синчэнь, наконец встретившись со своим дорогим другом Сун Ланем, обнялся с ним и весело отправился обратно в их счастливую совместную жизнь, которой они жили до появления Сюэ Чэнмэя. Небось, даже не сожалел о смерти А-Яна. Именно А-Яна, человека, роль которого все эти годы играл Сюэ Ян. Или же, может, и не играл, а наоборот, был тем, кем являлся на самом деле. Может, он не желал быть тем человеком, который мстит, убивает, грабит и творит прочие бесчинства? Казалось, юноше ещё предстояло поразмышлять над этим. А пока, найдя себя в этом месте, он решил разузнать, почему вдруг не умер и что тут делает? Однако, побродив по дому, он так никого и не нашёл. Даже следов не было, однако, рана его была туго перебинтована, значит, кто-то с этим разобрался. В голове промелькнула мысль о том, что это сделал Синчэнь, что он не оставил его умирать, любил же всё-таки. Но потом эта мысль улетучилась, оставляя после себя горечь воспоминания о том самом выражении лица даоса. А любил ли вообще? Всю жизнь люди, которых он хоть как-то держал в кругу своего общения, если это вообще можно было так назвать, обманывали его и предавали. Взять к примеру Цзинь Гуанъяо, и то, как этот пёс с паршивой лживой улыбкой, хоть и обещал горы золота да всего такого, всё равно избавился от него, как от последней шавки. Хотя, после этого он встретил Синчэня, что оказалось очень даже выгодной перспективой. Которая, к сожалению, обернулась очень плохой концовкой. Вернувшись в то место, в котором Сюэ Ян очнулся, он уставился в одну точку. Огонь, бушующий в нём всё это время, вдруг погас, и он даже не понимал, почему. Неужто, всё из-за решения А-Чэня убить его? Просто осознавая то, что теперь всё резко поменяется, парень не мог прийти в себя. Не будет утренних конфет, привычных надоедливых криков А-Цин, не будет Синчэня, которого он видел каждый день, стоило ему открыть глаза. И что теперь ему делать? Раньше он следовал пути мести, ища новые проблемы, а теперь? Идти искать Синчэня, чтобы отомстить ему? Какой в этом толк? Кстати, говоря о конфетах; пошарив в собственной одёжке, Сюэ Ян нашёл конфетку, которую утром давал ему Синчэнь. Это была последняя. Он хотел уже было развернуть её и кинуть в рот, чтобы хоть как-то избавиться от горечи в душе. Но не стал. Сжал её в руке и закрыл глаза. Плюхнувшись на солому, Сюэ Ян вновь погрузился в сон. Когда же настал новый день, юноша куда-то направился, совсем без цели, просто собирался влачить своё жалкое существование, думая над тем, что ему теперь делать. Всё это время сцена с Синчэнем всплывала перед его глазами, напоминая о том, что произошло. Он с ума сходил, но избавиться от воспоминания не мог. Упивался алкоголем до дурноты, уходил в глубокий сон, но ничего не помогало, хоть башку себе отрезай.

***

Так, скитаясь по миру, Сюэ Ян провёл несколько лет. И вот однажды, когда он проходил по рынку в каком-то незнакомом городе в поисках очередной таверны, где бы он напился до беспамятства, сквозь толпу мимо него проплыла фигура, облачённая в столь знакомые даосские одежды. В изумлении обернувшись, он заметил заклинателя, чей меч был обёрнут в белую ткань. Глаза его были скрыты за такой же белоснежной повязкой. Сюэ Чэнмэй замер на месте, провожая взглядом проходящего мимо мужчину, скрывающегося среди местных жителей. «По-прежнему слеп? Доверить тебя Сун Ланю было очень глупо», — подумал юноша, качнув головой, разворачиваясь обратно, ловя взглядом заведение, где подавали выпивку. Прошедший мимо даос сбил его с мысли, он замер на месте, так и не решаясь двинуться к таверне. Вновь обернулся, лихорадочно ища глазами белоснежные одежды, что явно контрастировали с бледными тканями нарядов простых людей, живущих здесь. Сорвавшись с места, он побежал вперёд, расталкивая местных, идущих ему навстречу, плевать было ему, женщина это была или мужчина, всех толкал, расчищая себе путь к Синчэню. Когда же толпа поредела, а взгляд юноши замер на даосе, что остановился возле лавки со сладостями, в горле закололо, а сердце учащённо забилось. Он хотел рвануть дальше, схватить даоджана, увести за собой, забрать к себе навсегда. Но как бы отреагировал Синчэнь, вновь услышав голос того, кто обманывал его столько лет? Того, кто был повинен во всех его страданиях и бедах. Наверняка, даже не улыбнулся бы. Так, снова оцепенев, Сюэ Ян со стороны наблюдал за даосом, пока тот покупал какие-то сладости. Наверняка для Слепышки А-Цин. А ведь раньше он покупал конфеты и для него. Продавец назвал сумму, и Сяо Синчэнь отдал ему монеты, тот, в свою очередь забрал их одной рукой, а второй, разумеется, незаметно для слепого, вынул несколько пирожных из корзинки. Какой-то торгаш обманул слепца, совсем как раньше. «А я ведь учил тебя торговаться, так, чтобы тебя не обманывали, — подумал юноша, а затем с лёгкой хмуростью добавил про себя: — О чём только Сун Лань думает, отправляя слепца одного на рынок, а если того обворуют? Я вот почти всегда ходил с ним». Ничего не подозревающий Синчэнь забрал корзинку и пошёл дальше, тогда же Чэнмэй последовал за ним, держась на расстоянии, желая утолить свой интерес. Всё же столько лет его не видел, безумно интересно стало, как он теперь живёт. Следовал по городу за слепцом он недолго, остановился, когда увидел, что даоджана прямо у выхода с рынка встретил заклинатель в графитовом ханьфу и девчонка А-Цин, что довольно-таки заметно подросла. Синчэнь, услышав своих друзей, улыбнулся и передал корзину Сун Ланю. Он улыбался, но теперь совсем не Сюэ Яну. Его улыбка теперь принадлежала другому. Грудь Сюэ Яна неприятно сдавило от этого зрелища, и он отвернулся, не желая смотреть на эту сцену. Решил не появляться на глазах старых знакомых — если снова увидят, наверняка убьют, только на этот раз по-настоящему. А жить теперь захотелось. Чэнмэй подумал, что с того момента, как после «смерти» А-Яна даочжан Сяо воссоединился с Сун Ланем, в жизни мужчины ничего, в общем-то, и не поменялось. Можно сказать, что он просто обрёл нового сожителя. А толку? Синчэнь по-прежнему был слеп. Не хочет ли многоуважаемый даочжан Сун вернуть «одолженные» глаза обратно Синчэню? Когда же знакомая троица скрылась из поля зрения юноши, тот пошёл обратно и всё-таки наведался в таверну. Только теперь его заказом, на удивление, являлся не крепкий алкоголь, а простой чай. Сидя на таком же трухлявом, как и вся эта забегаловка, стуле, он смотрел на жидкость в чаше, которая отдавалась лёгкими кругами, стоило какому-то человеку пройти мимо. Засмотревшись на это, он стал думать, что ему теперь делать. Впервые за эти пять лет он захотел не напиться до беспамятства, а сделать что-то… Сделать что-то для Синчэня. Так, долгими мыслями Чэнмэй пришёл к безумному плану, загорелся им, продумывая всё до мелочей. Конечно, сперва он не знал, как добраться до Синчэня так, чтобы ни Сун Лань, ни А-Цин не заметили. Но, приметив в городе храм Гуаньинь, и зная о пристрастиях даоса к посещениям святилищ, он решил воспользоваться этим. Подкупил монаха, чтобы тот дал даочжану одурманивающие благовония, и просто стал ждать чуда. И оно случилось — вскоре даос и вправду пришёл в храм. Тогда-то он его схватил. Превозмогая чудовищную боль от совершения столь рискованных манипуляций, Сюэ Ян вырвал свои глаза и пересадил их Синчэню, тратя на это почти все духовные силы. Когда он закончил, то обвязал свои пустые глазницы плотной чёрной лентой, останавливая кровь, и стал ждать пробуждения заклинателя. Чэнмэй хотел узнать о реакции Синчэня на его поступок, а потом, уже всё решив, собирался свести счёты с собственной жизнью, потому что больше не видел в ней смысла. Поэтому, решительно перерезав себе глотку, он уже вновь был готов умереть. Умереть окончательно. Однако, спустя какое-то время он услышал мягкий голос Синчэня, пропитанный волнением: «Глупый, какой же ты глупый». А затем уже почти забывшийся голос Слепышки: «Он умрёт?». Теперь её вопрос звучал менее язвительно. «Умру?» — пронеслась мысль в голове Сюэ Яна, и он пришёл в себя. Глаз открыть не смог — не было их. Однако, он чувствовал, что был жив, хотя старательно перевязанная рана в области шеи всё ещё болела. — А-Ян… — тихий, приятный голос Синчэня окликнул его. — Не умирай, пожалуйста. Ты всё ещё нам нужен. Нужен мне… «Нужен?» — мысленно повторил Чэнмэй в своей голове и хрипло усмехнулся. Юноша не ответил, лишь горько улыбнулся в осознании того, насколько судьба любит с ним играть. Она в очередной раз не позволила ему умереть, а значит, так надо. Возможно, она дала ему новый шанс на исправление. И теперь-то он точно ухватится за него всеми девятью пальцами и больше никогда не отпустит.