Из темноты

Сумерки собирались из-под щелей в прогнивших досках деревянного пола. Они выглядывали из приоткрывшейся дверцы шкафчиков и выбегали толкаясь и сбивая друг друга, спеша обрести долгожданную свободу за мучительный день. Солнце испепеляло порождений своего отсутствия, а под вечер виновато краснело, зная, что подземные твари выходят на свободу. Вечер был их любимым временем. Красноликая девушка, грустно смотрящая с высоты горных вершин, одиноко покидала свою излюбленную местность Земли. Страна Восходящего Солнца была так прекрасна и удивительна, что Тайё полюбила всех жителей этой местности, с их обычаями и культурой. Она дарила нежные, невесомые поцелуи своего тепла, и гладила оплодотворенную жизнью растений, почву. Японцы с трепетом относились ко всему живому, боготворили и с благодарностью принимали все дары своих господ. Морская гладь распростертая выше гор, обитатели которой имели крылья и могли дотянуться до благодатной девы, восхищали, а порой ужасали местных жителей. Деревенька в глухой и малоизвестной местности обрастала, словно плющом, своими легендами и сказаниями. Молодежь смеялась над страшилками, которые рассказывали им родители, а те, в свою очередь, лишь качали головой. Задетые чувства нервно царапали родительское сердце, заставляя переживать за наивных птенцов еще сильнее. Ведь это не сказки, такие мрачные как сон, и реальные как явь. Страшилки о чудищах, обитаемых в тишине лесов, таящихся на болоте монстрах, горных духах и демонах. Даже смелые и опытные воины содрогались от рассказов старейшин о тварях, бродящих среди людей. Они мало чем могут отличаться от привычного образа человека, и различить кто перед тобой бывает очень непросто. Маскировка этих порождений тьмы удивительно точна и хороша. Они могут вкушать с тобой трапезу, смеяться над пьяными шутками твоих друзей, чей разум затуманился от злощастных напитков. Казаться совсем безобидными, вторгаясь в разум и внушая доверие ни о чем не подозревающей жертвы. А после, когда подойдет очередь обеда, утащат за собой в царство теней, снимая плоть с костей и пожирая. Нечестивые твари любят глумиться над слабовольными и разнузданными людьми. Монстров привлекает похоть, жадность, чревоугодие и другие грехи, что омрачают разум человека. Так пред ними предстает лакомый кусочек мяса, ничем не отличающийся от обычной человеческой еды. Для порождений зла нет понятий жалости и сострадания. Они всегда голодны и хотят есть. Их жажда страха, ощущения теплой крови в пасти, крики и мольбы о помощи, услада для ушей, языка и глаз. *** Сумерки словно черви копошащиеся в разлагающемся трупе, наполняли пространство. Красноликая дзёсэй окончательно отвратила свой взор, уступая место желтоглазой ночи. Ее загадочные черные веки открылись и взирали свысока, освещая путь стражам тьмы, лунным сиянием. Серебристая луна, подобно зеркальцу, в которое красовалась многоглазая и многоликая Ёру, повисла над скрытной деревушкой, становясь единственным источником света. Вдалеке послышались крики какого-то животного, или чего-то, что было живым. После наступления темноты, повсюду вылуплялись словно птенцы из скорлупы яйца. чьи-то глаза. Они пялились и непристойно смотрели на людей, спешащих по своим домам, зазывая отпрысков с собой. Словно непослушные, упрямые щенята смеялись и скалились вслед отцам, юные кохай, не обращая внимания на предупреждения старших. Смелые и глупые уходили на ночевку в лес, дабы доказать и показать на деле свою отважность. Но возвращались уже не те, что были раньше. Странные вещи происходили с бесстрашными глупцами. Будто помешанные, те без умолку твердили и слепым взглядом таращились вслед лесу. Их разум похищал страх, говорили старшие. За свою дерзость перед высшими созданиями маленькие глупцы платили несчитанную плату. Они лишались здравого рассудка, постепенно увядая и превращаясь в немых насекомых, неспособных на осуществление обычных человеческих потребностей. Насекомые и растения, в которых превращались кохай становились тягостным грузом или наказанием за грехи родителей, что те совершали в прошлой жизни. Не живые ни мертвые, они тупо смотрели глазами чудовищ, что пожирали их разум в роковую ночь. Порождения тьмы поселялись в детей и наблюдали за окружением своих будущих жертв. Выведывали новые тайны, а ночью докладывали остальным собратьям. Юкайо видел этих созданий, а они видели его. Перешептываясь и стеная, ползая на стенах и потолке, словно сороконожки и пауки. Твари издавали странные звуки похожие на кваканье и писк, на лаяние собак и мяуканье кошек. Все монстры выглядели по разному, но неизменно было лишь одно. Зримы те были лишь юному Юкайо. Молодой человек, семнадцати лет отроду, не смел рассказывать и даже задавать вопрос своей сестре, почему те создания приходят к нему и отчего их видит только он. Пауки залазили в рот и скрежетали горло, больно кусали язык и начинали забираться внутрь тела. Попытки выплевывать незваных гостей не приводили ни к чему хорошему. Те лишь яростнее вопили и свирепее начинали кусать полость рта, заставляя руки браться на нож и делать надрезы возле горла. Через струйки крови пауки выползали и на какое-то время не беспокоили парня. Сороконожки и сверчки могли общаться человеческим языком, понимая слова юноши, отвечая ему и даже задавая свои вопросы. Пара насекомых ютилась в волосах парня, перебиралась в них и застревала в голове, без возможности выбраться обратно наружу. Они забавно щекотали уши и говорили женскими голосами, напевая причудливую мелодию перед сном. Шестеро друзей мальчика все чаще и чаще наведывались к нему прямо посреди дня. Ранее они могли выходить лишь с наступлением темноты, но теперь, когда те окрепли и стали сильнее, могли побороть страх света. Караку приходил первым, когда Юкайо еще только просыпался на рассвете. Он располагался возле сонного парня и наблюдал за ним, верно любуясь собой. После из неоткуда появлялся Уроги, жизнерадостно улыбаясь и приобнимая брата-близнеца, целуя попутно того в щеку. Любвеобильный парень с нежностью набрасывался, на приходящих в комнату из пустоты, братьев. Секидо злобно кривившийся от проявлений нежностей младшего, все же улыбался получая долю ласки. Айзецу, всегда и всюду следовавший за Юкайо, трепетно обнимал мальчика обрадованный при виде синих глаз, совсем как его и своих братьев. Столько любви, заботы и ласки. Внимания и нежности юноша не получал ни от кого. Даже его сестрица не могла так крепко выражать свои чувства, как это делали его «друзья». Юкайо любил их. Каждого их них. Все шестеро парней, смеялись и шутили, рассказывали истории из жизни других людей, живущих в деревне. Изображали, рисуя карикатуры на обидчиков своего «главного» Хантенгу, ребят, которые издевались над парнем в детстве, когда еще не появился Зохакутен. Он выглядел совсем как Юкайо в свои худшие годы, безрадостного детства. Друзья как могли подбадривали унывающего или хнычущего от обиды Хантенгу, жалели того и ласкали. Самыми добрыми и чуткими созданиями, что видел парень были его друзья, как две капли воды похожие на самого Юкайо. Иногда ему казалось, что тот выдумал их, или вовсе сошел с ума, придумав всю ту историю с воображаемыми «друзьями». Но реальность была обратна здравому смыслу. Тепло рук и жар от горячих поцелуев был более реален, чем звук сердцебиения его милой сестры. Когда молодые люди любили друг друга, сплетаясь телами и даря друг другу приятные чувства, Юкайо не ощущал эту связь действительной. Будто, то было иллюзией или странным сном, бредовым порождением его разума. Обманом. Бредом. Ложью. Его словно пытались обмануть, запутать и растерзать как глупую наивную мышку, что позарилась на сыр в мышеловке. То, что говорила его сестра было неправдой. Он это чувствовал, словно видел насквозь реальное отношение Кэтсуми к нему, его личности. Его презирали, ненавидели и гнобили. Он был отвратителен, несчастен и слаб. Хантенгу страдал от своих пороков, вечных страхов, что селились в его больной голове, пожирая личность Юкайо. Парень боялся, что сестра предаст его. Он ненавидел когда на него долго смотрят, а потом хихикают мерзко шевеля своим гнилым языком. Окружающие были его главным страхом. Тот боялся выйти из дома, видеть снова эти лица, слышать смех и оскорбления в свой адрес, издевки и удары в спину. На языках этих скользких людей словно вырисовывались их слова, будто они показывали ему языки тем самым говоря «какой же ты мерзкий». Хантенгу было страшно засыпать ночью. Ему казалось, что Кэтсуми хочет убить его, чтобы тот не мешал ее счастливой жизни со своим женихом. Парень боялся острых предметов, таких как булавка или заколка, ведь они могли оказаться в руках сестры и убить его. Он не любил когда громко говорили, или начинали ругаться, даже если эти слова были адресованы не ему, Хантенгу весь сжимался и прятался подальше в темный угол, желая слиться с темнотой и раствориться в ней. Он не любил свой рост, тот не был слишком высоким, но мешал казаться совсем крошечным. В отличие от властолюбивого Секидо или красивого, хоть и печального Айзецу, Хантенгу был самым неполноценным. Будто неудачная версия самого Юкайо. Урами выглядел больше всех и был выше двух метров ростом, как увеличенная во много раз грозная и грубая версия Хантенгу. А Зохакутен самым сильным среди всех шестерых ребят. Он обладал особым навыком, умел держать удар и подчинять себе других. Всегда и во всем защищал слабого, не давая того в обиду даже другим пятерым ребятам. *** Парень страдал от боли, гулким эхом проносящимся в сознании, разламывая череп и будто пытаясь раздавить его. Он привык к этим ощущениям, но пытка которая начиналась каждую ночь и заканчивалась лишь под утро, заставляла сжиматься в жалкой позе и лить слезы бессилия, смешанные с отчаянием. Друзья всячески пытались смягчить муки своего Хантенгу, но не имели представления что с ним происходило. Шум в ушах превращался в гул множества голосов, а хороводы сверчков и бабочек, сопровождаемых плясками у костра, и завываниями волка, выглядели ужасающе. Пламя обжигало и оставляло следы ожогов на руках, когда под утро, Юкайо находил возле себя разлитое масло и обугленные останки ткани, чудом не спалившие дом. Откуда приходили хороводы странных насекомых и существ ни один из семерых не знал. И ответить на некоторые вопросы сам себе мальчик не мог. «Почему я вижу то, чего не видят другие? От чего меня так не любят окружающие и сторонятся люди? Чем я заслужил эту участь…» посещали мысли юношу. Словно проклятый небесами тот был обречен на жалкое существование. *** Кэтсуми сегодня была как никогда счастлива. Она резво собирала вещи и напевала чудную песню, что повествовала о юной деве, которая спустя много лет несчастий обрушившихся на нее, обрела свою любовь. Девушке было уже двадцать один и ей повезло найти свою истинную и единственную любовь, своего избранного, любимого, будущего мужа. Младший братишка наверняка будет рад, узнав новость о скором появлении нового члена семьи на свет. Она станет настоящей мамой, а братец будет ее славным помощником, который точно никогда не пожелает ни ей, ни ее семье зла. Милый Юкайо был таким невинным и ласковым с ней, будто котенок стелился к ее ногам, искал помощь и поддержку в ней. Пусть тот и неуклюж и даже пугал временами, но родной братец был на первом месте в жизни девушки. И если бы пред ней встал выбор: Быть счастливой с ребенком и мужем, но потерять брата; или предстать пред вратами ада но держа за руку Юкайо, та непременно выбрала бы второе. Для нее не было ничего, что девушка не смогла бы простить младшему, даже смерть не сможет разлучить ее с ним. Кэтсуми надеялась на радостную и долгую жизнь в кругу близких ей людей. Ее избранник относился к братику, как к кровному родственнику и даже пытался подружиться с пугливым, нелюдимым Хантенгу. Но парень видел это по своему. Ему казалось, что сестра предала их клятву быть неразлучными. Она оставит его одного, а сама станет жить в любви и гармонии, со своей новой семьей. Будто и не было вовсе тех сладких ночей, когда они проводили время вместе, сливаясь в единый организм, чувствую друг друга и обретая одно сердце на двоих. Словно то был славный сон, который сестрица очень ловко решила превратить в кошмар. Сжигая сердце Юкайо и рассыпая пепел над пропастью. Его предали. Обманули. Солгали. Больно. Обидно. Жестоко. Страшно. Одиноко. Холодно… «Холодно, как же мне холодно. Согрейте меня кто-нибудь. Сожгите все вокруг. Разожгите костер, бросьте меня в огонь, пусть пламя лижет кожу и поедает плоть подобно ночным монстрам из сказок. Мне так одиноко, так страшно, так жутко…» Хантенгу уткнулся носом в плечо Зохакутена, пока остальные успокаивали и гладили младшего по голове, утишая. Парень не смел открыть заплаканные глаза, тихо всхлипывая и все крепче сжимая кулак с рукояткой окровавленного ножа. *** Крик, они кричали. Умоляли его пощадить, просили прощения и клялись никогда не делать тому больно, никогда не обижать Его. Но Юкайо не слышал голоса. Они смолкли как только куски мяса стали разбросаны по всему дому. Окровавленный маленький плод, вырезанный из живота его потаскухи-сестры, небрежно валялся под столиком. Кровь на полу впивалась в деревянные половицы и начинала окрашивать дерево в цвет Вечерней Зари. Теплая, нежная кровь стекала по рукаву Юкайо. По локоть окрашивая тонкие, худые руки в багровый цвет. Внутренности двух людей, мужчины и женщины, валялись в беспорядке. Это даже не было похоже на трупы людей, скорее будто перемолотый фарш неумелый мясник уронил из сосуда, в котором должна была обрабатываться будущее блюдо. Свидетелями кровавой расправы стали сотни, нет, тысячи глаз открывшихся со всех строн. С потолка, с тела Юкайо, из щелей, из окон. Они пялились на него, и наблюдали, что же будет дальше. «Холодно. Почему мороз так сильно обжигает мою кожу… Сейчас ведь лето. От чего я чувствую эту усталость, эту боль и ломоту во всем теле. Сил совсем не осталось, еще немного и я упаду замертво… Вслед за моей сестрицей» Жар и температура увлекли тело Юкайо на окровавленный пол. Боль сменилась прохладой в горле, от глотка свежей воды. Несколько пар испуганных и удивленных глаз, подоспевших соседей, уставились на парня, с непониманием осматривая красного цвета комнату. Кто-то стал спрашивать, что здесь произошло, другие заговорили о монстрах, а Юкайо лишь вымолвил глухое: «Ёкай, с семью головами» после ухода в блаженственное небытие. *** Кроваво-красный закат. Снова этот мерзкий цвет мелькал перед глазами. Ну почему все так любят эту уродливую одежду красного цвета? Она совсем некрасива и пугает. Страшно… Уве бесстрастно наблюдал за проходящими мимо него девицами, элегантно размахивающими веером и кокетливо отводящими подкрашенные глазки. Совсем не такие как были той ночью. Настоящие, живые, человеческие. Женские. Красивый, хорошо сложенный молодой мужчина, одетый в красивое кимоно и гордо бродящий по улицам города, приковывал к себе взгляды прохожих. «Какой красавчик, посмотри!» «Откуда он? Может сын богатого чиновника» «А вдруг он странствующий монах, но такой молодой и красивый» Слышались ото всюду женские и мужские возгласы. Очаровательный молодой человек, не обращал на них должного внимания, лишь гордо шествуя к своему новому месту обитания. ("В тот роковой вечер какой-то сумасшедший ворвался в их дом и растерзал словно дикий звер его сестрицу и ее жениха, убив еще не рожденного ребенка. Уве не видел лица преступника, но ужасная картина изрезанных тел впечаталась в память как татуировка на теле. Злой язык что-то шептал про вину и убийцу, что живет в теле Уве, но Секидо быстро присмирял разгневанную память Юкайо"). Это не Его вина. Это не он убийца. Это был кто-то другой. Его руки по локоть испачканные в крови принадлежали не ему. Юкайо не мог совершить эти зверства, это был не Он. Хантенгу жался к шести парням, в надежде укрыться от своих страхов и воспоминаний. Шестеро пар нежных рук обнимали его, языки с иероглифами шептали слова утешения, а дрожь в теле сменилась на приятную тому забытия той страшной ночи. *** Уве обнимал жену и вспоминал свою милую сестрицу Кэтсуми, на которую так похожа его дочурка.