Забег по Черноруссии V2.0

На широкой полянке, окруженной рядами стройных березок и густыми кустами, усыпанными россыпью мелких цветов, раскинулось небольшое озерцо. Где-то на противоположной его стороне весело журчал ручеек, питающий этот маленький оазис спокойствия и чистоты. От воды даже не несло тухлятиной и тиной, как это обычно бывает. Да и на матовой, чуть поблескивающей поверхности, не видно было ни следа водорослей. Уж не знаю, хорошо это или плохо по всем законам природы, но для меня такое положение дел было просто прекрасным. Теперь я могла быть уверена, что смогу не только нормально помыться, но еще и не запутаюсь попутно в местной растительности. Кроме того, по правому краю свешивались, лаская темную гладь воды, ивовые ветки с длинными тонкими листочками. Они призывно и успокаивающе шумели, словно напевая тихую колыбельную этому райскому уголку и его обитателям. Я первой шагнула вперед, выходя на поляну и, не видя препятствий со стороны мужчин, решительно направилась выбирать себе местечко поудобнее для ночлега. Не знаю, что могло быть лучше той самой ивы. Я бросила рюкзак у ее корней и придирчиво осмотрела, насколько низко опускаются ветви и скроют ли они меня от чужих глаз. Оказалось, что прямо за деревом озерцо изгибается, образовывая своеобразную купальню, будто специально для меня. Волей-неволей, начнешь чувствовать себя королевой, особенно после всего пережитого. Я решила отложить самокопание на потом и сосредоточилась на основной задаче — смыть с себя следы долгого путешествия. — Никто не против, если я искупаюсь прямо сейчас? — я обернулась к мужчинам, которые тоже обустраивали себе места и уже начинали собирать ветки для костра. — Погоди, пока огонь разведем, иначе околеешь раньше, чем вылезешь, — Блэк оторвался от попыток что-то разглядеть в темноте и обратил взгляд на меня. — Может, тебе пока раны обработать? Тут я вспомнила про свои расцарапанные и прокушенные ладони, к тому же подбородок недвусмысленно намекнул на то, что в него воткнулось лезвие. Кроме меня, в нашей и без того маленькой группе, слишком много пострадавших, калек и раненных, так что пора бы привести себя в порядок. Самым живучим и нетронутым пока оставался, как ни странно, тот, кто должен был исполнять роль штурмовика и брать на себя основной удар… То ли Блэк был настолько удачлив, то ли мы были полнейшими идиотами. Я склонялась ко второму. Почему-то в голове вдруг появилась дурацкая мысль, что очередь нашего счастливчика еще придет. Я мотнула головой, отгоняя ее — пусть хоть кто-то у нас будет здоровым. Джек и Блэк уже занялись друг другом, промывая и заматывая незначительные повреждения, оставленные собаками, после чего решили разбрестись по округе, чтобы найти веток для костра, а заодно еще раз проверить, нет ли в воде чего подозрительного, вроде трупов. Вряд ли они смогли бы что-то углядеть во тьме, но так всем стало бы немного спокойнее. — Шусс! — я подбежала к мужчине и тронула его за плечо. — Знаешь… — начала я заискивающим голосом, слегка гнусавым из-за заложенного носа, — я еще никогда не встречала врача лучше. — И что же? — протянул заинтригованный таким началом мужчина. — Я готова поиграть в медсестру и посмотреть твою руку, а ты сделаешь мне укол, — звучало это двусмысленно, но я чувствовала себя обязанной разрядить обстановку, потому заставила себя еще и уставшую улыбку выдавить. Несмотря на мой измученный вид, Шусс клюнул. Он повернулся ко мне и протянул руку в знак согласия. Мы обменялись рукопожатиями, и я повела его к своему дереву, чтобы мы могли спокойно проделать все там. Я искренне надеялась, что если обопрусь спиной о ствол, то никому не придется меня держать, и я не рухну как безвольный мешок с дерьмом, которым я себя сейчас ощущала. Я плюхнулась на землю, мужчина уселся, скрестив ноги, напротив меня и закатал рукав куртки. Бинты превратились в сплошное грязно-кровавое месиво, сбились, и из них продолжала потихоньку сочиться кровь. Когда все лишнее и ненужное мужчина срезал, картина нисколько не улучшилась. Просто так эта рана заживать явно не собиралась. — Придется шить, — прошипел Шустрила, со злостью хлопнув ладонью себя по коленке. — Если не хочешь или не умеешь, я лучше Блэка попрошу, — он с подозрением глянул на меня, ожидая увидеть обморок или, по меньшей мере, испуг. Ну, нет, не дождется. — Видела, как шили собак и котов в ветлечебнице, — я, с видом бывалого хирурга, взяла его руку и принялась осматривать рваные края раны, стараясь вспомнить все, что так тщательно запоминала на курсах юного волонтера, и определить хотя бы на глаз, что с чем буду сшивать. — Ну, вперед, сестричка, — Шустрила хмыкнул и, выдернув у меня руку, принялся доставать из рюкзака все необходимое. Очень скоро на свет показалась новенькая упаковка бинтов и даже иголочка с нитками в отдельном пакетике, а также фляга с водой и куча пакетиков стрептоцида, которых хватило бы, чтобы целого коня засыпать, не говоря уже о довольно худощавом мужчине передо мной. Вообще говоря, это был первый день, вернее вечер, когда я могла сосредоточиться на рассматривании своих товарищей. Правда, в темноте я мало, что видела, но точно решила для себя: не усну и не уйду от костра, пока не рассмотрю всех хотя бы в общих чертах. Это, так сказать, для протокола. Может, когда вернусь на большую землю, напишу книгу о своем маленьком «путешествии». Надеюсь, что маленьком… — Сестренка, а будет больно? — плаксиво пропищал Шусс. Это выглядело бы более, чем нелепо, если бы он при этом не смотрел мне прямо в глаза, так что мне пришлось сначала отвести взгляд, прежде чем мысли снова слиплись в кучку, и я смогла ответить. — Яки комарик цапнет за жопу! И повинуясь внезапному желанию, я резко выбросила вперед руку, чтобы ущипнуть мужчину за ляжку. Будь я всего на мгновение медленнее, он бы успел перехватить, но эффект неожиданности сыграл мне на руку, и я впилась ногтями ему в ногу. За что получила тычок в бок, прямиком под ребра, так что дернулась в сторону. Однако мужчина и не думал спускать мне все с рук. Его тонкие пальцы впились мне в талию, не давая отклониться, и легко прошлись по ребрам. Как я ненавидела щекотку в детстве, так ненавижу ее и сейчас! Я попыталась перехватить его руку, оторвать от своего бока, но мужчина настойчиво продолжал пересчитывать мои многострадальные косточки, не переставая комментировать гримасы, что я строила в попытке сдержать смех. Мои собственные пальцы намертво вцепились в кисть мужчины. На секунду потеряв равновесие, Шусс оперся второй рукой на мою ногу. — М-м-м, может, пойдем отойдем, а? — он слегка сжал мою ляжку. Если бы не это, я бы, наверное, просто отказалась, но после такого недвусмысленного намека, во мне наконец проснулась та часть, что отвечает за самосохранение и осознание ситуации: я единственная на многие километры девушка, которая сидит в лесу с тремя мужчинами и думает, что все всегда будет мило и прилично. Ну и не дура ли? Я оттолкнула руки мужчины и подвинула пакет с лежащими на нем «инструментами» поближе, угрюмо уткнувшись в него взглядом и умоляя всех богов, чтобы мои пылающие щеки не было видно. Шусс откинулся на ствол дерева, пряча с лица улыбку. — Будь нежной, дорогая, — мужчина протянул мне поврежденную руку, второй придерживая ее. — Прекратите поясничать, больной, — я глубоко вдохнула, заправила волосы за уши и наклонилась поближе, но не успела приступить к «работе». — Эй, собираешься шить меня грязными руками? — он кивнул на мои ладони, покрытые коркой запекшейся крови, мелким сором, шерстью и даже травинками. — Надень перчатки, они там, немного глубже. И дай посмотреть. — Да порядок, — я достала из рюкзака упаковку одноразовых больничных перчаток, вскрыла ее зубами и уже собиралась натянуть на руки, но мужчина опять остановил меня. — Давай промоем, а то может у тебя какой палец отвалился, а ты просто не чувствуешь, — он полил мне на руки водой из фляги, но как только я оттерла верхний слой грязи, под ним обнаружились только синяки и несколько ссадин, которые опасности не представляли. Пришло время сосредоточиться на главной цели наших маленьких посиделок. В темноте сложно было продевать нитку в малюсенькое игольное ушко, а тем более нащупывать края раны, так что Шуссу пришлось взять в зубы включенный фонарик, дабы освещать мне место действия. Первым делом я постаралась промыть рану водой, что стало делом не из легких, учитывая, что под светом фонарика все это выглядело еще более жутко и кроваво. Рана была неравномерной, самые глубокие участки пришлись на те места, где стальные шипы врезались в кожу, так что должно было хватить всего нескольких швов, чтобы привести все в относительный порядок. Мужчина морщился, но терпел мои прикосновения. Я старалась быть аккуратной, но сильно волновалась, отчего у меня дрожали пальцы, и я частенько неловко дергала рукой. Когда пришло время шить, Шусс особенно тяжело вздохнул, закинулся таблетками, которыми поделился с ним Джек, кивнул головой и здоровой рукой вцепился в редкую травку рядом с собой. Мне такой жест недоверия не понравился, так что я старалась быть в три раза аккуратнее, даже заставила руки не трястись. Сложнее всего было проколоть кожу в первый раз, меня чуть не стошнило просто от вида того, как тонкий изогнутый стержень проходит насквозь. Однако я понимала, что не мне сейчас приходится хуже всего, а мужчине, который вынужден свою многострадальную конечность поручать моим неуверенным рукам и слабым нервам. Впрочем, дальше — лучше. Чем больше стежков я делала, тем увереннее становились мои движения. Кажется, мой мозг наконец-то вспомнил, что к чему. Я поторопилась лишь под конец, неаккуратно и быстро воткнув иголку, за что получила злобное и ядовитое шипение в свою сторону. Хорошо, что с фонариком в зубах Шусс не мог обматерить меня сверху донизу. Наконец эта маленькая пытка для нас двоих кончилась, и я вытерла со лба выступившие капельки пота. Осталось лишь снова засыпать рану стрептоцидом, наложить вату и тугую повязку. А после этого пришла очередь мужчины поухаживать за мной. Подбородок болел терпимо, но его неприятно щипало, и я прямо-таки чувствовала, как он распух. Шусс заставил меня запрокинуть голову и внимательно осматривал ранку, после чего мне на грудь и за шиворот полилась вода, а мужчина почти аккуратно принялся промывать повреждение. Я шипела скорее чисто из приличия, чем действительно от боли, до поры до времени… Я не поняла, как он успел так быстро подменить фляжки, но мой подбородок вдруг словно вновь резануло ножом, а потом обожгло огнем. На ранку лился чистейший спирт, и я скулила, стараясь пересилить себя и не опустить голову. Судя по всему, Шуссу доставляло удовольствие наблюдать, как я сучу ногами и впиваюсь ногтями в грязь. Но он все-таки нашел в себе силы прекратить эти муки, засыпал царапину все тем же лекарством, заклеил пластырем с нарисованным носорогом — он насмешливо помахал им у меня перед глазами — и в довершении заклеил скотчем, чтобы во время купания и за ночь ничего не отлетело. — Чистота-чистотайд, ты свободна, — выплюнув фонарик, изрек мужчина, наконец отбрасывая в сторону пустую фляжку и аккуратно упаковывая обратно в рюкзак вторую такую же со спиртом. — Не сможешь забинтовать? — я с сомнением посмотрела на свои ладони, понимая, что уже завтра утром ранки снова будут в грязи, а получить заражение крови я не хотела. — Ты же мыться собиралась, прыгала тут от радости, — заметил мужчина, складывая все обратно в рюкзак. — Кстати… — он на секунду остановился, а потом начал вытаскивать все обратно, пока в его руках не появились ампула и шприц. — Подставляй свои мягкие части. — Ох, черт… Где ты научился колоть? — я приподняла пятую точку и стянула штаны до колен. — Если я скажу, что шырялся раньше, ты отстанешь? — Шустрила покосился на меня, постукивая пальцем по наполненному шприцу. — Но ведь это неправда, верно? — пока мужчина готовил инъекцию, я старательно протирала ваткой, смоченной в самогоне, ногу. На сей раз, я решила подставить под удар другую, к тому же около места прошлого укола оказался маленький синяк. Ничего серьезного, но я уважала симметрию — пусть мои ножки к концу болезни будут одинаково утыканы. Впрочем, я рассчитывала, что это будет последний раз… — Как знать, как знать… А вот почему ты… Но он не успел договорить. Я перебила его, скептически посматривая исподлобья: — Получаешь кайф от иголки? Это ты хотел сказать? — кажется, сарказм в моем голосе превысил допустимую норму, но мужчина со смешком пропустил это мимо ушей. — Нет. Бросаешься не от собак, а на них, — Шусс отобрал у меня ватку, которой я продолжала растирать свою ногу, не замечая того, что она уже стала красной и блестящей от собственной чистоты. — В мои планы это не входило. Но я в долгу перед вами, надо начинать рассчитываться, — его слова всколыхнули в душе скорбь, а в голове воспоминания. Я исподлобья глянула на него, ожидая реакции и, быть может, следующего вопроса. Однако Шусс, вместо того, чтобы продолжить разговор, как я рассчитывала, резко и без предупреждения воткнул иглу мне в бедро. Я протяжно заскулила, хотела дернуться, но он не позволил, сжимая мою ногу. Дыхание сперло, я не знала, что делать и куда деваться от неприятной и режущей боли. Закусив губу, я пыталась сосредоточиться на удовольствии, которое могу получать от этого… Могу и не получаю. Дыхание ровнее, расслабить мышцы, чувствовать, как вливается лекарство. На сей раз из моих приоткрытых губ слетел стон. И в ту же секунду по ним пришелся легкий шлепок ладонью. — Не отключайся, — от голоса Шусса я снова выпала в реальность и сжала зубы до скрежета и боли. — Давай, почувствуй, как это больно, неприятно, долго и на комарика совсем не похоже. Привыкай, потому что мне не досуг будет каждый раз приводить тебя в состояние стояния. Сожми яйца в кулак и терпи. Я промычала в ответ что-то нечленораздельное, зажимая рукой рот. Учитывая, что в ней все еще была зажата пропахшая спиртом ватка, сохранять ясность сознания было сложно. Но оказалось, что мужчина в чем-то прав. Да, укол был болезненным и неприятным, но я могла это терпеть, не получая при этом кайфа. Сложно было отказаться от удовольствия, и я, наверняка, рухнула бы обратно в беспамятство, если бы не тычки от Шусса за каждый такой провал. Наконец последняя капля самого отвратительного лекарства в моей жизни перекочевала в ногу. И одна из самых неприятных частей этого вечера закончилась. — Я раньше была волонтером в ветклинике и умею обращаться с собаками, — как-то не к месту, продолжая начатую тему, сказала я, натягивая штаны. Упоминать о том, что я и какие-никакие курсы самообороны посещала пару раз, я не стала. Шусс ничего не ответил, собирая в рюкзак вещи и насвистывая какую-то мелодию под нос. Кажется, я слышала что-то вроде «а мы потрахаемся оперативненько», что только усилило мое желание уйти куда-нибудь подальше, чтобы помыться. Хотя к тому времени, как я добралась до долгожданной проточной воды, я уже забыла про эту его выходку. Стоило моему телу погрузиться в воду, как я вся будто превратилась в желе. Руки и ноги совершенно отказывались двигаться, хоть я и убеждала себя, что долго стоять на холоде, да еще и в прохладной воде нельзя. Но долгожданное ощущение чего-то свежего и чистого на коже лишало меня всякой силы воли. Забравшись насколько можно глубоко, чтобы ветки ивы продолжали скрывать меня от чужих глаз, я начала яростно оттирать кожу от грязи. В темноте мало что было видно, но я прямо-таки чувствовала, где на мне образовывались чистые места, не покрытые коркой пота и крови. Нагнувшись, я постаралась расчесать колтуны и короткий ежик волос, оставшийся на моей несчастной голове, но особого успеха не добилась. Судя по всему, мне придется в итоге просто сбрить свои волосы, когда они придут в абсолютную негодность. Такого исхода мне совсем не хотелось, поэтому я продолжала усердно продираться сквозь слипшиеся пряди еще минут пять, пока они наконец не пришли в относительный порядок. Я облегченно выдохнула… По черной глади воды медленно плыли тонкие ивовые листочки, какие-то палочки, наверное, трупики насекомых или еще какая гадость. Именно сейчас моей памяти приспичило услужливо подкинуть мне события всех прошедших дней. Как я попала сюда, как металась, словно раненный зверь, напуганная и одинокая, с оружием наперевес. Как впервые увидела зомби: вышагивающие по деревне окровавленные сгорбленные люди, которые оставляли на дороге кишки, когда сами же наступали на них, или срывавшие руки на заборах, просто зацепившись ими за гвоздь. Они буквально разваливались на глазах, разлагаясь на солнце, но все равно умудрялись жить, если это можно было так назвать. Более того, оказалось, что они и бегать способны гораздо быстрее, чем можно было бы ожидать от разваливающихся останков. Вспомнился и страх, который я испытала в первые секунды, наткнувшись на своих нынешних товарищей. И свою абсолютную уверенность в том, что все будет славно, и затухающие вопли здравого смысла на краю сознания. Хорошо, что все оказалось действительно лучше, чем самые смелые ожидания потерянной девочки. Вот только от этого не становилось легче, когда я вспоминала о том, что я здесь одна. Сколько бы меня не окружало людей, я одна. И, в конце концов, останусь одна даже физически. Пессимистичные мысли закрадывались в мою голову все глубже, плотно оседая там липким и холодным месивом, пока на воду не закапали первые потоки холодных слез. Я рыдала долго и беззвучно, не имея сил успокоиться, прийти в себя. Спрятав в ладонях лицо, я размазывала все по щекам и губам, тут же смывая водой и заглушая свои собственные всхлипы плеском. Мне было настолько жаль себя, не привыкшую к подобному, не знавшую раньше, что значит автоматные выстрелы над головой, болезни, кровавые раны и смерть, которая в буквальном смысле ходит за нами по пятам. Сейчас я больше всего на свете хотела оказаться под струями горячей воды, а потом лечь в теплую постельку, а от осознания того, что не видать мне мягкой подушки или хотя бы матраса еще очень и очень долго, если вообще «видать», становилось как-то особенно прискорбно… И на этом моменте меня неизбежно посещала мысль: а что если кто-то из нас умрет? А что если я умру? И мне становилось все хуже и хуже. Наверное, мое самокопание и саможаление продолжались бы до бесконечности, но головная боль от рыданий перебила боль в сердце. К тому же из-за кустов послышалось деликатное покашливание и голос Джека, который жаждал знать, все ли со мной в порядке. Наверное, он догадался в каком я состоянии, после того как мой осипший, со скулящими нотками голос известил его о том, что я жива и относительно здорова. Мне было строго приказано вылезать, а на ветку мужчина кинул что-то длинное и похожее на полотенце. На деле это оказалась распоротая длинная рубашка, которая вполне сгодилась мне для вытирания. Одеваться я не стала, просто закуталась в нее же и накинула сверху куртку. Не самое лучшее решение одеться так ночью и сесть у костра рядом с мужчинами, но мне настолько сильно хотелось почувствовать себя чистой, что я постирала и футболку, и нижнее белье, и даже штаны. Прежде чем подсесть к костру я даже расстелила на земле свою толстовку, чтобы поменьше запачкаться. — Нанырялась, русалочка? — с издевкой спросил Шусс, но я не была настроена сейчас отвечать на его остроты. — Что, хвостик не раздвинешь? — Оставь ее в покое, — спокойно заметил Блэк, подавая мне на импровизированной тарелке из большого лопухового листа ложку из обструганной коры, картофелину, сосиску и немного фасолин. — Зацени, почти настоящий ужин. Я благодарно кивнула, принимая все и устраивая на коленках. — Ты чувствуешь себя не лучшим образом, — начал Джек, крепко сжимая мое плечо, — но, если ты сейчас не возьмешь себя в руки, проще будет пустить тебе пулю в лоб. Это был довольно неожиданный конец тирады, но необычайно действенный. Я мгновенно проглотила подступающий к горлу ком и вытерла наворачивающиеся слезы. Бейся до конца и забери с собой как можно больше тварей, но не сдавайся. Кажется, так говорил мой папаша, играя в очередную игру на приставке и пропивая последние деньги. Но в жизни мне этот «девиз» помогал гораздо чаще, чем ему. Пока во мне еще жива была эта решимость, я взяла ложку и запихала в рот побольше еды, ожесточенно жуя и стараясь занимать мозги исключительно мыслями о том, сколько раз я пережевала очередной кусок. — Можешь вычеркнуть меня из списка потенциальных самоубийц, — буркнула я Джеку, и тот одобрительно заулыбался, прищурив свои красивые карие глаза. — Ну вот, Шусс, а ты тут «она сдуется на второй день». Девчонка даже руку тебе зашила и не проблевалась, — в его словах зазвучала гордость, и я чуть не поперхнулась фасолью. — Джеки искренне считает, что твое пребывание здесь — его заслуга, — фыркнул Блэк, видимо, вспоминая, что только он сам яро выступал за мое присоединение. Если это можно назвать «яро». Ну хоть как-то, в отличии от Шустрилы. Кстати о птичках… — Шусс, ты обещал научить меня нормально стрелять, — я покосилась в сторону нашего снайпера. Мужчина тяжело вздохнул и покосился на меня в ответ. Весь его вид буквально кричал о том, что ему банально неохота и лень возиться с полным профаном вроде меня. Но рядом со мной Джеки строил такие умоляющие смешные рожицы и косил под маленького мальчика, что просит у незнакомого дяди конфетку, что Шусс в конце концов не выдержал. — Ладно, мальчик, садись к дяде на колени, а ты — завтра на рассвете начнем. Я улыбнулась, осознавая, что в моем немного накренившемся жизненном пути начинает образовываться хоть какая-то цель. Может, через пару недель я окончательно смирюсь с тем, что путей отхода к прежней жизни больше нет, и буду как Блэк — стремиться выбраться отсюда ради… не знаю, ради чего, на самом деле. Как минимум, ради того, чтобы поесть нормальной еды и поспать на нормальной кровати. Да и кто захочет оставаться на острове, полном зомби и прочего дерьма? Когда наш маленький «семейный» ужин окончился, я отправилась под свою облюбованную иву устраиваться на ночлег. Постелить под себя мне было особо нечего, одеть тоже, и как быть я не знала. Но Блэк проходя мимо, как бы невзначай уронил около меня свою куртку, за что я была ему просто нечеловечески благодарна. Под голову я положила свою собственную руку, а вот накрылась двумя куртками. Было не слишком тепло, но на большее я и не рассчитывала. Перед тем как провалиться в долгий сон без сновидений, я еще успела сделать несколько записей неровным крупным почерком в своем новом «дневнике» и засунуть его поглубже в рюкзак. Записи из дневника: Попр постр куда ходили шусс и джек спросить про кольцо и таблеки нужн что-то теплое у шусса странное отношение к топорам что происходит? Последнее мыслью было то, что мои каракули мало походят на походные записки, о которых я читала в книгах. Этот факт меня печалил, и его нужно было непременно исправить. Но завтра… Все — завтра…