Слабое место

Леонардо вернулся в свою комнату после долгого разговора с Донателло о том, что его ждет в ближайшие дни. Он был благодарен своему брату, что он не пытался от него ничего скрыть, так что он в конце концов был более или менее готов к предстоящим испытаниям. Не то чтобы он этого ждал, все это звучало весьма устрашающе, но сама мысль, что он больше не будет нуждаться в этом веществе, утешала его и, казалось, несколько придавала моральных сил. Признаться, он устал от постоянно горящего желания внутри. И все, что он мог сделать, чтобы облегчить его, это принять новую дозу. Да, ему сейчас было довольно плохо, но давайте посмотрим правде в глаза, насколько хуже ему может стать? Он уже и так не в своем уме, не способен полностью себя контролировать, периодически застревает в воспоминаниях, постоянно потеет, все кости ломит, руки трясутся. Он уже и так на самом дне, так ведь? Не может ничего, кроме как ждать следующей дозы. Благо, она всегда приходила по часам, и хотя бы об этом ему не приходилось беспокоиться. По телу пробежала внезапная волна жуткого холода. Его передернуло, и, задрожав еще сильнее, черепаха залез под одеяло. Он повернулся на бок и подтянул ноги к груди, стараясь собраться в маленький комочек, надеясь, что это успокоит боль в суставах и мышцах. Что если он-таки не сможет? Что тогда с ним будет? А с его семьей? Он осознает, как тревожность и напряжение поглощают его, словно полупрозрачный туман, который плотно облепляет каждый сантиметр его тела. Ощущает, как сердце колотится в унисон с ритмом беспокойных мыслей, создавая монотонный звук, который заставляет внутренности содрогаться. Вокруг словно вьются невидимые веревки, затягивая узел в его животе. Взгляд беспокойный, неустанно скользящий с одной точки на другую, словно он пытается нащупать что-то невидимое. По поверхности его кожи расползается легкий пот, и руки дрожат, словно он держит в них нечто бесценное и хрупкое. Внутреннее напряжение отражается в каждом мускуле, готовом к действию, но замороженном в ожидании. Он пытается найти опору в этом мире беспокойства, зацепиться за семью, свои убеждения, но каждая мысль кажется скользкой и недоступной. Тревога пронизывает его мысли, создавая калейдоскоп волнующихся эмоций. Окружающий мир начинает видеться как чрезвычайно яркий и шумный, и каждый звук становится чрезмерно пронзительным. В его голове мелькают фрагменты беспорядочных воспоминаний, словно разбросанные куски головоломки, и он пытается ухватиться хоть за что-то, чтобы восстановить картину. Клетка, Караи, пытки, шприцы, Сплинтер... Но чем больше он старается, тем сильнее кажется, что все ускользает от него, как песчинки сквозь пальцы, и остается только одно. Желание. Леонардо чувствует, как медленно тянется время, словно растянутая резинка, и каждая секунда кажется вечностью. Напряжение нарастает, словно невидимые руки сжимают его горло, не давая даже вздохнуть свободно. Он стоит на краю пропасти, ощущая, как исчезает под ногами земля, и борется с желанием сорваться в этот бездонный обрыв. С потребностью, что господствует над всем его существом. Каждая клетка его тела кричит от отчаяния, а разум все дальше погружается в хаос. Перед глазами проносятся мелькающие образы прошлых ошибок и упущенных возможностей, поднимая волну самозабвенного виноватого раскаяния. Он ощущает себя пленником собственных слабостей, вся его сущность словно разлагается под тяжестью потерь и собственного бессилия. Мысли становятся обширным полем сражения между желанием избежать этой муки и неудержимым стремлением к долгожданному облегчению, которое обещает ему влияние героина. Ничего больше неважно, никакие последствия, ведь только это поможет ему избавиться от этой пытки. Смутные образы будущего искажаются под влиянием токсинов, создавая иллюзии временного убежища от боли, и он чувствует, как его разум плывет в поиске иллюзорного комфорта. Он ощущает холодный пот, бегущий по его спине, словно неотступное напоминание о том, что он стоит на грани неизбежного. Сердце яростно бьется в груди, то и дело грозясь выскочить наружу, и Лео кажется, что он умирает. В животе все скрутилось, будто его внутренние органы подвергались бесконечной сжимающей силе, а кости ломило так, что он был готов в любую минуту услышать, как они лопнут. Внезапно все остановилось. Леонардо нервно сглотнул, не понимая, что происходит. Казалось, что его мысли снова были ясными и связными. Можно надеяться, что все закончилось? Он взглянул на часы, стоявшие на тумбочке рядом. Оказалось, что прошел всего лишь какой-то жалкий час с тех пор, как он говорил с Донателло, но в его мире прошла целая вечность. И теперь он осознал, что он действительно не знает, сможет ли он это пережить. Внезапный стук в дверь заставил старшего слегка дернуться, послав спазмы по перенапряженным мышцам. Дверь со скрипом открылась, и Лео заставил себя повернуть голову к проходу. Ломка так сильно жрала его силы, что даже это простое действие казалось необыкновенно сложным. Раф глядел на него, стоя в дверном проеме и держа в руках графин с водой. Яркий свет из коридора резал по глазам, но лидер упорно смотрел, ожидая, пока сорвиголова скажет, зачем пришел. Боль всего лишь в его голове. Боли не существует. Рафаэль нахмурился, глядя на жалкое подобие его старшего брата перед ним. Свернулся закорючкой на кровати, дрожит как осиновый лист на ветру, дышит так, будто марафон пробежал, кожа отливает серым цветом, словно он никогда в жизни не был на солнце, а на лице застыло выражение, которое обычно появляется только когда Лео хочет скрыть, что ему больно. На секунду ему показалось, что он не выглядел так плохо даже в башне Шреддера. — Ты тут живой еще? — скорчив гримасу спросил черепаха в красном. Лео слегка усмехнулся. — Живее всех живых. Раф грустно улыбнулся, проходя дальше в комнату. Он подошел к кровати, и осторожно поставил графин на тумбочку рядом, в то же время оглядывая брата внимательным взглядом. — Держишься? — Ага. Лео глубоко вздохнул. Момент прозрения оказался коротким, и он чувствовал, как вся боль и прежние ощущения от ломки постепенно возвращаются. Он прикрыл глаза, стараясь отогнать наступающую головную боль. — Я позову Донни, тебе нужно обезболивающее. — Не надо... — Блять, Лео, ты задрал, честное слово, — буркнул Рафаэль, на что Лео снова открыл глаза, не совсем понимая, что не так. — Прекращай отказываться от обезболивающих, когда тебе больно. Только хуже ведь будет. Старший заметил, как подпрыгнули брови сорвиголовы, изобразив обеспокоенное выражение лица. — Не в этом дело. Донни сказал, что это бесполезно, — увидев непонимание на лице брата, Лео решил продолжить. — Из-за эффекта рикошета, поскольку героин уменьшает чувствительность к боли, прекращение приема после возникновения зависимости вызывает противоположный эффект — сильную боль. Так что те обезболивающие, что у нас есть, абсолютно бесполезны. Раф снова нахмурился, думая, как же лучше поступить в этой ситуации. Что там делают, когда холодно и кости ломит? Может, в горячую ванную его отвести? Нет, вдруг уснет и захлебнется. Лео с некоторым интересом наблюдал, как Рафаэль переваривает сказанное. Его брат отличался уникальной способностью строить неподражаемые гримасы, когда он на чем-то сосредоточен. Каково же было его удивление, когда его выражение лица приняло самый серьезный вид, и сорвиголова полез к нему под одеяло. — Ты что делаешь? — Подвинься, дурак, греть тебя буду, — пробубнил он, пододвигаясь ближе, просовывая руки под панцирь и притягивая старшего к себе. Почему-то в их семье Рафаэль всегда был самым горячим. Не только характером, но и температурой тела. Лео иногда казалось, что одно может быть следствием другого. И как же он сейчас был рад почувствовать это тепло. Было такое ощущение, будто к нему прицепили грелку размером со все тело. Лидер почувствовал, как его напряженные мышцы немного расслабились, и ему на мгновение показалось, что он даже возможно сможет уснуть. — Все будет хорошо, Лео, — прошептал на ухо старшему Раф. Леонардо шумно выдохнул, явно выражая свое сомнение, однако не стал озвучивать его вслух. Не прошло много времени, прежде чем Рафаэль начал сопеть. Горячий воздух из его ноздрей мягко касался макушки, и Лео хотелось, чтобы так было всегда. Тепло, уютно, без навязчивых мыслей, которые, казалось, Раф успешно отогнал. Однако он знал, что еще ничего не закончено. Ломка вернется, и он снова окунется в это море неистового стремления к наркотику. Парализующее беспокойство снова проникло в его голову. Он ощущал дрожь, начинающуюся где-то в глубине его живота и медленно распространяющуюся по всему телу, словно ледяная волна. Он понял, что минуты спокойствия закончились. Ему не хотелось снова погружаться в это. Почему он не мог просто уснуть? Сердце билось с необычайной силой, создавая звон в ушах, напоминавший угрожающий гул электричества. Он чувствовал, как воздух становится тяжелым, затрудняя дыхание, и каждый вдох отдавал горьким привкусом ожидаемой боли. Глаза расширились, стараясь охватить как можно больше окружающего мира, выискивая невидимого врага. Он чувствовал, как внутренние органы сжимаются, словно чья-то рука давила на его внутренности, и, наконец, замер, словно окаменелый, в попытке избежать чего-то неизбежного. Его мысли снова запутались, и страх охватил даже самые отдаленные уголки его сознания, не оставляя ни шанса здравомыслию. Есть только один способ этого избежать. Тебе надо достать дозу. — Нет, нет, нет, — тихо лепетал Лео. Руки брата вокруг его панциря больше не приносили спокойствия. Они прижимали, ограничивали в движениях, душили. Отложим это все на потом. Ты еще не готов от этого отказаться. Лео выбрался из захвата Рафаэля так осторожно, как мог. Пошатнувшись, он поднялся с кровати, решив выпить немного воды. Да, она должна помочь. Он даже не осознавал до этого, насколько ему хотелось пить. Глаза бросились к часам на тумбочке. Три часа утра. Раф был здесь уже так долго? У самого сна ни в одном глазу, как бы он ни старался, у него не получалось отключить свой надоедливый мозг. Суставы начали ныть с новой силой, как только он сделал шаг к тумбочке. Все мышцы были натянуты, как струны, тупая пульсирующая боль расходилась по всему телу. Дорожки пота снова начали разбегаться по коже, заставляя его дрожать от холода. В животе скрутился ком, медленно подбиравшийся к горлу. Он потянулся трясущейся рукой за графином, намереваясь таки налить себе воды. Емкость оказалась тяжелее, чем он ожидал, но ему удалось несколько наполнить стакан, расплескав добрую половину вокруг. Лео не мог понять, как он мог чувствовать себя настолько хорошо с наркотиком в крови, и теперь так страдать без него. То, что его убивает, способно снять эту боль. Это так легко. Он так близко. Просто дойти до лаборатории и снова стать нормальным. Что если это не закончится через неделю, как обещал Донни? Ну... Физические ощущения должны закончиться через неделю. А желание останется. Ведь бывших наркоманов не существует. Как он сможет защищать семью в таком состоянии? Наркоман. Это действительно про него? Больше нет смысла это отрицать. Шреддера тут давно нет, это точно не он продолжает заставлять его колоться. И раз это про него, то какой смысл пытаться сделать вид, что все еще можно все вернуть назад? Почему бы просто не смириться с этим и не поставить себя снова на ноги, уколовшись? Все его раны почти зажили, и единственное, что мешает ему снова быть лидером своей семьи — это борьба с желанием. Если он этому поддастся, и продолжит регулярно принимать, то все будет нормально. Он не будет вот так вот лежать в кровати, неудержимо трясясь, а снова сможет быть для них старшим братом, которого они заслуживают. Может, действительно уколоться? Лео дернулся, ужаснувшись своим мыслям. Как он докатился до такого? Как его приоритеты сдвинулись настолько сильно за такой короткий период? Он стоял, не отводя глаз от мигающих красным цифр на часах, пока боль в ногах не стала настолько сильна, что он упал на колени, не в состоянии больше держаться вертикально и выронив стакан из рук. Звон стекла о бетонный пол разбудил сорвиголову. Он моментально сел на кровати, пытаясь понять, что произошло. Голова крутилась в разные стороны, пока он не удостоверился, что опасности действительно нет, и он так взволнован только потому, что его вырвали из сна. Затем он заметил безудержно трясущегося на земле старшего брата. — Лео! — Рафаэль мигом отбросил одеяло, уже падая рядом. Рука опустилась на плечо, но черепаха в синем не отреагировал так, как он ожидал. Лидер закричал, громко и пронзительно, начав извиваться на земле, что Рафу подумалось, что какой-то демон вселился в него и теперь пытается выбраться. Ему казалось, что внутренности его костей пытались выбраться наружу. Ощущение, что кости ног и спины ломались снова и снова. Все тело полыхало, будто его избили бейсбольной битой, и разум сорвался с цепи. Мозг остервенело пытался придумать, как это исправить. Каждый вздох наполняется горьким привкусом отчаяния, словно сам воздух становится тяжелым и угнетающим. Его глаза потускнели под тяжестью беспросветной перспективы, и он почувствовал, как энергия покидает его тело, словно вся его жизненная сила истекает сквозь пальцы. Ты знаешь, как это исправить. Но, черт возьми, ему так больно. Он больше не может. Это просто невозможно, как он должен такое пережить? Слеза покатилась по щеке, и он не знал, от чего это. Из-за физической боли или потому, что он был уверен, что умирает. — Раф, я больше не могу, — мямлит он. Темперамент хватает его за руку в попытке успокоить, но это провоцирует новую волну боли, и он снова кричит. Боже, за что? Просто дайте дозу. Что, так нравится смотреть на чужие страдания? Приходит ощущение, будто кто-то вставляет кусок стекла в его внутренности, и его тошнит. Противный запах бьет в ноздри, но ему абсолютно все равно. Вместо того, чтобы отодвинуться, он свернулся калачиком прямо там же, потому что лежать ровно слишком больно. Живот продолжает крутить, и он больше не знает ничего кроме потребности остановить это. Тихие всхлипы вырываются из него, и лужица рвоты рядом с его лицом пополняется слезами. — Пожалуйста, остановите это, я больше не могу, — продолжает мямлить черепаха. В голове раздается громкий стук, и он понял, что кто-то еще пришел в комнату. Никто больше не осмеливается тронуть его. Видимо, Рафаэль-таки вынес свой урок. Микеланджело стоял в дверном проеме, его глаза сверкали, выражая одновременно тотальный ужас, удивление, тревогу и невыразимую грусть. Прямо за ним уже объявился Донателло, проталкиваясь вперед. — Господи, Лео. Не успел гений сильно приблизиться, как старшего снова стошнило. Майки подумал, что это самое отвратительное, что он когда-либо видел. Его сердце разрывалось в груди от одного только крика, что его разбудил. Он невольно сжал кулаки, словно пытаясь схватиться за реальность в момент хаоса. — Майки, принеси полотенце и ведро, — попросил Донни. Лицо младшего застыло в противоречии: отвращении к тому, что видит, и глубокой заботе о своем брате. Его брови нахмурились, выражая беспокойство, а губы сомкнулись в напряженную линию. Отодвигая свои чувства на задний план, Майки кивнул, понимая, что единственное, что сейчас важно — это помочь Лео. Донателло медленно приблизился к брату, пытаясь преодолеть собственную внутреннюю борьбу и подавить волнение. Он осторожно потянулся к нему, не зная, чего ожидать. — Он закричал, когда я тронул его в последний раз, — сухо сказал Рафаэль. Донни кивнул, показывая, что он понял. Но не оставлять же его лежать в собственной рвоте? — Лео, могу ли я тебя подвинуть? — решил спросить гений. На минуту ему показалось, что старший его даже не услышал. Все, что из него выходило были быстрые вздохи, всхлипы и стоны. — По-попробуй, — наконец ему удалось сказать хоть что-то внятное. Донни кивнул. Его руки дрожали, когда он поднимал брата с земли, стараясь избежать контакта с остатками рвоты.