Слабое место

Все, что он ощущал, была боль. Яркая, стойкая, непрекращающаяся. Болели суставы, мышцы, и казалось, что все его тело горит. Он был уверен, что он находится в аду. По коже сбегали ручейки пота, но ему было чертовски холодно. Его подташнивало и иногда даже срабатывал рвотный рефлекс, но в животе не было абсолютно ничего, так что только кислота вперемешку с водой периодически заполняли его рот, и он сплевывал это за прутья. Он снова лежал в своей клетке, со связанными руками и ногами в полнейшей темноте и тишине. Нос упирался в решетки в попытке быть поближе к относительной свободе. Клетка давила на него, вгоняла его в состояние абсолютного отчаяния и тревоги. Он не хотел быть здесь. Ему было страшно, одиноко и больно. Все, что угодно, было лучше этой клетки, где он не мог даже пошевелиться. Не то чтобы у него была хоть капелька сил на это, но хотя бы призрачная возможность была бы лучше, чем ее полное отсутствие. Он вздрогнул от холода и открыл глаза, но это не возымело никакого эффекта, тьма была непроницаемой. Пространство казалось таким маленьким, тесным, заставляло его сосредоточиться на слишком знакомой тишине и тьме, делая его отчаяние гораздо более невыносимым. Была только абсолютная беспомощность, ощущение нехватки воздуха и пространства. Он чувствовал свое учащенное сердцебиение в голове. Кровь качалась по его венам слишком быстро, заставляя его хватать ртом воздух намного чаще нормального. Не было никаких рациональных мыслей. Ничего кроме образов его пойманных братьев. Он все еще не видел ни одного из них, но мысли были настолько спутаны, он был настолько растерян, что не был уверен, действительно ли он их не видел или хотя бы не слышал. Было сложно понять, что правда, а что нет, когда эффекты от долгого отсутствия дозы брали верх в его сознании. Он втянул носом воздух. Боль в теле переходила всякие границы, и он чувствовал, что у него кружится голова. Ему было все равно на кровь, на сломанные кости, единственное, что ему хотелось — это избавиться от этой боли. Лео ударил лбом по решетке, зазвенели цепи. Он уверен, что братья в нем разочарованы. Он попался сам, а теперь они, возможно, тоже были здесь. Удар. Ему так хотелось избавиться от боли. Удар. Настойчивый голос в голове твердил одну и ту же фразу каждый раз. Ты можешь остановить это… Он может это исправить… Ты можешь остановить эту боль… Просто попроси... Как их лидер мог себе позволить поддаться наркотикам? Кем он был, что позволил себе так просто сдаться? Что он с собой сделал, что он ждал каждой дозы как манны небесной? Нет, не так, что они с ним сделали? Он дернул руками, застонав от еще более яркой боли, разлетевшейся по телу. В его поле зрения появились звезды. Он не мог дышать, вокруг груди как будто обвилась змея, скручиваясь все туже и туже. Воздух, который когда-то воспринимался как само собой разумеющееся, теперь было сложно втянуть в себя. Он регулярно получал дозу почти сразу после пыток, что мгновенно избавляло его от любых страхов, паники и боли. Сейчас казалось, что прошло намного больше времени, чем обычно. И он не знал, как с этим справиться. Кровь закипала в жилах, мозг превратился в переваренную кашу, и не было другого способа от этого избавиться, кроме как ждать следующего укола. Ногу свело судорогой, и он закричал. Ему было плевать, если его кто-то услышит. Гордость осталась где-то в прошлой жизни. Мечты, цели и вся прошлая жизнь остались далекими воспоминаниями, сказками, которым никогда не суждено было сбыться. Он не хотел умереть, но смысла в такой жизни не было, так что может избавление от всего этого было не такой уж плохой идеей? Леонардо казалось, что его панцирь вот-вот треснет. Глаза защипало, и теплые ручейки потекли по щекам. Он открыл рот шире, хватая воздух, который отказывался попадать в грудь. Боль была так велика, слишком велика. Он задохнется. Его ребра сломаются. Он умрет. Ему не хотелось, чтобы умерли его братья, но он не мог их спасти. Отсюда не было выхода, ни единой возможности сбежать. Он снова ударил лбом по прутьям клетки и взвыл. Отчаяние поглотило его с головой. Он был на дне. Все, что было нужно, чтобы сломать Бесстрашного лидера, был героин. Несчастный порошок, принесший столько страданий и одновременно удовлетворения. Он чувствовал себя самим собой, только когда пускали раствор по вене. В остальное время он чувствовал себя абсолютно разбитым и беспомощным. Но когда приходил лаборант со шприцом, он внезапно обретал спокойствие. Боль уходила, ему становилось плевать на весь мир вокруг. Он наконец чувствовал себя нормально. Во время плавания по Мертвому морю наркотического трипа не было ни сожаления, ни стыда, ни чувства вины или разочарования, ничего. И ему хотелось снова сбежать в это ощущение от ужасающей реальности, из которой не было другого выхода. Жалкий. Напряжение в груди внезапно ослабло, и он глубоко вздохнул. Так глубоко, что воздух, казалось, обжег ему горло, спровоцировав резкий кашель, разрывающий истерзанную грудь. Желчь подступила к горлу, и он заставил себя проглотить ее. Наконец отдышавшись, Лео снова ударил лбом по решетке перед собой. Никчемыш. Его окутывало стойкое ощущение, что это никогда не закончится. Он чувствовал себя слабаком и неудачником. Ему больше не хотелось ничего делать, кем-то быть. Ему необязательно хотелось умереть. Просто хотелось, чтобы его никогда не существовало, и этого всего просто не было. Убогий. Он заплакал. В этот раз не от боли, а от тоски, от бесконечной грусти и безысходности. Из его положения не было способа сбежать. Даже если ему это как-то удастся, все эти чувства останутся с ним. Может тогда стоило сдаться здесь? Пока был шанс сохранить воспоминания братьев о прежнем себе? Ах да, они тоже вполне уже могли быть мертвы. Он их не защитил, он их не спас, это была его обязанность. Но он провалился, развалился на маленькие кусочки, погрязнув снова в своих темных мыслях, попавшись Шреддеру в руки и спровоцировав поимку братьев. Он оказался абсолютно беспомощен и бесполезен. Кусок дерьма. — Леонардо, как ты мог, — услышал он тихий голос рядом с собой. Он распахнул глаза, не веря тому, что услышал. Этого не может быть. — Я думал, ты о них позаботишься. Отец. Старый крыс стоял перед ним в своем старом темно-коричневом кимоно. Руки сложены за спиной, брови сдвинуты, выражая осуждение, глаза пустые, блеклые, мертвые. Лео проглотил всхлип. В груди сенсея зияла круглая черная дыра, там, где должно было быть сердце. Внутренние органы блестели в слабом свете, видневшиеся через рану. Одежду покрывала темная, густая кровь. Но крыс стоял, живой. — Ты должен был их защитить. Ты — их лидер. Они не должны были приходить сюда за тобой. — Мне жаль, сенсей, — сказал он, голос полон горя и сожаления. — Мне очень, очень жаль. Крыс неодобрительно покачал головой, медленно растворяясь в воздухе. По его щекам потекли горячие слезы. Он знал это. Но слышать это из уст отца было больно. Он знал, что это была его вина, что учителя больше не было. Все это началось с него. Если бы он не дал Шреддеру убить его, он бы никогда не скатился в депрессию, и братья бы не решили пойти в этот чертов парк развлечений, и его бы там не поймали, и их бы не схватили. Все его вина. Держать глаза открытыми становилось все труднее. Сознание услужливо ускользало, уступая место приятному небытию. И Леонардо понял, что давненько не чувствовал голода. Это напугало его. Кто-то дернул за цепь, приподнимая его голову вверх. Кто-то был с ним в камере? Как? Он ведь никого не слышал. Холодное стекло приложили к его губам, и огненно-ледяная жидкость полилась ему в горло. Он дернулся от внезапного ощущения, пытаясь отстраниться от нового источника дискомфорта. Кто-то взял его за подбородок, и он приоткрыл глаза наполовину, замечая, что вокруг светлее обычного. Когда включили свет? Наконец, вода в стакане закончилась, и его опустили обратно на землю. Его снова начало подташнивать, жидкость плескалась в желудке, раздражая стенки. Когда ему удалось сфокусировать взгляд, он обнаружил перед собой лаборанта. И он уже был не в клетке. Это значит, что сейчас будет новый укол. Наконец-то. И Лео скривился в лице от своих мыслей. Как можно было пасть так низко. Парнишка подошел к черепахе, намереваясь повторить уже хорошо знакомую процедуру. Шприц с раствором, найти вену, стереть запекшуюся кровь в сгибе локтя, воткнуть иглу, пустить коктейль внутрь. Когда дело было сделано, он обычно всегда уходил, оставляя пленника висеть на цепях, пребывая в наркотическом экстазе. Лео глубоко вздохнул, и героин, наконец, подействовал. И ему снова стало все равно. Прекрасно. Тепло. Спокойно. Братья его не волновали, жизнь его не волновала. Ничего. Ему просто хотелось спать. Лаборант двоился в глазах, веки отказывались подниматься больше, чем наполовину. Он пару раз дернул головой в надежде остаться еще какое-то время в сознании, но быстро оставил бесполезные попытки. Что толку от того, что он в сознании? Он закрыл глаза и расслабился, насколько это было возможно. — Неплохо тебя Шреддер приложил, — донеслось до него сквозь дымку в голове. Следом он почувствовал пронзительную боль, когда человек прикоснулся к его боку. Точно, Саки ведь вогнал свои лезвия ему в бочину в их последнюю встречу. Почему он еще не умер? Хотя бы от кровопотери. Больно было, но как-то по-другому. Это все наркота приглушала ощущения? И ломка перекрывала собой ощущения от глубокой колотой раны? Он снова открыл глаза, обнаружив себя на кушетке. Что? Как? Над ним нависал лаборант с окровавленной рукой, держа между пальцами толстую иглу. Она вонзилась в распоротый бок, заставив Лео застонать. Темная дымка окутала его поле зрения, и снова больше ничего не болело. — Я тебя предупреждал, — прозвучало где-то рядом. — Ты заплатишь за ослушание, мальчишка. Что-то теплое пролилось на его кожу, принеся внезапный комфорт и яркий железный запах. Ему было все равно, что это такое, главное, что стало теплее. Леонардо плавал в бесконечной черной пустоте. В его мыслях было так же пусто, безлико. Он просто был, существовал, без боли и чувств. Неожиданно для себя он понял, что Саки давно к нему не заходил, не приносил новые пытки. Кажется, он был доволен найденным способом уничтожить черепашьего лидера. Он оставил его один на один со своими демонами и собственными мыслями, усиленными действием наркотиков. И они будут мучить его, пока он не умрет от голода или уже полученных травм. Лео распахнул глаза, удивлённый тем, что ему удалось проснуться, но подозревая, что что-то вытащило его из вызванного болью и героином сна. Он услышал шум. По спине пробежали мурашки от страха, когда он внимательно прислушался к звуку. Знакомый, до боли знакомый звук, который он слышал каждое утро каждого дня, когда будил своих братьев. Раф.

***

Рафаэль дернулся, будто его подбросили. Голова неприятно заболела, и он тихо застонал, привыкая к ощущениям в теле. Он открыл глаза, и его встретила густая темнота. Он низко зарычал, проклиная чертовых футов и все, что с ними связано. Он попытался поднять руку к лицу, только обнаружив, что она закована в цепи и, видимо, прикреплена к стене. Точно так же, как и его ноги. Лео. Точно, они же сунулись его спасать. И вот неудача, попался сам. Остается надеяться, что младшие не попались тоже и что остался кто-то, кто сможет их вытащить. Самое главное, чтобы Донни не попался. Без него вообще пиши пропало. Он глубоко вздохнул, поморщившись от противного запаха, заполнившего его нос. Нещадно воняло затхлой кровью и мочой. Куда его Саки засунул? Рафа начало тошнить, и он был вынужден начать дышать ртом. — Мне очень жаль, — донесся до него едва слышный шепот. Черепаха в красном поднял голову, безуспешно всматриваясь в темноту перед собой. — Лео? — спросил он, робко, боясь принять желаемое за действительность. — Прости, Раф. Он чуть не задохнулся от облегчения. Его брат был жив и был прямо рядом с ним. Неважно, за что он опять извиняется, с этим они потом разберутся. Главное, что он жив и в сознании. — Лео, ты в порядке? Глупый вопрос. Но он был обязан его задать. Ответа не последовало, и Раф снова забеспокоился. — Лео, мы тебя вытащим. Просто потерпи еще немного. Снова тишина. Сердце трепетало в груди от волнения за лидера. Он дернул свои кандалы, проверяя на прочность. Естественно, никакого результата. Но это не значит, что он перестанет пытаться. Звон цепей и рьяные рывки продолжились, пока не раздался звук открывшейся двери, и свет не ослепил его. Ему потребовалось несколько секунд, прежде чем его глаза привыкли. Открыв их, он почувствовал, как сердце ушло в пятки и кровь похолодела в его венах. — О боже, — произнес Раф шепотом, глядя на истощенное и измученное тело своего старшего брата. Леонардо смотрел на него стеклянными, тусклыми глазами из-за решетки его маленькой клетки, будто он не осознавал полностью, что происходит вокруг. Бледная кожа облепила его скулы, подбородок выглядел острее, чем раньше, а на лбу и вокруг глаз виднелись тонкие морщины. Под глазами красовались темные круги, которые придавали его лицу еще более нездоровый вид. Плечи тоже казались какими-то угловатыми, узкими и слишком маленькими для его панциря. Впрочем, как и все его тело. Он весь был покрыт засохшей кровью, местами проглядывали длинные, затянувшиеся и не совсем раны, какие-то из них выглядели воспаленными — вспухшими и неправильного цвета. Одна нога была повернута под странным углом и несмотря на это привязана за лодыжку к другой. Явно была сломана ключица и как минимум одно плечо было вывихнуто. Руки были связаны за спиной, так что Рафу не было видно, в каком они состоянии. И в конце концов он обратил внимание на железный ошейник, впившийся в синеватого цвета кожу, которая была явно обожжена и уже начала гнить. Он отвернулся и сглотнул ком в горле, не в силах больше смотреть и подсчитывать остальные травмы его брата. Но в сознании ясно отпечатались его глаза. Наполнение призрачным блеском и отчаянием. И тогда Рафаэлю показалось, что Леонардо умирает. Рвота подступила к его горлу, когда он посмотрел в выпученные мертвые глаза человека рядом с ними. Он точно не был мертв долго. Мышцы выглядели закоченевшими, он лежал в луже крови, перемешанной с мочой — результат расслабления мышц сразу после смерти. На нем был когда-то белый халат. За что же Саки с ним так? И, самое главное, почему оставил труп здесь? — Здравствуй, Рафаэль, — прозвучал низкий голос Саки. Ярость пришла так быстро, что черепаха сам удивился. Он зарычал, подняв глаза на их пленителя, остервенело дергая цепи в попытке добраться до него. Шреддер усмехнулся, глядя на пленника с презрением. Он двинулся в сторону клетки, полностью игнорируя злостное рычание и звон кандалов. — Не трогай его, ублюдок! — вырвалось из черепахи. Шреддер приблизился к клетке, присаживаясь и медленно отвязывая цепь от прутьев. Он брезгливо поморщился, взглянув на лужицы рвоты недалеко от головы Леонардо. Открыв дверцу и выпутав цепь полностью, он резко дернул за нее, одним рывком вытаскивая черепашьего лидера наружу. Рядом раздался почти дикий вой. Раф с ужасом наблюдал, как округлились глаза его брата от шока и внезапной боли, как он хватал ртом воздух, пытаясь восполнить кратковременный недостаток воздуха. Он чувствовал вибрацию в своей груди, как поднималась его животная злость на Шреддера и его жалкий клан за то, как он поступал с его братом. Он рвался, дергался, и чувствовал, как кровь начала стекать по его рукам, от того, как кандалы впились в запястья. Но ему было все равно. Поэтому он и был здесь, чтобы хотя бы попытаться спасти Лео. И бездействие и тихое наблюдение тут точно не помогут. Шреддер распорол веревки на руках и притянул черепаху к другой стене, прикрепив к ней цепь от ошейника. Лео лишь иногда дергался в попытке отстраниться, но ему не хватало сил ни на что другое. Его взгляд метнулся к бездыханному телу посреди комнаты. Лео не знал, как долго оно здесь лежало и почему. В его голове был такой бардак, что он не был уверен, что ему это не снится. Все тело снова нещадно болело, и его снова тошнило, и ему в целом было плевать на все остальное. Но Раф. Он наконец был уверен, что Шреддер ему не врал. Его братья действительно были здесь. Он действительно облажался. Но почему его решили привести только сейчас? Саки выудил из карманов две хорошо знакомые коробочки. И Лео понял, что он решил сломать его окончательно. Одно дело переживать трип в одиночестве. Но когда на тебя смотрит младший брат... Он поднял на него свои глаза. Казалось, что он был полностью в порядке за исключением парочки синяков. Он выдохнул с облегчением, опустив глаза обратно в пол. Видимо, еда к ним попадала, и Шреддер снова не врал. — Итак, Леонардо, ты уже знаешь процедуру. Что ты предпочитаешь? Еда или героин? Раф усмехнулся. Что это за выбор такой? — Героин, я выбираю героин. Что? Раф не поверил своим ушам. Как? Почему? — Замечательно. Одна проблема, я убил лаборанта за то, что он зашил твои раны вчера, — Саки задумчиво склонил голову в сторону и поднес руку к боку черепахи, надавив на него. — Придется тебе самому. Лео зашипел и закусил губу, когда агония от прикосновения заполнила его сознание, холодный пот покрыл его. Дожили. Сам колоться будет. Не только с собственного согласия, но и своими руками. Саки открыл коробочку, протягивая ее ему. Лео посмотрел внутрь. Там лежал шприц и все необходимое для приготовления раствора. Черепаха непонимающе посмотрел на Шреддера. — Чего ждешь? Давай. Лео протянул дрожащую руку, принимая коробочку. Он честно не был уверен, как это делается. Он видел это несколько раз в фильмах, но его растерянное сознание не могло вытащить из памяти, что конкретно нужно сделать. Рафаэль не мог понять, что сейчас происходит. Это было что-то новое. Побои, пытки, голодовка его бы нисколько не удивили. Расстроили, разозлили – да, но не удивили. Но такое ему не снилось даже в страшном сне. Его брат добровольно приготовил наркотик, намереваясь пустить его себе по вене. Он сходит с ума? Шприц приблизился к руке брата, и происходящее полностью впиталось в сознание Рафа. — Нет, Лео! — сказал он громко, отрывисто, будто отдавая приказ. Лео лишь поднял на него взгляд, будто извиняясь, и быстро отвернулся обратно к шприцу. Раф не заметил, как открылся его рот в недоумении и замешательстве. Его лидер добровольно кололся. — Лео, не надо... — Прости, что тебе приходится смотреть, Раф, — голос Лео звучал тише шепота. Игла вошла в кожу, и Лео поморщился. Руки нещадно дрожали, ни разу не упрощая задачу. Он медлил, собираясь с силами сделать это самостоятельно, пока Раф кричал на него с другой стороны комнаты. Ему было противно от самого себя. Он хотел это сделать, избавиться от боли и своих черных, как смоль, мыслей. Даже Раф рядом с ним перестанет его беспокоить, и он снова сможет ненадолго испытать этот экстаз и сбежать от реальности. Но это его одновременно и пугало. Это не выход, лишь временное решение, которое принесет боль и ему, и его брату. Но был ли у него выбор? Правильно, выбора не было. Да и выхода тоже не было. Он вполне может этому поддаться, ведь он здесь умрет, вместе со всей семьей. Какой смысл с этим бороться? Шреддер сделал шаг вперед, и Лео понял, что он больше не может сомневаться, если хочет избежать побоев за свою медлительность. Он надавил на шприц, вгоняя коктейль в кровь. Он откинул голову, прислонившись к стене, закрыл глаза и открыл рот, испустив сладостный стон облегчения. Наконец все снова перестанет болеть.