Дом, который продал Ли

— Ой-ой-ой, — в очередной раз простонал Ли и тихонько добавил: — Ой. Ай, — и Боб даже не назвал его королем драмы за бесконечные охи и вздохи, памятуя о сломанных ребрах. И вообще, после того как он позволил Ли исчезнуть в толпе на его глазах, он решил, что лишился права критиковать. По крайней мере, временно, так что пришлось прикусить язык и терпеливо молчать. Даже если Ли специально доводил его, чтобы разжалобить и получить желаемое. Да и вообще, для самого себя Ли держался очень стоически, причитал не очень громко и даже с перерывами на непродолжительное, но многозначительное молчание. На самом деле, это мрачное молчание беспокоило Боба едва ли не больше остального. Потому что Ли почти никогда не молчал, обычно его невозможно было заставить утихнуть. Он продолжал сидеть неподвижно, когда Боб остановил машину и поставил ее на ручной тормоз; его взгляд, кажется, был устремлен в какую-то далекую, очень далекую точку, где-то за пределами Вистерия Лейн. Там, где он, наверное, хотел бы оказаться сейчас. Боб был слегка удивлен тому, что Ли вообще согласился приехать. В конце концов он честно собирался исполнить его просьбу и упаковать все вещи в полном одиночестве, но Ли, очевидно, беспокоила сохранность любимых рубашек и прочих дорогих сердцу вещей. Ведь не могло же у него вдруг найтись иной причины снова оказаться здесь? — Боб, я не могу, — вдруг сказал он тонким, шатким голосом и пальцы его здоровой руки вцепились в страховочный ремень как последний оплот безопасности. — Не можешь что именно? — зачем-то уточнил Боб и в очередной раз снова укорил себя за нечуткость. Ли ожидаемо не ответил. Наверное, для начала он не мог выйти из машины на улицу, по которой его еще недавно гнали пинками. Сейчас она выглядела тихой, почти безмятежной — типичная Вистерия Лейн, на которой время от времени происходит черт знает что и скрытно, почти незаметно ломаются судьбы. — Я не могу, — бесцветно повторил Ли. — Не нужно было сюда приезжать, — это прозвучало так, словно он имел в виду «не нужно было приезжать сюда вообще», то есть с самого начала, еще давно. С тех пор случилось много неприятного, но и хорошего тоже, намного больше. Так было до недавнего времени. — Давай я просто подожду здесь, пока ты… — Нет, — незамедлительно вырвалось у Боба. — Здесь ты точно не останешься, — воспоминания о том, как их с Ли пытались выковырять из машины, как две рыбины из консервной банки, были еще слишком свежи. Будь вся Вистерия Лейн сплошь усеяна полицейскими, и тогда он не оставит Ли одного в этой чертовой машине на этой чертовой улице. — Ты сам вызвался. Придется идти за мной. Тот глубоко вздохнул и вышел. От Боба не укрылась его опущенная голова и бессильно поникшие плечи, и то, как Ли исподлобья внимательно осматривался, хотя улица была совершенно пуста. Они поторопились скрыться в доме. Внутри была разруха: Боб никогда не отличался хозяйственностью, за уют всегда отвечал Ли, и его жалкие попытки собраться, кажется, закончились только одним большим бардаком. Ли рассеянно потянулся за какой-то безделушкой, но вздрогнул, и его рука упала на полпути. В этот раз он даже не взвыл в голос, и это настораживало куда больше нарочито громких стенаний. — Ты не должен мне помогать, — сказал Боб. — Я сам все сделаю, просто говори, что именно, — кажется, он и правда был не слишком-то хорош в хозяйстве, привыкший полностью полагаться на мужа. Ли рассеянно прошелся по комнате. Внутри царила разруха, как в тот самый день на улице; под его ногой что-то хрустнуло: он посмотрел на обломки фарфоровой вазочки из тех, что он постоянно расставлял на полках, безмерно раздражая этим Боба. Теперь Боб был согласен бережно упаковать все эти чертовы вазочки, и прочее, прочее барахло. Но Ли, кажется, уже растерял былой задор и теперь бесцельно бродил, а потом вдруг сел на ближайший стул и уронил лицо в ладони. Боб не сразу понял, что тот заплакал. Ли, будучи собой, не раз и не два пускал перед ним слезу, это было в его характере — он легко обижался, легко мог растрогаться очередной слюнявой сцене в романтической комедии, которые он иногда заставлял Боба смотреть по вечерам. Но никогда еще он не плакал так тихо — уйди Боб в соседнюю комнату, он мог бы и вовсе этого не заметить. — Ли?.. — тот не отозвался. — Что я могу сделать? Ну, например, можно было попробовать вовремя увести его прочь в тот день. Но чего не случилось, того не случилось. Тот пожал плечами. — Ничего, — он шмыгнул носом и попытался утереться рукавом, но слезы продолжали течь по его щекам, теперь Боб отчетливо их видел. — Я сам не знаю, чего я хочу. Наверное, для начала не быть таким чертовым идиотом, — его голос все-таки сорвался, и теперь он зарыдал, уже не скрываясь. — Как бы то ни было, я виноват. Я продал этот чертов дом. Я не подумал. Просто хотел сделать все побыстрее… чтобы утереть тебе нос. — Значит, я тоже виноват, если ты чувствовал, что тебе непременно нужно что-то мне доказать, — странно, но подробности их ссоры начали ускользать от него, так что он толком едва ли помнил, с чего все началось и чем продолжилось. Как будто его самого ударили по голове и заставили забыть все несущественное. — Думаю, если мы ссорились, виноват был я, — еще совсем недавно Боб втайне мечтал о том, чтобы Ли осознал в полной мере свою вредность, но сейчас ему захотелось прервать как можно быстрее этот неожиданный приступ самоуничижения. Потому что он все понимал, когда выбирал Ли, и не нуждался уж точно в таких неожиданных трансформациях. — Перестань, — он схватил охапку каких-то книг и переложил в коробку. — Все будет хорошо. Я уже подобрал несколько вариантов. Можно будет посмотреть первый прямо сего… — Это ты перестань, — неожиданно огрызнулся Ли и весь странно нахохлился, опуская голову еще ниже. — Я не знаю. Не знаю. Боб медленно распрямился и ожесточенно потер руками лицо. У Ли всегда было переменчивое настроение, но сейчас он имел на это… некоторое моральное право. Это были не просто капризы, повторил он себе. Он должен быть понимающим, не раздражающимся от каждого пустяка, если не хочет снова просыпаться один в большой постели. Кстати, о постели. Боб подошел к ней и расправил одеяло, которое еще не успел свернуть. — Давай сегодня останемся здесь. А завтра ты решишь, — тут Ли всхлипнул почти с ожесточением и печально сказал: — Ты все перекладываешь на меня. Если я неправильно решу, то снова буду во всем виноват. — Как ты можешь решить неправильно? — искренне удивился Боб. — Ты должен выбрать то, что чувствуешь сейчас. Если ты чувствуешь, что не можешь больше жить тут… — Я ведь уже сказал, что не знаю, — огрызнулся Ли и яростно поморгал, пытаясь избавиться от непрошенных слез. — Мне кажется, если я останусь, то… — он обхватил себя руками, и Боб едва-едва поборолся с тем, чтобы не обнять его немедленно. — То все равно продержусь недолго. Что меня по-прежнему все ненавидят, и… Кто-то постучал в их дверь, и Ли подпрыгнул на месте. Боб с сомнением направился к порогу. Если бы кто-то захотел продолжить над ними расправу, едва ли он стал бы так деликатно стучать. За дверью стояла Бри. Она обворожительно улыбалась, и в ее руках был большой поднос. — Я испекла вам свой фирменный яблочный пирог, — сообщила она с улыбкой, которая никак не желала увядать даже под напором двух пар встревоженных глаз. Впрочем, Бри все-таки решила добавить: — Прошу прощения, если потревожила. — Все в порядке, — Боб наконец посторонился, пропуская ее. Неохотно — и не потому, что присутствие Бри было неприятно. Скорее, совсем напротив. Оно слишком сильно напоминало ему о прошлых — или уже ушедших? — временах. Лепило иллюзию того, что вокруг все снова как прежде, дружелюбно и мило, и самое неприятное, что может произойти, это упавший на газон мячик соседского ребенка. От Бри, конечно же, не укрылось выражение их лиц. И пришла она, конечно же, не случайно. — Значит, это будет прощальный пирог? — спросила она. Боб со значением посмотрел на Ли. Тот неопределенно повел плечом. — Это было бы неправильно, — продолжила она. — Я всегда готовлю яблочный пирог в качестве приветствия. На прощание я делаю грушевый. — Что-то мы не увидели яблочного пирога, когда заехали сюда, — буркнул Ли, и уголки его губ самую чуточку приподнялись. Бри изо всех сил постаралась сохранить благодушный вид. — О, должно быть, я не застала вас дома. — Нет, нет, я уверен, что первые дни почти никуда не выходил, — немедленно заспорил Ли. — Я бы не пропустил такой визит. Поразительным образом Бри сохранила хладнокровие, продолжая широко улыбаться. — Значит, это будет приветственный пирог сейчас, — разумеется, она не могла не понимать, почему их дом сейчас был полон пакетов и свертков. Как будто ее несчастный пирог мог что-то изменить. Ведь не мог же? Ли перевел на Боба несчастный взгляд. — Мне принести нож? — тот кивнул, и Боб с трудом отыскал на кухне тарелку, еще не успевшую угнездиться в коробку с надписью «хрупкое». — Ли, это просто пирог. Он ничего не значит, — он посмотрел на Бри так, словно, если бы они не поклялись остаться, она забрала бы этот чертов пирог обратно с собой. Но пирог остался при них. Ли жевал с трудом; кажется, его нижняя челюсть не могла открыться полностью, но все же очень быстро не осталось ни крошки. Он посмотрел в окно — за ним уже начинались сумерки. Потом окинул унылым взглядом погром. — Я думаю, сегодня все равно придется остаться здесь, — сказал он. Боб поднял брови: — Ты уверен? Я имею в виду, мы можем снять отель. Ты же всегда хотел пять звезд и джакузи в номере. — Да, а ты всегда говорил, что это бесполезная трата денег, — немедленно надулся Ли. Некоторое время Боб был уверен, что тот ни за что не упустит этот приступ столь неожиданной щедрости. — Если мы не поедем туда сегодня, предложение останется в силе? Боб вздохнул еще тяжелее. — Останется, — пообещал он, точно зная, что Ли не даст ему этого забыть. — Ты хочешь переночевать здесь? — Думаешь, за мной придут посреди ночи? — он знал, что Ли пытался шутить, но это была шутка с долей правды. Боб покачал головой: — Нет, не думаю, — вообще-то, он думал ровно наоборот: что еще очень долго их дом некоторые личности будут обходить по широкой дуге. Раскаяние иногда проявлялось весьма специфическим образом. Впрочем, это казалось только некоторых жителей. Другая их часть — вроде извечной четверки подружек — наверняка будут заходить чаще; Бри принесет еще пирогов на все случаи жизни, Линетт, как обычно взмыленная, найдет свободную минутку проведать, и Сьюзан неловко вспомнит в очередной раз, как еще пару лет назад они желали друг другу провалиться сквозь землю. Ли тем временем дотащил себя до кровати и медленно опустился, тяжело раскидывая конечности. — Я останусь, если ты будешь спать на диване у двери, — заявил он. — Что? — от неожиданности Боб едва не поперхнулся. — С чего бы это… — он замолчал. Бедный Ли. Он все-таки был напуган куда сильнее, чем хотел бы показать. Почти в отчаянии, вернее сказать, если готов был доверить Бобу сторожить себя целую ночь. — Хорошо, — он сдался, мысленно прощаясь со сном. — Лягу там, если так хочешь, — все-таки даже теперь Ли умудрялся вить из него веревки. Разница была лишь в том, что сейчас Боб готов был ему это позволить. Ночью, кажется, не прошло и часа, прежде чем он проснулся. Ему потребовалось еще некоторое время, чтобы сообразить, что за звук он слышал: на мгновение Бобу даже показалось, что кто-то и вправду пытался вломиться в их входную дверь. Но дверь была совершенно цела. Тогда он соскочил с дивана, забежал в спальню и сгреб Ли в охапку — еще сонного, растерянного и, очевидно, искренне напуганного. Тот обнял его за шею обеими руками и вцепился мертвой хваткой — если бы только он успел сделать так же в тот день. — Так уж и быть, можешь остаться здесь, — сказал Ли через несколько долгих минут, и Боб с готовностью расположился. Он пока еще не знал, останется ли здесь на следующую ночь — останутся ли они оба — но, глядя в потолок и чувствуя горячее дыхание на своей шее, он снова робко подумал, что это могло бы стоить того.