Семейные ценности Эрика Леншерра

Питеру определённо не везло с погодой. Прямо сейчас он чувствовал себя опять никому ненужным, как пять лет назад, да ещё и дождь начал накрапывать. Ну точь в точь день похорон его матери: он один, всеми брошенный, без планов, вариантов, денег и перспектив. Тогда его вытащил Эрик. Питер очень плохо соображал, что конкретно сейчас произошло кроме того, что последние пять лет он называл отцом абсолютно чужого человека. Он доверял непонятно кому, какому-то богатому мудаку, который, видите ли, пожалел бедную сиротку. Питер был зол, обижен, напуган. Вся эта гамма эмоций не давала ему мыслить рационально. Идти в полицию? С чем? Это все голословные обвинения, документы остались у Эрика и, скорее всего, они уже уничтожены. Прокручивая в голове события последних шести месяцев, Питер осознавал, что его отец, точнее, Эрик — просто конченный. Он умудрился развалить чужую семью из собственной прихоти, а сейчас его любовник развалил в отместку жизнь Питера. Сколько бы ещё они так прожили, если бы не Чарльз? Год? Пять лет? До смерти Эрика? Помирать его псевдо-отец в ближайшие лет двадцать точно не планировал, и чтобы делал Питер все это время? Думать он про это не хотел вовсе. Парень добрёл до поворота и достал телефон, намереваясь вызвать себе такси. В городе было единственное место, куда он мог податься, в надежде, что его не выкинут за порог с проклятиями.

***

— Питер Леншерр? — Добрый вечер, миссис Ксавьер. Как поживаете? — Питер усиленно давил из себя улыбку, но выходило натужно. Выглядел он откровенно жалко. — Я — нормально, а вот ты, судя по всему, не очень. Заходи давай! — женщина рывком втащила парня в дом, захлопнув дверь. — Я… я зашёл извиниться. Мне, честно, жаль, что тогда так все вышло. Я не знал, что мой… что Эрик такое устроит. Ваш муж… бывший муж и правда попросил меня быть с вами рядом, чтобы Эрик… — Хватит! Я достаточно наслушалась всего и больше не хочу это обсуждать. Раздевайся! Ты весь промок и дрожишь! Не хватало ещё, чтобы ты заболел, — раздраженно произнесла Мойра, буквально вытряхивая Питера из верхней одежды, — ты что, из дома ушёл? — Нет, я просто… — Питер? Он тебя выгнал? — Я сам ушел. Не могу там больше. Вы простите, мне и правда казалось, что я должен перед вами извиниться. Я чувствовал себя очень погано после всего этого. А теперь и Чарльз живёт у нас… то есть, у Эрика и… не знаю, я правда сожалею, — Питер чувствовал себя ужасно, глядя на эту привлекательную женщину, с которой так по-скотски обошлись, унизив её. — Разувайся и иди за мной. Ты голодный? — спросила Мойра, ведя его по огромному холлу первого этажа за руку, как маленького. — Нет, — солгал Питер, стараясь перестать нервничать. — Значит, да, — констатировала Мойра, — я велю приготовить тебе поесть и посмотрю, во что тебе переодеться. Этот… мой бывший муж ещё не все свои вещи забрал, может, что-то на тебя подойдёт. — Спасибо, но я не… — Я не выгоню тебя на улицу только за то, что твой отец — ублюдок. Питер, у меня есть сын, и я не оставлю чужого ребёнка мерзнуть под дождем! — женщина пристально посмотрела на него, будто зная, что он сейчас ей скажет. — Я не ребёнок! Я пришёл сюда не для того, чтобы вы вытирали мне сопли, — ошарашенно ответил он, глядя на Мойру. — Конечно, Питер, ты — самый взрослый из всех, кого я знаю. А сейчас иди за мной и делай, что я тебе говорю — сердито ответила она и толкнула Питера в какую-то дверь, оказавшуюся столовой, где для него накрывали ужин. — Да зачем? Я бы и на кухне поел! — смущенно произнес он, но обнаружил, что хозяйка дома ушла, оставив его с прислугой. Питер с трудом запихивал в себя еду, не желая показаться дурно воспитанным. Он не ощущал ни вкуса, ни запаха, не мог даже понять, что именно он ест. Мимо него пару раз прошла «миссис Ксавьер», что-то говоря своей прислуге, потом его отвели наверх в какую-то комнату, оставив одного, чтобы он привёл себя в порядок и переоделся. Питер принял душ, держась изо всех сил, чтобы не рыдать в ванной, как героиня дешёвой мелодрамы. Всё происходящее казалось каким-то кошмаром, после которого он должен был проснуться. Одежда, оставленная на кровати, на удивление подошла ему. Питер догадывался, что это — вещи Чарльза, хотя ни разу не видел его в доме Эрика в чем-то подобном. Ксавьер предпочитал всегда выглядеть так, будто прямо сейчас готов отправиться на очередное заседание суда, и Питер удивился наличию в его гардеробе базового свитшота и потертых джинсов. В любой другой ситуации парень предпочел бы вообще ничего не надевать, чем ходить в шмотках «отцовского» любовника, но именно сейчас ему выбирать не приходилось. Мойра ждала его за дверью, будто зная, что он не ляжет спать, пока они не поговорят. — Я думаю, нам есть, о чем поговорить. Пойдём, мне безумно хочется выпить! — произнесла она, едва Питер переступил босыми ногами через порог комнаты в коридор. — Эмм… Спасибо за… это всё, — тихо произнес он, глядя на женщину из-под ресниц. — Не за что. Тебе ведь можно налить? — спросила Мойра, стараясь игнорировать тот факт, что мальчишка сам того не замечая, строит ей глазки. — Да, да, конечно. Я не против! — Питер решил, что выпить — отличная идея. — Виски, бурбон, джин с тоником? — спросила Мойра, когда они оказались в небольшом помещении на первом этаже. Свет был приглушенный, Питер с трудом смог понять, что это помещение не то библиотека, не то кабинет. — Я понимаю, что, возможно, ты удивлён тем, что я не захлопнула дверь перед тобой, — начала Мойра, когда они оба сели друг напротив друга в кресла у окна. — Я и правда особо не рассчитывал на то, что вы… Я думал, вы мне в морду дадите, — тихо ответил Питер и, пытаясь не смущаться, осторожно отпил из стакана. Алкоголь обжег горло, но он пил не впервые в жизни и смог справиться со сбившимся дыханием. По телу сразу разлилось тепло, а в голове на удивление прояснилось. — Ты и правда в тот вечер делал всё, чтобы я не столкнулась с твоим отцом и не осталась с ним наедине. Я поняла это уже после, хотя изначально безумно злилась на тебя. — Чарльз… Чарльз попросил меня быть с вами и не подпускать Эрика. — Правда? Хочешь сказать, он не знал о том, что этот… твой отец планировал? — Мойра поставила свой стакан на маленький столик сбоку от кресла. — Он не знал, но я думаю, предполагал. Не конкретно это всё, а что-то… плохое. Миссис Ксавьер, я не хотел ехать к вам и не хотел, чтобы Эрик был на вашем торжестве. Я понимаю, что это было бы невежливо, так как вы сами нас пригласили, но если бы я уговорил его не ехать… — Это бы произошло в любом случае, только в иной обстановке. Он это планировал и он это сделал. Хорошо, что это случилось не при гостях, и что моего самообладания хватило на то, чтобы закончить вечер и не устроить истерику прямо у всех на глазах, — спокойно произнесла она, глядя на Питера. — Мне жаль. Мне противно оттого, что я стал частью его плана. Он не должен был так поступать — Наш с Чарльзом брак уже давно трещал по швам, точнее, изначально. Ты ведь всего не знаешь, верно? — спросила Мойра, вернувшись к своему спиртному. — Не знаю чего? — с интересом спросил Питер и тоже немного отпил. — Чарльз не всегда был таким. Знаешь, как мы с ним поженились? Нас свели наши семьи: мой отец был деловым партнёром отца Чарльза, мы знакомы с ним с ранней юности. Учились в одной школе, но он был немного меня старше, и мы почти не пересекались. В старшей школе Чарльз был душой компании, открытым, добрым, готовым прийти на помощь, приободрить, поддержать. Красивый отпрыск богатого семейства, улыбчивый, обходительный, милый Чарльз. Он нравился не только девушкам, если ты понимаешь, о чем я. Но он был очень осторожен в своих предпочтениях и не увлекался слишком сильно теми, с кем ему было не по пути. Он не давал повода для неуместных слухов и сплетен, способных навести хоть малейшую тень подозрений на него. Затем он отправился в Оксфорд, где продолжил не только учебу, но и любовные похождения, о которых, к сожалению, быстро стало известно его отцу. Я в то время планировала поступить в Йель, так как не хотела уезжать далеко от дома. Чарльз получил степень и вернулся домой, но не изменил своих привычек: продолжил гулять и таскаться со всеми подряд. К тому моменту я уже закончила обучение, и его мать, которой осточертело видеть сына то в похмелье, то в губной помаде, предложила моим родителям поженить нас. Я была рада, так как Чарльз мне очень нравился, он был весёлый и умел красиво ухаживать. А вот Чарльз оказался не в восторге. Его отец поставил ему условие: или ты женишься или остаёшься без всего. Он сказал, цитируя Чарльза: «Женишься, заделаешь ей детей, а потом хоть осиные гнезда трахай — нам будет все равно!» Представляешь? У меня даже не было имени! Я была «ею»! — Мойра нервно рассмеялась и допила из стакана. Питеру было не по себе от всего, что он слышал. — И его заставили на вас жениться? — невпопад спросил он и тоже допил свой джин с тоником. — Ты ещё очень молод и не знаешь, что есть такие женщины, которые считают, что смогут изменить мужчину своей любовью и заботой. Я была одной из них. Я искренне верила, что моя забота, ласка и любовь помогут Чарльзу полюбить меня, и у нас будет прекрасная семья. Какая же я была дура! — снова рассмеялась Мойра и, поднявшись, забрала стакан Питера и пошла в сторону бара — налить им еще выпить. Питер проследил за ней, отмечая про себя, что она абсолютно трезвая, в отличие от него. Крепкий алкоголь всегда резко бил ему в голову. — После нашей помолвки я почти не видела Чарльза. Он был занят построением своей карьеры, торчал в компании своего отца сутками, звонил мне из приличия раз в два дня, ходил со мной под ручку и на время забросил гулянки с непотребными… всеми. Я заметила перемены в нем сразу же, как мы поженились: казалось, он испытывает ко мне не просто отвращение, а омерзение. За первые несколько лет брака он изменился до неузнаваемости. Он стал грубым, резким, нетерпимым, хамил всем подряд, как оказалось, грязно ругался, постоянно меня оскорблял. Он много работал, его карьера резко пошла вверх, и вот он уже один из самых высокооплачиваемых адвокатов Нью-Йорка. А вместе с тем он стал невыносимым, нервнобольным, и меня трясло от его ухмылок и саркастических замечаний на любые мои попытки подстроиться под него. Его настроение менялось постоянно, и невозможно было сказать, какой он приедет домой, если утром все было нормально. Рождение детей его никак не изменило, своего сына он игнорировал первые два года его жизни. Он постоянно твердил мне, что наш брак — ошибка, и что он хочет развестись. Я была слепа и упряма, твердила самой себе, что смогу его изменить, что нужно время. Как видишь, время прошло, а вместе с ним упущены все шансы на нормальную жизнь. Чарльз пожертвовал собой ради эгоизма своих родных. Я угробила себя ради дурацкой мечты о человеке, никогда меня не любившем. Мы уже давно жили с ним по привычке, ругались каждый день, спорили, терпели друг друга, ненавидели себя, — Мойра залпом осушила свой стакан и провела тыльной стороной ладони по своей щеке. — Я не знал об этом. Чарльз меня… ладно, он меня терпеть не может! Давайте начистоту — ваш муж моральный урод! Он изводил вас, издевался надо мной! То, что вы рассказали — очень печально и, возможно, в какой-то мере его извиняет, но не до конца, конечно, — сердито ответил Питер, тоже залпом осушив свой стакан. — Не скажу, что я была сильно удивлена факту его измены, но с мужчиной! Я и в страшном сне не могла представить, что он будет бегать к мужику! Ты не представляешь, какое это унижение. А сколько оскорблений в тот вечер я выслушала от него! Проехался по мне вдоль и поперек. Это было последней каплей. Конечно же, после случившегося, я подала на развод. Питер покрутил стакан в руке и, поставив его на пол, откинулся в кресле. — Ваш муж идиот. Бросить такую женщину ради Эрика, — произнес Питер, откровенно скользя взглядом по ногам Мойры. — Твой отец не так плох внешне… — Вы с ним не живете. Он — ужасный человек, настоящий тиран, все должно быть, как хочет он или никак, — устало ответил Питер, чувствуя, что опьянел сильнее, чем предполагал. — Правда? Не представляю, как Чарльз с ним уживается. Он же ненавидит, когда ему указывают, что делать и как, — рассмеялась Мойра. — Неделю назад они чуть не зарезали друг друга из-за того, что не могли решить, мясо на ужин будет или рыба. Понимаете? Оба — долбаные психи! — усмехнулся Питер. — Бедняжка! Тяжело же тебе приходится с ними. Оставайся со мной! Они тебя не заслуживают! Ты такой хороший мальчик, просто очаровательный. — Миссис Ксавьер… — Зови меня Мойра и на «ты». Я тебе, конечно, почти в матери гожусь, но я ведь не такая старая, верно? — произнесла она, выжидающе глядя на парня. — А… Нет, вовсе нет, вы… ты не старая! Сколько тебе? Тридцать? — ответил Питер, чуть наклонившись вперёд. — Обманываешь, но мне приятно, — улыбнулась Мойра и поднялась со своего места, — пойдём, уже поздно, и тебе бы лучше пойти спать. Она протянула Питеру руку, будто зная, что он сам с первого раза из кресла не поднимется. — Отправляешь меня спать? — Питер взялся за предложенную руку и старался игнорировать то, что голову немного повело. — Именно! А то мы с тобой договоримся до того, что я начну спрашивать, кто из них кого трахает, — Мойра чуть нахмурилась, — не хочу этого знать. — В подробностях не расскажу, но если что… — Так, всё, идём наверх, — Мойра пошла на выход из комнаты, где они были, и Питер нагнал её в дверях и внезапно прижал к дверному косяку за талию. — Я уже говорил тебе, что твой муж — конченный идиот, раз не ценил такую женщину, как ты? — произнес парень, нагло сжимая руками ее талию. — Питер? У меня, конечно, давно не было мужчины, но не испытывай на прочность мои моральные принципы, — Мойра огладила его по плечу, чувствуя, как к лицу приливает кровь от жара чужого тела. — Я тебе не нравлюсь? — Хотела бы я посмотреть на ту, которой ты не понравишься. Дело не в этом! Мы оба потом пожалеем, если я позволю этому случиться. Ты пьяный, юный и плохо соображаешь, — Мойра улыбалась ему и не отталкивала, путая Питера в догадках. — Мне наплевать на твоего бывшего, и на то, сколько тебе лет. Какая разница? У меня были девушки, так что не думай, что я яйца по веткам сушил! — нахмурившись, ответил он, и Мойра разразилась хохотом. — О боже! — женщина хохотала, откинувшись на дверной косяк, — так всё, сейчас каждый пойдёт в свою спальню и ляжет спать в свою кровать! И ты не будешь мне больше рассказывать про свои яйца! Господи! Давно так не смеялась! — Что смешного? Я серьёзно! Ты мне нравишься! — Питер не хотел её отпускать, но она настойчиво высвободилась из его рук и подтолкнула его в плечо в сторону лестницы. — Это неправда! Это в тебе говорит алкоголь, разгорячивший твою молодую кровь. Я не нуждаюсь в утешительном сексе, я достаточно себя жалела последние полгода. Идём спать, тебе нужно отдохнуть. Завтра мы с тобой опохмелимся и не станем вспоминать обо всем этом, — засмеялась Мойра, утягивая Питера следом за собой по лестнице, краем глаза следя, чтобы он не запнулся и не ухватил её за задницу. У неё и правда давно не было мужчины, и этот мальчишка на мгновение взбудоражил в ней что-то. Когда он прижал её в дверях, его ладони обожгли ей кожу сквозь ткань платья, облегающего стройную фигуру. Давно никто так пылко её не зажимал по углам! Мойра не была на сто процентов уверена в себе и в том, что смогла бы оттолкнуть Питера, прояви он немного настойчивости… Нет, стоп! Она не будет трахаться с сыном любовника своего мужа, пусть и бывшего! Это уже слишком! На последней ступеньке Питер все-таки споткнулся и с грохотом, неловко обрушился коленями на паркет, и Мойре пришлось с хохотом, теряя силы, поднимать его на ноги и, подставив себя в качестве опоры, тащить в гостевую спальню. Питер нахально воспользовался этим, обнял ее за плечи и прижался. Чтобы сгрузить его на постель, Мойре понадобилось прикрикнуть на него, чтобы отцепился наконец-то от нее! Питер отцепился, но когда она повернулась к нему спиной, тут же ухватил ее за талию и потянул на себя, Мойра обрушилась мальчишке на колени. Пока она отдирала от себя его настойчивые горячие руки, Питер успел ткнуться мягкими губами в ее шею. Мойра вскочила на ноги, успев почувствовать его возбуждение, и отвесила мальчишке пощечину. Это его немного отрезвило — сидя на заправленной постели, он пристыженно вжал голову в плечи, сложил руки на груди и, сжавшись в комок, обиженно зыркал из-под медовых кудрей на хозяйку дома. Мойра смотрела на него — пьяный, взъерошенный, со отпечатком ее ладони на щеке, до комичного напоминающий сердитого воробушка. Очень юный. Красивый. Почему-то весь дрожащий, зуб на зуб не попадает. Наверное, не надо было позволять ему столько пить… — Давай, я тебя раздену, малыш, — вздохнула Мойра, чувствуя свою вину и ответственность за чужого ребенка, которого пригрела, — и уложу спать, — добавила она поспешно, потому что Леншерр-младший с надеждой вскинул на нее свои темные глазищи. Он послушно приподнялся, чтобы она вытащила из-под его задницы покрывало, снова плюхнулся на постель и поднял руки, позволяя снять с себя свитшот и футболку. Так же послушно откинулся на подушки, пока она стаскивала с него джинсы и носки, стараясь не обращать внимание на то, что мальчишка все еще возбужден. — Не уходи, — Питер импульсивно привстал и поймал ее за руку, когда она, накрыв его одеялом, повернулась, чтобы уйти, — пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста! Мне очень одиноко сейчас! Мойра вздохнула и опустилась на кровать, растерянно наблюдая, как Питер выбирается из-под одеяла и, сидя на коленях, обнимает ее сзади за талию, прижимается щекой и прерывисто дышит, словно боясь разреветься. — Мне всегда, всю жизнь, сколько себя помню, не хватало мамы, — сбивчиво зашептал он, — даже когда моя мать была рядом и трезвая, без очередного любовника, — я чувствовал себя никому-никому ненужным. А с тобой так тепло, так хорошо, ты заботишься обо мне… побудь со мной, Мойра, ты красивая, удивительная… — Питер с наслаждением вдохнул аромат ее духов и вновь уткнулся мягкими губами в шею, целуя осторожно, но настойчиво. От его нежности и сильного, пылкого юношеского тела, накрывшего ее со спины, у Мойры закружилась голова. — Питер… — выдохнула она и, понимая, что этот выдох едва не сорвался на стон, попыталась увернуться от поцелуев и отстраниться, но Леншерр-младший только крепче прижимал ее к себе, сомкнув руки на талии, — малыш! Давай я просто с тобой побуду, хорошо? — Нет, — капризно хныкнул Питер, зарываясь губами и носом в шелковистые, каштановые волосы женщины, — боже, как вкусно ты пахнешь… — Зачем тебе это нужно, — улыбнулась Мойра, невольно подставляя ему другую сторону шеи, — все же тебе мамочка нужна или любовница? — Я не знаю, — Питер судорожно вздохнул и все-таки пьяно расплакался: — Какая разница? Я запутался… я ужасно запутался… я хочу тебя, правда, хочу… — Ну тише, тише, не нужно плакать… подожди, постой, малыш, — Мойра все-таки выбралась из его объятий и встала перед ним, обнаружив, что Питер сзади как-то умудрился расстегнуть молнию на ее платье. Мальчишка, сверкая темными глазами, наполненными слезами и с приоткрытым ртом, завороженно смотрел, как лиф платья неудержимо сползает со стройных плеч. Мойру совсем повело от чистого, искреннего желания и восхищения ею на милом, с ямочками, лице Питера — а ведь когда-то она мечтала, чтобы точно также на нее смотрел Чарльз… Вместо того, чтобы застегнуть молнию и пресечь это безумие, Мойра, с некоторым превосходством следя за горящим взглядом парня, медленно выбралась из платья и переступила через него, оставшись в черном кружевном белье и таких же, в тон, чулках. — Тебе нравится мое тело? — спросила она, протянув руку к его лицу. Провела подушечками пальцев по щеке, вытирая слезы, опустилась к приоткрытым, припухшим губам. — Так выглядят только богини, — хрипло отозвался Питер, поцеловал ее пальцы, и Мойра милостиво ему улыбнулась, позволяя ласкать их кончиком языка. — Ты можешь делать со мной, что хочешь, я серьезно. — Серьезный молодой человек, — Мойра положила его руки на свои бедра, разрешая огладить себя по кружеву за заднице и стянуть вниз белье, а затем и чулки. Он потянул ее за руку, вытягивая ноги на постели, опускаясь на спину и позволяя себя оседлать. — У меня никогда не было таких женщин, как ты… Таких… утонченных, роскошных леди… Ты королева, а я так, простой бедный парень, выбравшийся из дерьма благодаря случайному говнюку в жизни моей матери. — Перестань болтать и сними с меня остальное, — со снисходительной улыбкой приказала Мойра. — Да, моя госпожа, — затаив дыхание, Питер огладил ее плечи, роняя с плеч тонкие шелковые бретели лифа, обвел ладонями небольшую аккуратную грудь, скользнув по талии, и подцепил пальцами дорогое струящееся кружево. Мойра подняла руки и позволила ему снять белье, оставшись обнаженной. Она сидела на нем, прижимаясь к твердому члену мальчишки, который явственно ощущался сквозь трусы, и упивалась его непосредственным преклонением и обожанием. Странным образом Питер разбудил в ней то, что она часто замечала в представителях своего семейства: братьях, сестрах, и даже родителях, но упорно подавляла в себе, будучи от природы скромной и считая высокомерие моветоном — капризную, надменную аристократку, заботящуюся только о своем удовольствии. Он был послушным, чутким, отзывающимся на любую ее прихоть и щедрым на искренние, милые комплименты. Таким, каким никогда не был Чарльз, предпочитающий в постели порывистое, быстрое удовольствие на грани с грубостью, в каждом движении которого читались злость на нее и желание поскорее закончить. Чарльз, которого вечно что-то в ней не хватало и не устраивало — не тот размер груди, ее наличие/отсутствие, слишком женственные бедра, отсутствие нормальной задницы, недостаточно длинные ноги, надоедливый голос — повод для критики изобретался постоянно, и даже сейчас, в звонках и переписках, когда уже, казалось бы, им нечего было делить. А иногда Ксавьер и вовсе обескураживал, сквозь зубы, саркастично признавая, что она безупречна, идеальна, но его это дико бесит, так что придушил бы жену. Любовь всей ее жизни, которая разбила ей сердце и напрочь растоптала самолюбие… С Питером оказалось поразительно легко — она полностью им управляла, он действительно ее слушался и делал в точности то, что ей хотелось — обхватив за талию, пылко опрокинул на постель и, повинуясь ее рукам и телу, опустился между ее ног, вылизывая, как ей нравится — терпеливо, долго и жарко. Чуть согнув стройные ноги в коленях, она сжимала в пальцах его медовые кудри и со стонами двигала бедрами навстречу горячему мокрому языку, трахала его мягкий, покладистый рот и напряженный язык, пока не почувствовала, что скоро готова кончить. Питер вскинулся на ее безмолвное требование, когда она потянула его за влажные кудри к себе, и поймал ее в объятия — разгоряченную, сгорающую от возбуждения. — Разрешишь? — тяжело дыша и облизывая губы, деликатно выдохнул он, нависнув над ней и прижавшись крепким членом между ног. Мойра с нажимом огладила его торс, ладную задницу, наслаждаясь прикосновениями к нежной юношеской коже; трусы он неловко стянул сам, почему-то застенчиво оградив ее от этого. — Ничего себе, малыш, — Мойра застонала, принимая в себя его член, с ощущая, как он приятно заполняет ее всю, приближая оргазм, — боже… Целоваться после доставленного Мойре удовольствия Питер никак не решался, похоже, считая, что леди трахаются, соблюдая приличия. Множество мягких поцелуев достались груди, животу, плечам, но прикасаться к красивому, породистому лицу партнерши Питер стыдливо избегал. — Да хватит тебе, что за глупости, — слегка вспылила она, развернув его лицо к себе и жадно приникла к его губам, углубляя поцелуй. Питер был чертовски миловидным, невозможно было остановиться зацеловывать и его ямочки на щечках, когда он обаятельно улыбался, опьяненный ее страстью. Он двигался, лежа на ней и одной рукой упираясь в подушку, с нужным ей ритмом, который задавала она, уперев ладонь ему в грудь — вначале осторожный, не хаотичный, равномерный, он постепенно ускорялся. Чувствуя, что близко, она запрокинула голову назад и вцепилась одной рукой в его влажную от пота, упругую ягодицу, второй — в изголовье кровати. Питер довел ее до оргазма и сладких криков, трахая ее в быстром темпе и лаская чувствительную шею, после чего сам застенчиво, пряча глаза, излился куда-то в сторону, на простыни. — Яйца по веткам не сушил, говоришь… — задумчиво протянула Мойра, восстанавливая дыхание и наблюдая за ним сквозь полуопущенные ресницы, — прости, малыш, но ты что-то от меня явно скрываешь. Девушек у тебя не было уже давно, хотя о сексе ты более, чем осведомлен… — Тебе не понравилось? — Питер вытер мокрые от спермы ладони об простынь, взглянув на нее почему-то затравленно, и до того тяжко вздохнул, что Мойра тут же подорвалась, обнимая и укладывая юношу рядом с собой. Он нежно тыкался ей лицом в грудь, ласкаясь щекой, она же гладила его по волосам, запутывалась пальцами во влажные локоны, целовала и шептала всякие утешительные глупости, отгоняя от себя нехорошие мысли, что только что переспала с глубоко травмированным кем-то ребенком. И она даже догадывалась, кем, не зря же Леншерр-младший сбежал из дома, но поспешила и вовсе испуганно вытряхнуть страшную догадку из головы. В ее окружении, даже среди знакомых, таких богатых холостяков, «отцов», вроде Леншерра, с гордостью представляющим светскому обществу юных красивых мальчиков и девочек, было предостаточно, и в этом обществе было негласно принято закрывать глаза на чужие тайны.