А я нашёл другую
Хоть не люблю, но целую
А когда я её обнимаю
Всё равно о тебе вспоминаю
Завтра я буду дома
Завтра я буду пьяный
Но никогда не забуду
Как к щеке прикоснулся губами
***
Они не смотрели друг на друга всю дорогу до дома. Агата не знала, куда её везли, но понимала, что это явно не к ней домой, и явно не к Цою. Спрашивать было жутко неудобно, а додумывать самой — себе дороже. Агата мирно сидела, положив ручки на колени и взгляд упирая в ноги, и думала о том, что произошло в палате больницы. Стыдно. Было стыдно. Как она вообще себя могла так повести и поддаться этому искушению? Как вообще они пришли к этому, разрушив все барьеры, которые строили до этого? Агата не могла ответить на эти вопросы. Просто бездумно смотрела в окно, даже не помня, куда её везли. В конечном итоге они добрались до пункта назначения. Виктор выскочил из машины первым, открывая девушке дверь и помогая выйти, держа её под локоть. — Спасибо, — смущённо пробормотала она, мельком замечая явное похолодание на лице мужчины. Ни единой эмоции. Холодом веело за версту. Виктор открыл заднюю дверь машины, забирая от туда чёрный пакет. Перед Агатой красовались высотки в этажей так двадцать, которые были облагороженными и видными. Слишком богатый район, судя по всему. Слишком вычурный. Слишком не для Агаты. До подъезда шли молча, на лифте поднимались тоже без лишних слов. И, только зайдя в квартиру, Цой заговорил: — Это ваша с мамой новая квартира. Располагайся, — вновь его слова были безэмоциональными. Резанули по сердцу знатно. Но это непонимание от холода сразу же отошли на второй план, когда Лучезарная поняла — это её новая квартира. — Что? — Агата включила свет в коридоре. Квартира была огромной, даже нет — громадной! Последний раз Агата в такой жила, когда мама с отцом ещё были в браке, и тогда они действительно жили в самом центре Москвы: в квартире, где окна выходили на Кремль, а квартира была размером с Красную площадь. — Твоя новая квартира, — Цой протянул ключи, немного побренча их навесу, привлекая внимание девушки. — И твоей мамы. Вам нельзя появляться на старом месте жительства, поэтому Шпис похлопотал и нашёл вам эту квартирку. — Она же большая для нас… — Агата вновь отвела взгляд к убранству, не находя подходящих слов. — За какие заслуги? Почему он это сделал? — Ну, во-первых, ты — часть корабля, то есть нашего коллектива, а во-вторых, на него Мила повлияла, она, впрочем, и хозяйка квартиры, — пожал плечами Виктор. — Она сказала, что жить вы можете тут бесплатно. Больше ничего не говорила. Агата, сняв обувь, пошла по квартире босиком. Слов не находилось. Не отходя от входной двери, по бокам стояли золотые статуи, от которых Лучезарная не отрывала свой взгляд — в них виднелось её собственное отражение. За этими статуями находились лестницы, соединяющиеся в конечном итоге в одну, ведя куда-то на верх — видимо, к спальням. Напротив входной двери была другая дверь — более массивная, коричнево-оранжевая, с золотыми узорами. Лучезарная двинулась вперёд, распахивая её. Там её встретила огромная гостиная. Большущий белый диван, два, в таком же цвете, кресла, по бокам стояли светильники в необычной форме, а посередине стоял журнальный столик, на котором были искусственные цветы в красивой плетёный белыми лентами корзиночке. На стенах висело несколько картин, а справа от входа был небольшой стеклянный сервант с хрустальной посудой. Агата прошлась дальше, усаживаясь на самый край дивана, будто боясь его испортить. Посмотрев наверх, она увидела огромную люстру со множеством стеклянных свечей и камней, которые на свету блестели. Завораживало. Лучезарная встала с места, разворачивая голову: позади была дверь, откуда выглядывал кухонный гарнитур — там кухня; а чуть справа был проход, ведущий в ванную комнату, туалет и прачечную. Агата улыбнулась. Настолько искренне, что щёки заболели, а голова загудела. «Это всё для… меня? Они это сделали просто… просто потому что!» На глазах стояли слёзы благодарности, а улыбка не пропадала с лица даже тогда, когда зашёл Цой и спросил, вновь игнорируя все эмоции: — Нравится? — Очень! Конечно! — радостно провизжала девушка. — Как же тут красиво! — она понеслась к тем самым лестницам, которые вели наверх. Там она наткнулась на три кресла, столик, на котором красовалась миска со свежими фруктами, яблоками и виноградом. За каждым из кресел было три открытых двери — все спальни. Лучезарная приметила самую уютную и милую, по её мнению, где была солнечная сторона, балкон и маленькое пыльное пианино в углу. Агата сбежала вниз по лестнице, натыкаясь на Виктора, который, облокотившись об одну из статуй, внимательно следил за тем, что делала девушка. Она забавляла его своим поведением. — Тут так потрясающе. Прям до ужаса! — она сложила ладошки в замок и прижала их к груди, улыбаясь. Цой, смотря на улыбку Лучезарной, пару раз почувствовал, как уголки губ ползли вверх. Он вовремя себя останавливал. Вовремя убирал ненужные эмоции. Агата его оттолкнула, а значит, она не хотела. И Виктор решил больше не пытать судьбу, чтобы не пугать Агату и не давать самому себе какие-то надежды. Так было легче. Так было правильно. Но до свода челюстей больно и душераздирающе. — Я спрашивал у врачей насчёт твоей мамы. Её завтра днём выпишут, поэтому привезу её к тебе. Продукты тут есть, поэтому от голода не умрёшь, — Цой отошёл от статуи, на которую до этого облокачивался, и встал прямо. — Моих вещей тут нет… Да и в принципе, одной тут страшно… — Агате нравилась квартира, атмосфера, но после недавнего похищения было действительно страшно находиться в таком большом пространстве одной. — Насчёт вещей, — он взял тот самый чёрный пакет и протянул его. — Купил тебе вещи. Пока попользуйся этими, а из старой квартиры попозже заберёшь. И, кстати, с минуты на минуту должен подъехать человек, который будет, что-то типо, твоим личном телохранителем. — Серьёзно? — Агата неловко протянула руку и взяла пакет с вещами. — Да. Он будет с вами всегда, поэтому не стоит переживать за свою безопасность, — Цой вдруг засобирался. — И — ключи, — он вручил их Агате, которая, смущённо улыбнувшись, прижала всё это добро, отданное Цоем, к себе. Цой уже повернулся к двери, дёрнул за ручку, но девушка его окликнула: — Витя, — она не знала, зачем это сделала. Она не знала, что собиралась говорить. Просто позвала. Просто захотелось. — М? — Спасибо, — состроив брови домиком и сделав несколько робких шагов вперёд, она потянулась к Цою. Встав на носочки, чмокнула его в подбородок. До щеки она его еле дотягивалась, поэтому целовала туда, куда смогла достать. Виктор оттаял, по-моему, впервые за последние несколько часов: по-свойски положил руку на её талию, легонько сжал и оставил весомый поцелуй на лбу. Лучезарная зажмурилась, улыбаясь до ямочек на щеках. Цой ушёл. Напоследок увидел это счастливое, довольное и забавное личико, надеясь запомнить её такой — настоящую и лучезарную.***
Первые десять минут Агата просто бегала по квартире, радуясь и забавляясь буквально со всего, что её окружало. Эйфория не проходила ни на минуту, а настроение в миг улучшилось. Всё тело до сих пор побаливало от похищения, но Агата практически не обращала на это внимания. В конечном итоге, плюхнувшись спиной в форме звезды на свою кровать, девушка растянулась в улыбке. Перевернулась на бок, положила ладонь под щеку — и улыбка медленно сползла, а по щеке скатилась одна маленькая слезинка, впитавшись в покрывало. Она свернулась клубочком и смотрела прямо на то самое пыльное пианино, которое, кажется, не протирали уже тыщу лет. Агата вдруг ударилась в воспоминания. Пальцы покраснели, глаза жгло от слёз, а кислорода не хватало. Мир вокруг казался клеткой. Агата судорожно убрала с лица влагу ладонью и продолжила зубрить теорию в музыкальную школу. Сегодня она получила двойку, потому что не успела подготовиться — всю ночь учила параграф по истории. А отец, узнав об этом, жутко разозлился, сказав, что девочка его опозорила, ведь учится она у самых лучших преподавателей музыки в Союзе! Лучезарный злился так, что отхлестал девчачьи пальцы линейкой — те покраснели, кожа на них вздулась и появились небольшие ранки. Агата не кричала, потому что знала, что за слёзы и крики наказывать будут сильнее и с большим энтузиазмом. Поэтому при отце никогда не плакала. Только в одиночестве. Выучив материал, Агата посмотрела на собственные пальцы — «Ну вот, про нормальные занятия специальностью могу забыть» — с обречением тогда подумала она. Чтобы проверить — действительно ли права — села за инструмент. Больно. До жути больно и неприятно. Преподаватели будут недовольны. Нужно искать новое оправдание. Агата устала искать оправдания на то, откуда у неё синяк на скуле, или, откуда полосы на шее (не скажешь же, что собственный отец душил). Что же она могла такого делать, что на пальцах были кровавые подтёки, и, возможно, завтра там будут синяки? Наверное, случайно крышка пианино упала на пальцы во время игры. Да, точно поверят. Агата вздрогнула. После окончания музыкальной школы, она не притрагивалась к инструменту ни разу. Боялась его, как и собственного отца. Снизу послышались шаги, неторопливые и тяжёлые. Лучезарная аккуратно поднялась с постели. По вискам пошёл пот, а в глазах переодически темнело. Кто бы это мог быть?***
— Что? — Ира прикрыла рот ладонью и с ужасом посмотрела на Цоя. — Мы не общались неделю, а у вас там такие страсти происходят! Ужас! — взвыла она и истерично хохотнула. — Я просто в шоке! Просто охренеть в каком! — Всё позади уже. Но да, соглашусь, это ужас. Смольская разлила по бокалам вино, села напротив музыканта, подпёрла подбородок и резко выдала: — А вы там случайно встречаться не начали? — Кто «вы»? — Виктор выпил немного алкоголя и достал новую пачку сигарет, открывая её. — Ты и Агата. Судя по рассказам, вы сблизились, — она закинула одну ногу на другую и стала качать ею туда-сюда. — К твоему сожалению, не начали. И вряд ли начнём. Ира промолчала, потягивая вино и расслабленно прикрывая глаза. — А ты как сейчас? Всё в порядке? — заинтересованно спросил он. — Всё супер, — честно призналась Ира. — Как видишь, изменила всё, что могла, — хихикнула девушка и закурила вместе с Виктором. — Тебе хоть понравился мой новый цвет? И стрижка? — она медленно покрутила головой, будто красуясь перед мужчиной. — Мне нравится. Тебе идёт, — он кивнул. — Правда, я чуть не поседел, когда ты напрыгнула на меня. Виктор сидел дома, пока в дверь не позвонили. Он пошёл открывать, но предварительно посмотрел в глазок. Тот был закрыт чей-то ладонью. Виктор решался секунд десять — открывать или нет — пока дверь не начали пинать. Цой уже было открыл дверь, чтобы проучить шутника, но на него напрыгнуло миниатюрное тельце с рьяным кличем «Цо-о-ой!!!». Виктор опешил, чуть не повалился назад, но успел немного привалиться к стенке, придерживая девушку за тело, чтобы та тоже не свалилась. Первое, что он увидел — чёрное каре, которое ударило ему по лицу. Второе — хищный взгляд голубых глаз. Третье — бутылки вина и вермута. Ира сияла перед ним и улыбалась так, что Цой невольно рассмеялся. — Это чтобы ты хватку не терял, — хмыкнула она. — Кстати, я слышала, что Толмачёв ушёл от вас. Правда? — Чего? — Виктор слышал об этом впервые, поэтому даже опешил. — Ты не знаешь? Серьёзно? Так я с Гусом недавно встречалась и он мне рассказал… — Офигеть, — Цой попытался вспомнить, когда ему могли бы рассказать об этом, но всё тщетно. — Расскажи мне. Хочу подробности. — Так они с Айзеншписом там в контрах были. Он его и попросил, — спокойно выдала Смольская. — Только вот не поняла, что за контры, но, собственно, уже не суть — Олег уехал в Ленинград, теперь вновь под крылом у Кинчева. Как-то так. — Просто нет слов, — Виктор выдохнул, думая о том, кто бы мог заменить Толмачёва. — Только он с нами начал работать, а теперь ушёл. Где нового искать директора? Мы всё лето без него пробыли, а скоро зима, и это уже вообще другие заботы. — Не парься. Это прерогатива Айзеншписа, — махнула рукой Ира, беря бутылку вермута и открывая её. — Не против, если из горла? — она поднесла край бутылку к губам и вопросительно посмотрела на музыканта. Тот кивнул, разрешая. — Шпису по боку как-то… — и тут его осенило. — Слушай, а ты не хочешь поработать директором? Ира подавилась вермутом, который неприятно обжёг глотку. Она стала плеваться и задыхаться. — Ты с ума сошёл?! — она отставила бутылку и взяла салфетки, вытирая заляпанное декольте, видневшееся из-под ярко-красной майки. — Я серьезно, Ир. — Ты хочешь, чтобы я, будучи бывшей любовницей Каспаряна, была вашим гастрольным директором? — на повышенном тоне выпалила Ира. — Нет, ты точно смеёшься надо мной! — Ир, ты прекрасный журналист. И пока я верю только тебе, — Цой подал её ещё салфеток. — Почему не Агата? Она всё равно была помощницей Толмачёва. — Во-первых, она сейчас занимается учёбой, а во-вторых, нет опыта, да и Шпис вряд ли даст ей этим заниматься. — А мне, думаешь, даст? Я наслышана о том, какие чувства он ко мне пытает, и, поверь, там нет ничего положительного и святого, — Ира с удвоенной силой тёрла вермут, который потёк по груди вниз, достигая живота. — Хватит уже, дырень скоро в себе сделаешь, — цокнул мужчина. — Если хочешь, то сходи в душ. — Было бы славно, — вздохнув, Ира поплелась в душ, забирая из рук Виктора сменную одежду. — Верни только потом одежду. А то я так разорюсь, — крикнул Цой, стоя возле ванной комнаты, облокотившись об стену. Дверь открылась и показалась чёрная макушка. — А ты к себе сюда что ли всяких баб водишь? — съязвила Смольская, а на её лице появилась гаденькая улыбочка. — Ну, ты десятая, — спокойно ответил Виктор. Врал и не краснел. — Чего-о-о? — Ира на секунду прикрыла дверь, а потом, резко открыв её, кинула в Цоя шампунь. — Эй, хватит бросаться шампунями, — рассмеялся Виктор, поднимая с пола бутылку. — Скажи спасибо, что я бросила шампунь, — она вышла из ванной в одном лифчике и штанах, отбирая из рук Цоя шампунь. Она махнула волосами, вновь попадая по лицу мужчины, когда тот хотел съязвить что-то в ответ. Дверь хлопнула. Послышались звуки льющейся воды. — Эх, как с тобой Каспарян уживался? — с усмешкой произнёс Цой. — Цой, я всё слышу, — прокричала Смольская. — Нормально он со мной жил! Не завидуй! — Ой, было бы чему! Звуки воды прекратились. Дверь распахнулась настолько сильно, что ударилась об стену. Цой мысленно перекрестился и пустился в бег. — Я тебя сейчас убью! — крикнула Смольская. Выйдя из ванной, она, благо, была одета, но с мокрой головой. Похоже, только начала её мыть. — Ты где? А? Цой, спрятавшись за дверью, вытянулся и чуть ли не встал на носочки, чтобы вместиться туда и не выдать себя. Задержал дыхание и сдерживал смех, который рвался наружу. — Если я тебя найду, то ты пожалеешь о своих словах! — она зашла в гостиную, где за дверью притаился Цой. — Я чую, что ты где-то здесь, — походила по комнате, в конечном итоге выходя из неё, когда не было найдено жертвы. Виктор выскользнул из-за двери, забывая о том, что там стояла гладильная доска, которая с грохотом повалилась на пол. Ира развернулась, побежала на Виктора, который стоял перед ней. Он хотел отойти в сторону, чтобы не попасть под раздачу, но девушка увидела, что он пытался сделать, и прыгнула ему на бок, повисая на плече, как коала. — Я тебе сейчас твои пакли вырву, — разъярённо прошептала Смольская. — Слышал? — Нет, — он отцепил руки Иры, которые прочно сжались на его рубашке. Она повалилась на пол. — Ай! Ой! Голова! Болит, — раздался крик Иры, которая, схватившись на голову, лежала на полу и, словно в агонии, каталась по полу. — Ир, прости, Ир… — Цой обеспокоенно нагнулся над Смольской, боясь за то, что действительно мог ей навредить. — Вот ты наивный! — засмеялась и потянула мужчину на себя. Тот, не ожидая такого поворота, упал на бок и закряхтел от боли, которая появилась в руке. Ира подняла корпус тела, чтобы встать, но Виктор перехватил её руку и потянул на себя, прижимая её спину к своему телу. Он сжал её в руках, пока та брыкалась и пыталась вырваться. — Пусти меня! — прорычала Смольская. — Не-а! — Ну ты сам напросился, — она опустила голову, открыла рот и сомкнула зубы на запястье музыканта. Цой сначала терпел, шипел только, но потом, когда зубы стали смыкаться ещё сильнее, он по-настоящему взвыл и начал легонько бить Иру по плечу, чтобы та прекратила издеваться. Ира отпустила, улыбнулась и почувствовала, как руки на её теле опускаются. Она ошибочно успела подумать, что это — всё, конец. Но, как оказалось, нет. Цой прижал её двумя руками к себе, ещё ближе, чем до этого, и укусил за плечо. — Не-е-ет! Не смей!.. — захныкала она, двигая бёдрами, пытаясь высвободиться. Он отпустил её, любуясь своим укусом, лыбясь. — Ах ты чёрт… — проскулила девушка, елозя на месте. — Не надо… Так… Делать, — Виктор уже сам пытался снять девушку со своих ног, но та жалась ближе, будто нарочно, и будто нарочно прямо к паху. — Это месть, Цой, — улыбалась как натуральная лисица, продолжая творить то, что заставляло Виктора чуть ли не краснеть и браниться. Она сползла с него, села рядом и посмотрела на пах Цоя. — Ты серьезно возбудился? — она прикусила губу и победно ухмыльнулась. Будто нарочно делала это. — Как видишь, — его взгляд скользнул по лицу Иры и остановился на губе, которую та закусывала. — Может быть?.. — начала девушка. — Нет! — Виктор замотал головой. — Не будем делать то, о чём пожалеем. — А ты уверен, что будешь жалеть? — Смольская коснулась его бедра и повела и рукой к внушительному бугорку в штанах. Она двинулась ближе, а её лицо было в нескольких сантиметрах от лица Виктора. — Удиви меня, — хмыкнул он, ощущая, как ручка девушки уже полностью лежала на его члене, сжимая. — Теперь понимаю, почему Каспаряну с тобой было не скучно, — Ира сжала ладонь, получая судорожный вздох. Она со всей силы ткнула в его грудь ладонями — так, что Цой лежал на спине на полу, а сама оседлала его бёдра. Наклонившись к его лицу, прошептала: — В первый и последний раз? — Да. Он, резким движением, повалил Иру на лопатки, нависая сверху, а запястья сковывая над её головой. Его язык двинулся от шеи к открытому декольте — по-прежнему чувствовался сладковатый привкус вермута, который она не успела отмыть. Здравый разум отключился. Всё ушло на второй план: принцип — не спать с друзьями, Юра, Агата… Хотелось только одного — разрядки. Ира вновь улыбалась как лисица, кусая губу и высовывая иногда язык — так она показывала, что хотела поцеловаться. Но Цой не давался: то увиливал, то касался своим языком её, но не углублял поцелуй. Мокро, жарко, неправильно. Спустя недолгие прелюдии, они лежали без одежды на полу, целуясь. По животному, без единой эмоции на чувства. Просто так. Просто желание. — Надеюсь, никакая компрометирующая статья про меня не выйдет эдак через недельку, что сплю с журналистками всякими? — слабо улыбнулся мужчина, ощущая, как ноготки Иры оказались на его шее и царапали её. — Не смешная шутка, — она притянула его и впилась в губы, чувствуя, как колом стоящий член трётся о промежность, вызывая глухой стон в рот музыканта. — Лучше давай займёмся делом, — прошептала она, оторвавшись от его губ. Виктор вошёл в неё резко, быстро, во всю длину, не давая Ире опомниться — по комнате разнёсся громкий стон. Он сжал на её бёдрах пальцы, постепенно ускоряясь и прижимая лбом ко лбу журналистки, у которой от удовольствия закатывались глаза, а губы раскрывались и воспроизводили сладкие стоны. Он ухватился за её талию и выпрямил спину, открывая вид на своё рельефное тело. Ира невесомом провела пальчиками от лобка к торсу, игриво смотря. — Какой же ты… Ах… Красивый, — задохнувшись от собственных слов, Ира почувствовала, как Виктор вышел из неё, а потом рвано вошёл во всю длину. Грубо. Но так хорошо. — Теперь понимаю… Мм… Как в тебя Агата… Влюбилась, — с придыханием ответила Смольская, кладя руку на клитор, стимулируя его двумя пальцами, чтобы быстрее достичь желанного. Имя «Агата» было для Цоя как красная тряпка для быка. Он вновь прижал Иру к полу, кладя свои ладони по обе сторону от её лица. Фрикции стали бешеными и сильными, желание достичь пика увеличилось в разы, а перед глазами стояла Агата. Её образ, её глаза, её робкие поцелуи и касания. Её тело, манящее и сводящее с ума. Цой представил, что перед ним сейчас вовсе не Ира, а Агата. Представил, что это её стоны, её тело, её грудь, которая упиралась ему сейчас в тело, её волосы, шелковистые и мягкие, её запах, пряный и цветочный. Он представил её всю. Сделав пару движений вперёд-назад, Цой с глухим стоном уткнулся Ире в плечо, прикусывая его, и, успев вытащить пульсирующий орган, кончил прямо на её живот. Ира закончила почти следом, успевая подумать о Юре.