***
Матовая кремовая черепица особняка старательно поглощает солнечный свет. В высоких вытянутых окнах третьего и второго этажей отражается чистое голубое небо, балконы из отшлифованного бежевого камня с ажурными ограждениями оплетают декоративные лозы. Этим же материалом обложен весь особняк, который издали похож на резиденцию каких-нибудь королевских особ — изящный и светлый, не перегруженный лишними безвкусными деталями. Внутренний двор радует глаз свежестью зелени, красиво выстриженными кустарниковыми и сочными цветами, что привлекают разноцветных бабочек. По всему периметру были удобные дорожки, выложенные красивой мозаикой из гладкого молочного камня. Одна из таких вела к куполообразной просторной беседке: потолок её вырезан замысловато в узорчатом полотне, а вместо колон — античные гипсовые статуи. Ближе к особняку и гостевым комнатам, окна которых как раз-таки выходили на закрытое от чужих глаз пространство, расположился небольшой фонтанчик. С широким ободом из белого мрамора и расположенными посередине тремя лебедями, из клювов которых мерно текли хрустальные струйки воды, он нёс функции не только эстетические, но ещё и медитативные. Мягкий звук журчащей воды доходил до открытых настежь окон, ласкал уши хозяев. Ещё одна тропинка доходила до нескольких ступенек, осилив которые можно было попасть на открытую террасу. Она была огорожена низкими перилами, где устроились горшки цвета слоновой кости с многочисленными вьющимися растениями. Живые зелёные подружки спускали свои кудри на аккуратную плитку и фундамент, декорированный объёмным камнем. Тут же, с характерным для всего имения Мерседес стилем уютной роскоши, расположились несколько кресел и столик, а также подвесные качели, рассчитанные на пару персон. Большие арочные двери с узорным каркасом и створками из витражного стекла позволяли проникнуть в фойе особняка. Внутреннее убранство ничем не отличалось, сочетая в себе дорогой почерк — дизайнер явно хорошо выполнил свою работу. Помещения не были перегружены, но в то же время можно было заметить дорогие сердцу хозяев безделушки. Большое количество кашпо с зеленью и вазоны со свежесрезанными цветами наполняли пространство ароматом, который был приятен своей сладкой ненавязчивостью. В интерьере преобладали краски бежа и золота, что, тем не менее, только подчёркивало исключительность вкуса Мерседес. Качественные чехлы на мебели под единую манеру во всём доме варьировались от оттенка молочной пенки и до насыщенного песочного. На стенах висели картины Сорольи и многих начинающих художников. Кое-где можно было найти небольшие овальные зеркала в искусных рамках, а также тёплые светильники. Позолоченная гранитная лестница с тонкими перилами шикарной позирующей женщиной разлеглась по особняку, прижавшись одной стороной к несущей поверхности и изогнувшись на пути к верхним этажам. На втором этаже к западному крылу проживала чета Мерседес, а в восточном расположились ухоженные гостеприимные комнаты для друзей семьи. В одной из такой светловолосый омега заканчивал с утренней рутиной, втирая кокосовый увлажняющий крем в кисти рук. Чимин смотрит в собственное отражение, а затем встаёт с пуфика и крутится, чтобы ещё раз проверить одежду на пятна. Мужчине нравится, как пухлые бёдра выглядят в молочных штанах, расклёшенных ближе к икрам, что только подчёркивало его фигуру песочных часов. Омега любуется выглаженной небесно-голубой рубашкой, которая мало того, что больше на несколько размеров, так ещё и с расстёгнутыми верхними пуговицами, из-за чего видно тонкую бледную шею с золотой подвеской и выпирающие ключицы. — Когда я особенно переживаю, то начинаю украшать себя. Хочу быть красивым, даже если ситуация не в мою пользу, — он делится этим тихо, пока Намджун неотрывно смотрит на блондина, оперевшись о комод. — Ты всегда красивый. Чимин на это улыбается игриво, смотрит на друга через зеркальную гладь, а затем оборачивается и качает головой: — Ты говоришь это каждый раз. Блондин берёт с заправленной кровати свою сумку и идёт мимо альфы, пока бритоголовый нечитающе провожает его взглядом драконьих глаз. Не проходит и секунды, как он следует за Чимином, чтобы открыть ему дверь. В коридоре он идёт позади, возвышаясь над омегой монолитной стеной, из-за чего тот визуально кажется ещё ниже. — Потому что это правда. — Потому что я плачу тебе, — хохотнул Чимин, спускаясь по лестнице. Он невольно вдыхает приятный запах магнолий и роз, одновременно с этим любопытно осматривая картины. Намджун закатывает глаза, но не берётся спорить, зная, что это бесполезно. Их замечает дона Рита, с которой Чимин познакомился ещё вчера. Женщина суетится и встречает омегу едва заметным поклоном, на что тот кивает и дёргает уголками губ. — Сеньор Чимин… Вы рано. Обычно господа Мерседес просыпаются ближе к десяти часам… Светловолосый сверяет время с наручными часами, убеждаясь в том, что маленькая стрелка часов едва достигла восьми. — Ох, правда?.. Я не знал. У нас… — он резко замолкает и отводит взгляд, часто моргая, а затем берёт себя в руки и продолжает: –… то есть… В Корее в это время уже начинается рабочий день. Темнокожая женщина удивляется и замолкает. Она несколько секунд теребит пальцы с аккуратным маникюром, о чём-то размышляя, а затем кивает: — Хорошо, тогда я попрошу повара выходить на смену раньше. Сегодня, к сожалению, он прибудет к назначенному времени, но в остальные дни… — Ох, что вы! — Чимин поджимает пухлые губы, поблёскивающие фруктовым маслом, а затем отрицательно машет ладонью, — не нужно, дона Рита. На самом деле, я привык самостоятельно готовить для себя в моменты, когда нет нужды заниматься другими делами. Покажите, пожалуйста, где кухня, и я разберусь в остальном сам. Домработница приподнимает брови уже в привычном для Чимина удивлённом жесте, пока омега подавляет тяжёлый вздох, но смотрит всё так же ожидающе. Его здесь не понимают. Не понимают, почему он хочет жить отдельно от своего будущего мужа, предпочитая комнату для гостей. Не понимают, почему он хочет помнить свой язык и быть рядом со своим телохранителем. Не понимают, почему он желает сделать что-то своё, вместо того, чтобы подстроиться под отточенный механизм, который не менялся десятилетиями. Омега не хочет терять самобытность, но и палкой в колёсах умиротворённого движения Мерседес по выбранной ими дороге жизни становиться не желает. И в то же время Чимин ощущает, что если даст слабину, то его тут же сожрут и переварят в попытке сделать удобным. Он пытается усидеть на двух стульях, заранее осознавая, что это невозможно. Чимин ощущает себя так, будто его насильно вывели на ринг. Омегу затащили в бой, где в итоге не будет победителей, а цена выигрыша ничтожна по сравнению с жертвами, что придётся кинуть на алтарь собственных принципов. Это давит, грузом ложится на плечи, пока он старается расправить те как можно шире, осанку держать ровной даже когда делает поклон. Он хочет остаться собой. В другой стране, с людьми, которые мыслят по-иному, Чимин всеми силами цепляется за себя, потому что спасение утопающих — дело самих утопающих. Он искренне верит в то, что у людей не может быть два сердца, как и не могут меняться фундаментальные устои собственной личности относительно переезда. Каким бы чужим его ни считали, омега будет стоять на своём, пока не найдёт или не построит опору устойчивее. — Следуйте за мной, сеньор Чимин, — Рита, в конце концов, нацепляет маску невозмутимости и ладонью указывает в сторону нужной комнаты. Они проходят мимо столовой, где вчера был ужин. У блондина после него желудок прилип к позвонкам от голода, потому что поесть за столом он так и не смог. И дело было не в подаваемых блюдах. Женщина пропускает Чимина и Намджуна, что тенью следует за ним: — Вот тут есть всё необходимое, — она кивает на встроенный холодильник, а затем на небольшую подсобную дверь, — продукты в основном в холодильной камере или же на складе. Приборы в этих ящиках, — она касается одной из дверок светлого гарнитура. — Хорошо, большое спасибо. Я разберусь, — омеге не терпелось остаться наедине с собой и он кивнул, — если у меня возникнут вопросы… –… Можете найти меня либо попросить Марию, она прибирает в фойе. Или же можете обратиться к любому из персонала, сеньор Чимин. Губы светловолосого тронула благодарная улыбка. — Хорошо, спасибо, дона Рита. Женщина ещё раз кивает, а затем уходит по своим делам, пока Чимин провожает её взглядом. Он встречается глазами с намджуновыми, морщит нос по-кошачьи и пожимает плечами. — Они думают, что я странный. — Тебе ли не плевать? — М, тоже верно, — кивает омега, начиная медленно изучать кухню. То, что ему абсолютно нравилось во всем особняке Мерседес, — так это огромные высокие окна до потолка почти в каждой комнате. Они будто раздвигали пространство, из-за чего помещение казалось построенным под живописный дворик. Тяжёлые кремовые тюли свисали с гардин, тем не менее, не загораживая обзор на фонтан и виднеющуюся верхушку беседки. Чимин успел рассмотреть всё это ещё с балкона своей комнаты: увиденное искренне восхищало омегу. В Корее в основном не подходящий для таких роскошных садов климат, а качество почвы и вовсе оставляло желать лучшего. Блондин перевёл взгляд с дворика обратно на кухню. Он понял, что потолки всех помещений на первом этаже были выше среднего из-за особенностей строения особняка, крепкие балки с узорами в античном стиле вынудили его задрать голову наверх, чтобы полюбоваться чужими стараниями. Вдоволь насмотревшись на лепнину, Чимин опустил подбородок, тут же обращая внимание на остальные детали большого помещения. Светлая глянцевая плитка пола была натёрта до блеска, из-за чего в ней можно было увидеть даже собственное отражение. Основное пространство кухни занимал прямоугольный остров из белого дерева и столешницей под мрамор. В ящиках, как уже объяснила дона Рита, находились многочисленные приборы, посуда для приготовления пищи. Тут же была установлена раковина, к которой несмело подошёл омега. Он включил воду, что тугой струёй разбила тишину комнаты, а затем тут же перекрыл кран. — Тут красиво. Блондин обратил внимание на плиту и грильницу, а также большую вытяжку, что тянулась к самому потолку. Ближе к окнам расположился вытянутый столик и несколько стульев к нему. Видимо, тут отдыхал сам персонал. Омега неторопливо прошёл к мебели, кончиками пальцев скользя по поверхности гарнитура. Её украшали многочисленные канделябры и вазы с фруктами и цветами, создавая дополнительный уют и ощущение «жизни», что наполняла имение Мерседес. Чимин повесил сумку на ажурную спинку одного из стульев, а затем принялся закатывать рукава рубашки. Готовка для омеги была сродни антистрессу. Его тревожные мысли терялись где-то между «Сколько муки нужно будет просеять в панкейки?» и «Думаю, что розмарин будет кстати к индейке». В интуитивных пропорциях, звуках жарки и еле слышного омежьего напева каких-то незамысловатых мелодий растворялось само время. Будто в реальности образовывалась воронка, которую Чимин открыл своей абсолютной любовью к каждой секунде процесса. Эта воронка поглощала ментальную тяжесть, очищала разум и тело. Блондин чувствовал себя отдохнувшим и вдохновлённым от макушки и до кончиков пальцев после приготовления очередного удачного блюда. С самого детства омега старался развлекать себя сам. Из-за собственного статуса лёгкий путь в социализацию ему был заказан: никакого детского сада и школы, никаких пар в университете среди остальных альф и омег. Рядом с блондином всегда были няньки и телохранители, которые вскоре ограничились лишь Намджуном. И тем не менее, Чимин любил веселиться. Луноволосому омеге с мягкой улыбкой удавалось на удивление быстро расположить к себе немногочисленных гостей, которые посещали резиденцию Пак. Он с лёгкостью заводил знакомства, в отличие от того же Юнги. За одно свидание с омегой сыновья именитых бандитов готовы были лезть на небо за Луной, и Чимин соврёт, если скажет, что ему это не льстило. Блондин был действительно залюблен. Возможно, именно это помогло ему в конечном итоге принять и полюбить себя тоже. — Что ты здесь делаешь? Низкий хриплый голос заставляет Чимина вскинуть голову, отвлекаясь от скворчащей с яичницей и беконом сковородки. Чонгук, остановившийся возле арочного входа, складывает руки на груди, наклоняя голову и рассматривая омегу с еле заметным поблёскивающим интересом. — Я так полагаю… что живу? — блондин теряется на мгновение, но затем быстро берёт себя в руки и невозмутимо пожимает плечами. — И тебе доброе утро. Мерседес приподнимает бровь в ответ на ироничную шутку, которую не смог сдержать Чимин. Омега замечает, что на ухоженном лице мужчины нет ни намёка на сон, волосы его уложены влажно, а сам альфа уже одет в чёрные брюки и такого же цвета деловую рубашку с закатанными к локтям рукавами. Чимин вновь сверился с наручными часами — он пробыл на кухне не дольше двадцати минут. По словам доны Риты, чета Мерседес просыпалась ближе к позднему утру и не должна была появиться здесь раньше, чем через час. Получается, Чонгук либо не ночевал в особняке вовсе, либо не поддерживал совиную традиции семьи. — Ты уже на работу? Или с работы? — блондин подошёл к навесному гарнитуру и начал искать посуду для завтрака. — Хочешь поиграть в хороших супругов? — Мерседес подошёл к омеге и потянулся к верхней полке. Он открыл дверцу, и Чимину тут же представилось множество посуды. — Нет, хочу, чтобы ты выделил мне машину, пока моя не пройдёт таможенный осмотр, — блондин, не долго думая, взял плоскую тарелку и пошёл обратно к плите. — Приготовь мне тоже. Омега замер и прикрыл глаза, а затем обернулся к Чонгуку: — Хочешь поиграть в хороших супругов? Мужчина растянул уголок губы в подобии усмешки, признавая то, как идеально омега владел навыком парирования. — Хочу, чтобы ты приготовил мне завтрак. Я уполномочу одного из своих парней быть твоим водителем. Можешь выбрать любую машину из автопарка, кроме красной. — Жаль, — Чимин наигранно расстроенно поджал губы, из-за чего взгляд брюнета невольно метнулся к пухлому, красивому рту омеги, — красный мой любимый цвет, — мужчина отвернулся к плите, чтобы наложить завтрак, — мне не нужен водитель. — Твой статус обязывает иметь личного шофёра, — альфа принёс ещё одну тарелку, наблюдая за тем, как его будущий муж аккуратно орудовал лопаточкой и другими приборами. — Я знаю свой статус. Едва ли в Корее он у меня был ниже, чем здесь. Это не вызывало никаких проблем. В случае, если я уставал или если это были официальные мероприятия, меня подменял Намджун. Омега взял наполненную едой посуду и понёс её на стол. — Ну так возвращайся назад. Чонгук невозмутимо налил себе дымящийся кофе и взял пару вилок из кухонного кармашка. Он устроился во главе стола, рядом с Чимином, который на эту фразу закатил глаза, проглатывая рвущиеся наружу острые слова. Омега уселся поудобнее, разгладил складки на брюках и принялся за завтрак, накалывая на вилку яичницу: — Мы вчера… Не смогли найти общий взгляд касательно виноградников. Чимин буквально ощутил, как Чонгук напрягся всем телом, тяжело вздыхая, но всё равно продолжил: — И я хотел бы обсудить это ещё раз. — Чимин, мы не будем ничего обсуждать, — альфа тщательно пережёвывал еду и говорил незаинтересованным тоном, но вся его поза выражала твёрдую уверенность в собственных словах. — Чонгук, пожалуйста, — блондин начал злиться на упрямство мужчины и прикусил нижнюю губу. — Ты не услышал меня с первого раза? Воображаемый чёрный хвост мужчины в пассивной агрессии вновь забился о пол. Большой кот разве что не скалил зубы, смотря на Чимина с долькой кровожадности. — Не смей говорить со мной в таком тоне, — и Чимин дёргал за усы, не страшась этого хищника ни капли. Они смотрели друг другу в глаза в какой-то дикой, животной схватке. Мужчины и сами не поняли, как атмосфера между ними с терпимо-вежливой в мгновение ока превратилась в кусачую и неприятную до мурашек по загривку. Чонгук, первым не выдержав давящей тишины, отвёл взгляд и продолжил завтракать, решив, что они закрыли тему. — Очень вкусно, — Мерседес осознал, что последняя его фраза и впрямь отдавала неподходящей его статусу грубостью, а потому решил попытаться исправить положение. — Да? — омега сделал тон участливым, а после неуверенного кивка брюнета потянулся к солонке. Он в пару движений снял с той крышку, а затем высыпал приличную гору специй в тарелку Чонгука, — тогда приятного аппетита. Под нечитаемый потемневший взгляд Мерседес он встал из-за стола и взял свою сумку. С прямой осанкой и настырно поднятым подбородком омега живо покинул кухню, оставив альфу наедине с собой. — К чёрту Мерседес. К чёрту этот особняк. Всё к чёрту, — Чимин сквозь зубы бормотал тихие ругательства на корейском, спускаясь в автопарк следом за Намджуном, который был там ещё вчера. Всё это время мужчина находился рядом, а с появлением Чонгука на кухне напрягся даже сильнее, чем прежде. Он не доверял будущему мужу омеги ни на йоту, испытывая какое-то ранее неизвестное беспокойство и желание, чтобы тот и близко не подходил к Чимину. Бритоголовый считал, что Мерседес — самая неподходящая кандидатура на роль мужа. Что-то внутри его литой груди ныло и грызло. Чимин будто нашёл намджунову уязвимость, проник внутрь, а теперь старательно ковырял ногтем и так израненную душу. Чем больше Намджун пытался убедить себя в том, что не испытывает никаких чувств к своему подопечному, к своему другу, тем сильнее у него болело. Общение луноволосого омеги с Чонгуком стало катализатором, из-за чего у мужчины внутри всё бурлило реактивами. — Почему просто не пошлёшь его? — тихо спросил он, следя за тем, как Чимин выбирает машину. Альфа нашёл взглядом одного из охранников с внушительным крепким сейфом и кивнул ему. Омега остановился возле красной Феррари, год выпуска которой был на пару десятков лет раньше, чем его собственное рождение, пропустив вопрос Намджуна мимо ушей. — Это личный автомобиль сеньора Чонгука, — решил нужным оповестить мужчину незнакомый альфа. — Да, я знаю, — блондин кивнул, показывая, что принял информацию к сведению. Он кончиками пальцев повёл по глянцевой поверхности бампера, ощущая, как внутри мурчит от удовольствия и роскошной красоты этой малышки. Чимин, в конце концов, с трудом оторвался от любования и кивнул на чёрный Ламбо Урус, на что альфа закопошился в поиске ключей в своём загадочном чемоданчике. Автопарк семьи Мерседес состоял из нескольких автомобилей премиум класса, не считая служебных. Он находился на нулевом этаже, с большими автоматическими воротами, присыпанная асфальтной крошкой дорога которого вела к чёрному выезду. Насколько понял блондин, ещё пара машин, которыми Лукас и Чонгук пользовались особенно часто, были припаркованы в гараже рядом с парадными дверьми. — Сеньор Чонгук распорядился, чтобы Шин был вашим шофёром, лично сопровождая при каждой поездке. Он сейчас подойдёт к вам, ему необходимо взять некоторые документы. Омега кивнул и забрал ключи от авто. Мужчина указал Намджуну на пассажирское сиденье, а затем разблокировал сигнализацию и сел сам. — Сеньор Чимин… Сеньор Чимин… — альфа поспешил к нему, пытаясь остановить упрямого мужчину, пока тот невозмутимо вставил ключ в зажигание и завёл чёрный Урус. — Оставь его, — в помещении раздался громкий голос Чонгука. Луноволосый посмотрел на альфу через боковое зеркало. Мерседес медленно шёл к машине, засунув руки в карманы. Между рёбер омеги сжалось то ли от страха, то ли от болезненного восхищения этим засранцем. Хорош собой, хорош до дрожащих коленок. Силён и красив, в своей кошачьей манере изящен ровно настолько же, насколько опасен. Намджун на соседнем сидении тоже напрягся, кося левым глазом в сторону Чимина, готовый в любой момент сигануть в ту сторону, чтобы защитить. Мужчина подошёл к машине и опёрся предплечьем о кузов, ладонь в чёрной кожаной перчатке уложил на открытую дверь. Он наклонился к Чимину до неприличного близко, нарушая мыслимые и немыслимые границы, совсем не стесняясь ни Намджуна, ни растерянного персонала с подоспевшим водителем омеги. Блондин поморщился и вжался теснее в кожаный салон автомобиля, ощущая, как всё внутри горит из-за пристального каре-зелёного взгляда. Их обладатель внимательно обводил каждую черту лица Чимина, будто видел его в первый раз. Он осматривал его маленький нос и мягкие щёки, перемещался всё ниже, пока не наткнулся на чувственные, блестящие от сладкого бальзама, губы. Мерседес глубоко вздохнул, не отводя глаз от омеги, а затем хрипло произнес: — Не поцарапай машину, Ни́но, — дверь автокара захлопнулась с глухим хлопком под напором альфьей ладони. Чимин с горящими щеками уставился вперёд, до побеления сжимая пальцы на чехле руля. Алый стыд мерно покрывал его шею и уши, а дрожащее дыхание было слышно даже пассажиру. Мысленно досчитав до десяти, омега мягко надавил на педаль газа, отчего машина тронулась с тихим урчанием. Когда автопарк и кованые ворота остались позади, омега сквозь сжатые зубы пробормотал, вымещая свою злость: — Чёртов Мерседес. Намджун решил промолчать, зная характер Чимина в моменты раздражения и нездорового румянца. Спустя некоторое время лесной испанский массив и гравий под толстой шиной сменились на гладкий асфальт и федеральную трассу. Блондин наконец успокоился и одной рукой выудил солнцезащитные очки и телефон из сумки, которая лежала на коленях телохранителя. Он натянул аксессуар с кошачьими линзами, пряча лицо от назойливых лучей, а затем открыл карты и настроил навигатор, сбавляя скорость. — Куда мы едем? — бритоголовый без особого интереса смотрел за окно, взглядом драконьих глаз провожая пролетающие мимо плантации и показывающиеся верхушки гор. — В Приорат. На виноградники. Хочу понять, что в них такого, раз Чонгук так сильно оберегает их от моего вмешательства. — Думаешь, что-то незаконное? — Тогда бы меня оберегал и Лукас тоже, — Чимин отрицательно качнул головой, аккуратно съезжая с нагретого каталанским солнцем асфальта, заворачивая в сторону винодельческой провинции, — думаю, тут как с Исыль. Просто не хочет, чтобы я пачкал их семью своим присутствием. — Они несправедливы к тебе. Намджун был твёрд в своих словах. Блондин посмотрел на него мельком, а затем, тяжело вздохнув, пожал плечами. — И я не знаю, как с этим бороться. Сверху машина кажется маленьким чёрным жучком, который медленно ползёт по крутому серпантину скалистой дороги. Верхушки деревьев остаются неподвижны, кольцо из возвышенностей старательным охранником бережёт природу от средиземноморского ветра. Жёлтые и лиловые придорожные дикие цветы гнутся под порывом воздуха, с которым проезжает автомобиль. Омега внимательно следит за дорогой, в то же время умудряясь обращать внимание на поросшие зеленью склоны и оранжево-золотистые ряды оливковых ферм. — Тут непередаваемо красиво, не правда ли? — Намджун согласно кивает, предпочитая отмалчиваться всю дорогу, на что Чимин обеспокоенно переспрашивает: — у тебя всё хорошо? — Да, — такой короткий ответ не удовлетворяет его, но мужчина не хочет давить, понимая, что Намджун и сам по себе довольно тих. Омега обдумывает свои слова некоторое время, чтобы в конце концов тихо произнести: — Извини, что втянул тебя во всё это. Мне не следовало брать теб… — Чимин. Голос Намджуна низкий, глубокий. Он смотрит на омегу предупреждающе, и пусть Чимин в полной мере не может проследить за его выражением лица, но мужчина ощущает, как альфа кладёт свою большую ладонь на его плечо. Намджун сжимает пальцы крепко, будто хочет донести ещё и тактильно, чтобы друг не только услышал, но и прочувствовал: — Я бы поехал за тобой куда угодно. Я обещал Кихо беречь тебя. Омега замирает на секунду, переполненный благодарностью к этому человеку, а затем наклоняет голову и щекой ластится к тыльной стороне намджуновой руки: — Спасибо. — Пожалуйста, Чимин-а, — атмосфера в машине теплеет, и омега неслышно выдыхает. Через несколько минут он вспоминает кое-что и решает осторожно спросить, делая тон как можно более незаинтересованным: — Ты не слышал, кто-то играл на пианино поздно ночью? — Вчера? — Намджун удивлённо переспрашивает и дожидается неуверенного кивка. — Нет, не заметил. А что такое? Чимин молчит некоторое время, а затем пожимает плечами и отмахивается: — Видимо, послышалось. Блондин может лечь под гильотину в попытке доказать, что звуки клавишных и одного из этюда классиков — не просто его бред. В конце концов это то, что помогло ему отлично выспаться. Впервые за долгое время после смерти отца Чимин уснул без поглощающих мыслей, спокойно позволил упасть себе в объятия Морфея под мерные звуки пианино. Омега хотел бы знать, кому ему следует сказать «спасибо». По пути они заезжают на заправку, где тут же привлекают внимание местных. Блондин мягко посмеивается на громкие комплименты от владельца, в ответ на его просьбу поделиться номером с улыбкой демонстрирует правую ладонь, на безымянном пальце которой устроилось блестящее золотом колечко. Альфа сокрушается и берёт с него обещание заезжать почаще, угощает гостя урожаем апельсинов и черешни. Намджун мрачнеет с каждой секундой, пока они всё же не прощаются с колоритным мужчиной, который напоследок целует омежью руку. — Они так не похожи на нас, скажи? — луноволосый всё ещё посмеивается, пока салон наполняет запах фруктов, — или мы не похожи на них. Такие открытые и… живые? — Тебе это нравится? — альфа меняет его и теперь сам следит за дорогой, сверяясь с навигатором. — К этому нужно привыкнуть, но да, — Чимин открывает окошко машины и высовывает ладонь под встречный ветер. Воздух тут насыщенный, проникает в лёгкие сладкими благовониями, наполняет и дразнит рецепторы. Омега думает о том, что никогда раньше не знал значения слова «дышать». Когда они наконец-то сворачивают с трассы и минуют небольшое поселение, вместо асфальта под шинами ощущается каменистая провинциальная дорога в одну полосу. По обе стороны виднелись неогороженные плантации винограда как с совсем ещё маленькими кустиками, так и взрослыми кустарниками ростом почти с Чимина. Намджун сбавил скорость до минимума, чтобы не поднимать клубы пыли. Когда перед ними на возвышении склона показывается одноэтажное здание с полой черепичной крышей, Чимин чуть ли не дрожит от любопытства и предвкушения. Альфа заезжает на территорию винодельни, паркуя машину рядом с небольшими разбитыми клумбами. Луноволосый тут же отстёгивается и вылезает из машины, чтобы осмотреться. На покатых, в несколько сотен гектаров, территориях аккуратными рядами растянулись зелёные очереди с кольями. Величие и вид настолько завораживают, что Чимин несколько раз выдыхает очарованное «вау», а затем принимается фотографировать пейзажи. Он никогда раньше не видел ничего подобного. Сердце омеги начинает биться чаще, а ладони потеют, как будто бы он не за природой наблюдает, а встретился со своим давно оставленным возлюбленным. Долгожданное воссоединение отдаёт приливами нежности и любви. Омега аккуратно следует к кустам винограда, пьянящий запах которого чувствуется в каждом вдохе. Он с благоговением ведёт по ажурным листам, которые будто поддаются под касания, ощущает каждую прожилку, что жизнью течёт, наполняя виноградинки кисло-сладким соком. Пушистые густым лесом горы вокруг создают эффект невесомости и безграничности, будто перед ними весь свет на ладонях. Небо низкое и отливает ярко-голубым, а солнце, кажется, радуется вместе с омегой. Когда Чимин на некоторое время смиряет своё любопытство, приглаживая его мысленными обещаниями вернуться обратно, Намджун, наконец, кивает в сторону самой винодельни. — Думаешь, это подвальное помещение? — мужчина интересуется, задерживаясь взглядом на табличке с названием виноградников и фамилией Мерседес. Чимин неторопливо ступает в сторону здания. Оно облицовано грубым коричневым камнем, с панорамными современными окнами, которые затонированы от нежелательного света. — Думаю, да. Для брожения некоторых сортов нужно исключить прямые солнечные лучи, насколько я знаю, — омега подходит к высоким дверям из красного дерева и стучит несколько раз. Когда никто не реагирует, они с Намджуном переглядываются, и телохранитель мягко теснит омегу. Мужчина толкает поверхность, и та на удивление легко поддаётся, пропуская их внутрь. — Хэй, тут кто-нибудь есть? Омега мягко спрашивает, заглядывая в просторное помещение. По правую руку виднеется лестница, которая ведёт, как они и предполагали, к погребу. Высокие балочные потолки и окна во всю стену расширяют пространство. Небольшой стеллаж с декорированными бутылями делит помещение на две части: кухонную, где устроился островок из тёмного дерева и вытянутый шкаф для винных экспонатов, и гостиную. В последней расположились несколько кресел и диванчик, оббитые шоколадной кожей, а также низкий стеклянный столик. Чимин устремляется в сторону презентационных полок, осматривая пузатые тёмные бутыли, читая золотистые и розоватые этикетки. — У вас зарезервирован визит? Приятный голос отвлекает омегу от изучения. Он поворачивает голову в сторону лестницы, откуда слышится шум. Намджун тут же подрывается к подопечному, напряжённо осматривая мужчину, который в этот момент поднимался к ним наверх. Чимин с удивлением узнаёт в виноделе… Корейца. Бесконечно красивого, с пухлыми розоватыми губами и миндалевидными глазами, блестящими волосами цвета молочного шоколада. От него веет уютом и домом, из-за чего омега невольно улыбается, одновременно с этим ощущая щемящую сердце тоску. — Здравствуйте, — блондин учтиво кланяется, на что мужчина напротив, будто вспоминая, что перед ним земляк, тоже склоняется, — нет, на самом деле… нет. Меня зовут Чимин. Чимин де лос Мерсе́дес. Непривычная фамилия режет слух острее, чем кинжалы, заставляет Намджуна еле заметно поморщиться. Лицо шатена же напротив, светлеет, а затем он подходит ближе, протягивая ладонь: — Вы будущий муж Чонгука, верно? Я Сокджин. Ким Сокджин. Местные зовут меня Джин, вы можете тоже, сеньор Чимин, — альфа — а, судя по сильным феромонам, это был именно он — сжимает руку своего нового знакомого. — Можно просто Чимин. А это, — блондин оборачивается к бритоголовому, — мой друг и телохранитель, Намджун. Тоже Ким. Альфы ограничиваются кивками головы. Джин вновь смотрит на омегу и довольно блестит глазами. Он с разрешения берёт мужчину под локоть и тянет в сторону погреба. — Винодельня открывается только с одиннадцати часов, у нас прежде не было таких ранних гостей, поэтому я и удивился вашему приезду. — Да, я уже понял, что день тут начинается значительно позже… — Чимин пожимает плечами, пока Джин смотрит на него понимающе. — Я приехал сюда около пятнадцати лет назад, когда нам с Чонгуком было едва за восемнадцать. Ты не поверишь, но мне тоже до сих пор непривычно… — Ого, вы с Чонгуком так давно знакомы? — омега ощущает, как по мере того, что они спускаются, ниже становится и температура. Погреб просторный и тёмный, полный деревянных бочек с кранами и дегустационных столиков. Дикий камень на стенах и мягкое освещение делают атмосферу, а пряный запах вина и цветов тут же забивается в лёгкие, из-за чего Чимин едва сдерживает чих. За последние пару часов он узнал столько новых ароматов, что у него даже немного кружилась голова. — Да, с юношества, — шатен кивает и ведёт Чимина к одной из бочек, — мы вместе занимались выращиванием и уходом за плантациями. Какое вино ты предпочитаешь? — О, я… Я мало что смыслю в вине, — омега неловко улыбается, прикусывая нижнюю губу, а затем осторожно уточняет: — Чонгук тоже… работал? Ты имеешь ввиду, наравне со всеми? Я думал, что ему это не нужно, потому что он буквально… — он неопределенно взмахивает ладонью. — Владелец? — Чимин кивает, а Джин только тянет губы в доброй усмешке, отчего на долю секунду становится похожим на миловидного хомяка. — Он уже успел нагрубить тебе, да? Судя по тому, с каким недоверием ты говоришь об этом альфе… На самом деле, он добрее, чем хочет показаться. И он очень дорожит всем этим, — альфа обводит помещение взглядом, но замечая кислое настроение омеги, вдыхает и тут же переводит тему, шутливо ворча: — и что значит «я мало что смыслю в вине»? Ни один Мерседес не может позволить себе сказать такое… Я покажу тебе абсолютно всё. И Чимин впервые за двое суток позволяет себе расслабиться.***
Намджун паркуется во дворе дома, освещая дорожку фарами, пока омега переписывается с братом, улыбаясь мягко и немного устало. Блондин замечает, что они приехали, когда мотор глохнет и они оказываются в тишине салона. Он откидывается на спинку и смотрит в окна особняка. Только пару из них на втором этаже горят светом, и он делает вывод, что вся чета Мерседес уже разошлась по комнатам и готовится ко сну. Мужчина вздыхает тяжело, но в то же время довольно. Ему понравилось на виноградниках, понравилось проводить время с Джином. Теперь винодельня ощущалась по-особенному приятно, из-за чего желание возвращаться в особняк окончательно пропало. — Не хочу, — он шепчет надрывно, прикрывая глаза, чувствуя, как глаза жжёт от невыплаканных слёз ещё с утра. — Нужно, — глухо отвечает Намджун, а затем смотрит на омегу. Тот ещё раз вздыхает, а затем берёт себя в руки. Мужчина отстёгивается и достает с заднего кресла пару крафтовых пакетов с вином и фруктами, которыми его угостили. Мысли о том, что сейчас он придёт в комнату, примет ванну с пеной, выпьет бокал вина, перекусит, и всё это под какую-нибудь хорошую книгу — заставляют его настроение улучшиться. Омега выходит из машины и мягко захлопывает дверь, а затем идёт по вымощенной тропинке, освещённой коваными фонарями. Он юркает за дверь, провожаемый взглядами пары охранников, ощущая, как закладывает уши от стрекотания ночных насекомых. Чимин как можно тише проходит через фойе и торопливо поднимается по лестнице, а затем шустро добирается до своей комнаты. Оказавшись по ту сторону двери, он прижимается к ней спиной и прикрывает глаза. Успокоив своё сердце и усмирив радость от того, что никто не попался ему на пути, омега вдруг чувствует неприятный запах дыма и шоколада и тянется к включателю. Мягкий свет заливает комнату, пока мужчина часто моргает, чтобы привыкнуть к нему, а затем фокусирует взгляд на кровати и вскрикивает. — Боже, Чон… — он зажимает себе рот ладонью, чтобы никого не разбудить. От мимолётного испуга его едва заметно потряхивает. Он наклоняется и опирается ладонью о колени, а затем ещё раз смотрит в сторону спальни, чтобы убедиться в том, что это не больная галлюцинация. Чонгук лежит в его постели. Чёртов Чонгук де лос Мерсе́дес лежит в его постели в полурасстёгнутой шёлковой рубашке, с закинутой за голову рукой, из-за чего его бицепс видно особенно хорошо, а в другой держит тлеющую сигарету цвета какао. Несколько влажных чёрных прядей падают ему на лицо, а сам он щурится от света. — Что ты здесь делаешь? — Чимин кладёт пакеты на комод и твёрдым шагом идёт к окну, чтобы впустить в комнату свежий воздух. — Полагаю что… живу? — голос альфы хрипловатый, как будто бы тот успел задремать. Он садится, а затем и вовсе встаёт с кровати, продолжая делать тугие затяжки. Чимин игнорирует его неуместные шутки, ощущая, как внутри от злости клокочет. — Я просил тебя не курить в моём присутствии. Это моя комната. Лукас разрешил мне. Какого чёрта ты… — Почему тебя не было на ужине? Бешенство медленно растекается по телу блондина. Оно достигает горла, из-за чего мужчина судорожно выдыхает, и кончиков пальцев, которые начинают подрагивать от желания вцепиться в шею этого наглеца. Манера Чонгука не слушать и отвечать вопросом на вопрос сбивает Чимина с ног. Но в эту игру можно состязаться двоим. — Почему я должен был быть там? — Хм, — большой кот делает наигранно задумчивое выражение лица, а затем стряхивает пепел в подставку для чиминовых благовоний. Этот жест вынуждает омегу резко выдохнуть, — потому что ты мой… жених? — Чонгук едва заметно морщится, когда произносит последнее слово. Лежачих не бьют, но Мерседес самооценку и гордость блондина втоптал в землю, а потом попрыгал пару раз сверху и присыпал пеплом от шоколадной сигареты. — Знаешь, меня это тоже не особо устраивает, — Чимин выплёвывает фразу, а потом в пару шагов к альфе приближается и вырывает сигарету из его рук. Он ладонь опускает и тлеющий кончик подносит к паху Мерседес, останавливается, когда до болезненного касания остаётся буквально несколько миллиметров. Мужчина смотрит в глаза цвета леса перед грозой, а затем внятно произносит: — Ещё раз ты закуришь в моём присутствии — и я затушу эту дрянь о твой член. Тебе ясно? Чонгук сжимает челюсть и толкается языком в местечко под нижней губой, отчего Чимин замечает небольшую родинку, отвлекаясь буквально на пару секунд. — Так вот какой ты, оказывается, лицемерный? — в голосе альфы слышится что-то острое, но в то же время приторно-ласкающее, напоминающее момент, когда пантера перед тем, как укусить за шею, облизывает её любовно, будто в утешении, — с утра предлагаешь мир, дружбу и жвачку, а теперь угрожаешь прожечь мой пенис? — Ты ведь не слушал меня. Что с утра, что сейчас. Ты ведёшь себя как ребёнок, у которого пытаются отобрать любимую игрушку. Они не могут оторваться друг от друга ни на секунду. Воззвать к разуму, остудить голову и постараться понять друг друга хотя бы на доли секунды. В обоих спеси и гордости столько, что можно вскипятить до ста пятидесяти по Цельсию, вылить в формы, а потом начеканить монет и раздать всем нуждающимся — и ведь лишнее останется. — А ты как потаскушка, которая позарилась на чужой кошелёк. После этой фразы комната буквально на мгновение погружается в тишину, как в следующий момент альфа перехватывает ладонь блондина, которую тот занёс для пощёчины. Глаза Чимина полыхают обидой и злостью, его тело пробивает крупная дрожь от неспособности сдержать в себе ураган из эмоций, на которые вывел его Чонгук. Он пытается второй рукой закончить задуманное, но брюнет и её тянет, из-за чего злосчастная сигарета падает куда-то на ламинат, рискуя оставить на нём уродливый шрам. Сердца обоих — медовый ламинат. Мерседес резко дёргает за омежье тонкое запястье, кружа, будто в яростном танце, пропускает через кольцо рук и прижимает к себе спиной хрупкое, бьющееся пойманной в клетку птицей, тело. — Отпусти меня! Отпусти меня, чёртов Мерседес! — Чимин плачет, как иконы в православных церквях, золотистыми разводами теней от Диор по мягким щекам, злится, как самый настоящий дьявол. — Я ненавижу тебя, слышишь? Ты ублюдок с ног до головы. Я ненавижу тебя! Чонгук слышит громкие слова, обмирает сердцем, жалея о том, что вырвалось из его гнилого рта минуту назад, но вместо того, чтобы всё исправить, в этот самый момент конченным маньяком прикрывает глаза и пытается как можно сильнее надышаться сладким запахом мирры от светлых волос омеги. Те вблизи и правда Луна — мягкие и пушащиеся на макушке, отливают молочным в темноте, но на свету блестят серебром. — Это вы испортили мне жизнь, — омега от отчаяния перестает сопротивляться, ощущает горячее твёрдое тело позади, из-за чего внизу живота ядовитой неожиданной змеёй узел стягивается. Он пытается воздух поймать, в шоке от реакции собственного организма, продолжает жалобно бормотать, — я ненавижу всё это. Я не хочу быть игрушкой для битья твоего папы за ужином. Не хочу просыпаться в этом особняке, не хочу сюда приезжать, засыпать здесь. Не хочу разговаривать на этом языке, не хочу слышать и видеть тебя. Чонгук, я ненавижу тебя. Альфа проводит носом по его затылку, яростно раздувая крылья носа в отчаянной попытке насытиться терпкой дурманящей сладостью. У омеги мурашки табуном ходят по позвонкам, он выгибается изломанной тряпичной куклой и еле слышно стонет. Чонгук сжимает чиминовы запястья до следов, которые на следующий день воспалятся гарначей, нальются виноградным соком, а затем словно в полубреду шепчет: — Я знаю. Я знаю, Чимин. Я знаю. Он дожидается, пока омега окончательно успокоится, пытается и сам прийти в себя. Блондин обмякает в его руках, время от времени вздрагивая от судорожных всхлипов сквозь болезненный сон, в который он провалился то ли от усталости, то ли от переживаний. Чонгук подхватывает его под бёдра и талию, кладёт хрупкое тело на кровать. Брюнет туго пропускает воздух сквозь сжатые зубы, переживая разрушающую его принципы и бесчеловечные установки бурю. Он смотрит на бессознательного Чимина, и что-то внутри беснуется, рычит и рвётся наружу. Он бы ударил себя, если это стало б возможным. Превратил бы своё лицо в фарш за такие высказывания в адрес омеги, которые раньше никогда себе не позволял под страхом презрения к отражению в зеркале. Чонгук не понимает, что с ним происходит, но принимает, что это абсолютно нездоро́во. Мужчина стягивает с омеги обувь, расстилает спальное место и укрывает его. Он стоит возле распахнутого окна ещё пару десятков минут, вслушивается в мерное сопение, пока вдруг кажущийся удушающим запах сигарет окончательно не растворяется. Мерседес закрывает створку, поправляет тюль и ещё раз смотрит на спящего Чимина. Тот под светом Луны кажется сказочным, мать-Геката ведёт своими лучами совсем не так, как солнце. Она нетороплива и ласкова: бледная кожа омеги будто изнутри сияет от её заботливых поглаживаний. Чонгук вдруг понимает, почему у того золотая подвеска в виде месяца. Альфа усилием воли отрывает воспалённый взгляд и покидает комнату в абсолютном душевном раздрае. Он торопливо спускается вниз, резко машет своему шофёру. Тот срывается вперёд, чтобы подготовить машину. Спустя несколько минут брюнет усаживается на заднее сиденье, обессиленно откидывается на обивку и хрипло командует: — К Гарсия.