Nobody Like You

Больно. Это, пожалуй, единственное слово, которое на протяжении многих дней — а может, даже и лет, — крутится в голове у Теона, и, кажется, даже иногда срывается с языка. Теон не слышит себя, но видит, как Рамси улыбается ему, словно самым красивым в мире звукам. Теону больно от его прикосновений — даже касаясь нежно, кончиками пальцев, Рамси ухитряется задеть самые истерзанные места, надавить на самые чувствительные точки. То же самое он проделывает и колкими фразами, произнося их так, будто дает добрый дружеский совет, и Теону больно от его слов — теперь уже где-то внутри. Прежде Теону думалось, что когда-нибудь он надоест Рамси, тот пресытится его жалкой покорностью и найдёт себе новую игрушку. Теон ждал этого, ждал своей смерти, как ждут большого пира или празднества, но судьба, по-видимому, подобна Болтонскому бастарду и тоже любит играть своими узниками, не давая им долгожданного покоя. Несколько раз Теон чувствовал дыхание смерти, и приветливо улыбался ей во весь беззубый рот, и беззвучно смеялся над Рамси, над его некрасивым лицом, над его большими бесцветными глазами, в которых Теону чудилось собственное отражение. Но желанная нега раз за разом растворялась, и Теон снова и снова приходил в себя, и оказывалось, что никакой смерти нет, а он по-прежнему висит на том же кресте. Эти первые минуты после пробуждения — минуты, когда к нему возвращалась вся его боль, — были самыми мучительными. Но теперь и это осталось в прошлом, уступив место страху. А что, если эта спасительная тьма больше никогда не окутает его? — Смотри на меня, — совсем тихо, почти шепотом, приказывает Рамси, и в его голосе Теону слышится мертвенный холод. Рамси тоже дышит смертью — но не той, что приносит облегчение. А еще он дышит вином и гвоздикой. Чёртов запах, который уже въелся в кожу и волосы Теона до тошноты. Рамси наклоняет голову, словно торопит принять решение. Теон научился выбирать меньшее из двух зол: исполнив приказ сразу, он, возможно, сохранит оставшиеся зубы. Глаза Рамси сегодня как-то особенно холодны, и даже желтоватый свет факелов, отражаясь в них, не делает эти тусклые льдинки живыми. — Я хочу поговорить с тобой кое о чём важном, — вкрадчиво начинает Рамси. Теон не хочет слышать его голос, от которого сами собой выступают слёзы, не хочет смотреть в его глаза, которые снятся в редкие минуты покоя, не хочет чувствовать прикосновения его холодных пальцев к своей груди, но теперь у него нет выбора. «Один раз выбрал неправильно — теперь тебе навек запретят выбирать». — О доверии, — хлёстко произносит Рамси, и Теон вздрагивает. Нет, нет, нет! За что на этот раз? Когда ему надоест, когда он перестанет, когда он замолчит?.. — Я хочу, чтобы ты доверял мне. Теон впервые за долгое время удивляется — не боится, не кричит от боли, не пытается вырваться, а округляет воспалённые глаза в изумлении. Как это могло прийти Рамси в голову? После всего, что произошло там, в лесу, после того, как Рамси притворился его другом? Теон очень давно не думал о тех днях, и сейчас он начинает дрожать от этих мыслей. А что, если все его воспоминания, — это всего лишь сон, греза о чём-то светлом, а на самом деле он всегда жил в этих стенах? Нет, нет, нет, он не позволит обмануть себя. Когда-то он жил в Пайке, был принцем Железных Островов, затем жил в Винтерфелле, был восп… пленником лорда Старка, Хранителя Севера. Рамси пытается изгнать из его памяти все образы, кроме своего собственного, и Теон никогда не позволит сделать это. Рамси словно читает его мысли. — Ты мёртв, Теон, — ласково говорит он, — ты мёртв для железнорождённых, ты мёртв для северян, ты мёртв даже для своего отца… Теон вздрагивает, и вместе с телом при упоминании отца содрогается какая-то часть его бедной истерзанной души. — Конечно, я о Бейлоне Грейджое, — уточняет Рамси, и Теону хочется бить по этому лицу с застывшим выражением мерзкого фальшивого сочувствия, — почивший лорд Старк, увы, был тебе никем. Это тяжело принять, но это так. За кого тебе остаётся держаться, как не за меня? Мы ведь близки друг другу, правда? Теон медленно кивает — он сделал бы это быстрее, если бы вчера один дружок Рамси не приложил его хорошенько головой о деревяшку. Близки друг другу. Буквально — да. Первое время все прикосновения Рамси были омерзительны до тошноты, и Теон с большим удовольствием приласкал бы змею, нежели позволил Болтонскому бастарду дотронуться до себя. Со временем, как бы странно это ни было, Теон даже немного свыкся со своим положением — и смирился бы полностью, если бы не постоянная тупая боль, когда Рамси неизменно приносит за собой. Определённо — в каком-то смысле они теперь близки друг другу. И неважно, что при мысли о том, чтобы провести рядом с ним ещё хотя бы мгновение, у Теона начинают предательски слезиться глаза. — Чудно! — Рамси кивает, коротко улыбаясь, и Теон узнает эту улыбку: обычно она значит, что Рамси придумал кое-что новое и увлекательное. Разумеется, увлекательное только для него. — Я имел неосторожность обмануть тебя, и ты, конечно, это помнишь, — Рамси ходит перед Теоном взад-вперёд, уже не глядя на него, и Теон почти сразу перестаёт следить за ним взглядом: начинают болеть глаза. — Было бы низко с моей стороны сомневаться в твоей памяти! Теперь я прошу у тебя прощения. Рамси резко останавливается и так же резко поворачивается лицом к Теону, прислоняясь почти вплотную и снова обдавая приторно-сладковатым ягодным запахом. Не слушать его. Просто соглашаться, так безопаснее, но не слушать. Рамси хочет украсть разум, Рамси хочет украсть душу, но он не отдаст, не отдаст. — Я больше никогда не солгу тебе, — пылко обещает Рамси, дотрагивается до волос Теона: от первого прикосновения тот вздрагивает, но уже через несколько мгновений успокаивается. Всё как раньше. Ничего страшного не происходит. Теон не знает, что ответить. Точнее, не знает, какой ответ понравится Рамси. Теон до сих пор не смог понять, что вообще ему нравится. — Зачем?.. — собственный голос кажется Теону чужим, словно в бреду. Почему он произнёс это вслух? Что он ожидает услышать в ответ? — Ты хочешь, чтобы я повторил еще раз? — Рамси вскидывает голову, и Теон жалеет, что не смог промолчать. Рамси наматывает его уже отросшие волосы себе на палец, стараясь сделать больнее, заставить Теона осознать свою ошибку. Теон мотает головой — «нет, нет, не хочу!» Сегодня Рамси, кроме необычной холодности, ещё и необычно милостив. Теон слышит удаляющиеся шаги, и ноющая боль, смешанная с запахом чертовой гвоздики, заставляет его дышать глубже, словно вновь набрасывая на голову мешок.