Львенок

      Поздним вечером того же дня к Кинну и Поршу, зависающим в кабинете за легким петтингом и поцелуями, без стука вломился Ким. Упал, как подкошенный, на тот самый диван, где утром отметился его старший брат, со всей дури пнул многострадальный стеклянный столик, зарыл пальцы в волосы и сжался, упираясь локтями в колени. В таком положении он выглядел хрупче, меньше, уязвимее, чем обычно. Куда-то подевались язвительность, самоуверенность и высокомерие, Ким выглядел нуждающимся и больным, так что проняло сразу обоих супругов.       Порш слез с колен Кинна, на которых вполне уютно сидел последние минут десять, параллельно с этим целуя губы и оставляя едва видимые засосы на шее. Аккуратно, по широкой дуге подобрался к Киму и тронул за плечо, привлекая внимание:       — Что случилось?       — Луна нашла себе нового ухажера, Тхи в печали и трезвонит Че почем зря. А мой муж напропалую флиртует с моей же визажисткой.       — Хуйня. Перестань загоняться на ровном месте, Че никогда тебе не изменит. Ты говорил с ним об этом?       — Разве я когда-нибудь посмею? — Ким поднял на старшую пару взгляд.       По коже Кинна, тоже подошедшего поближе, пробежали мурашки. Он был свято уверен, что после полученного от Че прощения и согласия на брак Кима отпустили его тревоги и страхи, но, как оказалось, они лишь на время ушли вглубь подсознания и при первом удобном случае вернулись, терзая душу музыканта вновь и вновь. Темные, живые, колючие глаза Кима были до краев полны боли, вины, обиды, ревности и страха. Он очень боялся потерять Че, особенно теперь, когда у них появилась Луна. И все равно, как и Вегас, считал себя недостойным любви и готовился к тому, чтобы отпустить Че в любой момент, даже в ущерб себе, вновь кроша и без того едва залатанное любящее сердце. Кинн на личном опыте знал, насколько болезненными, разрушительными, обидными могут быть такие мысли. И хорошо знал своего младшего брата и его проклятую привычку до последнего держать все плохое в себе, подрывая здоровье бесконечной работой и несправедливыми, жестокими, упадническими мыслями. Ситуацию требовалось срочно спасать, так как видеть близкого человека в настолько разбитом состоянии Кинну было физически больно.       — Че тебя очень любит, Ким. Он твой муж, у вас дочка, — попытался исправить положение добросердечный, чуткий к боли других Порш.       — Когда и кого это останавливало? — горько отозвался Ким, снова ежась, словно ему было ужасно холодно посреди лета. — Если Че… Если он захочет… я отпущу. Ты же знаешь, я отпущу.       — И сдохнешь в одиночестве, — проницательно заметил Кинн, устроился рядом с младшим братом на корточках и положил ладонь на нервно подергивающееся колено, желая остановить лихорадочные движения и заодно хоть немного успокоить живым теплом.       — И сдохну в одиночестве, — согласился Ким угрюмо, поджав губы и нахмурив брови. — Кинн, ты же и сам знаешь. Ты лучше многих знаешь, как это.       — Знаю, малой. И пиздец как советую не рубить сейчас с плеча. Поговори с ним еще раз, объясни, что чувствуешь и как сильно его любишь. Че неглупый и светлый мальчик, он все поймет, — как можно более убедительно попросил Кинн, от всей души желая помочь беспокойному младшему. Ведь, несмотря на то, что оба они давно выросли и обзавелись своими семьями и детьми, сейчас перед ним сидел не успешный исполнитель, продюсер, композитор и лучший аналитик клана мафии, а разбитый и сломанный мальчик, чья душа отдалялась от него прямо на глазах.       — И я до сих пор не верю в то, что это вообще возможно, — горячо поддержал увещевания Кинна Порш. — Мы с Че, конечно, не такие ебнутые однолюбы, как вы, но он точно не стал бы тебе лгать, если бы его чувства изменились. И предавать тоже не стал бы, тем более, Че не би, как я, а точно гей. Поговори с ним, Ким. Правда.       — Спасибо, — Ким бледно улыбнулся, шатко встал, сжал их плечи, благодаря за поддержку, и ушел, не оглядываясь и сгорбившись, точно потрепанный бурей старый ворон.       Порш со светлой грустью посмотрел ему вслед, поманил Кинна в спальню, затащил в ванную, благо все оставшиеся на вечер дела были не срочными и вполне терпели еще денек задержки, набрал теплую ванну, добавил бомбочку с так любимой ими обоими лавандой, заставил раздеться догола и затолкал в мыльную воду, ныряя следом. Но сел не как обычно — спиной к груди Кинна — а лицом к нему. Улегся на прохладный белый бортик ванны, провел стопой по бедру мужчины, заигрывая и приглашая. Кинн, охотно поддерживая затею, поймал шаловливую конечность, огладил стройную и скользкую от мыла икру, потер выступающую косточку щиколотки, скользнул по подъему и размял поджавшиеся от удовольствия пальцы. И так увлекся, что не заметил вторую стопу, скользнувшую меж его бедер и вольготно улегшуюся на твердый член и напряженные яйца — любимая поза Порша для откровенных разговоров, чтобы Кинн не мог выкрутиться или уйти от неприятной темы. Сладкая пытка, совмещенная с нежностью и их редкими ролевыми играми в подчинение и доминирование, когда лидирующую позицию занимал именно Порш.       — А теперь подробнее о том, что сказал Ким в кабинете, — Порш выглядел как переевший сливок кот, щурясь и чуть ли не мурлыча от легкого массажа стопы, которым его исправно обеспечивал Кинн.       — А что сказал Ким? — попытался тот закосить под дурачка, но Киттисават за годы в малопредсказуемом и очень опасном для жизни бизнесе изрядно прокачал навыки чтения по лицам, а собственного мужа так и вовсе читал в любой обстановке и любом состоянии, поэтому на игру ожидаемо не повелся.       Нога надавила на яйца сильнее, пальцы поддели мошонку снизу, и Кинн вцепился зубами в нижнюю губу, а руками — в округлые обтекаемые бортики, чтобы сдержать низкий, нуждающийся стон. Боль пополам с удовольствием — Порш редко баловал супруга подобными ласками, обычно он был тем, кто легко уступал и поддавался властному напору, позволяя крутить себя, как угодно, трахать до дрожащих коленей в произвольных позах и на случайных поверхностях. Кинн любил мужа от кончиков волос до округлых розовых пяток, а уж когда заявлял свои права, главу семьи откровенно плавило, и хитрый, предусмотрительный Порш этим нагло пользовался в своих интересах.       — Не притворяйся идиотом, кот, тебе не идет. Ким сказал: ты знаешь, что он чувствует. Откуда? Я не давал тебе повода ревновать. Есть что-то или… кто-то, о ком я не знаю? — несмотря на легкость речи и спокойное лицо, в голос Порша пробивались нотки волнения и даже тревоги, которые Кинн всегда старался купировать в самом начале — в сердечных делах накручивать себя Киттисават умел в совершенстве и за кратчайшие сроки.       — Нет.       Кинн принял здравое, взвешенное и взрослое решение говорить без утайки, пусть и давалось пока это с воистину титаническим трудом. Растекся по бортику, бесстыдно поцеловал щиколотку Порша, подняв ногу над водой. Пристроил стопу обратно на свою грудь, придерживая рукой и поглаживая большим пальцем подъем, и заговорил, стараясь удержать спокойный тон и не отводить взгляда от посерьезневшего лица напротив:       — Когда в доме только появилась Луна, мне часто снились кошмары. Ты свалил в командировку, а я… сам не знаю, что на меня нашло. Почти каждую ночь снилось, как ты котят забираешь и уходишь. Ты не давал ни малейшего повода ревновать, но у нас с тобой тогда все было не особо гладко, ты начал отдаляться, я жутко уставал на работе и думал, что стал тебе не нужен. Котята быстро это просекли и стали оставаться на ночь со мной, а потом разок и Луна ночевала, мы тогда и подружились, она мне даже сказку рассказала, как взрослая.       — Кинн, ты и правда дурак. Да, у нас бывают сложные времена, но у кого их вообще нет? Я тебя люблю. Сильно, — Порш убрал обе ноги и подался вперед, взметнув в ванне маленькое цунами. Уселся с комфортом на выпрямленных ногах Кинна, зарыл мокрые ладони в волосы с проседью, заставил отклониться назад и прижался губами к шее, втягивая кожу с тихим хлюпающим звуком. Легкий дискомфорт в выбранном месте — и симпатичный засос готов. Порш не особо любил их ставить всерьез, но иногда таким образом помечал Кинна, особенно если предстояли банкеты или светские рауты, где их облизывали липкими сладострастными взглядами все, кто только мог: от официантов и барменов до влиятельных политиков и их жен. Кинн обычно не отставал, отвечая на один засос тремя, но в этот раз лишь легонько поцеловал мужа под челюстью, с радостью принимая тяжесть родного тела.       — Я знаю, конечно, я знаю, Порш. Но это… выше меня. Иногда, как с Бадди, я чувствую себя очень виноватым перед вами. Что моя жизнь… мое наследство, мое прошлое и настоящее давит на вас, подводит под удар. Не могу себя за это не винить. И Ким такой же. И Вегас. Даже Макао.       — Это же так глупо, Кинн. Мы с Че, Питом и Тэ — взрослые люди. Мы сами выбрали вас, с открытыми глазами и осознанно. Думаешь, Пит стал бы жить с тем, кто его пытал, если бы не любил? Он все эти годы с пеленок растил ребенка, имеющего общую кровь с Вегасом, и никогда не делал разницы между Венисом и Люци. Тэ Макао не боялся и не будет, а Че так и вовсе простил Кима, подпустил к себе во второй раз. Даже замуж за него вышел, хотя я был против! Откуда, мать вашу, растут эти сомнения, кот?       — Вот именно, Порш, во второй раз. Мы круто облажались, понимаешь? Все. И я, и Макао, и Вегас, и Ким. И страх того, что какая-то мелкая тупая ссора из-за пустяка все разрушит — до сих пор живой. Я люблю тебя. Я люблю детей. Но я… все еще боюсь, что однажды все это исчезнет.       Вот Кинн и признал вслух то, что годами отравляло его счастливую жизнь с Поршем. Он много раз ранил супруга и невольно продолжал это делать, хотя после стольких лет совместной жизни они нашли свой способ в кратчайшие сроки улаживать конфликты и строить выгодные и удобные для обоих стратегии поведения. И все же Кинн на подсознательном уровне страшился, что его редкие кошмары об уходе Порша станут явью, поэтому как мог баловал и нежил мужа, эгоистично желая привязать посильнее и, вместе с тем, ненавидя себя за это — свободолюбивая, яркая, неукротимая, как огонь, натура Порша плохо переносила рамки и ограничения.       — Можно же пытаться удержать. Исправить ситуацию, поговорить по душам, все прояснить. Почему Ким и Вегас сразу складывают лапки и идут ко дну? — вскипел Порш, все еще не понимая сути конфликта и противоречий, с которыми Тирапаньякулам приходилось жить и мириться каждый день уже много лет подряд.       — Потому что в глубине души мы знаем, что вас не заслужили. Что таким тварям, как мы, не место рядом с кем-то настолько хорошим и светлым. Ким же буквально зовет его ангелом, ты и сам знаешь.       — Знаю. А еще я знаю Че. И Пита. И Тэ. И вы вчетвером просто придурки, если думаете, что куда-то от нас денетесь. Я люблю тебя, Кинн. У нас с тобой трое детей, старшему из которых двадцать четыре. Двадцать, блять, четыре, вдумайся только. А ты все еще херней страдаешь, и думаешь, что я куда-то от тебя уйду. Да, ты властная противная задница, временами ты меня ужасно бесишь, особенно когда упрямишься, как осел. Но ты принял моих детей, как своих. Ты дал нам все, что у нас есть. Ты носишь мне завтраки в постель и чаще первым приходишь извиняться. Ты делаешь все и даже больше, чтобы мы все были в безопасности. И ты красивый. Кинн, ты безумно красивый! — Порш с нежностью провел пальцами по покрасневшей от комплиментов щеке Кинна, погладил бровь, спустился к челюсти, заглянул в глаза, показывая свою душу до самого дна. — Ты отличный любовник, успешный бизнесмен, замечательный отец. И просто охуительный муж. Не смей в себе сомневаться, и, самое главное, не сомневайся во мне и моем выборе.        — Ты чудо, — мурлыкнул Кинн, укладывая руки на округлые ягодицы.       Порш в силу специфики деятельности исправно поддерживал себя в форме, но его задница с годами стала только круглее и пышнее, к огромной радости Кинна, готового тискать мужа часами. К тому же, у них давно не было полноценного секса — все чаще супруги перебивались взаимной дрочкой, совместной ванной, сопряженной с массажем, или минетом в плюс-минус уединенных местах комплекса вроде подсобок или кабинета главы. На остальное не оставалось ни сил, ни времени — совместный проект с Чонами пошел в гору, принося ожидаемую прибыль, но ситуация все еще оставалась недостаточно стабильной, чтобы скинуть все на помощников, поэтому то Порш, то Кинн, то Вегас с Тэ мотались в Корею чуть ли не раз в две недели, утрясая все важные и срочные дела на месте.       — Я тебя хочу, — признался Порш тихо, даже как-то застенчиво.       — Побыть сверху? — не понял Кинн, продолжая под водой гладить приятные выпуклости.       — Нет. Хочу твой член в своей заднице, так долго, как сможем. Завтра все равно ничего важного, могу и из постели поработать. Только дай мне пару минут, я подготовлюсь.       — Хорошо, малыш.        Кинн поцеловал мужа в шею, все-таки оставляя небольшой засос, первым вылез из ванны и в душевой кабине смыл с себя душистую пену, пока Порш готовился к сексу. Кинн непривычно долго проторчал в закрытой кабинке с матовыми стеклами, желая насладиться расслабляющей горячей водой и, когда выбрался из ванной в облаке пара и с конденсатом, осевшим на коже мелкой взвесью, обнаружил голого Порша с подушкой под животом на их кровати, «украшенного» лишь отблесками звездочек от светильника Порче.       Кинн любил мужа в эту ночь особенно долго и нежно, сполна воздавая за свои ошибки, промахи и страхи. Даже утомившись после двух раундов, они продолжали ласкаться, медленно, вкусно, лениво целоваться, гладить и нежить усталые тела, не находя сил оторвать ладони и губы от теплой кожи друг друга. Кинн дышал Поршем, любовался, жил им и знал, что тот тоже искренне наслаждается происходящим.       А утром они узнали, что Че и Ким ночью все-таки поговорили и приняли решение временно пожить в разных местах.       — Ну и как ты это объяснишь? — спросил Порш мрачно у Кима, на котором и так лица не было. Киттисават подпирал плечом дверной косяк спальни Кима и Че, сложив руки на широкой груди. Во всей его позе сквозило неодобрение, но Киму на чужое мнение всегда было плевать, особенно в те моменты, когда привычный мир осыпался вокруг него острым крошевом разбитых вдребезги опор.       — Никак, — прохрипел тот, скидывая в небольшую спортивную сумку первые попавшиеся вещи. — Поживу в студии пока, там есть диван и душевая.       — Ким, какого хрена?! — Порш, не на шутку разозлившись, подошел вплотную и с силой тряхнул младшего Тирапаньякула за плечи, отстраняя от темного зева распотрошенного гардероба.       — Он сказал, что устал от моей ревности. От моего желания во всем его ограждать и контролировать. Сказал, что хочет общаться с людьми без моей тени за спиной.       — Бля, Ким, он всего лишь имел в виду…       — Что я давлю на него? Мешаю жить нормально? Точно. Именно это он и имел в виду, Порш. Отпусти, мне и правда сейчас лучше уйти, пока я еще держу себя в руках.       Ким вырвался из крепкой хватки, закончил собираться, напоследок нежно расцеловал щеки Луны, попросил Кхуна и Порша за ней присмотреть и свалил в свою студию. Че тоже быстро собрался и свалил в универ. К обеду не появился, зато на ужине был само спокойствие, разве только покрасневшие уголки глаз показывали, что ему отнюдь не плевать на размолвку с любимым человеком. Порш и Кхун попытались поговорить, но натолкнулись на глухую оборону и брошенное в лицо «не лезьте не в свое дело», поэтому решили дать супругам время на то, чтобы все обдумать и успокоиться. Луна потерянно жалась то к Винтеру, то к Бену, то к Танкхуну, осознанно избегая приемного отца. Че не мешал ей, только вяло поковырял мясо в тарелке и ушел к себе, не съев даже половины порции.       Четыре дня в комплексе царила крайне напряженная атмосфера, похожая на предчувствие сильнейшей бури. Че, светя иссиня-черными мешками под глазами, каждый день исправно с утра до ночи торчал в родном универе, помогал с организацией приближающегося дня первокурсников. Ким зависал в своей студии, уже давно разросшейся чуть ли не в два раза. В родном доме он не показывался вовсе, хотя два раза в день, утром и вечером, звонил дочери по видеосвязи и узнавал, как у нее дела. Луна много времени проводила с Кхуном, детьми, животными и пауком, все еще боясь подходить к младшему приемному отцу, огибая его чуть ли не по дуге, на что Че только прикрывал глаза и невесело, понимающе улыбался, не пытаясь давить на девочку и вообще как-то к ней приближаться.       Кинн, утомившись жить в душной, липкой атмосфере родного дома, приехал к брату, едва выдалось свободное время в плотном графике встреч, проверок и согласований контрактов и договоренностей. Ким, к его большой удаче, уныло сгорбившись, сидел на каменных ступеньках студии и курил, так что его хотя бы не пришлось вытаскивать за шкирку из укрепленного и защищенного помещения. Рядом с музыкантом устроился Тхи, такой же блеклый, понурый и печальный.       — Не кури при ребенке, жопа малолетняя, — пожурил Кинн и плюхнулся на ступеньку рядом, не боясь замарать дорогой черный деловой костюм.       — Все в порядке, кхун Кинн. Хиа’ тоже иногда курит при мне, я привык, — отозвался Тхи чуть заторможенно, сделав слегка небрежный вай, что было на него совершенно не похоже.       — Ладно этот драма-квин по жизни, творческая личность, все такое, но ты-то чего? — уточнил у ребенка Кинн, про себя удивляясь, как быстро эти двое спелись и насколько подавленными, отчаявшимися и разбитыми выглядят, точно настоящие отец и сын.       — Луна теперь с другим мальчиком ходит.       — Кто?       — Из моего класса, Макс, и подружки новые теперь всегда рядом с ней, не подступишься даже, — Тхи с досады пнул мелкий камушек носком кеда и покосился на Кима. Тот молча потрепал мальчика по плечу, выражая скупую поддержку и сочувствие.       — Так, пошли, — Кинн набрал пару сообщений в один закрытый чат, решительно подцепил за локти обоих героев-любовников и потащил к своей машине.       — Я не вернусь домой! — попытался вырваться Ким, на что Кинн закатил глаза и запихнул брата в салон, заботливо придержав ладонь над кузовом, чтобы не стукнулся и без того пришибленной головой.       — Мы не домой, полезай.       Тхи без вопросов занял место сзади, рядом с Кимом, Кинн уселся на переднее, пристегнулся и приказал водителю ехать на набережную, в тот самый рыбный ресторанчик, который обожал Тэ. Там мало что изменилось за эти годы — все те же толстые рыболовные сети, крючки и фото удачливых рыбаков с добычей на стенах, запах готовящейся и сырой рыбы и водорослей, деревянная, испытанная временем добротная мебель, пробковый стенд с фото и памятными мелочами, на которых отметились также пара фото Тирапаньякулов и их близких. На втором этаже теперь появился раздвижной навес, закрывающий половину зала от возможных осадков. Там в отдельной «кабинке», отгороженной от остального зала переносными ширмами с трех сторон, уже ждали тихо, но весьма экспрессивно переговаривающиеся на английском Вегас и Пакин. Рядом с ними сидели Форт и Прапай, потягивающие пиво и изредка обменивающиеся ленивыми фразами. Еще четыре места за большим кое-где выщербленным круглым столом пустовало.       Кинн подтолкнул Тхи и Кима к свободным местам, а сам плюхнулся между ними. По скрипучей обветшалой лесенке к ним по отдельности подошли Макао и Бен с Винтером. Переглянувшись, дети Кинна прихватили стулья из соседней пустующей кабинки и заказали у официантки закуски и напитки. Винтер сразу сел рядом с Тхи, Бен занял соседнее место, спиной к залу внизу.       — Еще кого-то ждем? — уточнил Кинн спокойно, потягивая прохладный низкоалкогольный напиток, принесенный расторопной официанткой.       — Да, еще пи’Чай обещал. И Пхайю, — подтвердил Бен, помогающий организовать спонтанную сходку.       Вскоре названные мужчины подошли, но для того, чтобы все нормально поместились, потребовался дополнительный столик и перенесение ширм, благо те легко отодвигались при воздействии хотя бы двух крепких мужчин, недостатка в которых в этот раз за столом не было. Чай выглядел откровенно измотанным, как и Пакин — их островной трек находился в самом разгаре ремонта и требовал множества затрат и личного контроля, так что упахивались оба на совесть, к тому же, с появлением в жизни Пакина двух маленьких детей и пса уставать старший мужчина стал намного больше, и дополнительная часть проблем легла на плечи его неизменного помощника. Форт, хоть и прибавил за это время морщин и седины, остался все таким же крепким и кряжистым внешне, и уравновешенным, осмотрительным, проницательным внутри. Но даже в его глазах сейчас плясали странные искры не то обиды, не то сомнений. Пхайю и Пай, два лучших друга, женатых, по забавному стечению обстоятельств, на двух лучших друзьях, понимающе переглядывались и общались знаками с разных концов стола. Ким, поджав губы, как обиженная юная госпожа, уткнулся в свое светлое нефильтрованное, которым славился этот ресторанчик помимо рыбы и креветок. Тхи тихонько разговаривал с Винтером, с легкой опаской и любопытством оглядывая собравшихся за столом хмурых, недовольных и усталых мужчин.       — Зачем мы все здесь? — неохотно уточнил Ким, когда установилась относительная тишина.       — Чтобы объяснить тебе как ты ох… неправ, — покосившись на младшего ребенка, поправил себя Пакин, проглотив ругань на ходу. Винтер знал Пакина половину своей жизни и давно привык к тому, что тот матерится, как в последний раз, иногда и сам заворачивая не хуже. Тхи же выглядел и вел себя как представитель элиты в лучшем смысле этого слова — в красиво подобранной чистой одежде, с аккуратной прической, ровной осанкой и изящными манерами. Материться при этом юном франте казалось в чем-то кощунственным, тем более, Тхи был чужим ребенком.       — Все в порядке, я знаю, что такое маты и зачем они нужны, — поднял руки вверх мальчик, слабо улыбаясь.       — Он и правда взрослее, чем кажется, — хмыкнул Ким, чего Кинн уж точно не ожидал — ранее его младший брат безостановочно шипел сквозь зубы мелкие язвительные гадости в адрес Тхи, со страшной силой ревнуя к дочери, а теперь поддерживал мальчика, как ни в чем не бывало.       — Понял, принял. Вы же оба, страдальцы несчастные, хоть понимаете, что ваши зазнобушки вас не бросали?       — Вообще-то, Луна теперь тусуется с другой компашкой, — кисло улыбнулся Ким, бросая на поникшего Тхи сочувствующий взгляд. — А Че вообще сказал, что я ему мешаю.       — Не передергивай, жопа мелкая, он сказал, что устал от твоего постоянного надзора, это разные вещи, — вмешался Вегас.       — Ты и сам знаешь, откуда растут ноги у моей паранойи! — мгновенно ощетинился на кузена Ким, совсем как в старые добрые времена непримиримой вражды их семей: — Че и Луна — единственные, кого за это время ни разу не похищали. Как ты думаешь, почему?       — Ким, я сейчас нихера нагнетать не хочу, но ты почти сломал руку парню, который просто придержал Че за талию в столовой универа, — ответил Вегас с наполовину осуждающей, наполовину восхищенной интонацией. — Это не безопасность, это ревность, причем тупая и необоснованная.       — Вегас, этот пиздюк лапал моего мужа! Представь на наших местах себя и Пита.       — Pete could handle it himself*, — не смутился Корнвит и потянулся к сушеным кальмарам в центре стола, в процессе продолжая говорить: — Ты реально дуреешь, когда дело доходит до Че. Возможно, ему просто не хватает телесного контакта с другими людьми. Кем-то, кто не семья.       — Нахер ему эти контакты вообще? — еще больше разъярился Ким и уперся руками в выщербленную временем и посетителями столешницу из светлого дерева, всем телом подаваясь вперед.       Кинн с тяжелым вздохом отвесил брату легкий подзатыльник и оттолкнул за плечо назад к спинке стула, вступая в разговор:       — Потому что он человек, Ким. Тактильный и ласковый человек, которому нравится обниматься и разговаривать с другими людьми о чем-то кроме работы и воспитания детей. Уймись уже, ебнутый. К пиздюкам из универа ты его тоже так ревнуешь?       — Может, мне вспомнить, что тогда, тринадцать лет назад, Че у вас с Питом ночевал, когда мы с ним посрались? — рявкнул Ким в сторону Вегаса.       — О да, мы такое с ним вытворяли, аж вспомнить страшно. Ни оргий, ни порки, ни даже завалящего ваксплея. Всего-то успокоили и баиньки между нами уложили, как же мы могли так опростоволоситься, — с неприкрытым сарказмом отозвался тот, в полной мере проявляя гадкую тирапаньякульскую натуру и не до конца ушедшую стойкую семейную неприязнь к Киму.       — Так, брейк, — Бен привстал с места и провел между спорщиками невидимую черту выпрямленной ладонью. — Вы грызетесь, как две псины, которые кость не поделили, какой пример вы подаете детям?       — Дети и сами в не меньшей заднице, им полезно послушать, — отмахнулся Ким, но каменные плечи все-таки чуть-чуть расслабил.       — Слушай, мудло благозвучное, я тогда Порче это сказал, и сейчас тебе повторю: я до сих пор ссусь, что Пит меня бросит. Я все еще боюсь, что он просто затаился и ждет, как бы сделать больнее. Но я его не брошу, что бы он ни задумал. And I deserve whatever he wants to do to me**.       — Вегас, ебаный в рот, ты нихера не помогаешь! — рыкнул Кинн, уловив, как жалко дрогнуло плечо Кима под его рукой. Судя по яркой реакции, подобные мысли не раз и не два посещали умную, но вечно загруженную планами и просчетами всех возможных ходов и комбинаций голову Кимхана.       — Нахуевертили вы знатно, конечно, — подметил Винтер, оглядывая злых, растерянных, подавленных мужчин со смесью сочувствия, жалости и легкого злорадства. — Но, вообще, вы забываете о том, что у ваших женушек есть совесть и чувство долга.       — Меньше всего на свете я хочу, чтобы он жил со мной из чувства долга! — рявкнул Ким, снова цепляясь пальцами за выщербленную столешницу с такой силой, что костяшки побелели.       — Так поговори об этом с ним! Пи’Ким, ты вроде взрослый человек, муж, отец, профессионал, даже не в одной сфере, так какого хрена тебя кроет на пустом месте? Подумаешь, пи’Че другого человека потрогал. И вообще, что за ебаная биполярочка у вас обоих: я готов на все, чтобы ему было хорошо, но стоит Че или пи’Питу сделать шаг в сторону, и вы чуть ли не с цепи срываетесь?       — Я помолюсь в храме при случае, чтобы ты, пиздюк наглый, этого никогда на своем опыте не понял, — сейчас Ким выглядел откровенно пугающе: с приподнятой в оскале верхней губой, злыми темными глазами и подавляющей, темной аурой — уже не певец и сладкоголосый айдол, а сын мафии, вышедший на охоту.       — Брейк, — снова вмешался Бен, разнимая на этот раз младшего брата и приемного дядю. Кинн отстраненно подумал, что его старшему ребенку, обладающему покладистым и миролюбивым характером и внешностью шкафа с антресолями, идеально подходит роль главного семейного арбитра.       — Так, заткнулись, обиженки! — Пакин грохнул кулаком по столу, привлекая всеобщее внимание. — Во-первых, Ким, признайся перед Че, что ты мудак и что больше так не будешь. Ты реально перегибаешь со своим собственничеством. А ты, — Пакин повернулся к Вегасу и обличающе ткнул в него пальцем: — Устрой своему сахарному муженьку хороший отдых наедине. Он заслужил, раз до сих пор терпит твое вечно недовольное хлебало на соседней подушке.       — А сам-то, Пакин? — пропел Ким бархатным мурлыкающим тоном, в который раз доказывая, что не зря ест свой хлеб и умеет играть на публику ничуть не хуже профессиональных актеров, перестраивая поведение на ходу: — Кто пару недель назад ходил злой и недовольный, потому что График неожиданно увлекся фотками с Дайкунем и стал стабильно из дома пропадать? А та истерика по поводу детей вообще в семейные анналы войдет, Кинн и Винтер не дадут соврать.       — Завали хлеборезку, пожалуйста, — отозвался Пакин, складывая руки на груди в защитном жесте. — Я не виноват, что этот смазливый мальчик-картинка пиздит моего мужа прямо у меня из-под носа.       — Мне поговорить с Дайкунем? — вмешался подошедший к их столику Тайм.       — Ты тут откуда? — удивились мужчины, а Винтер спокойно кивнул гостю на свободное место за столом рядом с Пхайю.       — Я позвал. У него тоже сейчас не все гладко, идеальный член нашего спонтанно организованного клуба разочарованных в своих половинках мужиков.       — Да, особенно, ты тут к месту, — съязвил Вегас, подкалывая племянника, который в свои тринадцать стабильно увлекался только байками, машинами и английским, открещиваясь и сбегая от любой девочки, пытающейся познакомиться или сойтись поближе.       — А я тут типа организатора и знамени в одном лице. Вам же нужен кто-то с незамутненным виденьем, — не растерялся Винтер, ничуть не обидевшись на мелкую нападку дяди. — Кстати, было бы любопытно послушать проблемы остальных. Пока мы выяснили только что пи’Ким не умеет держать свою ревность в узде и считает себя недостойным Че, пи’Вегас до сих пор не верит любимому мужу и отцу аж двух своих детей, а пи’Пакин бесится, что внимание его мужа утекает на детей, собаку и друга семьи. Кто дальше перехватит волшебную палочку жалоб и предложений?       — Скай вместе с Рэйном хотят съебать в Лопбури на долгосрочный проект, — высказался Пай, до этого молча наблюдавший за перебранкой Тирапаньякулов. — У меня завал с поставками, я точно не успею выбраться даже на неделю, не то что на три с половиной месяца, а Пхайю сейчас по уши в делах Пакина и семейного трека.       Пхайю кивнул, хмуря густые черные брови. Оба друга с годами стали выглядеть еще более мужественно и привлекательно, приличная доля взглядов посетителей с первого этажа ресторанчика и краснеющих официанток припадала именно на них. Хотя ни один из мужчин за столом не мог считаться некрасивым, все в той или иной мере улавливали перешептывания и раздевающие взгляды.       Дослушав Прапая, мужчины уважительно помолчали, обдумывая непростую ситуацию. Даже Ким с Вегасом притихли, невидящими взглядами уставившись в свои бокалы. Шутка ли — расстаться с мужем не на неделю-две, а на несколько месяцев. Да и Скай с Рэйном вряд ли могли считаться тихонями и скромниками, Пхайю уже как-то признавался за бокалом вина на чьем-то дне рождении, что отчаянно и глупо ревнует мужа к студентам и даже профессорам, а Пай так и вовсе трясся над Скаем, как над стеклянным, ибо однажды они уже оказались на краю разрыва из-за его попустительства.       — Сайфа работает, как ломовая лошадь, вообще меня не слушает. Забыл уже, когда в последний раз вместе засыпали или просыпались, уже не говорю о чем-то большем, — выложил свою проблему Форт. Годы хоть и оставили на нем свои следы, но пятидесятишестилетний мужчина все еще оставался привлекательным, импозантным, харизматичным и, судя по словам в сопли пьяного Сайфы, которого Кинн как-то подвозил из бара Йок после развлекушек с Танкхуном, весьма активным в постели.       — Танкхун постоянно дергается и плачет из-за Пака. Мечется, как его карпы, аж смотреть больно. Под конец дня на этом ебаном треке я мечтаю только о душе и сне, но вместо этого приходится выслушивать тонны сомнений, истерик и внутреннего раздрая. Я люблю его больше жизни, я осознаю свою ответственность перед ним, Саем и Паком, но мне пиздец как тяжело, — в непривычно экспрессивных, грязных, режущих слух выражениях выложил свою проблему Чай, прикрывая воспаленные от постоянной работы и недосыпа глаза. Собравшиеся за столом вновь притихли, укладывая в голове новую информацию и заодно выражая скупую солидарность товарищу.       — Я дрочу в душе почти каждый вечер и пытаюсь подогнать ползущее улиткой время, потому что, как только вхожу в спальню, вижу в моей постели любимого человека, которого мне пока трогать нельзя, — признался Бен, без страха и стыда глядя Кинну в глаза в качестве напоминания об их недавнем споре и откровенном разговоре. — Я люблю Вениса и никогда от него не откажусь, но постоянно держать себя в узде невыносимо выматывает.       — Тэ загоняется из-за того, что набрал пару килограмм. Он по линии отца склонен к полноте, теперь бесится и торчит в зале часами. И не слушает, когда я повторяю, что мне все нравится и я обожаю его появившиеся щечки и мягкий живот. Серьезно, он такой мягкий и уютный, с ума сойти можно, а бедра и задница — вообще улет, спал бы на них сутками, но он меня вообще ни в хуй не ставит и постоянно то в зале пропадает, то на диетах сидит. И возраст. Он все время смотрит в зеркало с такой тоской, будто у нас не восемь лет разницы, а все двадцать восемь, — пожаловался Макао и сжал зубы чуть ли не до скрипа.       — Вот завали сейчас, пожалуйста, окей? — бурно отреагировал Форт, неприязненно поморщившись, так как Макао умудрился проехаться с разбега по его давним больным мозолям. — Это нереально сложно: просто жить и не думать, что у вас настолько большая разница. И что ты уже старый и страшный, а он — в самом расцвете сил и возможностей.       — Поддерживаю. Мне, конечно, до вас с Сайфой далеко, но Граф так-то на десять лет младше, и это ощущается. Особенно, когда всякие там светские стервы и искатели приключений на жопы пялятся на него так, будто сейчас накинутся и трахнут у меня на глазах, — поддержал родственника Пакин.       Они с Графиком встречались с семнадцати лет последнего, окружающие просто привыкли к тому, что эти двое неразлучны, но внутренние проблемы и сомнения Пакина от этого в воздухе не растворились. Граф из смазливого худенького вечно болеющего подростка вырос в привлекательного, аристократичного, грациозного мужчину, так что Пакин действительно иногда ревновал его к партнерам или даже к собственному кузену Фавису. У Форта с Сайфой дела обстояли еще сложнее — шестнадцать лет разницы давали о себе знать, и старший мужчина все чаще смотрел на мужа с затаенной печалью и сомнениями.       — Я его люблю! — упрямо вскинул подбородок Макао, демонстрируя типично тирапаньякуловский жест, очень схожий с мимикой Вегаса и Кима. — Мне похуй, сколько ему лет и есть ли у него эти долбаные бочка, я его вообще не за это полюбил. И Сайфа с Графом, я уверен, тоже вас ценят не за это.       — Брейк, господа, — в очередной раз разнял всех Бен и пригубил прохладное пиво из высокой прозрачной запотевшей кружки. — Пи’Тайм, твоя очередь.       — Дайкунь мне не верит. Понимаю, что прозвучит странно после того, что было с Тэ, и я заслужил его недоверие. И все-таки…. Я позвал Кунь-эра замуж неделю назад. Он сказал, что подумает, и, блять, думает до сих пор. Сука, я с ума схожу от того, что он с минуты на минуту решит, что ему со мной не упало, и свалит в закат, а я останусь без него и с журналами этими блядскими, где он через разворот в этих галстучках и костюмах… — Тайм сгорбился и запустил руки в волосы, вороша темные густые пряди. От него широкими волнами, ощутимыми кожей, расходились сомнения и страх.       Кинн, с одной стороны, мелко злорадствовал, все еще помня впавшего в депрессию Тэ после того, как Тайм выложил в сеть их интимные фото и видео, опозорив тогда еще Чайсита на всю страну и подорвав его тщательно лелеемую репутацию***. А с другой, как мужчина, который и сам долго не мог решиться сделать любимому человеку предложение, сочувствовал и хотел как-то выразить бывшему близкому другу поддержку.       Из не высказавшихся за столом остались только Винтер, Тхи и сам Кинн. Хмыкнув, мужчина доложил, подчиняясь установившемуся негласному протоколу:       — У меня все в норме, кроме того, что Порш в последнее время чаще возится с детьми и делами, чем со мной. Я пытался поправить положение, но не вышло, мы тонем в этих сраных накладных и договорах, я почти его не вижу. Встречаемся разве что в постели, вымотанные и злые после целого дня общения с идиотами. Устал так жить. Еще и эти мелкие из нового набора пялятся на него, как на ожившего бога. Порш ни разу мне повода ревновать всерьез не дал, но бесят страшно.       Все взгляды скрестились на Тхи. Мальчик гулко сглотнул, отпил лимонада, который для него предупредительно заказал Винтер, откашлялся и проговорил:       — Луна теперь даже не смотрит в мою сторону. Я не знаю, что сделал не так. На сообщения она почти не отвечает, редко выходит в сеть и постоянно в школе ходит с этими двумя девочками, я даже издалека поговорить с ней не могу.       Все вновь ненадолго замолчали, обдумывая проблемы друг друга и методы их решения.       — Пол очень хочет моего кровного ребенка, — Арм прихватил еще один стул и с трудом втиснулся втиснулся между Таймом и Беном, беззастенчиво отпивая из бокала последнего. — Уже даже клиники гуглил, где это можно организовать. Нашей дочери четыре! Всего четыре, мля…       — Ты не готов к детям? — уточнил Кинн, впервые слыша о подобных загонах своих доверенных сотрудников и друзей. Те жили тихо и скрытно, хоть и в шаговой доступности, так что видеть Арма настолько подавленным и разбитым было для него в новинку.       — Да. Нет. Не знаю. Было бы круто, но я не… я не уверен, что моей любви хватит на моего. У Огонька глаза и губы Пола, мне ее просто любить, потому что я вижу в ней его. А этот ребенок… я не уверен.       — Эй, стоп, пи’Арм, стоп. Когда в нашей семье вообще дети по готовности обоих партнеров появлялись? Два раза? Три? — слышать эти слова от Винтера было особенно иронично. — Не ссы, все нормально будет. Поговори с ним на эту тему, открыто. Он же не дурак и не тиран — делать то, чего ты действительно не хочешь. Просто подумай об этом на досуге, примерь ситуацию на себя, я не знаю.       — А если Фаер начнет ревновать?       — Ага. Типа, к нам не ревнует, а к нему или к ней начнет. Не загоняйся, пи’Арм, у нас уже есть опыт разборок с ревностью к родителям, хиа’ не даст соврать.       — Засранец и язва, — фыркнул Бен и ласково взъерошил брату волосы, растрепав отросшую по двум сторонам от лица челку.       — Итак, давайте просуммируем и подумаем, что можно сделать, — Винтер встал, чтобы придать себе большей серьезности и важности.       — Кхм, простите, вы ведь пи’Вик? Можно, пожалуйста, автограф? — к Киму подошли три хихикающие и переглядывающиеся девушки от семнадцати до двадцати двух лет на вид.       Самая смелая тронула плечо предполагаемой жертвы, от чего тот дернулся и чуть не перетек в защитную стойку. Разобравшись в ситуации, Ким едва заметно скривился, кивнул, быстро подписал черным маркером протянутые ему чистые салфетки и, сцепив зубы, с фальшивой улыбкой принял многословные, но однотипные комплименты своему необыкновенному таланту и броской внешности.       — Вот, — та самая девушка, что обратилась первой — высокая медовая блондинка с чересчур резкими чертами лица, достала из сумочки свернутую в несколько раз бумажку и вложила в нагрудный карман джинсовой куртки растерявшегося от подобной наглости Кима: — Напиши, если захочешь развлечься, пи’Вик!       — Дай-ка мне свою салфетку на секунду.       Ким улыбнулся так светло и искренне, что на миг Кинн даже поверил, что его брат действительно собрался у них на глазах изменить Че. Но тот, получив обратно свой автограф, не переставая широко и счастливо улыбаться, достал из кармана зажигалку и телефон, сфотографировал контакт девушки в Лайн, позвонил своему менеджеру и по громкой связи попросил заблокировать означенный номер на всех возможных площадках, а саму девушку закинуть в черный список всех его концертов. И на глазах у побледневшей, как мука, фанатки сжег ее номер телефона вместе с автографом, ссыпав пепел в блюдце из-под креветок. Затем показал отшатнувшимся подальше девушкам кольцо на безымянном пальце и улыбнулся самой мерзкой и неприятной из своих улыбок, от которой передернуло даже ко всему привычного Вегаса:       — Любой мой фанат знает, что я женат. Счастливо женат, и последнее, что я буду делать — это изменять мужу с пигалицей, невесть что о себе возомнившей. Планета не вертится вокруг тебя, сладкая. И если я узнаю, а я узнаю, поверь, что ты написала хоть где-то, хоть одно дурное слово в адрес Че, ты об этом сильно пожалеешь. Пошла вон.       — Сука неблагодарная! — выкрикнула девушка, стремительно развернулась и убежала, размазывая слезы по покрытому пятнами стыда личику и громко стуча о деревянный настил высокими каблучками.       Две оставшиеся растерянные подружки низко поклонились, бросили на торжествующего Кима испуганные взгляды и тоже быстро скрылись из виду. Ким хмыкнул и покосился на свой притихший телефон.       — Мой менеджер мне голову за это снимет и будет прав. Но я нихуя не жалею, мне прям сильно легче стало.       — Видел бы тебя сейчас Че, — с мягкой усмешкой ответил Вегас, показывая кузену одобрительный жест.       — Вернулись в конструктив! — звонко выкрикнул Винтер, тревожно поглядывая на смарт-часы на левой руке. — Так, давайте по очереди. Пи’Форт, пи’Сайфа же красивый?       — Да.       — Умный?       — Конечно.       — Импульсивный?       — Не особо. Скорее, осмотрительный.       — Так какого ты так загоняешься, что он тебя не любит? Я его знаю, ты его знаешь, и поверь, если бы он тебя не любил, мы бы оба это уловили. И выкинь уже эту токсичную хрень про возраст из головы, в конце концов, не будь у вас такой большой разницы, играть в дэдди-кинк было бы сложнее.       Форт поперхнулся воздухом и закашлялся, стремительно краснея. Вегас, как раз хлебнувший из бокала Пакина, перегнулся через ручку стула, пытаясь прокашляться, а Пхайю ушел в прострацию, разом узнав много неожиданного и нового о младшем брате.       — Что?.. Лучше надо двери в подсобку закрывать, особенно когда гостей ждете, — отмахнулся Винтер, явно не видя в сказанном большой проблемы: –Так, ладно, дальше. Пи’Пай, пи’Пхайю, я понимаю, что ваши мужья те еще шила в заднице, но разве не за это вы их полюбили? Только прикиньте, какой шикарный будет секс после длительного вынужденного расставания. Ну и никто не мешает вам на выходных мотаться в Лопбури, снимать гостиницу и отводить душу. Временная проблема, вы точно справитесь, я в вас верю.       Винтер ободряюще улыбнулся во все тридцать два скупо кивнувшим на его слова задумчивым, серьезным мужчинам и в упор уставился на Пакина.       — «Молодой» счастливый папаша, постарайся не охуевать в ближайшее время. Я понимаю, и тебе, и Графу жесть как тяжело освоиться с новой ролью, тем более, если это два маленьких ребенка и щенок. Но ты сам все это заварил, так что собери яйца в кулак. У вас много помощников и надежная опора в виде твоей семьи и нас. И перестань ревновать к Лю-гэ, он — точно боттом и тебе вообще ни разу не соперник. — Винтер практически сразу повернулся к Вегасу и выпалил: — Пи’, не обижайся, пожалуйста, но ты ебнутый вкрай. Ты любишь Пита. Пит любит тебя. У вас двое детей. Двое, бля. И ты все еще думаешь, что человек, который ради тебя выбрался из комы, следит за твоей охраной день и ночь и разрешает тебе все эти стремные штуки вроде наручников и плеток, тебя не любит? Разуй глаза! Мне нужно будет обить пороги всех храмов города, чтобы вымолить такую же крепкую и сильную любовь.       Кинн несдержанно фыркнул, узнавая в Винтере Порша — все же отец и сын имели не только внешнее, но и внутреннее сходство, тогда как Саммер унаследовала от Порша только внешность, а вот характер и умение больно жалить словами достались ей от матери и Кинна. Винтер без паузы повернулся к Макао, окинул его долгим красноречивым взглядом и широко, шкодливо улыбнулся.       — Трахни его перед зеркалом. Заставь смотреть на то, какой он, как движется и как выглядит. Покажи, что хочешь его любым буквально.       — Где ты этого набрался только? — для проформы возмутился Макао, взгляд которого моментально стал темным и задумчивым. Он оценивал перспективы и последствия подобного совета, и, судя по расширившимся зрачкам и изменению позы на более закрытую, мысль Винтера пришлась ему по вкусу.       — У всех вас по чуть-чуть. Пи’Чай, с твоей ситуацией так или иначе придется разбираться всем нам, но ты, главное, помни: пи’Кхун хоть и драма-квин, но он твоя драма-квин. И Пак вас обоих любит, а значит, вы вместе со всем справитесь, а мы поможем, чем сможем. Хочешь, например, я сам с ним сидеть буду? Или попрошу Чоко, он пи’Кхуна замотает с зоопарком и зверушками? Подумай об этом, ты в любом случае не в одиночку со всем борешься. Эм… пи’Тайм, мне кажется, вполне разумно, что Лю-гэ тебе не верит. Ты же… ну, та история с пи’Тэ и правда дурно пахнет, да и твой списочек любовных похождений доверия не внушает. Попробуй еще разок поговорить с ним о том, что чувствуешь. Лю-гэ хоть и выглядит, как светская сучка, на деле очень чуткий и ранимый. Ему сложно доверять кому-то, но вы вместе больше года продержались, а это уже своего рода показатель. Не обижайся на него, он правда пытается тебя принять и понять, я это точно знаю. И не дави на него, так точно будет хуже.       — Поддерживаю, — встрял Макао, с долей сочувствия поглядывая на Тайма. — Тэ меня любит, я это знаю и чувствую, но он меня очень долго с полноценным браком прокатывал. Каждый раз как бритвой по сердцу, думал уже бросить все и оставить так. А потом он сам кольца нашел и предложил мне выйти за него. Я в тот день думал, что сдохну от счастья. Так что мой тебе совет: просто не сдавайся.       Тайм потер подбородок, залпом допил пиво, скрывая за ободком бокала потемневший взгляд и протянул кулак в сторону Макао. Тот, подумав, повторил жест, закрепляя негласный договор о перемирии. Винтер меж тем от души треснул брата в плечо:       — Хиа’, ты круто держишься, мы с Саммер и папами тобой гордимся. Можешь спросить у пи’Тэ, он знает пару прикольных магазинов, вдруг подыщешь себе чего разнообразнее руки.       Бен согласился и благодарно погладил Винтера по голове. Мальчик без колебаний повторил этот жест в адрес Тхи, который сидел по левую руку от него.       — Мы с Сам поможем тебе встретиться с Луной. Тебе нужно было прийти сразу к нам, а не к пи’Киму, но я от всей души рад, что вы с ним смогли преодолеть прошлые разногласия и сдружились за это время.       Тхи робко улыбнулся, с легким восхищением глядя на уверенного в себе, спокойного и рассудительного Винтера. Кинн и сам залюбовался сыном, пока тот не поймал его взгляд своим. Глаза мальчика смеялись, хотя голос оставался серьезным:       — Папа, найди пи’Тэ, как и хиа’. Наверняка у него в ассортименте есть достойные приблуды, для взрослых же это важно. И научись уже делегировать обязанности, полный дом людей, а работаешь только ты.       — Эй! — возмутилось сразу несколько голосов, но тут Макао поднял руку и попросил тишины, во все глаза уставившись на Винтера.       — Погоди, малой. Повтори, что ты сейчас сказал? В смысле у моего мужа в ассортименте есть разные приблуды?       Атмосфера неуловимо изменилась. Большая часть людей подобралась и прислушалась, стараясь не упустить ни слова, так как оговорка мальчика в той или иной мере насторожила всех.       — Пи’Тэ — совладелец крупного магазина игрушек для взрослых, чего-то там с «Дом…» в названии. Уже года четыре как, я думал, ты знаешь.       Судя по ошарашенному лицу Макао, тот даже не догадывался. Винтер переменился в лице, обошел стол, сочувствующе похлопал молодого мужчину по плечу и знаками показал официантке, чтобы принесла чего-нибудь покрепче пива. Макао залпом выпил рюмку текилы, фыркнул от вкуса и ощущений и с какой-то совершенно детской, искренней обидой посмотрел на Вегаса, по старой памяти ища в старшем брате поддержку. Тот пристыженно отвел взгляд в стол.       — Так ты все знал… Знал и нихуя мне не сказал, хиа’!       — Я думал, ты в курсе. Зачем говорить то, что и так очевидно? — попытался защититься Вегас, но всем собравшимся стало понятно, что ему стыдно и неуютно.       — Нет, хиа’, я тебя знаю столько, сколько вообще живу. И сейчас тебе стыдно, потому что мой лис специально попросил тебя мне ничего не говорить. Почему? Почему я не должен был знать? Как он вообще туда попал?       — Заебывал людей с их сайта, чтобы помогли правильно подобрать ваши первые игрушки. Это я посоветовал ему тогда попробовать подъехать к тебе с другой стороны, — неожиданно подал голос Ким, рассеянно колупая пальцем пепел, оставшийся от неудачного автографа. Покосился на Тхи и закончил вполне мирным и сглаженным: — Дядя Кан же добротой и участием не отличался… ну ты понял*.       Кинн почувствовал, что его аккуратно потянули за рукав пиджака, и послушно наклонился к Тхи, который сделал большие удивленные глаза и тихо уточнил:       — А зачем взрослым игрушки?       Кинн смиренно посчитал про себя до десяти и заговорил, тщательно подбирая слова:       — Иногда взрослым людям нужно… расслабиться наедине. И для этого они используют разные штуки, которые называются игрушками для взрослых. Есть специальные вещи, которые имитируют интимные органы человека или все его тело целиком. Есть красивая или откровенная одежда, напрямую влияющая на возбуждение. Есть игрушки на батарейках, которые вибрируют или перекатываются. Их очень много, в зависимости от запроса.       — Разве использовать их плохо?       — Нет. Совсем нет. Это очень помогает в семейной жизни, вносит разнообразие и новизну. Но есть и такие игрушки, которыми можно сделать немного больно.       — Зачем делать больно тому, кого любишь?       — Это тоже часть игры, — подобрался ближе Бен, помогая взопревшему от напряжения Кинну со сложной темой. — Некоторым людям нравится, когда им чуть-чуть больно в процессе. Это не плохо, оно просто есть. И чтобы сделать процесс безопасным для всех участников, существуют специальные штуки, которыми торгуют в магазинах для взрослых.       — Тогда получается, что муж кхуна Макао не совершил ничего плохого, почему тогда кхун Макао так сильно злится?       — Потому что Тэ ему об этом не сказал. Макао злится не из-за факта наличия доли в магазине, а из-за того, что Тэ ему недоговаривал, — объяснил Кинн, краем глаза наблюдая за тем, как Макао злобно шипит на оправдывающегося Вегаса.       — Теперь я понял, спасибо, — мальчик слегка поклонился, благодаря за пояснения. Кинн украдкой вытер пот со лба и показал Бену большой палец, так как старший ребенок уж очень вовремя пришел к нему на помощь.       — Теперь ты, пи’Ким, — вернул всех в конструктив Винтер, прерывая жаркие обвинения и неумелые оправдания представителей побочной семьи. — Сейчас ты выйдешь из этого ресторана, пройдешь чуть дальше по набережной влево, зайдешь в ресторанчик с желто-оранжевой рыбкой на фронтоне, найдешь там Че и засосешь прямо при всех, резко забыв о том, что вы оба медийные личности. Давай, топ-топ.       — Стой. В смысле? Откуда ты знаешь, что Че там?       — Пи’Ким, ты долбоеб, отвечаю. Это именно тот ресторан, где ты в прошлый раз ловил Че. Там еще отец с сыном работают, здоровые такие, загорелые.       — Откуда ты знаешь?..       — Потому что моя близняшка сидит сейчас там и точно так же, как и я, слушает нытье ваших женушек. И пока они справляются лучше вас, — Винтер с намеком покачал рукой со смарт-часами.       — Блять… — первым в сторону соседнего ресторана, как ни странно, рванул Тайм. За ним в ускоренном режиме, бросив на стол пару купюр крупного номинала, последовали Вегас и Пакин, плечом к плечу. Форт, Пай и Пхайю вышли втроем, Ким с Макао и Чаем тоже спустились одновременно, переговариваясь на ходу. Бен обнял Винтера за плечи и тоже двинулся вниз. Кинн встал, расплатился за заказ, накинул щедрые чаевые, извинился перед официанткой за пепел, оставленный Кимом, и окликнул замешкавшегося Арма:       — Послушай, я знаю, что ты сомневаешься, нужно ли оно тебе вообще. Я буду рад подержать на руках не только ребенка Пола, но и твоего. У него будут отличные гены, два любящих отца, старшая сестра и куча бабушек, кузенов и дядь. И если с вами вдруг что… мы вырастим их, как своих, Арм. Это я могу тебе пообещать.       — Спасибо, — глаза технаря сверкнули влагой за линзами извечных очков. Он осторожно протянул руку, будто сомневаясь, имеет ли на это право, и легонько похлопал Кинна по плечу. Кинн проводил широкую спину друга взглядом и поманил к себе Тхи, на всякий случай попросив молчать о том, что тот узнал за столом, но мальчик и без того был не из трепливых, а на просьбу Кинна так и вовсе махнул рукой и осуждающе, совсем как взрослый, посмотрел, даром что снизу вверх.       — Конечно не расскажу, я ребенок, а не идиот. Вы же напишете, когда можно будет увидеться с Луной?       — Разумеется. Сообщим через Винтера или Кима, скорее всего. И ты ей точно нравишься. Просто вам нужно обо всем серьезно поговорить.       — Я уже понял. Слишком много проблем у вас всех от того, что вы вовремя не поговорили.       На улице, чуть выше по набережной, стояли подозрительно знакомые черные тонированные машины, рядом с которыми курили подозрительно знакомые водители, Кинн каждый день видел их на нижних этажах комплекса. Прямо посреди тротуара, на полпути между двумя ресторанами, забив на охающих и ахающих на фоне туристов и фанатов, Ким страстно целовал своего мужа, держа за талию, словно величайшее сокровище. Порче, судя по тому, как обвились смуглые руки вокруг шеи Кима, против вовсе не был, а кольцо в виде скрипичного ключа на нужном пальце задорно блестело на ярком солнце и лучше любых слов доказывало, что ничего предосудительного с точки зрения общественной морали эти двое не совершали.       Вегас что-то увлеченно шептал на ухо Питу, поглаживая его спину и талию и периодически целуя в шею. Пакин кружил Графа вокруг своей оси, пока тот смеялся и смотрел на мужа сверкающими от детского, незамутненного восторга глазами. Прямо за спиной Кинна Бен пригреб к себе под бок умиротворенного Вениса с припухшими от плача веками, Тэ у машин что-то сдавленно лопотал в объятиях Макао, а тот укачивал его, изредка целуя платиновую макушку или красные щеки. Танкхун целовался с Чаем хоть и неглубоко, но долго, что уже доказывало, насколько прозрел последний после разговора с наглым, язвительным и во всем правым Винтером. Сам же ребенок спокойно общался с сестрой, склонив голову к ее уху.       Тайм пошептался с Дайкунем, модель ответил нежной, ломкой улыбкой и поцеловал партнера в плечо сквозь рубашку, очень аккуратно и трогательно. В ответ Тайм расцвел и повторил поступок Пакина. Форт целовал руки сильно смущенного таким вниманием Сайфы, Пхайю в сторонке зажал Рэйна, а Пай — Ская. Арм и Пол удалились в машину, крепко обнявшись и воркуя по пути, а Кинн наконец увидел выходящего из ресторана последним Порша. Увидел и в который раз потерялся в пространстве и времени, жадно следя за текучими, плавными движениями, дурашливой улыбкой и самыми красивыми глазами, какие только видел в своей жизни. Почувствовав мягкий толчок в спину сразу от двух рук разного размера, Кинн сделал пару шагов вперед и поймал мужа в объятия, прижимая к себе и долго выдыхая в теплую шею, чтобы сразу после этого пропитать легкие неповторимым запахом Порша и пьянящим ароматом лаванды.       — Люблю тебя, кот. И мы воспитали монстров.       — Я тебя тоже. Совершенно согласен, — ответил Кинн и минут на пять выпал из мира, целуя суховатые губы и толкаясь языком как можно дальше в попытке уловить и забрать себе даже самые мелкие отклики супруга. Наконец, с трудом оторвавшись от столь увлекательного занятия, он прислонил лоб ко лбу Порша и зашептал: — Я исправлюсь, малыш, я тебе обещаю. Кофе в постель, подарки, отпуск, где захочешь. Не сейчас, но через пару недель точно. Хочешь, снова к Чонам слетаем, посмотрим Корею как туристы не только зимой?       — Кинн, стой, подожди. Мне не нужны пляж, солнце и море, чтобы чувствовать себя счастливым. И корейские достопримечательности, при всем моем к ним уважении, тоже не так важны. Только ты. Мне не хватает тебя. Можем тупо в спальне запереться на пару-тройку дней, главное, вместе и без всех этих надоедливых дел и бумажек.       — Прости меня. Я исправлюсь.       — Я тоже. Мне очень жаль, что я часто сбегаю к детям, ты же знаешь, сейчас я наиболее свободный актив после Кхуна, так что…       — Я не злюсь. Я бы никогда не стал на это злиться, это же дети. Кстати, Арм и Пол вроде бы готовы к еще одному.       — Знаю, Пол сказал. Мы попросили его не давить на Арма с этим, но ты бы видел его глаза.       — Арм боится, что не будет достаточно любить второго малыша, потому что Фаер похожа на Пола, а этот ребенок точно не будет.       — Сказал человек, который носит на руках и кормит енота Чоко, поет колыбельные Люци, создал для Вениса трехмерную модель солнечной системы и научил Бена кодить? Да, точно не сможет. Чужой же ребенок, ага.       — Не дави на Арма, ему и так сейчас несладко.       — Я знаю. А еще я знаю, что он не против малыша, просто немного боится. Как боялся я, когда показывал тебе документы на Бена или ДНК-тест близнецов.       — Порш, ты же знаешь, я бы их не обидел…       — Не обидел. Но мог бы и не принять. А в итоге моя маленькая дочь в минуты опасности позвонила именно тебе, потому что верила, что их отец — ты. Что ты поможешь и защитишь, — Порш прижал два пальца к своим губам и коснулся ими щеки Кинна, повторяя милый памятный жест своих родителей. — Самый лучший муж, отец и начальник.       — Оставьте свои ролевые игры до дома, я и так сегодня херни наслушался на год вперед, — с осуждением цокнул Винтер. Кинн не глядя протянул руку назад, цапнул сына за ухо и несильно потянул. Тот протестующе замычал, зафыркал и попытался укусить отца за ребро ладони. Кинн рассмеялся и легко притянул Винтера к себе, целуя пахнущую солнцем и цитрусами макушку. В шаге от него Порш точно так же тискал улыбающуюся от уха до уха Саммер. Наклонившись к сыну, Кинн зашептал со всей возможной убедительностью, что в нем нашлась:       — Ты малолетний язвительный засранец, и твоя сестра походу недалеко от тебя ушла, но я хочу сказать вам спасибо от лица всех нас. Ты молодец, Винтер, я тобой горжусь.       — Я знаю, пап, — Винтер вскинул голову и потерся щекой о щеку Кинна. — Мы вас всех тоже очень любим и не хотим, чтобы вы ругались из-за такой хуйни, как бумажки, ревность, возраст или сомнения в своей привлекательности.       Кинн согласно промычал и протянул руку к Поршу, зажимая детей между собой и супругом и замыкая тем самым семейный круг. Бен, что показательно, предпочел остаться с Венисом, только издалека рукой помахал, мол, я тут, все в порядке, обнимайтесь и дальше.       Проблем было целое море не только у Кинна, но подобная встреча не прошла зря для них всех. Кинн действительно испытывал горячую благодарность к своим выросшим детям и даже задумался о том, чтобы купить что-то ценное в подарок. В конце концов, после всего сказанного за столом Винтер и правда заслужил небольшое поощрение. Однако он и подумать в тот момент не мог, что подарок сыну получится совсем не физического толка.