А на кресте не спекается кровь
И гвозди так и не смогли заржаветь
И как эпилог — всё та же любовь
А как пролог — всё та же смерть
Может быть, это только мой бред
Может быть, жизнь не так хороша
Может быть, я так и не выйду на свет
Но я летал, когда пела душа
***
— Хватит пить! — в один из ноябрьских вечеров грозно прокричала Алёна, отбирая из рук в усмерть пьяного Морозова бутылку водки. — Задрал, — шикнула девчушка и вылила всё содержимое в раковину, слыша из гостиной недовольные бурчания. — Алёшка… Ал-лёшка, — заикнувшись, Никита попытался встать со стула, но потерпел неудачу — упав на пол, он что-то нечленораздельное прокряхтел и пополз к Морозовой-младшей, которая встала в позу «Ф» и, насупившись, ждала, пока этот цирк закончится. — П-прости меня, солнышко. Я просто так уста-ал, — его голова упала к ногам Алёны, а руки стали гладить её ступни и икры. — Никита, у тебя печень не устала случаем? — она легонько ткнула Никиту пяткой в нос, убирая его лицо от своих ног. — Скажи спасибо, что отца дома нет, и жёнушки его ненаглядной — так бы прилетело тебе по самое не балуй! — Алёна обошла брата и стала убирать закуски со стола и его рюмку. — Поднимай свой зад и иди спать! Мне в универ завтра рано утром идти! — Алёнка… — он пьяно улыбнулся и улёгся спиной на паркет, руки вытягивая в стороны, а ноги оставляя в согнутом положении; его футболка задралась, оголяя торс. — Так, ты меня уже реально достал, — Алёна быстро накинула на себя тёплую кофту и двинулась в сторону входной двери, игнорируя все пьяные уговоры брата остаться с ним. Алёна, выйдя на крыльцо частного дома, посмотрела в сторону огромных ворот, возле которых стояло двое мужчин. Это были охранники, а ещё — телохранители, к которым можно было обращаться в случае чего за помощью. И этот случай был сейчас. Весьма тупорылый, горький, и до ужаса смешной — но только для пьяного Никиты. Алёне было явно не до смеха. — Вов, Макс, помогите мне, пожалуйста. — Алёна, что случилось? — спросил Максим, один из охранников, оглядывая девушку. Шорты и кофта были явно не самой лучшей одеждой в такую погоду. — Почему в таком виде? — Брат напился. Помогите его до комнаты донести, пожалуйста, — она подняла взгляд, полной мольбы, на ребят, которые, синхронно кивнув, двинулись к дому. — Який повод для алкоголю? — спросил Вова, подхватывая Никиту под локоть, который чуть не попал по лицу Алёне; с другой стороны на подхвате был Максим. — Татко не оценит, — хмыкнул он, а потом получил от Алёны грозный взгляд вперемешку с усталостью. — Алёна Александровна, простите братца моего, — Максим кинул взгляд на Вову, который дотащил Морозова до кровати и пытался разобраться с его обувью и одеждой. Морозов не поддавался: не сильно махал руками, отгоняя от себя Вову, иногда поднимал ногу, чтобы ударить телохранителя, но затуманенный мозг и слабость в теле не позволили ему сделать задуманного, и поэтому его главным инструментом был рот, из которого периодически вырывались смачные матюки и кряхтения. — И вы моего, — хихикнула девушка. — Спасибо. Отцу не скажете? — Нет, — он отрицательно покачал головой. — Если только не попросите, — Максим улыбнулся и, пока Вова того не видел, двумя пальцами коснулся тыльной стороны ладони Алёны. — Я очень скучаю, — наклонившись к уху Морозовой, прошептал мужчина. — Максим, — она больно ткнула его в бок локтем, а рукой схватила за его пальцы, выворачивая их в неестественное положение. — Не лезь ко мне. Я же говорила, что сломаю тебе пальцы в случае чего, — серьезно процедила девушка, а потом, отпустив посиневшие пальцы охранника, ярко улыбнулась. — Ох, говорил я твоему отцу, чтобы он тебя не отдавал на борьбу, а отдал бы, например, в музыкалку, — мужчина заулыбался, а сам внимательно посмотрел на Алёну. — Я серьезно. Я скучаю. — Так и я серьезно, — Алёна сузила глаза и ехидно улыбнулась. — Тебе понравится, если пальцы буду ломать я или бугаи моего отца? Знаешь, они вряд ли это будут делать от большой любви. — А ты? С любовью, надеюсь? — А ты, я посмотрю, мазохист? — не выслушав Максима, Алёна махнула кипой своих волос и плавной походкой побрела в сторону своей комнаты. Максим улыбнулся, следя за тем, как Морозова скрывается за дверью. — Ну шо, по домам? — подошёл Вова к Максиму. — А то я заколебался уже. — Да, поехали, брат, — кивнул Максим, а сам продолжил пилить взглядом дверь напротив. — Только поведёшь ты, а то я пальцы вывихнул. — Как? — уже выйдя из дома, спросил Вова. — Да пока Никиту тащил, — отмахнулся мужчина, а сам посмотрел на окно комнаты Алёны. Её силуэт плавно показался в комнате, а потом, точно так же, исчез из поля зрения. Шторы блэкаут тут же оказались на окнах, тем самым говоря, что на сегодня разговор окончен. — Понял тебя, — ничего не подозревая, ответил Вова. — Ну, помчали тогда, — завёл мотор автомобиля и выехал с территории двора. Алёне только исполнилось шестнадцать. Отец по такому случаю устроил праздник, пригласив своих друзей, знакомых и родственников. Со стороны мамы Алёны родственников не было. Впрочем, и друзей девушки. — Почему на моём празднике не может быть тех, кого хочу видеть я?! — возмущённо кричала девушка, топча ногой. — Максим, скажи мне! По-че-му? — Алёна стояла напротив зеркала и рассматривала себя и свой вид: бирюзовое платье до коленок, балетки бежевого цвета, колье из камней и небольшие золотые серёжки. — Алёна Александровна, я не могу сказать. Ваш отец дал мне список из гостей ещё неделю назад, а поменять его нельзя, — он стоял позади девушки, сложив руки на груди. — Не переживайте. Я уверен, что праздник пройдёт хорошо. — Да какой хорошо? Там будут родственники по линии отца, а я их терпеть не могу! Меня от них тошнит, — Алёна скривилась и, цокнув, села на кровать. — Я хочу сбежать. Увези меня отсюда, пожалуйста! — Алёна Александровна… — мужчина напрягся. — Я ваш телохранитель. Я не могу вас такой опасности подвергать. — Господи, я уже устала от всего, — захныкала она. — Туда не ходи — там плохие люди, туда не езжай — убьют, с тем не водись — он плохой. Все плохие, все хотят мне вреда! — раздражённо прошептала Алёна. — Это ради вашего же блага, — флегматично ответил он. — Я так никого и никогда не найду! На меня никто не смотрит из парней! Все знают, что, если заговорят со мной, то потом будут ходить со сломанными конечностями. Отец добивается того, чтобы я была изгоем? — Ваш отец хочет, чтобы вы были в безопасности, — спокойно ответил Максим, видя, как Алёна начала ронять слёзы на подол своего платья. — Успокойтесь, прошу вас, — он, наплевав на всё, сел рядом с ней. — Я никому не нужна! — Вы нужны. Отцу, брату… Мне, — Максим положил свой подбородок на макушку Алёны, поглаживая её коленку. — У тебя борода колется, — хихикнула девушка, поднимая голову. Максим, в сравнении с Алёной, был просто огромным. Его рост составлял почти два метра, а крупные мышцы только больше внушали защищённости. Наверное, отец Алёны и выбрал для дочери именно такого телохранителя, который бы только одним своим видом давал понять, что она в защите, и обижать её нельзя. Алёна тогда первая поцеловала его, забралась на колени и попросила о большем, на что Максим отреагировал очень уклончиво. Но Морозова его уговорила, несмотря на все препирательства со стороны телохранителя, который отнекивался до последнего. Тогда Максим, будучи тридцатилетним мужчиной, стал встречаться с шестнадцатилетней девчушкой, которая, к тому же, была дочерью его босса. Они всячески скрывались, а потом расстались. Только вот Алёна забыла, а Максим — нет. Он, влюбившись по уши, таскался за девушкой, звал на свидания, пытался поговорить, но та игнорировала и не поддавалась на все уловки.***
Агата проснулась от того, что сон был до ужаса тревожным и максимально глупым. Десять Никит бегало за ней по всему «Меридиану», а убегать от них помогал Каспарян, у которого был один глаз на лбу, как у циклопа. Агата резко открыла глаза, приняла сидячее положение и попыталась сообразить, где находилась. Сон по-прежнему картинками всплывал в подсознании, заставляя кривиться. Воспоминания вчерашнего дня постепенно вернулись, а глаза наполнились слезами — непрошенными и до ужаса горькими. Лучезарная прикусила краешек одеяла, начиная плакать чуть ли не до крика. Это было похоже на истерику. Цой, проходя мимо комнаты, услышал всхлипы. Он тихонько приоткрыл дверь и зашёл в комнату. Его сердце на секунду дрогнуло. — Я позвоню Айзеншпису. Всё будет хорошо, — он сел рядом с Агатой, накрывая ладонью её пальцы. Они были холодными. — Он разберётся со всем: найдёт маму, приставит охрану и на время найдет вам другую квартиру. — Правда? — Агата не верящим взглядом посмотрела на него, дрожащей рукой смахивая слезинки. — Правда! — кивнул Виктор и улыбнулся. — Я приготовил поесть. И тебе, вроде как, нужно в университет. — Да, точно… — Агата заметно успокоилась, но подрагивающие руки и расширенные зрачки говорили о том, что она была в замешательстве. — А сколько времени? — Половина седьмого утра. Если хочешь, можешь еще поспать. Время есть. — Сна нет, не хочу, — замотала головой Агата. — Хорошо, тогда душ и кухня в твоем распоряжении, я мешать не буду. Одежда сменная нужна? — Давай. А у тебя женская одежда тут есть? — с неподдельным интересом спросила Агата. — К сожалению, нет. Могу одолжить свою футболку и джинсы. Но, что-то мне подсказывает, в джинсах ты утонешь, — он ухмыльнулся и стал искать вещи в шкафу рядом с кроватью. — От футболки не откажусь, а так в своей юбке останусь, — Лучезарная скользнула взглядом по широкой и напряжённой спине, которую облегала белая майка. — Понял тебя. Агата ушла в душ, а Виктор остался сидеть в гостиной, листая книжку. Он прислушивался к звукам, словно боясь чего-то. Он не знал, чего боялся. Но, кроме звуков льющейся воды, ничего и не услышал особенного. На душе было неспокойно. Агата и Виктор вместе позавтракали, обсудили дела Лучезарной, связанные с учёбой, и договорились о том, что встретятся в два часа дня после пар в парке возле университета. На улице постепенно светало.***
Пары прошли стремительно, и Агата выбежала из универа в полном расположении духа. Она шла в сторону парка, едва улыбаясь и думая о чём-то своём. За мыслями, девушка случайно задела плечом мужчину. — Извините, — смущённо пробормотала она, посмотрев на него снизу вверх. — Бывает, — с хищным оскалом кивнул и проследил за тем, как Агата пошла дальше. Лучезарная вдруг опомнилась — голос ей казался до жути знакомым, а походку этого мужчины она где-то видела… Точно! Это же тот самый мужчина, который стоял рядом с её подъездом ещё вчера. Заметив Виктора, мирно сидящего на скамейке, который приветственно помахал девушке, Агата рванула к нему. Она схватила мужчину за плечо и с придыханием прошептала: — Это он! Он! — Что? Кто? — Виктор осмотрелся по сторонам и вопросительно посмотрел на девушку. — Один из тех бандитов, который был возле моего дома! — Агата указала на мужчину, который спешно удалялся в сторону выхода из парка. — Это он! — Понял тебя. Сиди тут, — Цой поспешил за бандитом. — Ты куда? — обеспокоенно спросила Агата. — Не смей ходить, я тебя прошу! — Не волнуйся, я просто прослежу за ним, — Виктор подушечкой большого пальца невесомо коснулся виска Агаты, провёл до скулы и убрал руку. Понимал, что делает что-то невообразимое. — Обещаешь? — Обещаю, — он легонько кивнул и поднял уголки губ вверх, убегая в сторону выхода.***
— Макс, ти уверен, шо нам потрiбно його дочка? — спросил Вова, расслабленно откинувшись на сиденье иномарки. — Лично нам — нет, но вот шефу — очень даже. Она сможет привести нас к своему отцу, а там дело за малым, — Макс положил руки на руль авто, подбородок кладя поверх, а взгляд не отрывая от таблички названия парка. — Морозов нас убьёт, если узнает, что мы не нашли Лучезарного. — Зато мы нашли его дочурку, — Вова закурил. — Хрен знает, навiщо!— раздражённо процедил мужчина. — Хватит дымить тут! — грозно ответил Макс и стал открывать своё окно, чтобы проветрить салон авто, в котором пахло свежими цитрусами и ванилью — любимый запах Морозовых. — Опа, это Цой? — Максим встрепенулся и сузил глаза, гаденько улыбаясь, видя Виктора, выбежавшего из парка, который осматривался по сторонам, ища кого-то. — Кого-то высматривает, ищет… Случайно не нас? Ты, когда уходил, видел его рядом? — Та вроде не… А чего йому потрiбно вiд нас? — Вова выбросил окурок в приоткрытое окно и насупился. — Дочь Лучезарного работает же с его группой — вот он и здесь с ней тусуется. Что ж, с рокерами я ещё дел не имел, — хмыкнул Макс. — Брать его будем? Или пусть живёт? — На кой хрен он нам? Давай краще ти його отвлеки, а я за Агатою сгоняю, — Вова достал из бардачка бутылёк с жидкостью, тесно напоминающую обычную воду, но вот едкий запах говорил об обратном; прихватил с собой платок и чёрные перчатки. — Ладно, за дело, и — самое главное — не наследи, пожалуйста, — Макс первым вышел из машины, оставаясь незамеченным Цоем, который взглядом искал хоть что-то подозрительное, так ничего и не находя. — Обижаешь, братец, — хмыкнул Вова и двинулся в сторону второго входа в парк, который находился поодаль от первого.***
Агата сидела на скамейке под дубом, крона которого грозно нависала сверху, словно защищая от посторонних, словно укрывая от зла, которое надвигалось вместе с серыми тучами. — Дрянная погодка, — Агата почувствовала поток сильного ветра, который прошёлся по голым коленкам, и поднял подол юбки вверх. Волосы непослушно развевались на ветру, а глаза закрывались то ли от страха, то ли от внезапной усталости, которая резко накатила. Захотелось прикрыть глаза, прилечь и больше не ощущать ничего, что сильным штормом бушевало в душе. Становилось не по себе не только потому, что Виктор пошёл за этим бандитом, а потому, что неподвластное чувство страха накрыло с головой. Ощущение тревоги росло с каждой минутой, а сердце, и до того неспокойное, билось в грудной клетке слишком часто — часто для обычного человека без проблем с сердцем. Агата обвела взглядом парк: по мостику мимо ручья шла пожилая пара, державшись за руки, а вот, на скамейке напротив, сидел парень в очках и с толстым справочником по физике — видимо, кто-то из университета решил почитать, правда, погодка заметно подводила. Всё было спокойно. Но только не у Агаты. Со стороны было видно, как она, вцепившись ногтями во внутреннюю сторону ладоней, оставляя там полумесяцы, вся дрожала — от холода или от страха — было непонятно. Сзади послышались шаги и шуршание листвы. Агата успела подумать, что это — всего лишь плод её фантазии, выдумка, игра подсознания, но — нет. Секунда, и платочек с обжигающей для слизистой носа жидкостью опустился на лицо к Агате. Она успела схватиться за чужую руку, поцарапав её, но это — ничего, так, пшик, потому что моментальная потеря сознания заставила девушку жалобно простонать и закатить глаза, поддавшись отключке разума.***
Виктор вернулся к скамейке, на которой оставил Агату, подмечая, что её там уже не было. И куда она подевалась? Вообще, если бы не какой-то странный мужчина, который сначала попросил сигарету, а потом стал расспрашивать о какой-то несусветной херне, то Цой бы вернулся гораздо раньше, и, быть может, застал Агату. Но, похоже, не успел… — Агата? — у Цоя перехватило дыхание, а взгляд, бешеный и быстрый, метался по парку. Он оборачивался, пытаясь найти силуэт девушки, но всё было тщетным — она пропала. От неё не осталось и следа. Вообще ничего! — Твою ж мать, твою ж мать… — он сжал пальцы на волосах, до боли оттягивая их в сторону, чтобы хоть немного привести себя в чувства. «Зачем я её тут оставил? Зачем?» — изнывал голос внутри. «Сука!» — отчаявшись, выдал мозг Цоя, не способный ничего понимать.***
— Вить, успокойся, и давай по порядку, — Шпис поставил перед музыкантом стакан тёплой воды и присел рядом на кожаный диван. — Агата пропала. Вчера, когда она возвращалась домой, встретила бандюганов каких-то, которые тёрлись возле её подъезда. Сегодня, в парке, один из них был там! Ну я и побежал за ним, — Виктор достал сигарету, закуривая. К воде так и не притронулся. — А когда вернулся — Агаты уже не было! — Так, ну, а чего переживать-то? — искренне недоумевал Юрий. — Девка она молодая, пошла, наверное, гулять. Или домой. — Ты издеваешься надо мной? — Цой стукнул кулаком по столу: стакан на столе стал ходить ходуном, едва не падая. — У неё мать пропала, отец в неизвестности, а теперь, как ты говоришь, по случайности она и сама пропала! — Ладно, хорошо. Допустим, ты прав. В полицию обращался? — Да, но там заявление принимать не хотят — мол, она вам, во-первых, никто, а во-вторых, прошло всего-то пару часов с того, как она пропала — если пропала вообще, — Виктор судорожно поднёс фильтр сигареты к губам и сделал затяг, прикрывая уставшие веки. — Я хотел тебе сегодня позвонить, чтобы ты нашёл человека для её охраны, а ещё квартиру. Но для начала нужно найти её, и её маму. — М-да, ну и ситуёвина, — хмыкнул Айзеншпис, задумчиво потирая подбородок. Он потянулся к телефону, кого-то спешно набирая. — Алло, да, это Юрий… Шпис стал переговариваться с неизвестным Цою человеком, и, чтобы не мешать продюсеру, Виктор вышел на застеклённую лоджию-балкон: прям напротив стоял небольшой столик, за которым продюсер с женой по утрам пили кофе, а также два стульчика в одной цветовой гамме, которые хорошо сочетались с дизайном всей лоджии; кругом было множество искусственных цветов, и другой, но настоящей зелени, которая, по истечению тёплых деньков, заносилась в закрытый сад в подвале дома. Это было своеобразным хобби Милы Андреевны — жены Шписа. Она хоть и была дурой, но не глупой это уж точно. Да и вообще, как казалось Цою, такой дурой её сделал сам Юрий и его дурное окружение, где помимо музыкантов были и уголовники. Словно поняв, что о ней думают, женщина вышла из другой комнаты и прошла мимо мужа прямо к балкону, где стоял Виктор. Он был напряжён, и говорить с кем-то не желал. — Витя, привет, — послышался знакомый голос сбоку. Мила села на один из стульев, закинув свои длинные ножки на столик. Она не пыталась привлечь внимание Виктора — ей было незачем. Это было её обычное поведение, к которому все привыкли, и Цой исключением не был. — Что-то случилось? Юрочка разговаривает со своими знакомыми из КГБ, — Виктор всегда удивлялся тому, как её миловидная внешность сочеталась с её грубоватым голос с едва уловими рычащими нотками, и при этом иногда она умудрялась говорить настолько мелодично, что уши будто погрязли в бочке с медом. — Проблемы, — буркнул Цой, не разворачиваясь в сторону Милы — её и боковым зрением было хорошо видно. Её пальчик аккуратно подцепил из пачки тонких сигарет одну папиросу, а потом, одним лёгким движением, она положила её меж пухлых губ и несильно зажала, чиркая спичкой о коробок. Блаженно откинув голову назад, её взгляд голубых глаз стал бегать по спине Виктора. Даже по одной его спине ей было понятно, что случилось что-то действительно важное, и это важное доводило мужчину чуть ли не до белого каления. Его руки иногда содрогались в спазме, а колени были согнуты — он в любой момент готов был упасть, но чувство, неясное Миле, держало его. Она догадывалась об этом «чувстве», но по-партизански молчала. Айзеншпис убрала ноги со стола и аккуратно положила бычок в пепельницу. В его груди хохотали костры, сжигая, кажется, дотла. — Вить, присядь. Ты на ногах не стоишь, — она встала сзади него и положила руку на его спину, чуть надавливая. Цой послушался, опускаясь на стул и прикрывая глаза ладонью. — Агата пропала, — объяснил своё поведение он. — Мне страшно, и я жутко боюсь. — Бояться потерять любимую всегда страшно, — Мила накинула на плечи мужчины тёплый плед. Он стал немного согреваться, но подрагивание в конечностях никуда не ушло. — Да какую любимую? — с горечью в голосе ответил музыкант. — Между нами ничего не было, нет и не будет. Не придумывай. Мила промолчала, усаживаясь напротив Цоя. Она глупо улыбнулась своим мыслям, всё же не решаясь озвучить их вслух. Во-первых, ей не хотелось говорить Виктору об очевидном — он сам всё поймёт, рано или поздно, а во-вторых, она видела, каким был подавленным музыкант, и тревожить его не стоило. По крайней мере сейчас. Дверь лоджии резко распахнулась — влетевший Шпис загнанно дышал и чуть ли не плевался слюной. — Милый? — поинтересовалась Мила и нацепила свою обычную маску наивности и глупости. Казалось, что при муже она так делала всегда и специально. — Их нашли. Поехали. Виктор подхватился моментально, стряхивая с плеч плед, раннее накинутый Милой. — Где она? — впопыхах спросил Виктор, садясь в машину продюсера. — На заброшенной стройке. Недалеко отсюда.***
Затылок беспощадно ныл, словно по нему проехались чем-то тяжелым, а в глазах всё двоилось. Тошнота подступала к горлу, образовывая ком, который преграждал путь к такому желанному воздуху. Темнота кругом окутывала, тянула за собой, но, в то же время, пугала и тревожила. В ушах звенело, отчего все остальные звуки прояснились не сразу. Страха не было, ничего не было. Слёз тоже. Но глаза были мокрыми. «Что случилось?» — голова была действительно пустой, а взгляд непонимающим. Тело не было ни связанным, ни изуродованным — Агата была абсолютно живой и невредимой. Крики снаружи пугали, но они были настолько глухими, что прислушаться к ним было нереально — слух ещё не до конца вернулся. — Мама... — тихонько позвала Агата маму, искренне надеясь, что она здесь. Но её здесь не было. Агата, будучи сидевши на холодном бетонном полу, поднялась, хватаясь за стену. Ноги не слушались, а колени были каменными и атрофированными, будто находились в асфиксии долгое время. Тянуло к земле, но больше всего — к одному и единственному источнику света — щели в деревянной двери. Она не поддавалась. Агата дёрнула на себя, но потерпела неудачу — та едва шелохнулась и осталась в своём неизменном положении. Плакать не хотелось. Ничего не хотелось. Память постепенно вернулась, и только сейчас Агата вспомнила на своём лице тряпку с неизвестным ей препаратом, который моментально отключил. — Помогите... — прошептала она. Агата опустилась на пол возле двери, ощущая, как глаза закатываются наверх, а руки, как у тряпичной куклы, падают вдоль тела. Последнее, что Лучезарная услышала — такой знакомый и уже ставший родной голос, голос Виктора за дверью. Он совсем рядом.