***
— Ух ты! Мы все смогли! — воскликнула Хагакуре, подняв руку вверх. Каччан (грубо) отказался от поездки в торговый центр, а Тодороки навещал свою мать в больнице, но кроме них, оставшиеся восемнадцать учеников класса 1-А встретились в торговом центре Kiyashi Ward. Это место нереально, — подумал Изуку, разворачиваясь, чтобы все охватить. Ещё было рано, но торговый центр уже был забит людьми всех возрастов — семьи, пары и дети ходили, некоторые бегали, гуляли... Фоновый шум было трудно слушать, и он подумал было выключить слуховые аппараты, но не сделал этого. Шум не был слишком... слишком сильным, и, кроме того, он хотел слышать своих одноклассников. (Хотя он все еще мог…) — Итак, мы все хотим что-то разное, — сказал Киришима, взяв на себя инициативу, — Поэтому нам следует разделиться на группы. Ребята, что вы думаете? — Я думаю, это замечательно, — сказала Яойорозу. — Я ищу тапочки. Кто-нибудь пойдёт со мной? — Я! — сказала Ашидо, вскидывая руку вверх. — Мне нужна новая сумка! — Теперь, когда ты упомянула об этом, я думаю, что и мне тоже, — согласилсь Яойорозу, кивнув. — Хорошо, любой, кому нужно что-то подобное, может быть в группе со мной. — Теперь, когда вы упомянули сумки, — задумчиво произнес Каминари, — я не могу вспомнить, есть ли у меня на самом деле чемодан… возможно, мне стоит найти его... — Хорошо, — сказал Серо, — итак, мы пойдем группами, чтобы получить то, что хотим, и встретимся здесь, скажем… через два часа. По классу разнесся хор «Понятно!» и «Хорошо!», и все они разбрелись своими группами в разные стороны. Урарака и Изуку были единственными, кто остался, и ни один из них не вписывался ни в одну из групп своих одноклассников. — Мы одни… — пробормотала Урарака. Изуку повернулся к ней. «Что ты ищешь?» — спросил он, стараясь замедлить движения, чтобы она поняла. — О-о, мне нужно средство от насекомых… — сказала Урарака, ее голос затих. Она задумчиво отвела взгляд, в ее глазах читалось недоумение. А потом внезапно её глаза расширились, и жар ударил в её лицо. — Репеллент от ж-жуков! — завизжала она так громко, что Изуку даже сделал шаг назад, а Урарака повернулась и стремительно помчалась в противоположном направлении, исчезая в толпе покупателей. Изуку нахмурился, сбитый с толку. Это странно, — подумал он. — Интересно, что случилось...? Он снова поднял голову, любуясь торговым центром. Лично он искал более тяжелые утяжелители для запястий и лодыжек. Возможно, он сможет найти карту и выяснить, где находятся спортивные магазины... — Эй, ты! С вьющимися волосами! Поначалу Изуку не особо об этом думал. Это может быть буквально кто угодно, — подумал он, игнорируя это. — Ты тот парень, который проиграл на спортивном фестивале, да, малыш? Нет, это определенно я, — решил Изуку, но он даже не успел обернуться, как рука незнакомца приобняла его за плечи. Изуку вздрогнул, не ожидая внезапного контакта. Это… это очень близко, — подумал он, мысленно паникуя. — ...Почему…? — Твой бой был просто потрясающим! — говорил парень, если он и заметил дискомфорт Изуку, то не подал виду, что заметил. На нем была черная толстовка с капюшоном, поэтому Изуку не мог разглядеть многие черты лица. — Несмотря на то, что в конце концов ты проиграл, ты хорошо держишься! ...Неужели... он действительно просто человек, узнавший меня на спортивном фестивале...? — Подумал Изуку, но по какой-то причине… это было не так… это было неправильно. Это было совсем нехорошо. А затем рукав мужской толстовки слегка приподнялся, но и ровно столько было достаточно. Следы зубов. На его руке были следы зубов. Они давно зажили, и единственным свидетельством их существования были равномерно расположенные белые шрамы, но Изуку сразу понял, что это такое. Подождите секунду… Его сердце начало колотиться. Желчь обожгла ему горло. Шрамы на его запястье, скрытые под марлей, внезапно начали жжечь. ...Не может быть… Это совпадение, это должно быть совпадение, ни в коем случае... — Итак, ты это понял. Хорошо. И вдруг пальцы схватили его за горло. — Честно говоря, меня тошнило от всей этой игры … так лучше, да, намного лучше, намного лучше… Холодные костлявые пальцы крепко обвили его запястье, перевязанное запястье, и Изуку знал, что отрицать это нельзя. Сердце его колотилось, кислота обжигала ему горло, всё, о чем он мог думать только не это, только не это, только не это, только не это... — Давай поговорим, Изуку Мидория, — прорычал на него Шигараки. — Долгая беседа. Нам нужно о многом поговорить, понимаешь? Я должен сбежать, — подумал Изуку, и его разум, наконец, сформулировал по-настоящему связные мысли. — Я должен сбежать и получить помощь, получить помощь… Здесь было слишком много людей, слишком много. Столько целей. Столько людей Шигараки мог преследовать в слепой ярости. Им пришлось бы бежать. Всем им. Им пришлось бы эвакуировать здание, пока не стало бы слишком поздно. Им следовало бы выбраться. Им пришлось бы бежать. Сейчас. Он открыл рот, чтобы закричать. Хватка Шигараки на его запястье исчезла и снова появилась на рте Изуку секунду спустя. Изуку лихорадочно покачал головой, дергаясь и метаясь. Пальцы Шигараки крепче сомкнулись на его горле, другая рука зажала рот Изуку. — Не делай этого, — предупредил Шигараки таким тихим и угрожающим голосом, что Изуку замер. — Поверь мне, ты не захочешь бороться. Ты не хочешь драться. Я знаю, что тебе наплевать на собственную жизнь, ты ясно дал это понять, но... оглянись вокруг, Изуку Мидория. Он поднял голову, и Изуку проследил за его взглядом. Покупатели. Гражданские лица. Семьи. Дети. — Они все словно мишени, Изуку, — прошипел Шигараки. — Все они. Даже если ты будешь сопротивляться... даже если ты сможешь сбежать... Он наклонился ближе. — Я мог бы убить десять... двадцать... может быть, даже тридцать человек... прежде, чем герои прибудут, чтобы остановить меня. У Изуку перехватило дыхание. Он и так едва мог дышать, но теперь он вообще не мог дышать. Он представил потрескавшуюся кожу на своем запястье, а затем представил, как эти трещины распространяются по всему телу человека, прежде чем рассыпаться в пыль. — Знаешь, я ненавижу в тебе всё, — прорычал Шигараки, его пальцы сильнее сжались на шее Изуку. — Думаю, я ненавижу тебя даже больше, чем ненавижу Всемогущего. Всемогущий — символ мира и справедливости, но ты… Шигараки вздохнул. — Я хочу твоей смерти, — прошипел Шигараки. — Я хочу твоей смерти. Я хочу убить тебя, Изуку, и хочу, чтобы ты страдал. Знаешь, почему я ненавижу тебя, Изуку? Не так ли? Изуку не двинулся с места. Не кивнул. Не покачал головой. Ничего не ответил. — Это глупое самоотверженное стремление… то, как ты держишься за надежду без веской причины… — Пальцы Шигараки, холодные и костлявые, на его шее, подрагивли. — ...Как бы безнадежна ни была ситуация, ты всё равно настаиваешь на борьбе. И это… это меня бесит. Его пальцы слишком крепко сжимали его шею, а рука, прижатая ко рту Изуку, явно не помогала ему дышать. — Но как бы я не ненавижу это... как бы я ненавижу тебя... У меня есть вопросы, Изуку. И я думаю, ты сможешь на них ответить. На этот раз в комнате для допросов не только мы с тобой. Нет, на этот раз... если ты не отнесешься к ответам серьезно, что ж... Я убью всех, до кого дотянусь. У Изуку перехватило дыхание, грудь вздымалась. Это было иначе, чем раньше. Он не мог укусить Шигараки и убежать, он не мог пнуть его и сбежать, он не мог использовать свой шлем и врата Курогири, чтобы придумать очередную умную стратегию. Здесь были люди, люди, чья жизнь ничего не значила для Шигараки. Цели. Каждый был возможной жертвой. На этот раз бежать было некуда, потому что жизнь Изуку здесь была не единственной, кто находился под угрозой. И Изуку не собирался позволить Шигараки причинить вред кому-либо из этих людей, хотя у него было какое-то право голоса. — Хорошо, — сказал Шигараки, — теперь слушай внимательно, Изуку… Я собираюсь опустить руку. Если ты издашь какой-нибудь звук или мне покажется, что ты что-то планируешь… ну… ты знаешь, что произойдет дальше. Ты понял? Изуку лихорадочно кивнул. Большего он не мог сделать. — Хорошо. — Шигараки отпустил горло Изуку, хотя и продолжал обнимать Изуку за плечи (На случай, если я попытаюсь сбежать, — рассудил Изуку), а затем опустил руку от рта. Изуку тут же глубоко вздохнул, сердце у него застряло в горле, а легкие горели. — Давай найдем, где присесть, ладно? Но сначала… мне нужно кое-что сделать.***
— Извините, а у вас есть бумага и ручка, которые мы могли бы одолжить? Мой друг глухой, и мы потеряли блокнот, которым обычно пользуемся. — Конечно! — сказал владелец магазина, блаженно не подозревая о том, что разговаривает со злодеем. Он полез под прилавок за карандашом и листком бумаги и протянул их через кассу Шигараки. — Спасибо, — сказал Шигараки, принимая оба предмета свободной рукой. Другая его рука крепко обхватила запястье Изуку. — Не за что! — весело сказал владелец магазина, помахав рукой. — Хорошего дня! Шигараки вытащил Изуку из магазина и обратно на площадь торгового центра. Люди суетились туда-сюда, люди, совершенно не осознавшие того факта, что они легко могут стать жертвами Шигараки. — Хороший день, не так ли, Изуку? — спросил Шигараки. Изуку не ответил. Хватка Шигараки снова сжала его запястье, но на этот раз последовала жгучая боль, и Изуку резко вздохнул. Когда он посмотрел вниз, то увидел небольшие трещины на коже на запястье, ответвлявшиеся от того места, где его держал Шигараки. — Отвечай мне, когда я с тобой разговариваю, Изуку, — прошипел Шигараки. — Ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебя убить. Достаточно одного промаха. Не думай, что я буду колебаться. Мне уже нужна вся сила воли, чтобы не уничтожить тебя прямо сейчас... Трещины распространились. Несколько капель крови начали проявляться наружу, и Изуку стиснул зубы. — Вот хорошее место, — сказал Шигараки, полностью меняя тему, и сел на скамейку с видом на площадь, с видом на мирных жителей. — Садись, Изуку. Это не было предложением, и всего через мгновение Изуку опустился рядом со злодеем, хватка Шигараки на его запястье так и не ослабела. Кожа Изуку больше не трескалась и не осыпалась, и это было хорошо, но... ситуация не изменилась. — Вот, — сказал Сигараки, передавая бумагу и карандаш. — А теперь говори, пока я не потерял терпение. Оцепенев, Изуку взял письменные принадлежности. — Знаешь, с тех пор, как тебя похитили, вокруг Лиги Злодеев было много шума, — просто сказал Шигараки, как будто он не был тем, кто на самом деле похитил Изуку. — Но столько же, если не больше, шума вокруг Героя-убийцы. Изуку остановился, ожидая и прислушиваясь, кислота застряла в горле, сердце колотилось в груди, как испуганная птица в клетке. И действительно, Изуку солгал бы, если бы сказал, что не чувствует себя так. — Я вообще ничего не понимаю, — прорычал Шигараки. — Всех ному, которых мы выпустили в Хосу… даже твое похищение… почему все это так легко упустили из виду? Как нас затмил Убийца Героев? Да, он убил пару героев, ну и что? Другие злодеи тоже поступали так. Что делает Убийцу Героев особенным? Он наклонился ближе. — Ну, Изуку? Что ты думаешь? — он спросил. — И если на этом листке бумаги будет написано: 'Да пошел ты, сдохни', я убью тебя здесь и сейчас, понял? Изуку тяжело сглотнул, пытаясь собрать воедино свои панические мысли и сформировать связный ответ. Через мгновение или два он взял карандаш и начал писать свой ответ, реальный ответ, не похожий на то, что он говорил тогда, когда его допрашивали. Он передал Шигараки листок бумаги. У Убийцы Геровев есть четкие цели и мотивы. Хоть я и не согласен с Убийцей Героев, я всё равно могу понять, откуда это взялось. Я понимаю причины его действий, хотя и не согласен с ними. Кроме того, Убийца Героев не отказался от своих убеждений, когда что-то пошло не так. А не то, что ты сделал в USJ. — Я понял, — сказал Шигараки, — но как насчет твоего похищения, а? Как это могло так быстро закончиться? Изуку забрал бумагу и пошел дальше. Его рука дрожала. Ты ничего не добился, похитив меня. В тот же день герои спасли меня. Это вообще не было серьезным происшествием. — Стало ответом на вопрос Шигараки. — …Понятно, — сказал Шигараки более легким голосом, но почему-то именно так было страшнее. — Ах, я понял. Я осознал это сейчас. У Убийцы Героев были ясные мотивы, ясная цель, которой люди могли сочувствовать и понимать. Я понимаю. И ты прав, единственное, чего удалось добиться, похитив тебя, это то, что мы поняли, какой ты на самом деле сопляк. Однако… это также наводит меня на одну идею, Изуку… Его хватка снова сжала запястье Изуку, последовала резкая боль. — …Ты сказал, что это не было серьезным инцидентом, — тихо сказал Шигараки. — Но... насколько серьезным инцидентом, по вашему мнению, является, ох, я не знаю... убийство студента UA? Это был риторический вопрос. И именно в этом была проблема. — Не издавай ни звука, — напомнил Сигараки; его свободная рука вернулась к горлу Изуку. — Ни звука, ни шума, ни крика о помощи… и никто больше не умрёт. Понял? Кровь Изуку стучала в его ушах, висках, груди, во всем теле. Края его зрения размылись. Его глаза щипало. Но он не мог сражаться. Он не мог. Он не мог. — Знаешь, я надеялся, что смогу не торопиться, когда дело дойдет до твоего убийства, — сказал Шигараки, — но… так лучше. Просто сделай это и покончим с этим. Тогда... мне больше никогда не придется видеть твое лицо. Его пальцы сомкнулись на горле Изуку, холодные и смертоносные. — Я знаю, что ты не ценишь свою жизнь, — сказал Шигараки, — и убийство тебя не причинит тебе такой боли, как убийство кого-то другого, но у меня недостаточно терпения, чтобы ждать такой возможности. Ты мне и без того надоел. Изуку закрыл глаза и стиснул зубы. Он снова не мог дышать. В его груди было такое ощущение, будто кто-то обернул ее цепями. Каждая его часть кричала: беги, беги, беги, беги, беги, беги! Ну, всё, кроме одного. Всё, кроме того «глупого, самоотверженного стремления», которое, как утверждал Шигараки, он так ненавидел. Изуку хотелось рассмеяться. И плакать. И кричать. Ему хотелось ненавидеть тот факт, что единственная мысль, проносившаяся у него в голове, была: По крайней мере, это я, а не кто-то другой. Но он не мог. И часть его ненавидела то, что он не мог. — Пока, Изуку. Пальцы Шигараки сжались на его горле. — Гори в аду. Изуку зажмурился и собрался с духом. — Д-Деку? Глаза Изуку тут же распахнулись. Шигараки замер. Нет… Урарака стояла напротив них с пустым выражением лица и широко раскрытыми глазами. Нет. Нет, нет, нет, нет, нет... — Д-Деку, о-он… — Голос Урараки дрожал. Ее руки дрожали, и выражение потрясения на лице постепенно сменилось слепым ужасом. — О-он… он тебе не друг, в-ведь так…? А затем краем глаза Изуку увидел ухмылку Шигараки. Ухмылка. Сердце Изуку пропустило удар. Нет... нет, нет... пожалуйста, нет... Глаза Урараки метнулись к окровавленному запястью Изуку, зажатому Шигараки. Она подняла голову, затем сделала небольшой, почти крошечный шаг вперед. Изуку посмотрел на нее умоляюще и отчаянно. Свободной рукой он быстро набирал «беги, беги, беги, беги, беги», но она не двинулась с места. Она не уходила. Даже если бы он кричал ей, чтобы она ушла, он знал, что она этого не сделает. Урарака встретилась взглядом с Шигараки, ее собственные глаза были широко раскрыты и полны ужаса. — О-отпусти… Отпусти его. — Верно… — сказал Шигараки, едва достаточно громко, чтобы Изуку мог услышать. — Тебе плевать на свою жизнь, Изуку. Но… Он поднял голову. — Ты очень заботишься о своих друзьях, не так ли? Сердце Изуку остановилось – и затем он смог почувствовать каждый удар, каждый фунт с поразительной ясностью. Ту-дум. А дальше все пошло в замедленном темпе, как в кино. Фоновый шум исчез. Разум Изуку опустел, и внезапно остались только он, Шигараки и Урарака. И никто более. Ту-дум. Шигараки ослабил хватку Изуку и оттолкнулся от земли, вытянув руку. Протянул к Урараке. Ту-дум. Один За Всех взревел, и Изуку прыгнул, стиснув зубы, со слезами на глазах. Ту-дум. Глаза Урараки расширились, и она сделала шаг назад, прикрывая себя руками. Ту-дум. Всего лишь на мгновение Изуку спроецировал на Урараку образ своей потрескавшейся, окровавленной кожи. Он представил её, всю в крови, с кожей, треснувшей, как стекло, а затем рассыпавшейся в пыль. Через секунду изображение исчезло, но этого было достаточно, чтобы напугать его до смерти. Ту-дум. Нет нет нет..! — Изуку отчаянно пытался схватить Шигараки, но знал, что у него это не получится. Он знал, что не сделает этого, не раньше, чем Шигараки достигнет Урараки, не раньше, чем он убьет её… Ту-дум. Он не мог потерять ее. Он не мог потерять друга. Он просто не мог. Ту-дум. Пожалуйста... пожалуйста, нет...! А затем между Шигараки и Ураракой возник водоворот черного и фиолетового цвета. Импульс потянул Шигараки вперед, и он упал в ворота. Ворота закрылись и исчезли. Ушли. С Шигараки. Мир начал возвращаться в нормальное движение, и ноги Изуку врезались в землю, где он заскользил всего на мгновение, прежде чем с вскриком остановиться. — Деку! — немедленно воскликнула Урарака, преодолевая расстояние между ними, её глаза были полны паники. Её глаза были прикованы к его запястью, кожа потрескалась, кровь капала беспрерывно. — Ты в порядке? Ты... Секунду спустя на нее обрушилось осознание. Её глаза расширились, и она сделала шаг назад, кровь отхлынула от её лица. — Э-это было… это был Шигараки… Изуку не ответил. Ему это не нужно было. Секундой позже Урарака достала телефон и набрала номер. Ее руки тряслись сильнее, чем раньше. — З-здравствуйте? Полиция? Тут был злодей, мы в торговом центре в районе Кияши... Д-Деку! Колени Изуку коснулись земли, и он схватился за грудь, вздымаясь, желчь скреблась по его горлу. Адреналин ушёл, и его сердце, наконец, вернулось к нужной скорости, но он всё ещё не мог дышать. В животе у него все ещё была пустота, в груди горело всё, а по краям зрения царила тьма. Урарака опустилась на колени рядом с ним, положив одну руку ему на спину, а другой прижав телефон к уху. Она что-то говорила, но он не мог разобрать слов. Вокруг него он заметил приближающихся обеспокоенных и любопытных гражданских лиц, но не поднял головы. Это было слишком близко. Пока Изуку кашлял, задыхался и пытался восстановить дыхание, он мог думать только об Урараке, о любом из его одноклассников, покрытых кровью, с потрескавшейся и осыпающейся кожей. И ухмыляющийся Шигараки. Смеющийся. Изуку зажмурился и сильнее схватился за грудь. Рука Урараки на его спине служила хорошим якорем между тем, что было реальным, и тем, что могло бы быть.***
— Мидория! Урарака! Изуку и Урарака повернулись на крики. Иида, Киришима, Дзиро и Каминари бросились к ним с выражением паники на лицах. Полиция прибыла вскоре после исчезновения Шигараки и начала эвакуацию, хотя Шигараки уже давно не было. Все четверо остановились прямо перед Ураракой и Изуку, тяжело дыша, как будто они бежали всю дорогу. — Что случилось? — потребовал Иида в манере старшего брата. Его взгляд упал на руку Изуку, которую медики перевязали от запястья до локтя. — Мидория, ты в порядке? Изуку немедленно кивнул. Голова у него кружилась, но он не обращал на это внимания. «Я в порядке» — ответил он. Они ему не поверили. Он знал, что это так. Но и они не просили честного ответа. Что Изуку посчитал хорошим.***
После этого все прошло как в тумане. Изуку доставили в полицейский участок для краткого допроса, и Изуку все рассказал с помощью блокнота и ручки. Полицейский, возглавляющая расследование, Наомаса, сказала ему, что в качестве меры предосторожности он разместит полицию в каждом доме его одноклассников и в своем собственном. Теперь они все были мишенями, все они. — ...Твои друзья в UA, твои драгоценные одноклассники… Изуку смутно осознавал, что его мать обнимает его, ее слезы касаются его плеча. Смутно осознавал, что Всемогущий извиняется за то, что не появился раньше. Смутно осознавал, что сидит со своей матерью на заднем сиденье полицейской машины по пути домой. — ...Я убью всех, до кого дотянуться руки... Смутно осознавал, что отказался от кацудона, приготовленного его матерью на ужин. Смутно осознавал, что ввалился в свою комнату и уткнулся лицом в кровать. Смутно осознавал, что в кармане гудит телефон. Смутно осознавал, что прочитал полдюжины сообщений, присланных его обеспокоенными одноклассниками. Смутно осознавал, что сжимает перевязанное запястье. Смутно осознавал слезы, которые горели за закрытыми веками. Смутно осознавал, что мать накинула на него одеяло. Смутно осознавал поцелуй в лоб. — …Тебе плевать на свою жизнь, Изуку, но… Смутно осознавая, что проснулся несколько часов спустя, образы его друзей, окровавленных и мертвых, преследовали его мысленный взор. Смутно осознавал, что сорвал слуховой аппарат и зажал уши руками, пытаясь остановить это, остановить это, остановить это... — ...Ты очень заботишься о своих друзьях, не так ли? Смутно осознавал, что свернулся калачиком на кровати, один, в темноте, и плакал. Рыдает. Один. Слова Шигараки звучали в его голове, то тихо, то громко, словно нарастающий звон. Извилистое, нескончаемое эхо, пробегающее взад и вперед в его голове. И это становилось только громче, и громче, и громче.***
Что-то трясло его. Голова Изуку резко вскинулась, кусок бумаги прилип к его лицу от пота. Он был в классе 1-А, солнечный свет лился сквозь открытые окна. Он оторвал бумагу от лица и медленно моргнул. Ты прямо посреди своего теста, — услужливо подсказал его лишенный сна разум. А потом, через секунду, он понял, что все смотрят на него. Айзава стоял перед столом Изуку, одна рука всё ещё была вытянута. ...Я заснул, — понял Изуку. Через секунду он окончательно очнулся. «Мне очень жаль» — немедленно сказал он в отчаянии, отчаянно глядя на Айзаву. — «Мне жаль. Мне жаль» Айзава посмотрел на него с изумлением. — Встань, Мидория. Изуку закусил губу, затем оперся руками о поверхность стола и поднялся на ноги. Он слегка вздрогнул, когда опёрся на запястье. — Я бы хотел поговорить с тобой в холле, — спокойно заявил Айзава, подталкивая Изуку толчком между лопатками. — Иди. И Изуку шел, чувствуя онемение, словно он был на буксире, пытаясь игнорировать обеспокоенные взгляды одноклассников. Он распахнул дверь и вошел в холл; вскоре после этого к нему присоединился Айзава. — Оставайтесь на месте, — сказал Айзава через плечо оставшимся девятнадцати ученикам. — И если я подумаю, что кто-то из вас списывает, вы автоматически получаете двойку. Он закрыл за собой дверь и снова повернулся лицом к Изуку. «Мне очень жаль», — снова сказал Изуку. — «Мне жаль. Я больше не буду этого делать» Айзава глубоко и тяжело вздохнул и скрестил руки на груди. — Я не обижаюсь на то, что ты заснул на уроке, Мидория. Руки Изуку замерли. — …Если бы это был кто-то другой, — продолжил Айзава, — при любых других обстоятельствах, тогда да, определенно. Но не в этот раз. Изуку тяжело сглотнул, беспокойно теребя свою униформу. — ...Однако, — коротко сказал Айзава, — я расстроен из-за того, что ты пришел сегодня. Тебе следовало остаться дома, Мидория. Изуку отвернулся. Его мать пыталась удержать его дома, правда, но он заверил её, что с ним все будет в порядке, и, честно говоря, Изуку думал, что так и будет, как только он вернется в школу и не будет изолирован от других. его собственные мысли. Но он ошибался. Так что очень неправильно. Айзава полез в задний карман и вытащил сложенный лист блокнота, который затем передал Изуку. Изуку поколебался, затем протянул руку и взял листок, развернув его, как только он оказался в его руках. Школьное освобождение для Изуку Мидории. Шота Айзава, классный руководитель. — Отдай это директору и иди домой, — сказал ему Айзава, и он сказал это так, как будто не оставлял Изуку выбора в этом вопросе. — Отдохни немного, ладно? Я не хочу видеть тебя здесь, пока ты не вернешься. Голова Изуку резко вскинулась, глаза широко раскрылись. — Не смотри так испуганно, — просто сказал Айзава. — С твоими оценками, я думаю, ты можешь позволить себе пропустить день или два. Кроме того, если все, что ты здесь будешь делать, это все равно засыпать на уроке, тогда ты можешь пойти домой и отдохнуть, верно? Когда вернешься, ты сможешь пересдать тест. Изуку тяжело сглотнул, в горле застрял ком. На самом деле ему хотелось поспорить, но он знал, что Айзава прав. Уже было достаточно трудно держать глаза открытыми. Он кивнул, его глаза щипало. — Хорошо, — сказал Айзава, протянул руку, поколебался, а затем взъерошил волосы Изуку. — И я не хочу, чтобы ты возвращался, пока эти мешки под твоими глазами не исчезнут. Понятно? Изуку сдержанно кивнул, поклонился, затем повернулся и направился в кабинет директора дальше по коридору, зажав в пальцах записку Айзавы.***
Изуку трижды постучал в закрытую дверь кабинета директора, держа записку в противоположной руке. Он отступил назад, ожидая. Секунду спустя бодрый голос изнутри крикнул: «Открыто!» и Изуку толкнул дверь. Директор Незу сидел за своим столом на черном офисном стуле. Напротив него был Всемогущий в своей настоящей форме. — Ах, Мидория! — поприветствовал Незу, подняв руку (лапу?), чтобы помахать рукой. — Что это такое? Изуку на мгновение встретился взглядом со Всемогущим. Он выглядел обеспокоенным. У Изуку перехватило дыхание, и он наклонил голову, двигая ногами. Он остановился перед столом и положил записку на его поверхность, ничего не сказав. Незу взял записку, открыл ее, прочитал. Изуку всё ещё стоял там. — Понятно, — сказал Незу, кивая. — Ты плохо себя чувствуешь? Изуку покачал головой. Он хотел уйти отсюда, хотел уйти отсюда прежде, чем Всемогущий остановит его. Честно говоря, ему потребовалась вся сила воли, чтобы удержаться вместе; он не знал, как отреагирует, если Всемогущий начнет задавать вопросы. — Я понимаю, — сказал Незу. — Ну, ты можешь взять отдохнуть столько, сколько тебе нужно. Надеюсь, ты почувствуешь себя лучше, Мидория! Изуку кивнул, поклонился, развернулся на каблуках и быстрым шагом направился к двери. Он прошел мимо Всемогущего, но не поднял головы. Ноги его двигались, один шаг за другим... — …Мидория. Изуку остановился, все еще подняв одну ногу в воздух. Ох, нет… — Если у тебя есть несколько минут, малыш, — сказал Всемогущий нерешительным голосом, — ...я хотел бы поговорить с тобой. Изуку хотел сказать «нет», правда, правда. Но он этого не сделал. Он не мог заставить себя прийти в себя.***
Примерно через пять минут Изуку и Всемогущий оказались в учительской: Всемогущий сидел на диване, а Изуку сидел напротив него на табуретке. Они были так уже последнюю минуту или около того, сидели молча, никто ничего не говорил. Наконец, Всемогущий тяжело вздохнул, скрестив руки. — Ты не спал. Это был не вопрос. Изуку тяжело сглотнул. Не ответил. Неужели это так очевидно? — он задавался вопросом. — Я действительно настолько прозрачен? — Мидория… как… — Всемогущий сделал длинную паузу. — ...Как ты? «Я в порядке», — сразу же, автоматически, почти не задумываясь, ответил Изуку. — Малыш, мы с тобой оба знаем, что это неправда. «Со мной все в порядке», — повторил Изуку, на этот раз более настойчиво. — «Шигараки просто схватил меня за запястье. Я в порядке» — Нет, я не это имею в виду. Я имею в виду... ментально. Эмоционально. По сигналу в голове Изуку промелькнула дюжина образов, образы его одноклассников, его мамы, Шинсо, даже Айзавы, Сущего Мика, Всемогущего, трескающейся кожи, хлещущей крови. Он сглотнул застрявшую в горле желчь и вскочил на ноги. Он задавался вопросом, сможет ли он прорваться к двери, не проявив невежливости. Возможно нет. «Я не хочу об этом говорить» — сказал Изуку, лихорадочно качая головой. Всемогущий тоже поднялся на ноги. Возможно, чтобы остановить его, если он попытается сбежать. — Это не ответ, Мидория. — Мы собираемся поговорить об этом. Прямо сейчас. «Почему?» — Потому что, если мы не поговорим об этом сейчас, ты будешь продолжать разрушать себя. «Я не хочу об этом говорить» — Изуку. «Я в порядке» — соврал Изуку. Всемогущий видел его насквозь. — Нет, с тобой не всё в порядке, — сказал он. — Ты не в порядке. Изуку посмотрел на свои руки, просто чтобы не встречаться взглядом с наставником. Он знал, что Всемогущий был прав, он знал это. Он знал, что с ним не все в порядке, он знал, что с ним не все в порядке, но... — ...Мидория... Изуку закрыл глаза и стиснул зубы. Не плачь, не плачь, не плачь... — …Тебе не обязательно со мной разговаривать, — сказал ему Всемогущий. — Тебе не обязательно говорить со мной, тебе не обязательно разговаривать со своими одноклассниками, тебе не обязательно разговаривать с Айзавой или Миком. Но тебе нужно с кем-то поговорить, ладно? Или еще… Изуку сжал кулаки в коленях, ногти впились в ладони. — ...В конечном итоге ты сдашься самому себе. И я не могу позволить тебе сделать это. Изуку судорожно и судорожно вздохнул. — Твои друзья в UA, твои драгоценные одноклассники… — Я убью всех, до кого дотянусь. — Ты очень заботишься о своих друзьях, не так ли? — …Итак… я не прошу тебя говорить со мной, — сказал Всемогущий. — Пока ты с кем-то разговариваешь. Но знай, что ж... я здесь ради тебя, ладно? Изуку попытался проглотить комок в горле. Он не смог. Это была долгая, долгая пауза. А потом всё сразу вышло на поверхность. Всё — боль, страх, слепой ужас, беспомощность, холодные, полные ненависти глаза Шигараки, образ потрескавшейся кожи, проецируемый на Урараку, ухмылка, ухмылка, когда Шигараки потянулся к ней, пытаясь убить её… Этого набралось слишком много для одного человека, достаточно, чтобы он сломался. И Изуку достиг этого переломного момента. В груди у него было сдавлено, и он смутно ощущал, будто его душат, как будто пальцы схватили его за горло, как будто пальцы Шигараки обхватили его горло... «Мне было страшно», — сказал Изуку, дрожащими руками он отчаянно пытался сдержать слезы. Он даже не был уверен, что его слова понятны, но его это не волновало. Это больше не имело значения. — «Я был напуган. Я ничего не мог сделать, чтобы остановить его. Он мог напасть буквально на кого угодно, и я не смог бы это остановить» Он говорил бессвязно, он знал, что говорит бессвязно, но не мог остановиться, и Всемогущий его тоже не остановил. Он не перебивал, ничего не говорил, просто... слушал. Он позволил Изуку сказать то, что ему нужно было сказать, и Изуку это было нужно. Ему нужен был кто-то, кто выслушает. «Я был беспомощен, я был совершенно беспомощен, и он чуть не убил Урараку, он пытался убить её, он почти убил ее, он хочет убить моих друзей, потому что злится на меня, он хочет убить меня, он хочет, чтобы мы умерли, он хочет, чтобы все умерли, и я не смогу его остановить, я не смогу его остановить, я не смогу их спасти» Потому что именно этого он действительно боялся. Потерять людей, которых он любил. Его руки замерли, и он наклонил голову, пытаясь взять себя в руки. Он чувствовал себя глупо. Он чувствовал себя таким глупым, жалким, слабым и никчемным… Он не замечал своих слез, пока не подавился ими. Он не замечал боли в груди, пока не перестал дышать. И он не заметил приближения Всемогущего, пока его не заключили в крепкие, но в то же время нежные объятия. Изуку напрягся, мгновенно распахнув глаза. Это был не первый раз, когда Изуку обнимал его наставник, второй раз, конечно, но это был первый раз, когда Изуку был настолько явно шокирован этим объятием. Он совсем этого не ожидал, и долгое время просто... стоял там, свесив руки по бокам. — ...Спасибо. За то, что рассказал мне, — сказал Всемогущий. Его голос был тихим. — Это… это, должно быть, было тяжело для тебя. Мне жаль. — Его объятия слегка сжались. — Мне жаль. Раньше меня не было рядом с тобой, но... но сейчас я здесь. Если ты... если ты хочешь плакать... ты можешь. Я не буду думать о тебе хуже из-за этого. Никто не будет. Изуку моргнул. А затем он уткнулся лицом в плечо наставника и зарыдал. Всемогущий немедленно обнял его крепче, утешительно, как отец, и Изуку всхлипнул, его плечи вздымались, а грудь горела. Они стояли там очень-очень долго. Изуку на самом деле не знал, как долго, но это не имело значения. Всё остальное не имело значения. Он не осознавал, насколько ему нужно это, это закрытие. До этого момента он не осознавал, как сильно ему было больно. — Все будет хорошо, мой мальчик, — сказал Всемогущий едва достаточно громко, чтобы он мог услышать. — Все будет хорошо. Я обещаю. И Изуку поверил этому.***
— Так вот как оно есть, — невозмутимо произнес Айзава. — Я говорю ребенку идти домой, а он все равно остается. Почему я не удивлен. Тошинори нахмурился. — По крайней мере, он спит, — был его аргумент, тихий аргумент, чтобы не разбудить спящего ученика. — Думаю, так оно и есть, — сказал Айзава, скрестив руки на груди, — но в классе он тоже прекрасно справлялся с этим. Однако, даже сказав это, Тошинори понял, что он не это имел в виду. Признал он это, принял это или нет, у Айзавы была слабость к своим ученикам. После того, как Изуку сломался, он просто... заснул на диване в учительской. Он даже не собирался этого делать, он просто присел на секунду, а секунду спустя уже спал, прислонившись к боку Тошинори. — Что ж, он может пока остаться здесь, — сказал Айзава. — Но ему придется уйти в конце учебного дня вместе с остальными учениками. Тошинори кивнул. Он и Айзава оба заметили темные, похожие на синяки круги под глазами Изуку, и, честно говоря, Тошинори задавался вопросом, как долго Изуку страдал молча, как долго он сражался в одиночку… Прекрати, — сказал он себе, покачав головой. — Он больше не одинок. Вот что важно. — Если ты никуда не поедешь в ближайшее время, я возьму на себя базовую подготовку героев сегодня, — бесцеремонно сказал Айзава. — Но ты должен мне кофе. Много кофе. — Договорились, — немедленно сказал Тошинори. После того, что произошло ранее, он не хотел оставлять Изуку одного. Айзава кивнул, затем повернулся и ушел, закрыв за собой дверь. Тошинори глубоко вздохнул и взглянул на Изуку, все еще крепко спящего. Под его закрытыми глазами все еще были темные полумесяцы, а кожа была бледнее, чем обычно, но он больше не таскал за собой весь этот мысленный, эмоциональный багаж. И Тошинори знал, что в одночасье лучше не станет, что Изуку всегда будет винить себя за то, что произошло, за то, что Урарака стала целью. Но им нужно было с чего-то начинать. И это был хороший старт.