Из темноты

Закат, алый как разлитое на пол вино, что растекается из осколков брошенного неосторожными руками кувшина. Такое сладкое и приятно обжигающее горло. Оно нежно сползает внутрь, дурманя разум и заставляя поддаться своей власти. Оно не отпускает из своих тонких, цепких рук, напевает девичьим голосом песни, и запускает руки под одежду своим пленникам. О, да... Оно любит видеть слёзы боли и удовольствия. Красное как кровь. Кровь плодов винограда, его больших синих глаз. Зеленые листочки опутывают ветки и дожидаются, когда за ними придут. Придут те, для кого они были предназначены. Все эти черные ягоды, тонкие веточки и сладость любви. Сладость поцелуя, который предшествует чему-то большему, чему-то, что под властью алкоголя стало совсем не стыдным и таким желанным. Когда языки сплетаются в чувственном танце, а губы жадно прикасаются друг к другу. Тела, освободившееся от оков одежды согревают друг друга своей страстью. Животным желанием сношаться и безразличным отношением друг к другу. Эти тела не принадлежат своим хозяевам, ими управляет сила большая чем разум человека. Когда красная вода застилает глаза пеленой, а разум больше не в силах кричать, тогда тело становится податливым и мягким. Желанным и манящим. Порой люди совершают жестокие ошибки позволяя вину управлять плотью, почти безжизненной. Алая жидкость наполняет желудок теплом, сливаясь воедино с кровью и костями. Что-то словно закрывает глаза на этот мир, отвлекает от суеты царящей вокруг. Или кто-то. Миловидная, красивая, белокожая и жестокая. Смерть. Она смотрит на тебя своими черными как бездна глазами и улыбается. Обнажает острые как бритва зубки и пялится прямо на почти бездыханное тело. Алкоголь побуждает прикоснуться к красавице. И она совсем не против. Ей нравятся ласки еще живых мертвецов. Она с радостью принимает их в свои объятия и залезает языком в приоткрытый рот будущей жертвы. Поцелуй ее сладко-горький, как вино. Она прекрасна и ужасна одновременно. Ее жаждут на поле битвы и умоляют о пощаде в мирное время. Но ей не нужны слезы жалкого людского мира. Она питается их кровью, плотью и страхом. Демоница гладит по волосам свой новый обед, словно хищник предвкушая вкус желанной еды, наслаждается ее отчаянием и беспомощностью. Она огромная, злая, свирепая паучиха, что обитает на самом дне самого глубокого ущелья. Она заманивает мушек пением и манит к себе обещанием подарить им новую жизнь. Иронично. В надежде стать вольными орлами, мухи сами летят в сети своей гибели. Паучиха усмехается над глупостью безмозглых тараканов, бабочек, комаров и даже более свирепых существ. Она имеет абсолютную власть над миром. И никто не посмеет перечить ее решению. Она богиня этой земли, а богов нужно уважать и почитать. *** Приятная музыка, свет зажженных свечей и круглолицая луна освещает путь молодого человека. Улица наполнена людьми. Все куда-то спешат, о чем-то болтают, смеются, веселятся, улыбаются и лица их выражают лишь счастье и радость. Все. кроме одного. Молодой человек, одетый в красивое кимоно безрадостно оглядывает толпу толкающихся и нелепо смотрящих на него, с искренним сожалением, людей. Кто-то поспешно поклонился и тут же исчез в круговороте. Волосы мужчины спадали ниже плеч, а руки покоились в полах рукавов кимоно. Он старался как можно естественнее выглядеть на фоне этих уродливых, мерзких, корчащих улыбку рож. Они все выглядели до боли живыми. Свирепыми и явно желали тому зла. Он чувствовал это. Все они были лжецами. Изменниками, предателями. Мужчины, женщины, дети, старики. Они питали такую же злобу и ненависть к Макото как и он к ним. Их взгляды скользили по крепкой фигуре и спешно уносились прочь, только столкнувшись с холодом синевы его глаз. Рука крепко сжимала рукоять ножа, а пальцы были стиснуты так, что казалось сейчас поломаются от напряжения. Безрадостно и безучастно оглядевший толпу горожан мужчина, с презрением кинул взгляд вверх. Луна покоилась на своем привычном месте. Ее спутники, тысячи маленьких светлячков-звезд танцевали вокруг нее, словно сами радовались празднику. Какому именно Макото не знал и совсем не хотел об этом думать. Сейчас ему совсем не до этого балагана. Нужно найти новое пристанище и поспешить прочь с оживленной улицы куда-нибудь во тьму. Лишь она была его укромным местом, где тот чувствовал себя спокойно и непринужденно. Словно паук поджидающий свою жертву, он был уверен в безопасности себя и своей тайны. В голову врезались картинки недавнего прошлого. Когда это было? Пять дней назад, пять месяцев или может лет? Как давно Уроги вогнал лезвие в плоть его жены. Сколько времени лежат в земле его дочь и маленький сын. Макото никогда не сомневался в правильности действий Уроги. Никто и ничто не могло убедить Хантенгу в собственных злодеяниях. Руки, что принадлежали Караку, сжимались на тонкой шее девушки, он слышал как ломаются ее кости, слышал как хрипит ее гортань, когда Айзецу печально перерезал ей горло. Хантенгу наблюдал за жестокой расправой за бесчестное отношение этих мерзких подонков к нему. Он был слабым и очень несчастным, никто не хотел проявить хотя-бы немного сострадания к нему. Все только и ждали удобный момент, чтобы наброситься. Ударить, засадить нож в горло, отрезать пальцы рук, раскрошить зубы, сломав челюсть сильным ударом руки. Они все издевались над его бесчестной участью слабака и труса. Никто и никогда не заслуживал бы такого ужасного наказания как Хантенгу. Кто давал право этим уродам надсмехаться и шутить над несчастным? Разве можно обижать слабых и беззащитных? Да, он не столь хорош собой как другие, храбрые, сильные, смелые и воинственные мужчины. Но это несправедливо! Он всегда был жертвой злых людей, что старались позлорадствовать над ним. Его внешность, поведение, цвет глаз, телосложение, волосы, цвет его кимоно, да что угодно могло послужить поводом для насмешек и избиения. Он очень не любил когда его молодая жена старалась намекнуть на странности в поведении своего возлюбленного. Она устремляла свои широко распахнутые, украшенные длинными, пушистыми ресницами глаза, и нежно прикасалась рукой к его щеке. Нежность ее голоса, ласковый взгляд, очарование своей хрупкой фигуры, пьяняще дурманили разум Макото. Это была уловка. Так всегда делала его шалава-сестрица, когда пыталась скрыть вязкую, гнетущую ложь от Хантенгу. Вопросы, "все ли в порядке", они ножом впивались глубоко под кожу, царапали коготками обнаженную грудь и грозно смотрели в ожидании сигнала к нападению. Нет. Не все в порядке. Секидо раздраженно отдернул руку, отчего девушка изумленно уставилась, на казалось всегда вежливого и мирного мужа. Хантенгу постарался убрать руку Караку от лица его жены, но получил лишь звонкую пощечину. Испуганно опуская взгляд, тот покорно отошел на пару шагов к стене. Он уже знал, что не стоит злить этих троих. Секидо, Караку и Уроги. Они слишком сильны и не станут слушать жалкие завывания своего изрядно потрепанного Хантенгу. Теперь власть над Макото принадлежала Им. Они кричали и били ничего не понимающую девушку, от чего та, лишь пыталась закрывать лицо руками, хоть это и не сильно помогало. Вдоволь насытившись местью за унижения Хантенгу, те уступали ему место. Жалобно хныкающий, тот стоял на коленях в надежде на прощение его милой, очаровательной жены. Он совсем не хотел видеть ушибы на ее хрупом теле, но что-то словно не давало ему сил противостоять своему гневу. Вернее кто-то. Про странных существ, его братьев, Макото конечно не говорил. Он уже знал заранее, что не стоит пытаться объяснить что происходит в его неспокойной голове. Да и сам Хантенгу не мог толком объяснить что с ним творится. Все вокруг казалось одновременно очень понятным, и до жути напоминающим сон. Или это сон был похож на реальность... Мужчина уже совсем не хотел задумываться от таких вещах. Страх, ненависть, грусть, радость и удовольствие, все переплеталось в единый непонятный живой комок, что покоился в его голове. Что-то, что он не мог объяснить и не понимал сам. Кто-то болезненный, сильный, уродливый и мерзкий... Кто он? Хантенгу стоял на коленях и со слезами молил о прощении. И добивался его. Жалость проникала в сердце девушки, а любовь к ее странному, порой просто пугающему, красивому и любимому со всеми недостатками мужу, напрочь затмевала голос разума. Она любила Макото и их детей. Невзаимно. Хантенгу всегда жался к сильной, широкой спине Секидо, постыдно пряча взгляд от бесчинств, что творили остальные братья. Его семья. Ни одна женина не была бы искренне с ним, никто и никогда не испытывал к нему любви, сочувствия, жалости, в которой так нуждался тот. Иногда сентиментальность Хантенгу раздражала даже Айзецу который как никто старался защищать старшего. Получая хлесткую оплеуху, тот обиженно потирал горящую щеку, устремляя злобный взгляд в сторону задиры. Макото изнывая от ненависти к самому себе, раздирал до крови кожу на спине, проводя плетью по несколько раз. Тот отчаянно бил кулаком каменный пол, разбивая в кровь свои сильные, жилистые руки. После этими руками избивал жену. Напуганных детей тот старался увести от неприятного зрелища, что-то поспешно бормоча и запирая их в своей комнате. Жестокие побои и унижения, резкий нрав и холод, сменяющийся отчаянными попытками загладить вину, жалобные просьбы не уходить... Все это изрядно давило на нервы молодой женщины. Терпеть подобное стало невыносимо. Ее длинные черные волосы остались в руках дрожащего Хантенгу, когда Уроги и Секидо принялись за свою кровавую работу. Девушка хриплым голосом просила о пощаде. Как когда-то давно... Кто это был? Его сетра, прошлая жена или... Уже не важно. Разве имеет значение то, что прошло так и не пролив свет правды на темную дорогу жизни Юкайо. Сколько людей прошли через руки Уроги, человек шесть? Нет, троих убил Секидо, а детей оставили Зохакутену. Сколько лет минуло с тех пор как Хантенгу сбежал из монастыря, так и не сумев скрыть красные следы на белых простынях где покоилась жертва гнева Секидо. Какой-то болван решил что будет уместно высказаться о красивой внешности Уве. Это была чистой воды ложь. Уроги знал, что эти мерзкие лжецы лишь смеются над бедным Хантенгу, они презирают их старшего брата, пытаются высмеять его, заставить страдать. Сговорившись с Караку и Секидо, те оглушили ненавистного врага и растерзали его тело. Под радостные крики теней и сверчков, под визг и пляску маленьких черных существ, Зохакутен растерзал словно дикий зверь, обезображенный гримасой страха, труп. Красные нити потянулись по полу и стали уползать сквозь щели. Крики прекратились, и стихли вопли и визги чего-то из темноты. Глаза закрылись и в комнате воцарилась гробовая тишина. Нарушаемая лишь словно бой барабанов, ритмом биения сердца, дрожащего Хантенгу. Секидо довольно улыбался, Караку вытирал окровавленные руки о белые ткани. Но нужно было исправить это недоразумение. Тело мерзавца совсем превратилось во что-то безобразное и мерзкое, как набухшая больная опухоль. Что с каждым разом все сильнее и сильнее стала о себе напоминать, пытаясь выбраться из под черепа Уве. Голова адски болела, но нужно было быстро принять решение. Страх кричал о спасении бегством, ненависть отрицательно качал головой, а печаль пустым взглядом окинул окрашенную в алый комнату. В этот раз Хантенгу оказался в центре внимания и все с неохотой согласились на позорную участь бегства. Нужно было как можно скорее уносить ноги, пока головы семерых покоятся на их плечах. Воспоминания о минувшем как-то быстро, туманом растелились по сознанию Хантенгу. Он совсем потерял счет времени и было трудно вспомнить даже, что было вчера. Сколько лет он уже странствует по темным улицам и сколько имен тот поменял за эти годы. Ходить стало заметно тяжелее. Ноги будто не хотели слушаться и превращались в подобие иссохших веток деревьев. Тело стало чаще ломить, и не было той силы, что чувствовалась в нем ранее. Он заметно осунулся, черты лица стали более острыми, костлявые пальцы все так же крепко сжимались друг с другом в цепкий замок. Воспоминания о давно минувшем заползали в голову и не давали покоя ни на минуту. Боль. Непроходимая, ни на минуту не прекращающаяся, она словно удары посоха Секидо. Боль беспомощным, глухим криком отзывалась в горле. Хотелось разбиться на тысячи осколков, вспороть живот, разорвать себя изнутри, броситься с обрыва, лишь бы не слышать гул барабанов, не чувствовать смерть пожирающую сознание. Время тянулось длинным, мерзким червем, и казалось что жизнь превратилась во что-то пульсирующее, гнетущее и наполненное кровавыми внутренностями. Тьма, живая, говорящая, улыбающаяся во все сто тринадцать зубов. Она пронизывала худое тело Хантенгу до костей. Он ежился и дрожал, толи от страха, толи от холода. Слезы катились по его впалым щекам, зубы крепко сжаты, а в руках нож. Краски ночи омрачились теплой вязкой кровью. Сегодня снова кто-то умрет. Красивая, с черными как бездна глазами демоница вновь предстала перед своими новыми жертвами. Колючим взглядом она окинула своего подчиненного, именно он призвал ее в столь поздний час. Именно она забирает капли его несчастной жизни, словно паучиха выпивает жизненные силы из старого, ссутулившегося человека. Он слаб и на редкость пуглив. Завидев ее, тот как ошпаренный отскочил и клинок выпал из дрожащих рук того. Смерть чуть улыбнулась уголками губ. Подарив прощальный поцелуй еще дышавшему, теплому телу, с губ которого сорвался последний вздох. Она удалилась прочь. Ночь сегодня на редкость темна. Но эта тьма больше не приносит утешения Хантенгу. Где бы не находился тот, в какой бы местности не оказался, убежать от самого себя не получалось. Что-то внутри больно укололо, хриплый стон сбежал с тонких губ мужчины. Как-то странно ноет в груди. Не так как обычно... Что это? Все вокруг казалось понимало и испытывало то же, что и Хантенгу. Это было чувство опасности. Неминуемой гибели. Тревога, паника, желание убежать, заползти в самый темный и дальний угол, скрыться от посторонних глаз. Почему мир так жесток к нему? Что такого он сделал, чем заслужил всю ту ненависть, презрение и обидные высказывания в его сторону. Тени путались в редких волосах, шептали что-то на ухо. Хихикали, улыбались и скалили зубы. Почему никто не верил его словам? Почему люди враждебно настроены против него? Разве это не жестоко обвинять ни в чем не повинного человека в действиях, которых он не совершал? Это "Они" виноваты в случившемся. Это они поглощали плоть, еще живых, вопящих от боли людей, пережевывали их кости, скрипели и чавкали, выпивали внутренности и просили еще. Больше, больше еды. Они ужасно голодны, им нужно есть. Многорукие и многоглазые твари ползали по потолку небесного купола и смеялись своим страшным голосом. То, что выползало по ночам из самых мрачных уголков подсознания Хантенгу, приобретало форму, голос, разум. Нечто поселилось в его голове и росло. Росло с каждым годом, выламывая руками Секидо и Караку дверь на свободу. Руки, тысячи рук тянулись к шее Хантенгу. Они пытались душить его, разрывали куски одежды, воровали воспоминания и смеялись громогласным криком. Они пропадали и появлялись вновь. Он был уже слишком слаб, чтобы противостоять собственной голове, в которой обитали странные существа. Мужчина покидал место своего недолгого пребывания, и многорукое нечто ползло по его следам. Оно засыпало рядом с ним и просыпалось каждый раз как тот открывал глаза. У твари много имен. Так много, что запомнить их все было невозможным. Поначалу тот представлял их миру, людям которых встречал однажды, после другим. Но в конце концов окончательно забыл кем были Те, или та тварь, что преследовала его тенью всю жизнь. Как Его зовут, почему в памяти совсем не осталось места для самого... Уроги, Караку, Секидо, Уве, Юкайо... или все таки Хантенгу. Так кажется его называла Ханако. Она была последней, кто погиб от рук Зохакутена. Печальная судьба девушки, болезненно отзывалась мыслями у мужчины. Она обнимала его тогда, ее руки. Ее нежные, изящные, гладкие и ласковые руки. Они обвивали его шею, а губы целовали прикрытые веки Айзецу. Но мгновение спустя, она опустилась на пол. Улыбка соскользнула с ее лица, а изо рта потекла тонкой струйкой алая нить. Глаза уже не выражали ничего. Все было быстро. Наверно она даже не почувствовала как клинок распорол ее спину проползая насквозь. По крайне мере, так бы хотел думать Хантенгу. Она, как и все люди была лицемерна, лжива и жестока к нему. Все, что та говорила было ложью. Все до последнего слова. Любовь? Нет, его никто и никогда не любил, ни его дети, ни женщины с которыми он спал, ни даже его сестра. Они обманывали, презирали и ненавидели его. Никто не хотел верить его словам, никто не протянул руку помощи когда Хантенгу так в этом нуждался. Сколько бы отговорок тот не произнес, вывод был один - он убийца и лжец. Он - человек, который никогда не лгал, был честен со всеми и ничтожен. Да, трусливый и жалкий, разве не заслуживал он сочувствия, жалости, хоть немного заботы и сострадания его ужасной судьбе. Он всегда старался защитить людей, которых забирали во тьму многорукие твари. Тот никогда не стал бы так жестоко расправляться с людьми, он добрый и очень ранимый, его сердце слишком хрупкое для этого жестокого мира. Так почему никто не видел его страданий, никто не помог избавиться от ужасной боли сидящей у него в голове. Все видели в нем лишь монстра, убийцу, лжеца и труса. Несправедливо. Нечестно. Неправильно. Слезы катились из глаз. Чувство страха, обиды, боли и разочарования охватывало разум. Как жаль, что его дни закончатся вот так. Судья, ничтожный мерзавец. Он заплатит за это. Обязательно. Тот испытает ту же боль, все те чувства, которым подверг ни в чем невиновного человека. Как бы хотелось в это верить. Теперь, когда дни сочтены только чудо могло бы уберечь от неминуемой гибели. И он пришел. Его господин. Красивый. Высокий, властный. Испуганные глаза старика уставились на молодого человека, что оказался совсем близко. Кругом царила тьма, лишь лунный свет освещал лицо странного гостя. Молодое, выразительное, красивое лицо. Некто пристально всматривался на сжавшегося в углу старика, улыбка озарила молодого человека и тот протянул своему молчаливому собеседнику руку. Длинные пальцы, аккуратные, изящные. Они схватили тонкое запястье приговоренного, легкая боль сковала движения, что не укрылось от глаз таинственного спасителя. Хватка ослабла. Блестящие от слез глаза неуверенно уставились на молодого человека. Тот оценивал Хантенгу. В незваном госте не было ни капли доброты, света, чего-то теплого, живого. Только солоноватый привкус крови во рту. Это был не человек. Кто-то гораздо сильнее, могущественнее, у кого была власть, не поддающаяся законам людей. Смерть стояла позади молодого человека. Она пришла. За тем, кто прожил на этом свете уже много. Тем, кому суждено умереть. Человек покинет мир, но на его место придет то, чем являлся Хантенгу с самого детства. Монстром. Демоном. Бесом. Он собственными руками, убивал всех кто не считался с ним. Всех, кто по его мнению были недостойны жизни. Им одолевала жажда мести, ненависть, отчаяние, радость, обида, гнев. Все они были лишь одним человеком. Ёкай с семью головами, что пришел в миг когда душа юной Кэтсуми, покинула грешный мир людей. Он так погряз в своих мыслях и нитях крови, что опутывали его разум не давая прохода, что совсем забыл кто управлял шестью созданиями все многие годы. Наверно Хантенгу и сам поверил в свою невиновность. Мысль, что он может подвергнуться справедливому наказанию вводила того в панику и отчаянный поиск путей бегства. От самого себя. От своих мыслей, поступков и слов. Хантенгу всегда был демоном. Просто теперь обретет свой истинный облик. Забирая души невинных людей, тот совсем позабыл, что значит "быть человеком". Разум поглотила кровавая пучина вод, что тянули свои щупальца к его пальцам. Они стали одним целом. Все монстры, подчинялись лишь ему. Это он был убийцей и палачом. Многие годы превратили некогда подобие человека в настоящего демона. Хантенгу был слаб и жалок. Единственный кого любил тот, был лишь он сам. Никто и никогда не смог бы достучаться до сердца человека, у которого оно принадлежит лишь ему самому. Жестокий, кровожадный, подлый. Хантенгу. Этой ночью красивая демоница заберет не одну сотню жизней. Тьма, что тянулась щупальцами с звездного неба, покрывалом накроет мир. Голодные демоны выползают на охоту. Им необходимы силы, и они получат желаемое. Больше не было боли, голоса не посещали бедную голову демона. Никто не приходит по ночам и нет странных существ, что прятались ранее под полами одежды. Больше нет никого. Кроме них. Шестеро демонов окружили съежившегося у ног Гекко, Хантенгу. Они прислонились к его худому телу, протягивая руки и обнимая. Словно котята ластились и утешали. Вздрагивающие плечи понемногу приобретали спокойный вид. Слезы переставали течь из раскрытых, красных глаз. Братья нежно ласкали уши своего старшего, добрые слова, успокаивающе действовали на раздраженные нервы Хантенгу. Тот становился спокойнее. Более расслабленным. Казалось, даже переставал скулить. Демон, осторожно гладил себя по плечам, словно приобнимая, в попытках успокоиться. Тонкие, когтистые пальцы смахивали слезы с глаз, а губы все время что-то говорили. Вид его вызывал отвращение и легкую тошноту в горле. - Четвертая молодая луна. Жалкое зрелище. Ничтожество. Мерзкий тип. Вечно ноющий, вечно чего-то боится, болтает себе под нос, будто разговаривает с кем. Чудной он какой-то. Господин Мудзан наверняка пожалеет о своем решении. - мысленно рассуждал про себя Аказа. Он неприкрыто не любил Хантенгу, а один его вид вызывал у него чувство отвращения и злости. Демон знал, что его презирают другие молодые луны. Хотя на это ему было плевать. У него есть друзья. Настоящие, верные. Его семья. Они никогда не предадут его, не бросят, не оставят. Они всегда будут рядом. Но как только темнота закроет все двери и окна. Тусклый свет ночного неба озарит пространство, в комнате останется лишь один. Зажгутся звезды на небе синем Их снова поджигает ночь Клинок убийцы виден с ними Они спешат, ты к ним идешь. Кровавой жатвы время вскоре Вмиг озаряет пелена Чего-то жмется, сердце ноет И боль пронзает как слова. Слова прощанья, сожаленья Ведь что-то умерло внутри И дальше путь не для сражений Он предназначен лишь для тьмы.