(Не)работающие планы

Мюриэль нравится гулять по Лондону. Она полагает, что ей понравилось бы гулять по любому человеческому поселению, но, раз уж она живет здесь, она наслаждается высокой башней с часами, огромным парком, в котором живут забавные уточки, а еще она испытывает исключительно теплые чувства к саду церкви Святого Дунстана. Эрик притащил ее туда, точнее, не совсем притащил, а предложил пойти посмотреть и долго настаивал, что это должно быть забавно. А потом… — Нет. Не-а, — качает он головой, рассматривая кованную ограду. — Я туда не пойду. — Ты сам предложил, — напоминает Мюриэль, делая шаг в сторону старых камней, полностью покрытых растениями. — Я думал, ты категорически откажешься, — возражает Эрик, складывая руки на груди. — Разрушенные церкви не должны привлекать внимание ангелов! — Как и небоскребы? — интересуется Мюриэль. Эрик забавно морщится. О, у них уже был спор о небоскребах. Очень, очень длинный. Эрик был уверен, что с точки зрения Всевышней несправедливо сперва наказывать людей за попытку построить Вавилонскую Башню, а потом закрывать глаза на лондонский «огурец». Мюриэль пыталась объяснить ему, что дело в намерении, заложенном в идею. Люди, гордыня в которых сыграла настолько, что они решили построить сооружение, чтобы дотянуться до Бога — не то же самое, что люди, создающие прекрасные высокие здания из стекла и бетона, чтобы создать рабочие места. Они спорили об этом часа полтора без перерыва, каждый раз находя все новые и новые аргументы. В этот раз, относительно церкви, Мюриэль не так уверена. — Не начинай, Мюриэль, — фыркает Эрик. — Это будет длиться вечность. — Хорошо. Но, чтоб ты знал, тут не ощущается благодать, — она указывает на то, что осталось от стен некогда величественной церкви. Она все еще кажется внушительной, особенно эффекта придают сотни растений на камнях, вдоль дорожки и, кажется, внутри тоже. Мюриэль не может быть уверена, пока не зайдет, а идти одной не так интересно. — Если что-то пойдет не так, можешь сразу выскочить за ограду. — Если останусь жив, — бурчит Эрик, но делает осторожный шаг на территорию церковного дворика, ожидая ощущения огня под ногами. Кто-то из старших демонов упоминал, что посещение святых мест имеет именно такие последствия, он уже не уверен, кто именно. Ничего не происходит. Он делает один шаг, потом другой, предполагая, что граница церковной собственности просто проходит чуть дальше, чем забор и калитка, однако ощущает под ногами только крупные камни гравия. — Ну, я жив, это удача. Мюриэль улыбается. Эрик сам не замечает, как тоже начинает улыбаться. Он долго думал, стоит ли соглашаться на прогулку после всех новостей, которые подарили ему последние пара дней, но сейчас не то чтобы жалеет. Общение с Мюриэль успокаивает каким-то совершенно непостижимым образом. У демонов, конечно, нет друзей, но Эрик думает, что, если бы были, время, проведенное с ними, было бы похоже на время, проведенное с ней. Классно общаться с кем-то, кто не планирует развоплощать или уничтожать его, даже если по статусу, вроде как, должен. Мюриэль считается со своим статусом не так часто, как кажется на первый взгляд, хотя все равно может четко отстоять свои границы; «подземка» например для нее — табу, хотя конкретно этот пункт Эрик считает бессмысленным. — Пойдем посмотрим, как там внутри, — зовет Мюриэль, направляясь ко входу. Эрик идет следом, все еще осторожно, готовый в случае чего пуститься в бегство подальше от освященной земли, но даже на каменном пороге не ощущает ничего чужеродного. — Ого. Эрик поднимает глаза от собственных ног и видит, что ее так удивило. В этом, действительно, что-то есть. Внутри церковь похожа на один из тех заброшенных средневековых замков, которые он видел в каком-то фильме, название уже и вспомнить не может. Растения, все еще зеленые, несмотря на календарную осень, симпатичные скамейки и, что самое главное для него, ничего, ассоциирующегося с Богом. То есть, конечно, понятно, что когда-то это была церковь, но больше нет, хотя шпиль все еще возвышается над их головами. — Круто, — произносит он, осматривая ряды аккуратных скамеек. — Тут так… — Мюриэль не может подобрать слова. Она смотрит на Эрика, немного надеясь, что он подскажет, но, кажется, он понятия не имеет, о чем речь. Как он может этого не чувствовать? — Любовь. — Любовь? — переспрашивает он, делая при этом такое лицо, будто проглотил лимон. Не то чтобы у Мюриэль есть личный опыт подобного, но люди всегда говорят именно так. — При чем тут это? — Ты правда не чувствуешь? Она же повсюду! — Мюриэль оглядывается, пытаясь найти источник. Может быть, сегодня кто-то тут празднует свадьбу? Или встреча старых друзей? Это бы хотя бы немного все объяснило, хотя она не помнит, чтобы раньше становилась свидетелем такого количества эмоций разом. Однако, никаких новобрачных или запредельно счастливых встречей людей не обнаруживается, только парочка туристов, да миловидная старушка на скамейке, поэтому Мюриэль приходит к другому выводу. Она касается стены, той, которая еще стоит, твердо и нерушимо несмотря на все, чему стала свидетелем. Ощущения захлестывают ее с головой, когда она наконец становится в состоянии говорить, голос звучит на несколько тонов выше, но при этом куда тише. — Кто-то очень любил это место. — Или твои локаторы поймали остатки любви к Богу, — фыркает Эрик, чуть поежившись, разрушая волшебство момента. Он действительно не ощущает ничего подобного. А даже если и мог бы, кто бы любил какие-то древние развалины? Все, кто мог любить их до того, как они были почти под корень уничтожены, уже слишком стары, чтобы посещать это место достаточно часто. — И демоны не чувствуют… подобное. — Вообще? — удивляется Мюриэль. Когда Эрик кивает, она выглядит очень грустной. — Это так печально. — С чего бы? Я не жалуюсь. — Но это такое прекрасное чувство, оно теплое, и мягкое и ощущается так правильно, — объясняет Мюриэль с запалом, вдыхая полной грудью, чтобы вобрать в себя побольше этого чудесного ощущения. Демоны никогда не смогут почувствовать подобное? Как им идти к свету, вставать на путь исправления, если у них нет маяка? — Несправедливо лишать ее. — Часть наказания, помнишь? — хмыкает Эрик. — Непрощаемые и нелюбимые дети Божьи, все дела? Мюриэль хмурится. Конечно, все демоны нарушили правила своим беспрецедентно глупым мятежом, подорвали доверие Всевышней, но разве они не достойны однажды искупить свои грехи? Людям это позволяется. То, что у демонов такой возможности нет, кажется несправедливым. Мюриэль не озвучивает эти мысли вслух, но записывает их в собственном маленьком дневнике, который начала вести, чтобы ничего не упустить об особенностях земной жизни. Обычно там можно было найти названия песен, книг или какие-нибудь интересные выражения, которые она случайно услышала накануне, но иногда… Иногда Мюриэль любит поразмышлять. У нее было много времени на мысли Наверху, честно говоря, долгое время это было вообще единственным, чем она занималась. Она читала записи о том, как к людям являлись Архангелы, чтобы передать то или иное откровение, и каждый раз пыталась представить себе, как это выглядело. То есть, конечно, к отчетам были прикреплены фотографии, не совсем те же, что позже изобретут люди, но достаточно детальные, чтобы рассмотреть причудливые прически или одеяния, но Мюриэль нравилось представлять другое. Она думала, что бы сказала, окажись она на месте одного из этих посланников. Конечно, в тот момент мысли о разговорах с людьми казались безосновательными, она — писарь тридцать седьмого ранга, кто бы пустил ее на Землю? Однако сейчас она тут. Может собственными глазами оценить внешний вид, повадки и манеры разговоров смертных. И, разумеется, восхититься их творениями. Даже если от этих творений остаются только развалины, почему-то пропитанные любовью настолько, что она, кажется, сочится из-под каждого камня. Наверное, ей, как ангелу, не стоит находить определенное великолепие в разрушенном Божьем Храме, но она все равно находит. Это что-то вроде красивой метафоры — люди не вечны и их творения тоже. Она прочитала немного об этой церкви, когда Эрик вскользь предложил посмотреть, как она выглядит, и информация, которую она нашла, сделала историю еще более поэтичной; злость, гнев и гордыня, проявленные человечеством в тысяча девятьсот сорок первом, были настолько велики, что смогли уничтожить место, принадлежащее Богу. Почти уничтожили веру, можно сказать. Однако все обошлось и мир продолжает жить, цветы цвести, растения расти и так далее. Продолжает быть, несмотря на невзгоды и трудности. Мюриэль обожает человечество. А еще видит в этом другую, странную наверное, метафору уже для не-людей. — Но вам даже не дали возможности вернуться, — произносит она тихо. Эрик гордо вскидывает бровь. — Зачем нам это? Не думаю, что кто-то из демонов хотел бы вернуться, — он не смотрит ей в глаза, когда говорит это. В психологической книжке, которую Мюриэль нашла на задворках книжного, это считалось одним из признаком лжи, но тут возникает сложность; демоны, по природе своей, приучены лгать, и лгать глядя в глаза. Ей почему-то кажется, что отводить взгляд для него — больше знак правды, которую не хочется признавать. — Небеса от нас отказались, Мюриэль. Ты бы хотела возвращаться туда, где тебе сказали, что ты жалок и недостаточно хорош для работы? Откуда столкнули в бассейн кипящей серы? Мюриэль не может ответить. На это вообще сложно ответить по определению, зря она подняла эту тему. Она смутно помнит то, что предшествовало падению или сам момент, когда ангелы были наречены павшими, ее работа состояла в основном в заполнении и проверке форм о создании, хотя ей доводилось писать тексты пару раз. Вряд ли она оказалась бы на поле боя, даже если бы не приказ Архангела Иеремиила звездному гарнизону опустить оружие и вернуться к работе. Ангелы должны быть смелыми и готовыми использовать свой арсенал в праведных интересах, но Мюриэль никогда не держала меч в руках и, честно признаться, благодарна своему на тот период начальнику, что не пришлось. Она знает, что за это решение к нему были применены санкции, лишение права командовать легионами в первую очередь и расформирование отделов, находящихся под его контролем. Архангел без сотрудников в своем подразделении, очень сурово, честно говоря. С другой стороны, насколько ей известно, для работы, выполнение которой лежало на плечах Архангела Иеремиила после сотворения мира, помощь была бы бесполезна; нареченный Божьим Милосердием должен был принимать решения о судьбе погибших смертных самостоятельно, иначе в чем смысл? — Мне жаль, — начинает она, но Эрик ее перебивает. — Не надо, — бросает он, засовывая руки в карманы толстовки. — Это было давно. Мне уже плевать. Это неправда: такое просто невозможно взять и забыть. Однако об этом Мюриэль знать не обязательно, ей не придется падать. Эрик в этом практически уверен, за шесть тысяч лет Ад не пополнился ни одной бессмертной душой, никем со времен того Бунта. Укомплектован, мест нет, и все такое. В красках расписывать Мюриэль, как ощущается полет вниз, который ты не можешь контролировать, как бы ни хотел, не хочется и не нужно. Они идут дальше, вглубь разрушенной церкви, Эрик внимательно рассматривает то, что осталось от старого убранства: вряд ли ему представится еще шанс узнать, как выглядит Божье пристанище. Это выглядит неплохо. Во всех смыслах, он не ощущает никакого неприятного влияния или зловредной ауры в этих стенах, что немного странно, учитывая, что церковь не действует уже, сколько, лет семьдесят? Он не уверен в числах, как и все бессмертные создания. — Тут красиво, — отмечает Мюриэль. — Я могу понять, почему люди любят такие места. — Потому что в глубине души все любят хаос? — спрашивает Эрик с улыбкой. Мюриэль не впечатлена его попыткой пошутить, по крайней мере, она поднимает бровь (Эрику кажется, что она позаимствовала этот жест у Кроули, хотя на ее лице он кажется куда более мягким) и пытается хмурится, но он замечает, как уголок ее губ дергается на секунду. — Как ты умудряешься превратить прогулку в церкви в богохульство? — интересуется она скорее риторически. Эрик все равно отвечает. — У меня талант, — убеждает он. — И это не прогулка. Это экскурсия. Я первый в мире демон-экскурсовод. Мюриэль не может не улыбнуться. Ей нравятся эти «экскурсии», даже если она уверена, что на самом деле это прогулки. Общаться с Эриком, который воспринимает ее как равную, пусть и недостаточно опытную в том, что касается земной жизни, — это опыт, которого она никогда бы не смогла получить на Небесах. Она думает сказать ему об этом, как-нибудь завуалировано, но, когда она поворачивает голову к нему, тут же понимает, что что-то не так. Эрик выглядит как человек, которому нехорошо. — Что с тобой? — спрашивает Мюриэль взволновано. Эрик сжимает губы и показывает в сторону молодой девушки, прислонившейся к одной из стен церкви, поднявшей голову к небу и сложившей ладони на уровне груди. — О. О, нет. Стой тут. Она отходит от него, быстрым шагом приближаясь к молящейся. Та не сразу замечает ее, поэтому Мюриэль осторожно кашляет, привлекая чужое внимание. Девушка смиряет ее слегка недовольным взглядом, не особо праведное поведение, если кто спросит мнение ангела. — Извините, что-то срочное? — спрашивает она. — Утреня, понимаете? — На самом деле, как раз об этом, — Мюриэль улыбается, стараясь изобразить доброжелательность. — Видите ли, это разрушенная церковь. — Это все еще дом Божий, — качает головой девушка. У Мюриэль есть доказательства того, что это не так, одно из них стоит около скамейки, хотя, по всем Божьим Законам, должно прыгать с ноги на ногу и стараться не касаться святой земли, однако если она попытается объяснить все так, человек не поймет. Сочтет ее сумасшедшей или что-то подобное. Поэтому она незаметно сотворяет крошечное чудо, чтобы придать своим следующим словам убедительности. — Разрушенный дом, — поправляет Мюриэль. — Восхвалять Бога из такого места кажется слегка богохульством, не так ли? Девушка медленно моргает. Мюриэль не любит использовать свой по истине ангельский дар убеждения на людях, у которых нет против этого никакой защиты, но иногда это нужно делать. В любом случае, она никогда даже не пытается внушить им что-то серьезное, это было бы неправильно: к вере человечество должно приходить самостоятельно. Девушка все еще смотрит на нее расфокусированным взглядом, поэтому Мюриэль осторожно касается ее предплечья. — Почему бы вам не обратиться к Богу в глубине своей души? — спрашивает она мягко. — Уверена, он вас услышит. — Да… верно, — девушка медленно кивает, опуская руки. — И я уже опаздываю, поэтому, наверное, лучше пойду. — Конечно, разумеется, — Мюриэль отпускает ее. — Не смею больше задерживать. Девушка уходит, Мюриэль посылает ей в след небольшое благословение, чтобы убедиться, что она успеет по своим делам вовремя, и возвращается к Эрику, который почему-то смотрит на нее так, будто у нее рога выросли, или как там люди говорят. — Ты только что отговорила человека от молитвы? — уточняет он. — Мы не знаем, как действует на тебя действительно искренняя молитва, — поясняет Мюриэль. — Тем более, ее бы после саму мучили угрызения совести и неуверенность в том, что она поступила верно. — Ты только что отговорила человека от молитвы, — повторяет Эрик, будто бы сам не совсем понимает, что говорит, а после добавляет тише, — для меня. — В том числе, — соглашается Мюриэль, озираясь по сторонам. Ничего сверхординарного не происходит, поэтому она выдыхает. На пару секунд она боялась, что от этих слов где-то наверху сработают сигнализации. — Ты согласился зайти в церковь по моей просьбе, я должна обеспечить твою безопасность, не так ли? — Не должна, вообще-то, — качает головой Эрик, но Мюриэль видит маленькую улыбку, промелькнувшую на его лице. — Но, ну, я… Он не может сказать «спасибо». Тем более, он не может сказать «благодарен». Почему люди не придумали какое-нибудь выражение, не связанное с Богом? Однако, кажется, этого и не нужно: Мюриэль и так все понимает. Она один раз похлопывает его по плечу, а после делает знак рукой, как бы говорящий: «Пойдем». — Давай посмотрим на это с внешней стороны, — предлагает она. — Мне кажется, там растения еще красивее. Эрик не может ей в этом отказать. В конце концов, это не опасно, а ему нравится, как выглядят эти облагороженные развалины. Мюриэль идет впереди, Эрик следует за ней, слушая, как она говорит что-то о фронтонах, аркатурах и пилястрах. Он понятия не имеет, что означают эти слова, но Мюриэль кажется воодушевленной возможностью поделиться с ним информацией, с которой он еще не знаком, поэтому он не перебивает. Тем более разговоры с ней на пространные темы помогают не думать о дилемме, которая последние пару дней занимает его голову. Притвориться, что они — люди, судя по возрасту, студенты, посещающие древний памятник архитектуры, кажется хорошей идеей. Они проводят во внутреннем дворике еще около получаса, прежде чем выходят на улицу. — Я так и не понял, как ты можешь ощущать любовь, — заявляет Эрик. — Ты же ощущаешь злость или гнев? — Это другое. Это приземленные эмоции, — не соглашается Эрик, поднимая указательный палец, будто это поможет ему убедить Мюриэль в его точке зрения. — Любовь же, типо, эфемерна и повсюду. Как ты можешь отличать любовь к зданию от любви вон тех ребят, например. На тротуаре в паре метров от них молодая пара с улыбкой пытается сделать совместное селфи. У них не получается, но, вместо того чтобы начать сердиться друг на друга из-за этого, они почему-то смеются. — И откуда ты знаешь, что они любят друг друга? — улыбается Мюриэль, сощурив глаза. — Чувствуешь? — Вижу, — недовольно бурчит Эрик. Мюриэль очень, очень сложно переубедить. — То есть в каком-то смысле ты можешь ощущать любовь? — спрашивает она. — Спорить с демоном — часть твоих ангельских заводских настроек? — уточняет Эрик голосом побежденного вместо ответа. Мюриэль смеется, потому что, очевидно, так оно и есть. Они постоянно препираются из-за ерунды, но это никогда не длится дольше пары минут и не заканчивается серьезной ссорой. Ее это радует: она не хочет чувствовать себя одинокой. Конечно, если они вдруг перестанут общаться, она сможет поговорить с мисс Мэгги, мисс Ниной или даже мистером Кроули, однако это не совсем то же самое. Эрик, в отличие от них всех, тоже, в сущности, не проводил на Земле много времени, сколько бы ни пытался доказать обратное, поэтому они отлично понимают друг друга. А мелкие идеологические диспуты — это даже весело. Они как-то очень быстро доходят до Уикбер-стрит. Мюриэль смотрит на вывеску «A. Z. Fell & Co», размышляя, чем еще может заняться до вечера. Вчера она в очередной раз проверила, что все книги расставлены в верном порядке, от A до Z по имени автора, если верить каталогу, оставленному Азирафаэлем, все на своих местах, однако у нее есть ощущение, что она потеряла одну. Она не успела ее прочитать, только быстрым взглядом окинула первую страницу; ей было интересно, почему на корешке нет никаких опознавательных знаков. Первая строчка — «В самом начале» — показалась ей бессмысленной. Конечно, это должно быть самое начало, было бы странно читать, например, с середины. Однако следующая строчка гласила: «Был чудесный день. Все дни тогда были чудесными.». Мюриэль нравились книги, в которых все хорошо, а эта казалась похожей как раз на одну из таких, поэтому она отложила ее на верхнюю полку, чтобы прочитать, когда закончит с уборкой, только почему-то потом не нашла. Может быть, она потратит остаток дня на ее поиск. — Слушай, я хотел спросить насчет прошедших времен, — вдруг произносит Эрик. — Я не совсем понимаю формы глаголов и… — Заходи, я объясню — она кивает головой в сторону входа. Эрик смотрит на дверь пару секунд, прежде чем ответить. — Окей. Только я хочу взять кофе. Эти правила не учатся без дозы кофеина, — он улыбается. Мюриэль скептически поднимает бровь; разумеется, ничего из человеческих ингредиентов и составов не должно работать на сверхъестественных существ. Насколько ей известно, по крайней мере. Однако Эрику нравится кофе. А она совсем недавно попробовала чай, и теперь ей интересно, на что могут быть похожи другие изобретенные людьми напитки. — И я видел кофейню рядом. — Плохая идея, — предупреждает Мюриэль. — Ну, я люблю плохие идеи, — Эрик ехидно вскидывает бровь. Мюриэль может только посмотреть на него взглядом, полным разочарования, хотя она уже уяснила, что на него это не действует. — Нет, в смысле неудачная идея, — поясняет она. — Мисс Нина, хозяйка кофейни, знает мистера Кроули. — Я никогда не пойму, почему ты называешь его мистером, — сообщает Эрик, но, очевидно задумывается над ее словами. — И я не видел, чтобы он общался с людьми, если они, типо, не клиенты. — Мисс Нина знает об ангелах и демонах. Она одна из ваших, вроде. — Из наших? — не понимает Эрик. Мюриэль рисует в воздухе звезду и обводит ее в круг, после чего на его лице появляется ехидная улыбка. — Из сатанистов что ли? — Насколько я поняла. — Ну, — он оборачивается, разглядывая вывеску. — Кофе или смерть действительно звучит как сатанинский выбор. Пойдем. Не думаю, что она вообще обратит внимания на пару сверхъестественных сущностей. — Я бы не была так уверена, — продолжает спорить Мюриэль, однако следует за Эриком в сторону кофейни. — Она внимательная. — А еще у нее сотня посетителей каждый день, — хмыкает он. — Если бы она запоминала всех, она бы давно с ума сошла. По моему опыту, сотрудники запоминают только постоянных клиентов, а меня она увидит в первый раз. Все будет окей. — Ладно, — наконец неуверено соглашается Мюриэль, догоняя его. Мисс Нина действительно пару раз упоминала, что запоминает только «постоянников», тем более сейчас — время обеденного перерыва, в кофейне много людей. Вряд ли она обратит внимание. Что может пойти не так?