***
Маленького провидца удалось найти только через несколько лет. Ребёнок постоянно то ускользал от погони, то влипал в передряги, пока и вовсе не был продан в рабство и не увезён далеко от родных мест. Даже сам император, когда-то страстно жаждущий найти себе оракула, был готов отказаться от этой затеи, столь бесплотными и бессмысленными казались поиски. До тех пор, пока сам оракул буквально не рухнул ему в ноги. Поход на соседнее царство был для Ло Бинхэ не столько необходимостью, сколько простой попыткой развеять скуку. Политика и интриги, когда-то захватывающие его с головой, уже приелись, и даже цветник из многочисленных супруг не доставлял былой радости. И только сражения и распутывание заклинательских заговоров кое-как помогали отгонять апатию. Сяоян-шу — город Малого Тополя — был транспортным узлом на пересечении дорог из соседних государств и не смотря на свои малые размеры слыл необъятно богатым. Богатым настолько, что мог выдвигать условия даже самому императору. И Ло Бинхэ приходилось с этим считаться. Идти на уступки, давать послабления, делать исключения при введении новых налогов. Потому что даже страх от обещания ужасных кар не может получить всю власть золота. А денег у всех богачей Троецарствия, чьи караваны шли под гостеприимные ветви Малого Тополя, было столько, что они могли бы четырежды свергнуть императора, если бы захотели. Не чтобы кто-то из министров действительно это считал, конечно же. Гарнизон Сяоян-шу больше походил на армию небольшого государства, чем на обычную городскую охрану. Вооружённые до зубов бывалые вояки охотно шли в услужение местным господам, щедро одаривающих их процентами от сделок, срыв которых удалось предотвратить. Они ковали своё богатство собственными же клинками.Торговцы действительно знали толк в заключении контрактов. И именно из-за этого город Малого Тополя был одним из многих сокровищ императора Троецарствия и одной из самых больших его проблем. Полки Ло Бинхэ встали около Сяоян-шу в полдень. До границы соседних земель было полдня пути, и выступление было назначено на рассвете. Сейчас же лязг доспехов утих, и по лагерю расползлось сонное удовлетворение от скорого обеда и заслуженного отдыха: демоны сбивались в стайки, усаживались чистить и точить оружие и травить байки, а заклинатели из дружественных сект двинулись в город. Люди могли сколько угодно говорить о своей лояльности к порождениям тьмы, только зашитую под кожу настороженность вытравить не смогло бы даже время. Ло Бинхэ тоже покинул лагерь, чтобы побродить по знаменитым торговым рядам Сяоян-шу и найти подарки для любимых жён: дорогие побрякушки помогли бы ему вернуть былое расположение, а потому золота на них лучше было не щадить. Себе в спутники император выбрал бывшего лорда Аньдин — Шан Цинхуа, верой и правдой служившего Мобей-цзюню сначала как шпион в школе Цанцюн, а теперь как правая рука и главный мальчик на побегушках. Лорд Северных земель, конечно, неодобрительно отнёсся к его уходу (в последнее время любое исчезновение человека из поля зрения начало крайне его раздражать), но что мог генерал высказать своему господину? Только согласие и смирение. До Сяоян-шу добрались быстро, ведь что есть пара ли для опытных заклинателей, но чем ближе становился город, тем больше Ло Бинхэ погружался в раздумья. Интуиция, подкреплённая опытом и силой Синьмо, буквально кричала о чём-то, скрытом перед самым носом, только ничего вокруг не оставляло даже полунамёка на возможную разгадку. Город Малого Тополя был обыденно шумен и многолюден, прилавки ломились от товаров, а возможные мятежники, готовящие восстание, прятались слишком уж хорошо. С недавних пор император перестал прятать свою демоническую сущность на людях, и иногда это играло ему на руку — горожане освобождали им с предавшим лордом дорогу, расступаясь как воздух перед летящей стрелой — быстро и даже слишком активно. Выходя из очередной ювелирной лавки, где по совету Шан Цинхуа было куплено несколько по-настоящему ценных украшений, они наткнулись на «представление»: один из купцов, полноватый и явно успешный, вопил на всю улицу, поторапливая слуг поймать вора — мелкого юркого мальчишку, стащившего какой-то амулет. Народ вокруг тут же встал и по-бараньи заозирался, пытаясь заметить беглеца. Обычное дело для этого города и конкретно этой улицы, полной ювелирных мастерских, только купец кричал что-то о награде и даже у самого безучастного проходимца появился живой денежный интерес. Мальчишка нашёлся даже слишком быстро. Вылетел из толпы прямо перед Шан Цинхуа, рухнул на колени, прижимая что-то к груди, и собирался уже вскочить и продолжить бежать, как рука предавшего лорда подцепила его за шиворот и подняла в воздух. Ткань на спине маленького вора затрещала и в любой момент была готова отдать концы. — Ну и что ты украл? — с издёвкой спросил ребёнка Ло Бинхэ, наклоняясь, чтобы выдрать из чужих пальцев сворованный амулет. — Не трогай! — огрызнулся на него мальчишка. В глазах императора заплясали черти: уже давно ни одной живой душе не позволялось так дерзко обращаться к нему, а все, кто посмел, вскоре уходили в мир иной. Воришка же ничего не знал о его титуле и относился к нему так же, как и ко всем другим господам. Ло Бинхэ нагнулся ещё чуть ниже, чтобы посмотреть ему в лицо. Ребёнок был худ и страшно грязен. Пыльные волосы, торчащие криво обрезанными прядями, отливали рыжим из-за глины и стояли колом. Один из глаз был криво замотан серыми бинтами, зато второй, ярко-зелёный, горел праведным гневом. — Как твоё имя? — проворчал Шан Цинхуа, тоже рассматривающий бродяжку перед собой. — Девятый. — Да кто учил тебя манерам?! — раздражённый предавший лорд встряхнул ребёнка, в чьей скудной одежонке тут же появились дырочки от лопнувших нитей. — У этого ребёнка нет имени, только номер! Девятый ребёнок, Цзю, так меня звали хозяева! — И что же ты украл у достопочтенного господина, девятый ребёнок Цзю? — Ничего, что угробило бы его лавку! Все знают, что он торгует подделками, чего ему стоит один паршивый амулет Гуаньинь? Зато я сегодня не умру с голоду. «Гуаньинь» гулко отозвалось в сознании Ло Бинхэ, некстати вспомнившего себя, такого же грязного и избитого с единственной в жизни драгоценностью — такой же подвеской из поддельного нефрита. — Заплати за амулет, — тихо сказал император и кинул кошель Шан Цинхуа, выпустившему Цзю, чтобы поймать деньги. — Надоели уже эти крики. — Вот-вот, слушайся господина, будущая демоническая подстилка, — проворчал себе под нос Цзю, вставая с земли и растирая колени. — Что ты сказал? — Что он будущая демоническая подстилка. — Как ты это узнал? — интуиция внутри Ло Бинхэ ревела, неясными образами накатывая воспоминания о давнем разговоре с одной из жён. Мальчик-провидец, неужто сама судьба… — Зачем мне тебе говорить? Где узнал, там больше нет. …свела нас вместе.***
Во дворце Цзю приняли неоднозначно. Его отправили туда, как только отмыли и осмотрели — император, глубоко ушедший в себя, лично распорядился об этом — и мало понимающего ребёнка опоили сонным зельем и увезли прочь, под чутким, но несколько раздражённым надзором Шан Цинхуа. Даже Мобей-цзюнь был согласен, что человеку нужен человек, и, если демонический владыка выбрал себе игрушку, сопровождающего лучше предавшего лорда было не найти. А вовсе не потому, что он хотел увести свою собственную игрушку подальше от передовой, конечно же нет. Когда делегация: бывший лорд Аньдин, спящий Цзю и несколько демонов охраны — прибыла в основную резиденцию, волну слухов, захлестнувшую дворец, не слышали только глухой и ленивый. Многочисленные жёны, особенно те, что видели царствующего супруга в своих опочивальнях от силы несколько раз в год, подняли вой, что император больше терпеть их не может и вообще увлёкся детьми, а все они скоро отправятся гулям на корм. Жёны другие, те, что имели мозги и всегда оставались в приоритетном меньшинстве, понимали, кого на самом деле привёз Шан Цинхуа и что всё это значит. Если этот ребёнок, свернувшийся на руках Нин Инъин, действительно обладал даром провидца, Ло Бинхэ уже никто не остановит. Весь мир падёт к ногам того, у кого всё будущее как на ладони. Только нужен ли этот мир самому императору — большой вопрос. Со стороны всем казалось, что до окончания экспансии далеко, и что есть ещё много непокорённых земель, где нет заклинателей, но есть дикие ведуны, живущие в странах изо льда за горами на северо-западе, и шаманы на юге, чьи владения начинаются за морем и сплошь состоят из влажных лесов, вот только планов на их захват нет. Армии подолгу стояли в пустых дозорах, пока их генералы скучали в столице — правитель Троецарствия всё чаще запирался в личных покоях и не знал, чем себя занять. Ему давалось в руки всё, к чему он не прикоснулся бы, и бывшее благословение обернулось проклятием. Императору скучно, ведь ничто не способно подарить ему азарт достижения цели — любая награда и так принадлежит ему: любая девушка отдастся без раздумий, а любое государство рухнет под натиском полчища демонических тварей. Умные жёны раз из раза качали головами — скучающий супруг доставлял им ещё больше головной боли, чем многочисленные интриги жён глупых. Сейчас же те из них, кто помимо ума всегда славились добротой и заботой о младших, удалились устраивать спальню новой игрушки, которая, как надеялись все остальные поднимательницы половины неба, как их с издёвкой называли недалёкие жительницы гарема, сможет хотя бы ненадолго вернуть императору Троецарствия вкус к жизни. Потому что единственное, в чём глупые жёны были правы — если Ло Бинхэ поймёт их ненужность, под срез пойдёт весь цветник, а не только его бестолковые мордашки.***
Когда Цзю проснулся, стояла глубокая ночь. Тишина и темнота его новой комнаты пугали мальчика больше, чем неясность собственного будущего: ему, привычному к постоянному шуму и свету, вынужденное спокойствие действовало на нервы и заставляло ждать нападения со спины. Мирная жизнь, обещанная этими демонами, скорее всего будет короткой: никто не откармливает ягнёнка слишком долго — мясо станет жёстким. А значит, и его конец скоро придёт. Цзю пошевелился, и ему вторил шелест многочисленных подушек и одеял, в которые он был закутан. Постель была огромной, мягкой, не в пример стогам сена и углам чайных, где он обычно спал, и чересчур уютной. Словно он — воришка, пробравшийся в дом и не сумевший отказать себе в наглости поспать на хозяйской перине. Отвратительно. Жизнь богачей всегда раздражала Цзю. У них было всё: деньги, хорошая еда, тёплые дома и удобная одежда, в то время как он должен был ютиться по грязным углам, побираясь на улицах, изредка ночуя в домах наслаждений, когда в особенно холодные дни девушки без совести пускали его внутрь. И даже там не было так мягко, как на этой постели в доме демона. Решив, что качество мяса не ухудшится, если он найдёт себе место поудобнее, Цзю скатился с постели, прихватив одну из подушек, и начал разведывать место вокруг себя. Темнота в комнате была практически абсолютной, но и недолгого ощупывания было достаточно, чтобы понять — опочивальню ему выделили такую, какая сгодилась бы и изнеженному императорскому сынишке. А Цзю таким не был. И это подняло в его душе новую волну злости. Дёрнув на пол одеяло, он залез под кровать и устроился там, словно в норе. Невысокий потолок его «комнаты» позволял чувствовать себя защищённым, а жёсткий и холодный пол остужал горячие от гнева щёки — и Цзю сразу почувствовал себя лучше. Покрутившись ещё немного, он нашёл удобное положение и, подмяв под себя под себя подушку на манер бродячей собаки, нередко устраивающейся у него под боком, наконец заснул.***
— Где он?! — возопил противный женский голос одной из «редких» наложниц. — Я спрашиваю ещё раз, где маленький гость императора?! — Этот ничтожный не знает, где он, благороднейшая госпожа, — залебезил в ответ скрипучий шёпот. — Но этот ничтожный обыщет весь дворец, чтобы найти маленького гостя! — Живей! Не хватало ещё, чтобы ребёнок без присмотра бродил по демоническому дворцу! Его же могут сожрать! А потом вернётся император и сожрёт уже нас! Цзю приоткрыл глаза. Голоса, доносившиеся снаружи его укрытия, были слишком громкими. По его ощущениям время сейчас близилось к полудню, и у кого угодно желудок уже давно бы прилип к позвоночнику — понятно, чего его хватились слуги: демонический ягнёнок должен был остаться жив, когда вернётся его хозяин. А для этого его надо было накормить. Цзю встал на четвереньки и потянулся, словно кот, разминая спину и ударяясь макушкой о перекладины кровати. Те двое, что разбудили его, уже ушли, негромко хлопнув дверями, и можно было без страха выбираться наружу. Первым, что он увидел, было окно, настолько огромное и чистое, что цветущие кусты по ту сторону стекла, казалось, могли оказаться внутри комнаты, стоит ветру достаточно их раскачать. Потом, когда Цзю смог оторваться от непривычного зрелища, он оглядел комнату. Ночью он оказался прав — она и правда была большой и уставленной так, словно принадлежала как минимум ребёнку богатого князя или торговца, но никак не оборванцу с улицы. Кровать, под которой прошла его ночь, прикрывалась от входа ширмой, расписанной горными хребтами, и Цзю на цыпочках подошёл к ней. Рисунок на тончайшей рисовой бумаге просвечивал, но не давал рассмотреть то, что было скрыто за ним, и мальчик осторожно заглянул за край деревянной рамы. За сервированным чайным столиком сидела красивая женщина. Женщина, которая обратила на него внимание, стоило Цзю высунуться из своего укрытия. — Ты уже проснулся, — она улыбнулась. — Эта Нин приветствует гостя императора. — Этот ребёнок приветствует госпожу Нин, — потупился Цзю и нерешительно вышел из-за ширмы. Прятаться, когда тебя застали врасплох, было бы слишком глупо. — Хорошо ли тебе спалось? Признаться, мы были крайне удивлены, когда не обнаружили тебя в постели. Где же ты спал? — Под… — мальчик потрепал край своего рукава, не решаясь выдать постыдный секрет. — Этот Цзю спал под кроватью, госпожа Нин, простите его! — Почему же ты спал там, А-Цзю? Может ли эта Нин так тебя называть? — женщина вопросительно наклонила голову чуть в сторону, и её волосы колыхнулись, превращая её из утончённой госпожи словно бы в очень взрослую старшую сестру. — Потому что, — Цзю сделал паузу. Он судорожно пытался вспомнить, как ведут себя приличные дети, но ничего путного на ум не шло, а произвести хорошее впечатление для него могло быть вопросом жизни и смерти — вдруг, эта госпожа поможет ему избежать съедения? — Потому что этот ребёнок не привык спать на мягких кроватях и не может уснуть на них. Пол ему гораздо привычнее. — Вот как, — она многозначительно отпила из чашки и с тихим стуком поставила её на стол. — А-Цзю, больше так не пугай нас, хорошо? Конечно, мы предполагали, что твои повадки могут быть несколько… диковатыми, но чтобы настолько… — госпожа Нин покачала головой, а потом достала из рукава ханьфу небольшой колокольчик и позвонила. «Зовёт слуг», — подумалось Цзю. В животе у него громко заурчало, и женщина мимолётно улыбнулась сама себе. — Вы звали, госпожа Нин? — в комнату вошёл демон, одетый простым слугой. От человека его отличало лишь две пары рогов и слишком острые когти. — Да, — ответила она, тут же растеряв всю ту мягкость, с которой, как оказалось, говорила с ребёнком. — Сообщите всем остальным главным жёнам, что я нашла мальчика и что с ним всё в порядке. Эта Нин потом сама расскажет подробности, — она сделала паузу, демон кивнул. — И подайте сюда обед, маленький гость императора голоден. — Слушаюсь, госпожа Нин! — демон поклонился сначала ей, потом Цзю, которого только заметил, и вылетел за дверь быстрее, чем выпущенная из лука стрела. В комнате повисло молчание. Цзю не знал, что сказать, а женщина, казалось, ушла в свои мысли и снова стала неприступной благородной леди, которой показалась ему изначально. Однако через пару мгновений она доброжелательно улыбнулась, снова став похожей на старшую сестру, и поднялась из-за стола. — Подойди ко мне, А-Цзю, — позвала госпожа Нин. — Подойди, не бойся. Сейчас нам нужно будет переодеть тебя. Всё же не дело гостю самого императора Троецарствия ходить в, — она сделала на миг остановилась, явно размышляя, как назвать обноски, которые мальчик считал своей одеждой. — В таком простом наряде. Нужно соответствовать своему новому статусу, верно? — Да, госпожа, — решив соглашаться с ней во всём, ответил Цзю и медленно двинулся к чайному столику. Голод, разбушевавшийся внутри от предвкушения скорой еды, замутнил его мысли. — Меня зовут Нин Инъин, А-Цзю, — женщина аккуратно взяла его за руку и повела к дверям. — Но ты можешь звать меня шицзе Нин, если захочешь.***
Затея не понравилась Лю Минъянь сразу же. Точнее, она побрезговала бы ей, если бы могла. Но перед очарованием Нин Инъин в их кружке поднимательниц неба устоять могла разве что Ша Хуалин. Как хорошо, что император выдернул её на передовую в качестве отряда поддержки. Малыш-провидец, А-Цзю, если Минъянь правильно помнила, стоял в центре комнаты, неловко переминаясь с ноги на ногу под взглядами остальных женщин и сам посматривал то на них, то на дверь, то на ханьфу на себе. Проблема была в том, что во всём дворце демонического правителя не нашлось больше ни единого наряда для ребёнка его возраста и роста, кроме этого. — Этот ребёнок чувствует себя неловко в этой одежде, можно, он снимет её? — мальчик в очередной раз попытался добиться разрешения снять с себя дорогие и цветастые тряпки, как сам же их в голове и окрестил. — Подожди ещё чуть-чуть, А-Цзю, — нежно, но не оставляя и малейшего выбора, попросила Нин Инъин. — И повернись к нам спиной, чтобы мы могли оценить вышивку по всему подолу. Кислоту на лице Цзю можно было сравнить разве что с уксусом ревности, но он всё же подчинился. Обе сестры Цинь, недавно присоединившиеся к обсуждению, тут же взялись рассматривать рисунок облаков, стелющихся по шёлку. Наряд-то на нём был женский, даже девичий. Богатый, хорошо сшитый и почти даже не ношенный. Но всё-таки девичий, даже если нежно-голубого оттенка и с нейтральным по содержанию узором на ткани. Годы, проведённые среди уличных мальчишек, буквально кричали внутри Цзю, что дело добром не кончится, что надо слезать с тигра, пока тот не понёсся, что от женского ханьфу до обрезанного рукава — один шаг и он уже поднял ногу, что… — Ты выглядишь очень элегантно, А-Цзю, — против воли вырвалось у Лю Минъянь, которая чуть не прикусила собственный язык, когда поймала благодарный взгляд Нин Инъин. — Словно маленький небожитель. Мальчик стоял к ним спиной, но даже так было видно, как заалели его уши. Кажется, никто никогда не хвалил просто за внешность. — Шицзе Лю права, — кивнула старшая из сестёр Цинь, Цинь Ваньюэ. — Тебе очень идёт этот цвет, А-Цзю. Не смущайся, повернись сюда, эти старшие сёстры хотели бы увидеть тебя ещё раз. Никто не будет смеяться. — Эти сёстры не посмеют смеяться над таким красивым ребёнком, — мягко улыбнулась Нин Инъин. — Даже император бы похвалил тебя, если бы увидел, — она сделала паузу и, получив молчаливое согласие всех остальных, продолжила. — Когда ты как следует отдохнёшь и освоишься во дворце, эти сёстры сводят тебя в город, чтобы купить подходящие одежды. Но пока ты ещё слишком слаб, и они могут предложить только эти. Прости их. — Вам… Вам не стоит просить прощения у этого ребёнка, — порывисто обернулся Цзю, явно не давая себе передумать. — Вы и так сделали для него очень много. Эта одежда прекрасна, даже слишком. Этот Цзю не привык ходить в такой и вполне может сказать, что она стоит дороже, чем вся его жизнь. — Ничто не стоит дороже жизни, А-Цзю, не говори глупостей, — ворчливо пожурила его Лю Минъянь. — Одежды может быть много, а жизнь у тебя всего одна. — Правильно, правильно, — закивала младшая сестра Цинь, Цинь Ваньжун. — И уж тем более жизнь не стоит того, чтобы тратить её на печаль или смущение. Эта Жун-эр предлагает отпраздновать это маленькое событие, раз уж мы закончили. Поедим все вместе как в старые-добрые времена… — Я думаю, — остановила её Нин Инъин, — что малыш Цзю хотел бы побыть сейчас один, правда, баобей? Так много событий за один день — это слишком выматывающе для ребёнка вроде тебя. Цзю не ответил, только кивнул. Он держался из последних сил, чтобы не разреветься: для будущей императорской закуски с ним слишком много возились. Хвалили, одевали в дорогие ткани, заботились. Словно он новый член разношёрстной семьи, а не сырьё для готовки. …словно он — будущая часть бесстыдно огромного цветника. Будущий наложник. На душе стало ещё поганее, но лицо осталось неизменно-холодным. Улица научила Цзю одной важной вещи: что бы с тобой не случалось, на лице не должно проявляться ни одной лишней эмоции. Нельзя давать слабину или показывать, что чувствуешь на самом деле. Только сегодня он уже зашел за грань, когда услышал похвалу. Слишком лестную, слишком бесстыжую. Так хвалят кукол, а не людей. — Эта шицзе думает, что обед в твоей комнате уже накрыли, — сказала ему Нин Инъин, когда они шли длинными галереями от главных покоев гарема. — Тебе стоит хорошо поесть, А-Цзю. Если ты хочешь вырасти сильным и здоровым, тебе нужно хорошо есть и много спать, что думаешь? — Этот ребёнок согласен с шицзе. …он кукла. Точно кукла. Живая игрушка для бесконечной вереницы женщин, которые по императорской воле никогда не заимеют собственных детей. У куклы не может быть собственного мнения. Собственного имени. Собственных мыслей. Но если это означает, что он сможет хоть на мгновение забыть, какого это быть одному, Цзю не против. Быть закуской для демона или куклой для его жён — не большая разница для ребёнка, который никогда не думал, чтобы стать взрослым. Цзю хотел умереть. Где-то там, в клетке рёбер, билось это неосознанное желание оборвать собственную жизнь, проверить, как далеко он сможет зайти, сколько вытерпеть и что будет ждать его дальше. У ребёнка с улиц нет цели, только путь. Нин Инъин открыла перед ним дверь его новой комнаты. И свет, льющийся из окон, дорогой расстелился ему под ноги — в ад или рай неважно, он был готов пройти этот путь до конца. — Спасибо, шицзе Нин, — искренне сказал ей Цзю и впервые за день искренне улыбнулся.