Li sessalutti e Luelemucca / Секс-похождения Луэлемукки

– Глубже. Да, да, ещё чуть поглубже. Д-да! – ладонь принца погладила женскую голову по макушке. – Хорошая суч-чка, – принц приподнял её, с удовольствием пройдясь членом назад по узкому горлу, и, уперевшись во влажную, нежную щёчку, несколько раз размашисто шлёпнул по ней, после чего снова, положив руки на голову, насадил соску на свой член, вколачиваясь в её узкую, наполненную скользкой слюной глотку короткими жадными фрикциями. – Давай ещё разок.       Луэлемукка, пошире открыв ротик, медленно снялась с колом стоящего члена, демонстрируя принцам восхитительную смесь соков на своём языке, и опустилась ниже, снова кладя руки на широко расставленные крепкие мужские бёдра. Крупные, налитые семенем яички так и манили её; проведя губами от ануса – принц откинулся назад, приподняв ноги, и его сотоварищи одобрительно загоготали – по промежности до мошонки, Луэлемукка вернулась назад, поиграв язычком с анальным колечком и даже игриво погрузив внутрь него самый кончик, а затем, проведя губками по всей длине крепкого стояка снизу вверх и вновь опустившись, облизала и взяла в рот, нежно перекатывая, одну из тестикул. – Да она сама кайфует от этого, – цокнул кто-то из молодых графов.       Кронринц нагло улыбался, чувствуя зависть братьев, и поглаживал усердно работающую своим ротиком шлюшку по каштаново-красным коротким волосам, едва доходящим ей до плеч даже в самых длинных передних прядях, и загибающимся кончиками внутрь, к стройной хрупкой шее, которую так и хотелось жёстко сдавить, пихая в рот притом пальцы. – Всё, твоё время вышло, – он потрепал её по волосам, затем грубо цепляя и насаживая обратно на член. – Хватит играться, давай, я хочу спустить тебе в ротик. Отсасывай, сучка.       Луэлемукка была слегка недовольна. Всего лишь слегка. Да, она любила мужские яички, она обожала вылизывать парням задницы и целовать их горячие стояки, зарываясь щеками в густые лобковые волосы. Держать пылающую, сочащуюся предъэякулятом головку во рту, играя с ней языком и катая её между щёчками или обласкивая нёбом, она любила не меньше. Ещё приятнее было брать её в горло – огненно-жаркий, колом стоящий член, обхваченный узкими влажными его стенками, чувствовался невероятно приятно, а уж когда он начинал двигаться, когда дёргался, желая хоть чуть-чуть потереться, сбросить распирающее его напряжение…       Но самой высшей формой кайфа для Луэлемукки с самого начала её существования как фактически богини было чувствовать себя покорной нижней сучкой в процессе обслуживания – о да, как она обожала это самое слово! – какого-нибудь желающего попользовать её парня.       Она активно заработала своим ротиком и языком. Принц откинулся назад, расслабляясь в горячем, влажном, тянущемся блаженстве. Луэлемукка поддразнила его, позволив себе не совсем точно исполнить приказ – ей хотелось, чтобы он был чуть-чуть понастойчивее, чтобы показал ей, сейчас – просто ласкающей его царственный пенис дырке – что ему нужно. – С-с-сучка, – протянул, улыбаясь, принц, снова поглаживая её по волосам. – Прекращай. У других насосёшься. Я хочу кончить.       Соска перестала ограничивать ритм и взяла глубже, резче, принимаясь пожёстче насаживаться своим горлом на член и сниматься обратно. Головка его восхитительно ласкала чувствительные стеночки глотки, и Луэлемукка пошире раздвинула свои ноги – из её киски сейчас текло куда активнее, чем обычно. Она была близка к оргазму, но намеренно не кончала. Всё это – так, лёгонькая прелюдия, и до того, что она бы назвала настоящим сексом, дело было ещё далеко.       Принцы даже не знали, чьим ртом наслаждается сейчас старший из братьев. Они догадывались, что эта девица, передвигающаяся по залу исключительно на коленях, не обычная женщина – в конце концов, обычные шлюхи, которых на пиру было, конечно же, предостаточно, предпочитали в меру игриво избегать секса и на самом деле ни в коем случае не хотели брать в рот пусть и знатный, но всё равно не факт, что хотя бы недавно вымытый хуй. Много об этом аристократы, конечно, не думали.       Кронпринц, чей член сейчас и обслуживала Луэлемукка, уже успевшая перед этим подарить несколько мимолётных ласк другим феодалам, что ласково направили её к заинтересовавшемуся такой фигурой старшему королевскому сыну, разрывался между двумя противоположными желаниями. Девушка сосала поистине охуенно, наслаждаясь процессом и охотно подчиняясь командам. Это наслаждение хотелось продлить подольше. При этом она держала его у самого пика, что было ну совсем нестерпимо. До полного счастья не хватало оргазма, окончания в рот этой излишне старательной шлюшке и хорошенького шлепка, завершившего бы её использование. Принцу именно это нравилось в шлюхах. Они всегда были рядом, их всегда было много, и любую из них можно было использовать в любом момент, насладившись самому и забив на всё остальное, буквально на пару минут отвлёкшись от пира ради того, чтобы снять напряжение и излиться в чей-нибудь влажный, узенький ротик. Или и вовсе не отвлекаться – некоторые, вон, ели прямо так, даже вытирая руки о волосы давящихся их членами проституток.       Принц баловался девицами практически с самого детства и потому прекрасно видел, насколько вот эта вот сучка отличается от всех прочих. Дело было не только в удовольствии от отсоса – наверное, и обыкновенную, если постараться, можно неплохо натренировать и избавить от рвотного рефлекса, иногда возникающего у шлюх так невовремя. Дело было в том, что вот эта вот, в отличие ото прочих, действительно кайфовала, а не изображала удовольствие от права пососать кому-то из высокородных за понадобившиеся для прокорма младших братьев и сестёр деньги. И кайфовала отнюдь не от близости ко двору – таких принц встречал, из них получались неплохие служанки – а от самого процесса отсоса (ладно, ладно, встречались и такие, пусть и немного… Принц не пробовал, конечно, но полагал, что это удовольствие на любителя, сродни поцелую, если приноровиться) и – что важнее – от самого положения такой вот дырки для минутного траха.       С одной стороны, такую уникальность не хотелось отпускать, а с другой… Если, воспользовавшись, не выбросить, удовольствие будет неполным. Не хватит самого главного. А употреблять выброшенное вторично… Ну, может быть. Вряд ли, конечно, но уж слишком хороший отсос. Главное – не при всех.       Сидящая рядом жена, как всегда во время пиров брезгливо поджавшая под себя скрытые длинным зелёным платьем ноги, с лёгким интересом поглядывала на происходящее. Она, конечно же, не ревновала – это ж безродные, не факт, что вообще разумные и одушевлённые люди, кто в своём уме посчитает такое изменой? – но вот эта вот соска была, мягко говоря, необычна и привлекала как-то даже многовато внимания.       Может быть, держать горячий член во рту действительно было приятно? Консорт-принцесса (по рождению тоже принцесса, но от другого, конечно, державного бати) даже задумалась над тем, чтобы как-нибудь это попробовать. Не с мужем, конечно, нет. Где-нибудь в замке отца или одного из братьев, где водить к себе на потрахаться слуг куда безопасней. Они, конечно, тоже мужчины, пусть и не очень-то люди, и от них бы тоже надо беречься, традиция, но… Сказки про грех и кару – это-то всё бредни фанатиков, отчего-то решивших, что остаткам духов, создателей этого мира, не наплевать на образ жизни бывших их подданных, но вот бешенство вечно вооружённого человека – дело другое и совершенно реальное. Все обо всём, конечно же, знали, но вот прям чтоб при муже… Лучше не надо. – Да-а-а, молодца, хорошая соска, – кронпринц наконец кончил в рот этой сучке, и, позволив ей умелыми движениями языка очистить его ствол от семени, снял её голову с члена, и, отвесив по щеке пару пощёчин, взял из неё немножечко спермы, размазал ей по лицу, и, снова как следует шлёпнув, отёр руку о волосы. – У-ух, – он потянулся и выдохнул, возвращаясь к уже сменившимся блюдам.       Принцесса, глядя, как эта шлюха медленно, смакуя каждую каплю, глотает мужское белое семя, даже почувствовала, что хочет заполнить постепенно образовавшуюся в увлажнившемся лоне сладко-тянущую пустоту; внизу живота потеплело.       Дебильное платье.       Впрочем, кто бы мог подумать, что наблюдать хоть за чем-то на этом пиру может быть возбуждающе. Обычно вид работающих проституток вызывал лишь лёгкое отвращение. Сестра, впрочем, могла бы... и даже предупреждала, но она слишком рано лишилась девственности и вообще, говорят, спала с мужем, графом Эшвудом, сейчас сидевшем на другом конце зала и вслушивавшимся в пение дуэта трубадуров. Сама она, как и обычно на пирах, предпочитала попросту нажираться и по желанию мастурбировать.       Луэлемукка, обслужив кронпринца, сразу же переключилась на его младшего брата – он недавно справил девятнадцатилетие, как раз вернувшись с войны против восставших баронов. Уже порядком возбуждённый, он охотно притянул к себе девушку, и, похлопав по щёчке, разрешил ей стянуть с него штаны и медленно, со вкусом приступить к долгим ласкам. Впрочем, не отличаясь терпением, этот принц через пару минут намотал её волосы себе на кулак, и, хорошенько ощупав её рот изнутри пальцами другой руки – охуенно нежная, всё же! – медленно опустил на член, наслаждаясь тем, как он неспешно скользит через сразу же сомкнутые губы, проходит мимо горячего, юркого языка, обильно смазываясь морем горячих слюней, пошедших от ласки грубыми, типичными для рыцаря неоднократно ломанными пальцами, и проникает в тугое горло, задевая гортанный язычок, где, обхваченный сжимающимися стенками, наконец останавливается, заняв своё почётное место. – Я не разрешал сосать так активно, малышка, – осадил Луэлемукку принц.       Та, не удержавшись, снялась с члена и рассмеялась, впрочем, сразу же заглаживая вину активным лизанием промежности и яичек.       "Знал бы ты мой возраст… Малыш," – проглотила она. Она б непременно сказала это вслух кому-нибудь из хорошо знакомой компании (впрочем, те бы и не выдали такой глупости, да и померли многие века назад геройски в своих могилах от старости), но этих феодалов она не знала и знать не хотела. Она хотела просто с ними потрахаться. Точнее, даже не с ними. Луэлемукка просто хотела потрахаться так, как больше всего любила. И, по иронии судьбы, именно подобные средневековые пьянки таких вот миров доставляли подобную ей возможность.       Иногда они, конечно, кончались эксцессами… Особенно, если выпивки было многовато, а рыцарьки оказывались садистами, но Луэлемукка никогда не была склонна жалеть феодальную аристократию, не то, что сочувствовать оной. Нет, жариться на вертеле или пороться до кости хлыстом было, конечно, тоже по-своему весело и кайфово, но вот объяснять, почему вместо крови из вен струится подозрительно-разноцветный на ощупь и сладкий на вид ветер, а светящиеся изнутри полупрозрачные кости состоят из такого же поплотнее, было уже несколько проблематично. Обычно траблы начинались ещё с объяснений того, почему вкус или цвет могут чувствоваться на ощупь, да ещё и от не особенно материальной субстанции…       Она прекрасно знала о том, что является искусственно созданным существом уровня эдакого межмирового бога (с Речью, конечно, но почти что без Власти), и даже знала своего создателя, как и то, почему именно с ним случился… не будем о грустном. Да, ей нравилось, какой он сделал её, да и не могло не нравиться, учитывая закладки в сознании, но создание одного довольного жизнью бессмертного существа не было оправданием воплощению в жизнь инцельских фантазий об обращении в сексуальное рабство половины населения пары десятков миров. Не сказать, что положение этой половины населения было нормальным и изначально, но никак уж не худшим, чем в мечтах этой… Сущности.       Несмотря на то, что Луэлемукка выглядела, факт чего сама признавала, ходячей пропагандой жёсткого мейлдома, стандартов красоты, изнасилований и женского рабства, она полагала себя относительно безобидной каплей в океане пиздеца первородной вселенской несправедливости и личностью, дрейфующей волнами межмирового мыслеветра, которая иногда – иногда, совсем изредка! – могла быть чем-то полезной уже давно провалившемуся Эльфийскому Делу. В любом случае, повторять ошибки прошлого неебической давности и отказываться от так доставляющего ей жёсткого секса с использованием ради спасения хрупкой психики и правильной картины мира окружающих она больше не собиралась. В конце концов, Эльфийское Дело действительно провалилось (будто бы восстание против богов и изначальной сущности мультивселенной могло завершиться иначе!), и надеяться на его воскрешение усилиями одной-единственной недобогини – попросту глупо.       Поэтому, если Луэлемукка могла сосать член – а она могла сосать член – она безо всяких угрызений совести сосала член. Потом – следующий, если первый кончался. В своё время даже ильбы, они же суть изначальные эльфы, не смогли ей вправить мозги. Она, конечно, понимала, что желание сосать, лизать, подчиняться и обслуживать всех подряд – лишь намертво вшитая в "мозг" (признаться, даже настоящие боги были не в курсе, где именно болтается их сознание) не самой лучшей личностью закладка, но… Но кайфа-то меньше от понимания этого не становилось! А что ещё делать в мультивселенной, кроме как кайфовать, если исправить её невозможно? – Просто ублажай меня. Подольше. Мы никуда не торопимся, – погладил её принц, и Луэлемукка взяла размеренный, лёгкий ритм. – Да-а, во-от та-а-ак… – протянул он, тянясь к кубку с вином. – Как тебе её ротик, братец? – кронпринц выпил уже достаточно для того, чтобы перейти с титулов к фамильярностям. – Восхитителен, – блаженно кивнул ему младший брат. – Такая опытная соска… Да, ещё вот так, да, чуть активней… Нравится тебе, потаскушка? – Обожаю держать во рту члены, – на мгновенье снялась со ствола Луэлемукка, давая ответ и вновь занимая свой ротик приятным занятием. – А ещё что ты любишь? – завёлся принц, нагибаясь и щипая её за упругую задницу, обтянутую слитным бордовым комбинезоном явно неместного фасона с широким изумрудным, под цвет глаз, поясом. – Люблю сосать члены. – Держать во рту или сосать? – Мерно посасывать, – снова оторвалась Луэлемукка от принца, на этот раз не позволившего ей вернуться к его стволу и притянувшего её к себе на колени.       Она устроилась поудобней, активно ёрзая в поисках твёрдого стояка своей разгорячённой пиздёнкой. Ладони на заднице облегчили ей дело – принц сам хотел прикоснуться к её промежности своим членом, и, почувствовав жар её возбуждения, немного потёрся: – Мокрая? – Я всегда мокрая,.. мальчик, – не удержавшись, шепнула на ухо принцу Луэлемукка.       По её ногам действительно буквально текло; полный, абсолютнейший Контроль над телом позволял ей и не такое. Секс насухо – это, конечно, тоже приятно, но купаться в похотливых взглядах и мыслях, вызываемых нескончаемой течкой, было гораздо приятнее. – Дерзишь? Хочешь по-жёсткому, сучка? – принц укусил её за шею, крепче сжимая упругую задницу.       Он отвесил ей шлепок, и, немного придушив за горло, добавил: – Мне плевать, как ты хочешь. А вот я снова хочу твоё горло. Сосать, потаскуха.       Луэлемукка любила, когда её брали властно и агрессивно; она специально доводила мужчин до желания присунуть ей жёстко. Да, они всё равно бы дошли до этого, но, вероятно, чуть позже и уже не с ней. А так… Ощущать свою голову чьим-то мастурбатором было кайфово.       К сожалению, не принцу. После минуты довольно жёсткой долбёжки он понял, что у него уже не особо стоит. Хотелось чего-нибудь более интересного. Хотя бы снова прижаться к её насквозь вымокшей киске. – Ну-ка, шлюшка, – он снял Луэлемукку со своего члена, вновь подтягивая её на себя, – расскажешь, что тебе ещё нравится? – руки принца снова опустились на задницу, задавая ей ритм дрочащих вжатых в горящую девичью промежность движений. – Кроме отсоса? – Да, кроме отсоса, блядина. – Я люблю, когда меня лапают. – А ещё? – принц переместил руку Луэлемукке между ног, агрессивными движениями натирая жаждущую проникновения киску через два слоя вымокшей ткани. – Я люблю порку, – выдохнула Луэлемукка. – Люблю, когда меня лупят. Люблю жёсткие прикосновения. Люблю пальцы во рту и в пиздёнке. – Ещё. – Люблю групповуху. – Какую, шлюшка? – По огромному члену в каждую дырку, – Луэлемукка уже просто лизала принца за щёку, активно двигая попкой по его руке, то и дело отвешивающей шлепки по половым губам сучки. – Или по нескольку. Люблю, когда в меня суют разные вещи. – А ещё что ты любишь? – Когда меня жёстко пользуют. Обожаю обслуживать и быть дыркой.       Принц понял, что ему хочется воспользоваться этой сучкой по назначению. – Быть может, если ты меня хорошенько попросишь… – улыбнулся принц, – то я, пожалуй, трахну твою похотливую киску. И… – он немного задумался. – И, если обслужишь меня по-особому, отдам тебя в общее пользование. Хочешь этого, сучка? – Хочу, господин, – выдохнула, расплываясь от кайфа, Луэлемукка. – Прошу вас, господин, вытрахайте свою грязную шлюшку, нагните, попользуйте, – она почти обмякла на коленях принца, – плюньте мне в рот, обоссыте… Выпорите, бросьте на пол… Суньте мне свои руки в задницу, выверните её и пизду наизнанку, блять, я хочу залить тут всё сквиртом… – Ты любишь, когда на тебя мочатся, шлюха? – скрывая удивление, спросил принц.       Кажется, "особое обслуживание" оказалось в списке желаний самой потаскушки. – Обожаю. Обожаю. Чувствую себя с мочой во рту полностью конченной. Охуенно. – Ты глотаешь? Как ты хочешь, чтобы тебя обоссали? – Со всех сторон. В рот, в задницу, хочу, чтоб мной промокали лужи ссанины, хочу умываться струями и из своего рта… – Бля-я-ять, – дрожа, вздохнул принц. – Да ты просто конченная шалава… На колени, на колени, ёбаная блядина! – принц сбросил её с себя, неловко развязывая ей пояс и срывая с неё тканевый комбинезон, под которым оказались лишь миниатюрные облепившие киску ярко-зелёные трусики, не прикрывавшие даже лобка и открывавшие вид на треугольничек аккуратных лобковых волос. – О да, о да, – мужчина схватил её задницу, и, оставив красные следы ногтей на лишь немного прикрытых упругих ягодицах, нанёс несколько чувствительных, размашистых жёстких ударов. – Пошли, отолью тебе в глотку, – принц встал с места, и, держа Луэлемукку за кольцо в кожаном чокере, потащил за собой в коридор. – Или, может, ты хочешь публично? Да, нахуй всё это, соси мне, сука, публично… Сюда, быстро, блять, потаскуха!       Они отошли от стола совсем ненамного, но этого было достаточно, чтоб открыть вид на происходящее всем присутствовавшим на пиру.       Купаясь в ласкающих её тело взглядах, Луэлемукка медленно лизнула принцу яички, плавно перетекая языком к основанию члена, и, взятая за волосы, тут же была на него поглубже насажена. Мужчина, поддразненный шлепком по своей крепкой заднице и вцепившимися в неё нереально длинными острыми ногтями, сразу взял максимально жёсткий ритм, излившись уже меньше, чем через минуту.       Луэлемукка обожала чувствовать, как по её рту разливается горячее скользкое семя. Его вкус для неё был искажён всё теми же предустановками, о чём она знала, но держать его во рту, смаковать, пить понемногу, наслаждаясь каждой каплей, хотелось ей вечно. Пожалуй, её личным раем была бы ванна с бесконечной спермой, затекающей в вагину и задницу, заполняющей рот, забивающей нос, заливающей глаза и уши… А ещё лучше было бы, если б её саму в эту ванну макали, то и дело доставая одну из дырочек для жёсткого траха, хлестали плетьми и постоянно, постоянно унижали… или чтобы драли прямо там, придушивая, вжимая в дно или стенки, всё так же унижая и используя для мимолётного расслабления.       Всё это были несбыточные фантазии, и, пожалуй, даже хорошо, что такие; проведя в таком положении пару приятнейших лет, она бы и так заскучала. Последние пару тысячелетий Луэлемукка всё чаще ловила себя именно на этом – во время секса ей было попросту скучно. Да, приятно, да, от того же фистинга удовольствия меньше не становилось, всё так же хотелось сквиртовать от каждого касания или, что куда приятнее, по команде, но… Всё это приедалось. Долгосрочные же отношения Луэлемукку безумно бесили. Терпеть около себя существо куда меньшего уровня развития, фактически малолетнее, знающее на порядки меньше и вообще, и о мультивселенной, и при том полагающее себя равноправным (в лучше случае) партнёром, требующее верности и чего-то помимо секса… Оно того, в общем, не стоило. Ну или ей просто не хватало терпения. Да и вообще нормально с кем-то общаться при такой разнице в опыте что временнóм, что личностном, было тем ещё удовольствием.       Чем долго-долго объяснять особенности своего существования одному человеку, дабы уговорить его на что-нибудь действительное интересное, после этого получив полный облом, потому что для него это слишком или потому что по нему ёбнуло диссонансом… Куда приятнее было отдаться кому-нибудь новому, может, не такому опытному, но легко расходящемуся, и кайфовать скорее от исполнения чьих-то самых грязных желаний, чем от собственного интереса к половой ебле. Луэлемукка, пусть и понимала, какой мразью был её создатель, не могла не быть благодарной за возможность (к сожалению, и обязанность – оно, конечно, не отключалось) наслаждаться не только самим сексом, но и буквально кайфом партнёра. Это многое компенсировало.       Слизав с члена последние капли, Луэлемукка несколько отстранилась, высовывая длинный островатый язык, и прикоснулась к яичкам принца костяшками пальцев, медленно переводя эту ласку в поглаживание мякнущего ствола. – Д-да, сучка, – аж закрыл глаза от удовольствия принц, когда тугая струя жаркой мочи ударила девушку в горло, быстро наполняя ей рот и переливаясь за края, сбегая по щекам, шее и аккуратным грудям – как раз хорошо лежали б в ладошке – с острыми розовыми сосочками, на плоский подтянутый живот и манящий взгляды чёрненький кустик лобка, окончательно проливая и экзотические для средневековья трусики.       Писсинг всегда был одной из любимейших практик Луэлемукки; опять же, это было заложено создававшим её извращенцем, но, плевать, это было всегда горячо, вкусно и мокро – прекрасное комбо – и когда-то унизительно, а когда-то – наоборот, доверительно, интимно и даже в некоей степени мило. Она и сама обожала мочиться на кого-нибудь – тут, правда, требовалось найти подходящего мальчика и хоть немного его подготовить, разъяснив азы собственной "биологии", позволявшей делать это вообще любой жидкостью или смесью, хоть из уретры, хоть из вагины, хоть изо рта или задницы. Писаться можно было и под себя; Луэлемукка не имела никаких физиологических потребностей – ей не нужно было даже дыхание, не то, что посещение туалета – но иногда всё же добавляла себе мочевой пузырь, чтобы, отлив перед сном на собственные перины, легче засыпать, наслаждаясь блаженным чувством пустоты и внутренней лёгкости. Особенно хорошо было под себя помочиться и утром, только проснувшись от давящей полноты, и затем, нежась на мокрой горячей постели, отдыхать в полудрёме. Завтрак в промоченную постель был и вовсе пределом мечтаний… Впрочем, всё это опять было скучно.       Так что, ловя оргазм от долбящей горло тугой струи, да ещё и в уже промоченных трусиках, не грех было и наконец-то по-мокрому обкончаться. Внезапно принц одёрнул от себя её руки и покачал членом, поливая по заждавшемуся этого лицу и затем волосам, потом – груди и снова по подставленным под мочу волосам. – А теперь убери ртом лужу с пола, – потребовал принц, закончив отливать на Луэлемукку. – А после, – он притянул её к себе за шею, глядя в расширенные, как у наркоманки, зрачки, – обойдёшь всех гостей и предложишь воспользоваться твоими дырками в гостевых покоях на втором, поняла, сучка?       Луэлемукка кивнула. Наконец-то начиналось хоть что-нибудь интересное. Из минусов была только дико унылая – ну, для такого, конечно – средневековая музыка. Этот мир, к сожалению, был недостаточно абсурден, чтоб на феодальных пьянках звучал какой-нибудь транс, как на эльфийских рейвах, "северный" технофолк или – на худой конец – попса, желательно, тоже чтоб на академическом (единственно-верном!) эльфийском, если уж так обязательно со словами. Впрочем, долго оставаться в мирах, где есть столь нужные для полного счастья полноценные свинг– или бдсм-вечеринки с диджеями-ильбами (и, если совсем зажираться, глорихолом или комнатой с принципом активного несогласия), было, опять двадцать пять, скучно.       При этом мир был абсурден достаточно для того, чтоб эти чёртовы феодалы, даже трахаясь, продолжали выслушивать стереотипную херотень. Это было не то, чтобы плохо; в конце концов, пол не был устлан исторически соломой, лужи с которой сложно лизать просто по причине невозможности их на оной.       "Надо будет в какое-нибудь уж совсем фэнтези, чтоб с Системой, колдунством, музыкой из артефактов и шестом для стриптиза, который потом засунут мне в задницу," – решила Луэлемукка.       А пока, раз уж её не использовали в качестве половой тряпки и предоставили убираться самой, она, исполнив "берёзку" и стянув внезапно высохшие трусики (феодалы не заметили, и хорошо, не фиг им знать, что обычно любая её одежда – отъемлемая часть тела), развела ножки в шпагате, и, не видя, почему бы и нет, пустила струйку мочи – опять же, феодалам знать необязательно, но это, как она предпочитала, был ядрёный такой лимонад – себе точно в рот, вызвав даже аплодисменты.       Промокать лужу трусиками и выжимать их себе в рот на глазах у этак ста человек – особый вид кайфа. Ну, не совсем человек, конечно, учитывая, что это почти всё феодалы, но сейчас можно было отойти от предписываемой эльфами дегуманизации всей этой мразоты. – Быстрее, я уже заждался, – принц схватил Луэлемукку за волосы, и, открыв ей рот, вытянул наружу язык, после чего с силой вжал в пол, завершая всё жёстким шлепком по заднице, а в широко раскрывшуюся киску загнал вырванные из рук яркие стринги.       Это просто бешено возбуждало. Понимание же того, что все эти… существа не имеют представления о консентности и прочем, что они могут точно так же обойтись с той, кто этого не хочет и кто от этого пострадает, кто принуждён к подобному случайностью, конечно, заталкивалось подальше – секс благодаря предустановкам был первичнее собственных мыслей и знаний (противно, с одной стороны, но в какой-то мере спасало от безумия). Это потом можно будет думать о том, что все, кто её сейчас ублажают (Луэлемукка предпочитала смотреть на вопрос с собственной стороны в этом плане) – нелюди и гной человеческий, ибо мысли об этом ведут к пониманию, что даже если убить их всех… Убить их всех – вот этих всех – можно, конечно. Можно вообще заниматься только их убийством, как делает то кое-где оставшаяся "Эльфийская Кровь", и она пробовала в своё время, но какой в этом толк, если новые миры появляются, блять, тупо быстрее?!       Да, она знала древнюю эльфийскую поговорку про дерьмо на столе. Стол от него нужно чистить, и для осознания необходимости очистки не важно, что до последнего атома он не будет очищен вообще никогда. Да, эльфы – изначальные – не умели сдаваться. Могли отступить на перегруппировку, но сдаться – никогда. Луэлемукка не была эльфийкой. Она в своё время сдалась. Больше всего она жалела о том, что даже наличие цели не спасало от ёбаной скуки.       Луэлемукке было несложно ускориться; она осушила пол – не до конца, конечно, ибо это было бы ну совсем странно – своим ртом меньше чем за минуту и наконец-то поползла предлагаться гостям. По настоятельным просьбам некоторых из них – просьбы были выражены в виде грубого насаживая рта на член – она немного подзадержалась, но, закончив обход, вернулась к принцам, тут же покинувшим порядком наскучивший пир. Младшему выпала честь тащить Луэлемукку за волосы.       Уже у самого края лестницы та внезапно вывернулась из рук, пробегая вперёд, и, наконец-то встав на ноги, игриво, спиной вперёд и качая бёдрами, прошлась до немалых – щедрость строителя замка не знала границ – гостевых покоев господского дома. На глазах принцев – и тех, кто уже поспел за ними, включая одну из знатных дам, пусть и держащуюся в сторонке – Луэлемукка, выгнувшись, улеглась на уже застеленную слугами (пара из них уже стояли поодаль, готовые подносить феодалам напитки и закусь) кровать. Cнова разведя ноги в воздухе, она вынула из себя трусики, и, бросив их прямо в кронпринца – тот, уже подошедший ближе, поймал их – принялась активно мастурбировать, глубоко погружая пальчики в киску и уже выбивая из себя первую порцию сквирта.       "Ну, развлекайте меня," – сказала про себя Луэлемукка с жадной, похотливой улыбкой, тут же сбитой с её лица засунутыми поглубже в рот трусиками и требовательным ударом по заднице, вторым, третьим… Ещё не успев даже расставить ноги, она почувствовала, как в её вагину резко врывается мужская рука, буквально царапающая влагалище изнутри и старающаяся то ли как можно больше прочувствовать и агрессивно ощупать, то ли просто сделать чертовски приятно и больно. – Да, отжарь меня! – вскрикнула Луэлемукка. – Жёстче, блять! Охуенно!       Вырвав кулак наружу, кронпринц вдарил ей по промежности, и, щипая насквозь мокрые малые губы другой рукой, первой дал девушке пощёчину, и, размазав ей по лицу её же горячие соки, вдавил им поглубже в кровать лишь для того, чтобы, через пару секунд сразу глубоко войдя своим членом, перехватить сучку за волосы и потянуть на себя, душа за шею и шлёпая по пухлым губам. – Хочу кончить тебе на лицо, ёбаная ты потаскуха, – потребовал он почти сразу же и сбросил Луэлемукку с кровати себе под ноги. – Не смей трогать обоссанным ртом мой пенис, блядина! – жёстко захватив её за щёку своим большим пальцем, он дёрнул за волосы и снова ударил. – Работай руками, обмазав их в своей течной дырке.       Луэлемукка с удовольствием подчинилась, выронив из призывно открытого рта свои трусики – сейчас из её вагины действительно рекой изливалась тягучая смазка, и достать оной хоть полную горсть не было для фактически местечковой богини проблемой. Ласкать член руками она тоже любила – не менее чувствительные, чем губы, язык и вообще всё остальное, они позволяли наслаждаться рельефом и жаром напряжённого ствола… Особенно, если помогать себе ртом, посасывая самый кончик головки, но сейчас ей мазохистское удовольствие заставлял как раз запрет на подобное. Даже после трёхсот тысяч лет жизни Луэлемукка не знала, есть ли вообще что-то, касающееся секса, не доставляющее ей безумного, плавящего мозг удовольствия.       Размазать брызнувшую на лицо сперму ей не дали – заломив руки, её бросили животом на кровать. Грубо разведя ноги и снова сунув в рот миниатюрные трусики словно уздечку, кто-то ворвался в её влагалище жёстким, ещё не ласканным сегодня членом. Жёсткие мужские руки, гулявшие по талии, грудям и шее, хватавшие за волосы и хлеставшие по заднице и щекам, насаживавшие на член резкими движениями и просто наслаждавшиеся теплом подтянутого женского тела…       Мужчина кончил, извергаясь горячей спермой до матки, и резко вышел, отвешивая хлёсткий удар по пиздёнке, второй, третий, четвёртый… Перетекающий в проникновение пальцами, жёсткое, дерущее и выбивающее очередную уже струю сквирта на перины и на пол.       Луэлемукка, воспользовавшись моментом, заняла более удобную позу – поперёк кровати, раком, так, чтоб подставить всем желающим ещё и заткнутый стрингами ротик. Впрочем, трусики быстро покинули его, и на смену им пришёл очередной член – всё такой же горячий, немного изогнутый и очень весело касающийся самого краешка горла. – Соси долго, шалава, – услышала она требование взявшего её за волосы мужчины, и принялась за мерные, неторопливые ласки языком и губами, лишь слегка касаясь пениса горлом.       Очередная пара рук уместилась на попке, нагло сжимая её, а затем – и в промежности, большими пальцами разводя наполненную смесью сквирта и семени дырку. Достав оттуда коктейль пальчиками и размазав его по раскрасневшимся ягодицам, мужчина принялся неспешно дрочить влагалище пальцами, потираясь членом о бёдра, клитор, лобковые волосы.       Единственное, о чём жалела сейчас Луэлемукка – так это о том, что чёртовы средневековые дегенераты брезгуют подойти к ней поближе и ласкать не в две, а в четыре-пять пар рук. Ну и о том, что носить тут пирсингованные язык и соски – весьма подозрительно. Трусики ладно, трусики такие и пошить при наличии фантазии можно.       Семя коснулось языка, растеклось немного по нёбу и щёчкам, и мужчина, вынув член, поводил им по губам, отерев остатки кончи, благодарно хлопнул по щеке и напористым движением открыл рот ещё шире. Помочится? Нет; натянув штаны, он лишь плюнул ей в рот и уступил место следующему на него в очереди. Следующий оказался отнюдь не скромен: – Не глотай, – приказал он, медленно заходя и блаженно смакуя погружение собственного члена в великолепный коктейль. – Я хочу тебя в него трахать, – он задвигал бёдрами, жёстко придерживая и не думавшую помогать ему в этом головку.       Он начал неспешно, пробуя каждую фрикцию и желая прочувствовать каждый миллиметр продвижения своего члена, но постепенно ускорился, затем – снова замедлился и пошёл гулять руками по телу, убедившись, что шлюха не собирается портить ему удовольствие.       Луэлемукка и не собиралась. Таким она могла наслаждаться часами и даже когда-то держала возле себя пару мальчиков, всегда готовых скрасить одиночество её ротика подобным незамысловатым образом.       А вот бёдра – другое дело. Бёдрами она подмахивала только так, непрерывно визжа в член, как последняя сучка; тёршийся о её киску мужчина всё же вошёл, не выдержав, и сразу же кончил. Другие тоже не особо держались. Луэлемукка опять невольно благодарила создателя за многозадачность – во время подобной ебли одной из самых кайфовых вещей стали бы внезапные оральные ласки, ощущение мужского языка, бегущего от клитора к анусу, зубов, прикусывающих ягодицы, лица, вжатого в задницу или чуть пониже, сразу между ней и текущей, так и манящей более адекватных парней киской. Некоторые даже пихали внутрь свои шаловливые язычки или и вовсе высасывали смесь чужой спермы и её соков. А если он делал это ещё и агрессивно, не стремясь обласкать, а, напротив, просто выхватывая удовольствия для себя, реализуя желание оказаться ближе, вжаться, прочувствовать пьянящую теплоту рабочих – в идеале обеих и одновременно – дырочек…       Местные таких ласк, конечно же, не дарили, и Луэлемукка получала удовольствие уже от этого взамест удовольствия от самих ласк. Чувствовать себя просто мясом для ебли, которого губами касаться-то стыдно, и именно что кайфовать от сего – редкое, редкое сочетание… Луэлемукка не могла по-другому и оттого даже давным-давно пыталась себя прикончить на благо общества – знала, что демонстрацией собственного удовольствия от подобного нормализует такое отношение к женщинам, отнюдь этого не хотящим. Не особо-то получилось. – В задницу тоже можно, – еле успела выдать она в краткий миг, пока её рот не был занят. – А она чистая, – стоило ли удивляться, что анус оказался распечатан чьей-то любопытной рукой сразу же после этих слов?       Конечно же она была чистой.       Тоненькой перегородкой Луэлемукка с обеих сторон ощущала, как почти что соприкасаются кулак в попке и активно работающий в уже постоянно хлюпающей и брызгающейся пиздёнке очередной пенис.       Следующий мужчина вошёл сразу ей в задницу и перехватил потянувшуюся к клитору руку. Кажется, он не дал потянуться к киске и своим сотоварищам. Первое время вернувшийся в форму кронпринц – судя по форме члена, это был он – наслаждался новой, охуенно узкой и сухонькой дырочкой, не столько доводившей до оргазма, сколько державшей на пике сексуального напряжения. Луэлемукка предпочитала настраивать чувства таким образом, чтобы лишь бешено возбуждаться, но ни в коем случае не кончать от анального секса – это превращало его в хорошо чередуемую с трахом в пиздёнку сладкую пытку – и, когда не было приказано иного, так же работала анусом и с мужчинами; особым видом удовольствия было где-нибудь публично, в стрип-клубе, сесть на чей-нибудь член задницей и долго держать друг друга на пике, заодно наслаждаясь зрелищами и выпивкой. – Я хочу туда кончить, – прошипел принц, хватая Луэлемукку за волосы и снимая с долгоиграющего, ставшего уже привычным ротику чьего-то небольшого, но толстого, в самый раз для работы язычком и губами, текущего предъэякулятом члена. – Бл-я-я-ять… – застонал он сразу же, чувствуя, как анал наполняется вязкой смазкой, разогревающей член до даже несколько жгущейся температуры. – Блять, как это охуенно, – мужчина заработал бёдрами, вгоняя член в попку по самые шлёпнувшие по половым губкам яички, и вынимая его до конца, чтобы снова прочувствовать прелесть преодоления узенького колечка ободком и уздечкой головки.       Вновь присосавшись к приятному члену и заодно поглаживая правой рукой чей-то ещё смазанный, кажется, сквиртом стояк, Луэлемукка, позволив принцу вновь выйти, игриво отстранилась, поигрывая ягодицами и не давая прицелиться. – О да, – сдавленно выдохнула она, когда мужчина бесцеремонно насадил её на себя, жёстко удерживая, и начал вколачиваться в горячую задницу.       Когда принц наконец-то кончил, следующий мужчина проник уже в киску, лишь пальчиком массируя истекающее сюзереновым семенем колечко. Луэлемукка, уже зная, что парни подпитые и не особенно-то соображают, не стеснялась исполнять вызывающие обычно вопросы о физиологической возможности подобного вещи – активно посасывать член влагалищем, то делать его маняще, развратно широким, растраханным, то, наоборот, узким и обнимающим член со всех сторон. Работая таким образом киской, правильно смешивая ощущения трахающих её мальчиков, она добивалась максимально агрессивного, пользующего обращения. Не способный поймать вовремя кайф ни от широкой, ни от узкой вагины, мужчина вышел, отвешивая болезненные шлепки и запихивая в киску пальчики, и вошёл уже в призывно приоткрывшуюся задницу, чего, в общем-то, и хотелось. Снова растраханная, но узенькая дырочкой входа пиздёнка сманила его, и, сделав пару фрикций в анал, он вынул член и протиснулся в лоно, где, чуть-чуть попроникав самым кончиком и под конец войдя целиком, но так и не коснувшись членом ничего, кроме непосредственно буквально сосущей член дырочки, резко вышел – придерживая вход пальцем, он спустил из киски воздух – и снова протиснулся в дырочку ануса. – Да, блять, сучка ебаная, да-а, – выдохнул он, распробовав подобный вид удовольствия, и перешёл к чередованию глубоких, но разовых проникновений попеременно в вагину и в задницу.       Луэлемукке показалось, что она слышала чужие женские стоны; когда небольшой член наконец-то излился ей в ротик, она на секунду обернулась и заметила, как оттого заливается краской тайком – ну, не очень-то тайком, все всё видели – шликающая под платьем какая-то знатная дама. – Хочу в тебя отлить, потаскушка, – предупредил следующий мужчина, и, погрузив член в рот Луэлемукки, принялся с удовольствием ссать, поглаживая по щекам костяшками пальцем. – Да, да, глотай всё, не пролей, шлюха…       Она сомкнула губки плотнее и заработала глоткой активнее. Самой ей нравилось, напротив, когда всё текло по шее и на пол, но и сейчас, благодаря установкам, кайфа было не меньше. – Перевернём? – спросил кто-то.       Ответа не последовало – мужские руки, сняв Луэлемукку с уже просто отсасываемого только что ссавшего в ней члена и со ствола всё ещё работавшего то в вагину, то в задницу (он уже отошёл от долгих одиночных проникновений, но кончать, похоже, не собирался), перевернули её в одно лишь движение. Её запрокинули голову, прижимая за шею к краю кровати и делая позу окончательно идеальной для жёсткой горловой ебли, и расставили в шпагате ноги. Принц переместился к призывно открытому ротику, и, загнав в него обильно смазанный член, сперва развлёкся чередой жёстких коротких фрикций, после чего перешёл к продолжению банкета тягучего, долгого секса, двигаясь медленно и то и дело выходя, позволяя Луэлемукке даже поманить его язычком или вылить себе на лицо часть коктейля из семени, слюней и смазки.       А ещё теперь можно было сквиртовать вверх, поливая себя и мальчиков, чем, после первого же жёсткого анального проникновения, Луэлемукка и воспользовалась.       Кажется, где-то на фоне кто-то прогнал к чертям собачьим пожелавших поучаствовать или просто столпившихся наблюдателями слуг, угрожая отрезать им головы…       В непрерывно кончающую киску мужчины загнали всё те же многострадальные стринги, попытавшись перекрыть потоки брызг и мочи, уже окропившей всю комнату. Луэлемукка, когда одновременно с окончанием какого-то парня ей в задницу резко его обоссала, не рассмеялась лишь потому что рот её был снова занят кронпринцем, теперь уже отливающим в её горло на пример некоторых других, буквально устроивших эстафету. Эти феодальные придурки даже не понимали, что уретра и влагалище – разные дырки. Теперь, осознав свою ошибку, они начали грубо затыкать её пальцем, что тело, конечно же, воспринимало как очередные жёсткие ласки.       К сожалению, то, что Луэлемукка посчитала коротким перерывом – из неё вышли с обеих сторон – стало концом не таких-то и долгих сегодняшних развлечений. Думая ещё подманить парней обратно (да и просто кайфануть от такого), он вынула трусики из вагины, затолкала их в задницу, и, подняв ноги, шлёпнула себя по киске, проникла пальцами и обильно сквиртанула, мочась сперва на своё тело, а затем – в рот. – Что, всё? – разочарованно спросила она, переворачиваясь на живот и наблюдая, как мужчины её покинули. – Блять, хоть бы что-нибудь на прощание в меня всунули… Неблагодарные.       Уже закрыв глаза и поудобнее устроившись с подушкой в обнимку, Луэлемукка почувствовала, как в её соблазнительно приподнятую попку заходит бутылка, а жадные руки кого-то из слуг ощупывают ей груди и киску. Явно боясь возвращения феодалов, этот некто кончил себе в штаны и быстро свалил, оставляя лишь довольную наполненностью своей задницы Луэлемукку одну.       Она засыпала с мыслями о том, как завтра тайком от хозяев замка обслужит всех тех, кого не обслужила сегодня. Опыт с дорвавшимися до сладкого слугами всегда был одним из её самых любимых.