***
Кроули заходит в книжный магазин и не хлопает дверью исключительно из уважения к возрасту здания. Честно говоря, это просто даже не смешно, всем известно, что демоны ужасно выполняют приказы, именно поэтому они — демоны, но не настолько же в лоб. А главное, зачем? Кроули отодвигает очки на затылок, убирая мешающие длинные пряди: он так и не вернул волосам привычный короткий вид. Эрик и Мюриэль обнаруживаются в задней комнате, на диване, в тишине. Они не смотрят друг на друга, но, как только он заходит, синхронно поднимают на него глаза. Немая сцена, и да, Кроули вычитал это в одной из книг Азирафаэля где-то век назад, длится пару секунд от силы. — Это была моя идея, — разрывает тишину Эрик. — Ну, для протокола. Кроули подтаскивает к себе кресло щелчком пальцев; он больше не в человеческой кофейне, на чудеса можно не скупиться. С каких пор демоны совершают чистосердечные признания? Он вскидывает бровь, глядя на нарушителей спокойствия суровым взглядом и пытаясь выстроить фразу, которая крутится у него на языке, так, чтобы обойтись без мата. Получается из рук вон плохо кстати, но, в его оправдание, Кроули в панике. — Мне плевать, чья это была идея, — отрезает он, опускаясь на мягкую обивку и закидывая ногу на ногу. Это кресло, которое Азирафаэль всегда занимал во время их встреч, оно, кажется, до сих пор сохранило его запах, который Кроули знает, как свои пять пальцев, и который в этот раз не столько вгоняет в тоску, сколько придает уверенности. — Вы хоть понимаете, насколько она была плохой? — Не особо. Типо, ты проворачивал это шесть тысяч лет, — замечает Эрик. — И я презираем Адом и преследуем Раем, — напоминает Кроули. — Безуспешно. — Молчи, — бросает Кроули, поворачивая голову в сторону Мюриэль. — Ладно этот, у него бывают приступы безрассудства. Ты-то куда? — Мы не сделали ничего плохого, — осторожно произносит Мюриэль, нервно сцепив пальцы в замок на коленях. Кроули вздыхает и потирает переносицу. Он определенно на это не подписывался. — Мы просто помогали друг другу освоиться. — Вы понимаете, что будет, если это вскроется? — риторически спрашивает Кроули. По крайней мере, он думает, что это риторический вопрос; наверняка о провальном суде знали все и Наверху и Внизу. — Святая вода и Адский огонь — не шутки. — Ага, — хмыкает Эрик скептически. Кроули бросает на него быстрый взгляд, прекрасно осознавая, как его глаза пугающе блестят в тусклом свете небольшой комнаты, однако это, кажется, не оказывает никакого влияния. — Эрик, помолчи, — повторяет он. Кроули никак не может взять в толк, зачем Эрику вообще все это. Младший демон, попавший на Землю, и так буквально гуляющий по краю пропасти со своей идеей шпионить без шпионажа, зачем ему подставляться еще больше. К тому моменту Эрик уже видел ангелов, у него, в отличие от самого Кроули, не должно было быть этого неутихающего любопытства. — Не буду, — упрямо продолжает он. — От тебя эта лекция не имеет смысла. — Именно за это меня пытались утопить в ванне святой воды, — снова напоминает Кроули. — Ну, меня там не было, и… — Эрик замолкает на секунду, видимо, подбирая слова. — И, если бы не сорванный Апокалипсис, никто бы ничего не понял. Кроули снова тяжело вздыхает. С одной стороны, Эрик прав; начальство обеих сторон даже не думало о подобной возможности развития событий все шесть тысяч лет. С другой, из-за того, что они с Азирафаэлем, а потом еще Вельзевул и Гавриил, отказались от выполнения своих должностных обязанностей после общения с противоположной стороной, как будто бы контроль должен быть усилен. До сих пор никто ничего не заметил, но это всего лишь вопрос времени, когда заметят. Это всегда всего лишь вопрос времени. И, когда это произойдет, не поздоровится всем. Кроули не слишком переживает за себя, в сложившихся обстоятельствах Преисподняя предпочитает держаться от него подальше, но эти двое… Ему бы не хотелось, чтобы они пострадали. — Кто, по бумагам, курирует твое нахождение на Земле, Мюриэль? — спрашивает он. От этого многое зависит. Если Иегудиил или Варахиил, есть шанс, что все пройдет более менее гладко; эти двое всегда были слишком увлечены друг другом или работой, чтобы обращать внимания на окружающих. Если Сариэль, Уриил или Михаил, что ж, тут проблем куда больше — они дотошны, нацелены на результат и точно докопаются до правды, в самый неподходящий момент. Если же Аз- — Верховный Архангел Азирафаэль лично, — сообщает Мюриэль. Кроули прикрывает глаза. Он не знает, хорошо это или плохо. Вряд ли Азирафаэль будет жесток относительно наказания самой Мюриэль, но Эрик… «Конечно ты отказал Аду», — мелькает в голове фраза, которую он старательно пытался запихнуть как можно глубже в недра своей памяти. — «Вы же плохие парни». Очевидно, на кого будет направлен праведный гнев Верховного Архангела, если все вскроется. Кроули до сих пор не до конца уверен, что его собственный праведный гнев не будет направлен на Эрика, потому что, серьезно, какого черта? Зачем он в это влез и зачем продолжает впутываться еще дальше? Разумеется, он зол на него, за то что подобная идея вообще пришла в эту украшенную прической-рогами голову, но то, что Небеса считают справедливым и правильным, вызывало у него отвращение еще с самого Восстания. — Видишь, все в порядке, — настаивает Эрик, слишком громко для существа, действительно уверенного в своих словах, будто сам себя пытается убедить. — Он не сможет подать жалобу на профессиональное несоответствие, не припомнив всем своих собственных прегрешений. — А кто официально курирует тебя? Шакс? Думаешь, она не подаст, если узнает? — шипит Кроули. Эрик вдруг усмехается. — Она бы подала, — соглашается он. — Но мой официальный куратор, ну… ты. — Я не, — пытается спорить Кроули, но вспоминает лист, подписанный его собственной рукой в самое первое появление Эрика в цветочном магазине. О, блять. Это забавно. Честно говоря, просто смешно. Азирафаэль был чертовски прав, когда говорил, что зло сеет семена саморазрушения, лучшего примера было и не придумать. Он смотрит на Эрика, прищурив глаза. — Они явно переоценили твою преданность. Эрик хмыкает, не подтверждает и не опровергает, но взгляд не отводит. Кроули знает, что он понял невысказанное «как и я». Не в прямом смысле, конечно, о преданности в прямом смысле речи идти не может, тут скорее лояльность. У них был уговор, кристально простой и понятный, который Эрик решил нарушить, а Кроули не может понять, почему. Их немой диалог прерывает Мюриэль. — Я не понимаю, что не так, — твердо говорит она. — Конечно, общение с демонами нежелательно, но Верховный Архангел Азирафаэль знает, что я общаюсь с мистером Кроули и… — Он знает? — произносят Кроули и Эрик в унисон, с практически одинаковой интонацией. Мюриэль смотрит на них удивленно, будто уже не уверена в собственных словах. — Да? Он иногда спрашивает меня о вас, — Мюриэль снова сжимает край своего свитера, не зная, куда деть руки. — То есть спрашивал, пока вы не поссорились несколько дней назад. Кроули поднимает бровь. Не то чтобы несколько дней назад они прям «поссорились», просто как обычно не сошлись во мнениях. Он не останавливается на этой мысли. Факт того, что Азирафаэль в тайне пытался выискать информацию о его жизни, после того, как ушел, бросив его на Земле одного, занимает его куда больше. Занимает и раздражает. Одно дело — то, что он пришел в цветочный, когда ему была нужна помощь демона, объективно, Азирафаэль не знает большого количества демонов, это — совсем другое. Это личное, это позволяет на секунду в его груди мелькнуть надежде на то, что Азирафаэлю важно слышать о нем на каком-то глубоком уровне, более глубоком, чем старый друг-недруг, будто он кто-то ценный и… Кроули отбрасывает эту мысль, зарывает ее так далеко, чтобы не найти снова, куда-то рядом с инцидентом после Эдинбурга. Не сейчас точно, а лучше вообще никогда не вспомнить об этом. Потом будет больнее, от эмоций всегда становится больнее, как люди вообще с ними справляются? — Не говори с ним обо мне больше, — предупреждает он строго. — Скажи, что я запретил, угрожал, я не знаю. Это не его дело. — Вообще-то… — Не. Его. Дело, — чеканит Кроули. — Если ему так хочется поговорить — пусть спросит сам, а не использует тебя. — Ладно, — неуверенно кивает Мюриэль. Она выглядит расстроенной, по какой-то совершенно неясной Кроули причине, и ему даже немного жаль, что он был груб. Эрик со своего места внимательно наблюдает за этим диалогом, не встревает, уже за это спасибо, однако, буквально на секунду, похлопывает Мюриэль по плечу, видимо полагая, что Кроули не заметит. Кроули, конечно, замечает, просто пока не комментирует. — Но я думаю, что он не стал бы возражать против общения с демоном время от времени. «Ты его не знаешь», — хочет сказать Кроули, прежде чем понимает, что и сам, видимо, не знает. Мюриэль бросает быстрый взгляд на Эрика. Тот слегка щурит глаза, качает головой, едва заметно и складывает руки на груди. Кроули раздражает, что он не может понять их бессловесный разговор. — Никто ничего не узнает, если мы будем осторожны, — произносит Эрик, когда взгляд Кроули встречается с его собственным. Ну конечно. У них ведь так хорошо получается играть в шпионов, прямо десять баллов из десяти. — Вы с этим не справляетесь. — Ты узнал только потому, что общаешься со смертными. И наши и ее считают, что слишком хороши для этого, — он делает короткую паузу. — Или слишком плохи. И, типо, в любом случае, всегда есть отмазка о том, что мы просто друг за другом следим. — Да. Выполняем священный и проклятый долг по уничтожению планов противоположной стороны, — отмечает Мюриэль. У Кроули в груди что-то с болью щелкает от того, насколько знакомо это звучит. Он смотрит на этих двоих, сидящих на диване на расстоянии вытянутой руки друг от друга, но думает не о них. Или, скорее, не совсем о них. Больше о том, что именно общение с Азирафаэлем в свое время помогло ему полюбить Землю всеми фибрами его темной, прогнившей насквозь души. Не за один тот факт, что именно на Земле и был сам ангел, не только, еще потому что они могли обсудить мысли относительно человечества, приходящие в голову время от времени, примириться с противоречивой сутью людей, строящих себе такие козни, каких он бы никогда не придумал, но в то же время создающих потрясающие вещи. Научить друг друга новым вещам — будь то еда или, может быть, музыка, или театральные пьесы. Пожаловаться на работу или наоборот похвастаться удачно совершенным искушением или благословением. Его опыт на Земле не был бы полным без Азирафаэля. Люди говорят, что человеку нужен человек, Кроули может добавить, что одному сверхъестественному существу нужно другое. Нужен друг, который понимает, о чем ты говоришь, даже если не всегда поддерживает твою точку зрения. Вот только этот самый друг в конечном итоге может от тебя отказаться. А еще может повторить это не раз, а с десяток за тысячелетие. Кроули прикусывает язык, чтобы его размышления не отразились на лице. — Вы должны понимать, что будут последствия, — произносит он наконец твердо, а потом повторяет, но уже тише. — Всегда есть последствия. Мюриэль на диване выглядит в должной степени напуганной перспективой. Она может и не замечает этого, но не перестает сжимать пальцы нервным жестом и не смотрит в глаза. Эрик выглядит на порядок спокойнее, по крайней мере физически; Кроули понятия не имеет, что происходит в его голове и какие мысли там привели его к идее общения с ангелом. Может быть, там есть какой-то скрытый мотив, которого он не видит. — Вам придется подумать об этом, — заканчивает он. — Идем, Эрик. Эрик смотрит на него серьезно, закусывая щеку изнутри, будто принимает какое-то решение, быстро оглядывается на Мюриэль, и тоже встает. — Я напишу тебе позже, окей? — спрашивает он у нее. Мюриэль улыбается, Кроули закатывает глаза, направляясь к выходу. Это не имеет смысла, Азирафаэлю потребовалось что-то вроде полутора тысяч лет, чтобы хотя бы подпустить его к себе, и это Кроули не упускал возможности втереться ему в доверие. Эрик, конечно, тоже мог так поступить, но в чем мотив? Что он не замечает все это время? — В машину, Эрик, — напоминает Кроули, когда не слышит за своей спиной шагов, и выходит на улицу. Бентли терпеливо ждет его около кофейни. Она уже успела выслушать все, что он думает об этой ситуации, по дороге сюда, даже поддержала, в своей манере, разумеется, включив «Killer Queen». Эрик выходит следом за ним, осторожно прикрывает дверь и подходит к машине, останавливаясь рядом, будто не знает, что делать дальше. — Переднее сиденье. — Будешь пытаться повлиять на меня? — спрашивает Эрик прямо, как только оказывается в машине. Он не пристегивает ремень безопасности, складывает руки на груди и откидывается назад на кресле. — Планирую, — холодно бурчит Кроули. Он, может, и не хотел грубить при Мюриэль, но Эрик весь спектр его эмоций, выраженный в не слишком нормативной лексике, поймет куда лучше. — Что, блять, было непонятно во фразе «держись подальше»? — Ты не указал границы, — усмехается Эрик. — Насколько подальше? — Это не шутки. — Ты сказал, что ангелы опаснее, чем кажутся, — обрывает Эрик, разглядывая приборную панель, будто там есть что-то интересное. Разумеется, в Бентли, ни в какой ее части, не может быть даже мизерного слоя пыли или чего-нибудь, способного привлечь внимание. — Но Мюриэль не такая, она, ну, человеческий вариант. — Человеческий вариант? — не понимает Кроули, заводя машину. Двигатель Бентли тоже тихонько рычит, давая понять, что она хочет объяснений. — Типо, не ангел, который несет Гнев Божий, а, ну… — Эрик замолкает, подбирая слова, — доброе существо? — И ты решил брать уроки добродетели? — Нет, — морщится Эрик. — Уроки грамматики. — Уроки грамматики, — Кроули не может сдержать короткого смешка. Абсурд. Его жизнь — абсурд. Он намеренно не едет быстро, Бентли тоже хочет слышать сплетни. — Настолько важно, чтобы рисковать уничтожением? — Слушай, я понимаю, что ты за нее беспокоишься, но она в безопасности, — бросает Эрик резко. Кроули приподнимает бровь. Конечно, его желание помочь Мюриэль не было секретом, ни для кого на самом деле, по всей видимости, даже включая Верховного Архангела Азирафаэля. Просто это было не чем-то, что озвучивают. — Я ничего ей не сделаю. На самом деле, это она сегодня уговорила меня зайти в церковь, так что кто кому еще вредит. Кроули не отвечает. Он, блять, не может ответить. Паззл в его голове завершается одним кусочком, которого не хватало и лучше бы этого никогда не происходило. Демон в церкви. Демон в церкви. Он подавляет желание стукнуться лбом о руль, во-первых, Бентли этого не заслуживает, даже если после слов Эрика резко переключает мелодию на кое-что отлично знакомое Кроули и неуважительно именуемое бибопом неким ангелом, во-вторых, это бессмысленно. Ему, конечно, хочется верить, что Эрик пошел больше под влиянием очередной сомнительной музыкальной композиции, которую впихнул в плейлист для цветочного магазина, но каковы шансы, если серьезно? Он бросает взгляд на Эрика, на секунду отрываясь от дороги. — И как же? — интересуется он, приведя хотя бы часть мыслей в своей голове в порядок. К несчастью, это — очень небольшая часть, которой хватает только на жалкое подобие светской беседы, и то только потому, что Кроули практиковал этот навык тысячелетиями и довел почти до автоматизма. — Она, ну, — Эрик замолкает, выглядит одновременно сбитым с толку и немного пристыженным, — ей не хотелось идти одной. И это была не действующая церковь, а та, разрушенная, с садом, знаешь? — Ну конечно, — бормочет Кроули. Конечно, он знает. Конечно, это будет та самая церковь, у Вселенной просто отвратительное чувство юмора и пугающая любовь к горькой иронии. Разумеется, Эрик и Мюриэль должны были оказаться в церкви, практически уничтоженной восемьдесят с лишним лет назад его демоническим вмешательством с одной только целью — спасти ангела от неприятного развоплощения. В Лондоне же просто нет других мест, не так ли? В той, превращение которой в сквер Кроули лоббировал в шестидесятых, чтобы не терять возможность ступить туда еще раз без ожогов на ступнях. Тогда, после того как он получил в руки термос со святой водой, несмотря на что Азирафаэль был категорически против, это место ощущалось так, будто в нем есть что-то особенное. Кроули приходил туда иногда раньше, один и в темноте, пытаясь ощутить что-то. Он никогда не мог дать этому названия, но это нечто было в остатках стен, в камнях, прорастало в пышных зеленых растениях, кажется, даже звучало шуршанием гравия под ногами. Он обходит церковь за километр по дуге с тех пор, как Азирафаэль ушел. Кроули не замечает, как барабанит по рулю Бентли пальцем, не обращает внимания, что стрелка спидометра даже не приближается к семидесяти, что, с ним на водительском месте, абсолютно беспрецедентно. Не до того. У него тут поистине библейское, мать его, откровение. Он думает и о том, что сказал Эрик. Скорее даже о том, как он это сказал, и это тоже до ужаса, до желания заскрипеть зубами, знакомо. Он узнает этот тон. Он это видел своими глазами от первого лица, он слышал голос, шепотом говоривший то же самое в его собственной голове на протяжении тысячелетий. Он понимает, что это значит и чем это закончится, только вот Эрик, судя по всему, еще нет. Кроули хотел бы сказать ему, предостеречь, если можно так выразиться, но сомневается, что его послушают: он сам бы не послушал. Бентли включает песню по второму кругу, просто потому что может, видимо.I'll be your mirror
Reflect what you are
— Твоя машина играет депрессивную поп-музыку, — отмечает Эрик, поворачивая голову к проносящимся мимо улицам. Его машина похожа на него, Кроули в курсе, обычно он этим гордится, у нее ехидное чувство юмора и отличный музыкальный вкус. Вот только сейчас хочется сказать ей замолчать, и так тошно. Эрик пялится в окно, и Кроули по одному взгляду на него может сказать, что он не в курсе. Он, блять, не знает, что идет по проторенной дороге из граблей, которые набьют с сотню шишек у него на лбу, прежде чем поймет, что нужно было остановиться раньше. Вот только, когда он это осознает, остановиться уже не получится. Ему кажется, что он наблюдает, как Эрик шагает в пропасть, и это, честно говоря, совсем не то, чего он ему желает. Эрик похож на него самого, а у Мюриэль иногда проскакивают слова, жесты или решения, которые, кажется, настолько принадлежат Азирафаэлю, что у Кроули спирает воздух. Это не история Вельзевул и Гавриила, тут не будет ничего хорошего, хотя бы нормального, он будто чувствует в воздухе запах приближающейся трагедии. — У тебя огромные, блять, проблемы, — произносит он так спокойно, как только может. Просто констатирует факт. Не то чтобы у него есть хоть какая-то надежда остановить Эрика от совершения целого ряда ошибок, он может судить по себе и сказать, что это бесполезно. — Это угроза? — Эрик поднимает бровь, но не выглядит испуганным. Почему-то выглядит решительным, будто Кроули действительно может попытаться предотвратить его дальнейшее общение с Мюриэль. Бессмысленно. Это все бессмысленно. История — дама с очень хорошей памятью, но скудной фантазией, она обожает повторять сама себя. — Нет, Эрик, — вздыхает он. Впереди уже маячит цветочный магазин. — Профессиональное мнение. — Это сейчас было не об адском возмездии? — спрашивает Эрик после пары секунд молчания. Кроули дергает головой, как бы подтверждая, но без особого желания. Эрик закусывает щеку со внутренней стороны задумчиво. — О, это о Верховном придурке? — Не зови его так. — Это мое субъективное мнение, — пожимает плечами Эрик. — Типо, оставить Землю ради хождения среди кучки снобов? Придурок, по определению. — И давно ты знаешь слово «сноб»? — интересуется Кроули, стараясь перевести тему. Он не может разделять это мнение, но и отбросить его не может, иногда Азирафаэль действительно может вести себя как придурок, хотя таковым не является. Плюс, он так и не выяснил, что такое Верховный Архангел сказал Эрику, чтобы ввести его в то состояние, до которого сегодняшнему дню далеко. Почему-то пара слов от Азирафаэля пугают Эрика больше, чем резкая речь Кроули. — Мюриэль занимается моим словарным запасом, — хмыкает Эрик, но не попадается на крючок возможности поговорить о чем-то другом, поэтому продолжает. — Так это о нем? — Да, — соглашается Кроули. Эрику вовсе не обязательно знать, что это почти всегда о нем. И хорошее, и плохое. Почему-то каждый раз о нем. — Ну, Мюриэль на него не похожа, — уверено произносит Эрик. Не то чтобы он встречался с ним больше, чем три раза за всю историю, а потому понятия не имеет, что, вообще-то, похожа. На то, каким был Азирафаэль после сотворения мира, стоя на Эдемской Стене и не понимая, поступил ли он верно. Хотя, в таком случае, у них есть еще где-то шесть тысяч лет до того, как все станет плохо. Кроули смотрит на витрину собственного магазина, на золотые буквы и слабое очертание ящика жалоб и предложений у входа. Второе пришествие слишком близко, чтобы об этом беспокоиться. Не то чтобы прям на пороге, дата еще не определена, насколько он понимает, но все равно рядом. Есть ли смысл пытаться их останавливать, если у них все равно не будет достаточно времени? Кроули паркует машину перед магазином. В конце концов, у них есть шанс, по крайней мере, Кроули очень хочется на это надеется; им не придется искать путь, которого, кажется, нет. Они уже знают, что, чисто теоретически, это возможно. Может быть, с ними все может случится иначе. Ему бы чертовски этого хотелось. — Я все еще зол, что ты меня не послушал, — предупреждает Кроули, заглушая мотор. Эрик кивает с несвойственным демонам смирением. — Ты перепишешь все таблички, которые найдешь в магазине. И ценники. — Понял, — вздыхает он, открывая дверь машины. Кроули выходит следом за ним. Что ж, план дальнейших действий сам себя не создаст, а еще ему нужно высказать некоему Верховному Архангелу все, что он думает, относительно этой возмутительной слежки. Кроули очень хорошо умеет приспосабливаться к новым обстоятельствам, а еще неплохо хранит секреты — свои и чужие.