Декорация

      Мерсер не помнил, когда именно это произошло. Тогда стоял самый обычный зимний день, и в Цистерне своим ходом шла размеренная, повседневная жизнь. Сам шеф тогда уже собирался уйти, как вдруг на ступеньках его поймал спускающийся в зал Бриньольф. Вид у него был какой-то странный, то ли у него на уме была какая-то громкая новость, то ли его только что крупно облапошили.       Признаться, для Мерсера появление Бриньольфа стало неким облегчением. Последнюю неделю тот старательно избегал шефа и под любым предлогом задерживался на рынке, передавая свои сообщения ему через Делвина или Векс, нередко уходя на всю ночь в местную таверну. Мерсер даже заподозрил, что рыжий вообще подумывает уйти из Гильдии. Но сейчас Бриньольф, кажется, разыскивал именно его.       - С возвращением. – сказал Фрей.       - Кажется, у нас будет пополнение. – сразу сказал Бриньольф чрезвычайно живым и бодрым тоном, и Мерсер заметил тень улыбки, промелькнувшей на его лице.       - И кто же он? – Мерсер недовольно хмыкнул, решив не выжидать положенную паузу.       - Она. – поправил рыжий. – Судя по виду, какая-то авантюристка. Разговорился с ней в «Пчеле и жале» и решил её проверить в том деле с подставой, помнишь, Делвин как-то говорил? Ну то, с кольцом Мадези.       - Помню. – соврал Мерсер. Ни черта он не помнил. – И что с того?       - А то, что у девчонки ловкие пальцы и стальные нервы! – воскликнул Бриньольф. – Сработала быстро и тихо, без шумихи. Проклятье, да на рынке было столько народу, и никто даже не заметил, как она подкралась к Бранд-Шею и подкинула ему в карман искомое колечко. Честное слово, я ни в коем случае не преуменьшаю её талант, но мне иногда кажется, что нас окружают не живые люди, а какие-то слепые болванчики. В любом случае, надо будет сообщить Делвину, что дело сделано… Даже не верится. Думаю, она будет отличным приобретением для Гильдии.       Где-то Мерсер всё это уже слышал. Само собой, он знал, что рыжий всегда радовался, когда в Гильдию приходил кто-то новый. Но не сказать, чтобы Фрей разделял его восторг от находки нового рекрута, он ещё толком не отошёл от предыдущего. Девчонка по-настоящему перевернула весь внутренний мир Мерсера с ног на голову, который он так бережно выстраивал столько лет. Сейчас Мерсер чувствовал себя каким-то потерянным и опустошённым, словно он внезапно очутился в том тёмном лабиринте с невидимыми тропами, приговорённый на вечные скитания. А что, если бы он уехал с ней? Разве не попал бы он в ту же ловушку, только нескольким позже? Эта идея изначально напоминала ему сладкую, но ядовитую ягоду, которая, хоть и даст временное удовлетворение, но со временем неизбежно убьёт тебя.       - Так что скажешь? – Бриньольф стоял в ожидании. – Одобряешь?       - Как скажешь. – махнул рукой Мерсер, скорее не из внутреннего согласия с рыжим, а от сильного желания поскорее отогнать его от себя. – Если считаешь, что она не будет нам обузой, скажи, чтоб зашла на днях.       - Ну, вообще-то, она уже скоро будет здесь. – улыбнулся Бриньольф. – Я как раз иду во Флягу встречать её. Дал ей разобраться с нашими проблемными должниками. Но видя, как она ловко справилась с подставой на рынке, эта задача ей будет на один зуб. Даже учитывая, что я ей посоветовал прибегнуть к новым методам сбора дани.       - К новым? – Мерсер вскинул бровь. – Это к каким ещё?       - Ну, к новым. – смущённо потупился Бриньольф. – Без применения грубой силы. Помнишь, Адель занималась этим проектом…       - Да, теперь вспомнил. – грубо прервал его Мерсер и замолчал.       Они стояли молча несколько секунд. Потом Бриньольф посмотрел на шефа, ничего не сказал, только слегка усмехнулся.       - Ладно, если никуда не торопишься, задержись тогда здесь ещё ненадолго. – наконец сказал он, направляясь ко входу во Флягу. – Скоро приведу её.       Мерсер молча кивнул, наблюдая, как рыжий исчезает в дверном проёме. Всё потихоньку встаёт на свои места, подумал он. Раз уж Бриньольф возвращается к своему привычному распорядку дня, то можно было не беспокоиться ни за него, ни за общую атмосферу в Гильдии. Хотя, что тут беспокоиться, и так было видно, что большинству уже давно глубоко на всё наплевать. Люди приходят, люди уходят и даже умирают, а работа продолжается, и не важно, о чём речь, главное, что она идёт, неустанно стирая все приятные и неприятные случайности прошлого. Но если внешняя реальность постепенно обретала своей прежний облик, то внутренний мир Мерсера бушевал подобно блуждающему пламени, охватившему высохший лес. Все эти дни он сомневался, анализировал, задавал вопросы в пустоту, и никто ему не отвечал. Галл сдержал обещание, и призрачный собеседник Мерсера затих, оставив ужасающую тишину в его душе. Фрей не тосковал по нему, но и облегчения он не почувствовал. Теперь, когда он испытывал то, что пронзило насквозь его душу, те чувства, что охватили его нутро, ему, по иронии судьбы, больше не с кем было поделиться своими переживаниями. Возможно, Галл знал обо всём заранее и отомстил ему в последний раз, на прощание, лишив его единственного собеседника. Что ж, месть вышла совсем неплохой, и Мерсер чувствовал её последствия. Но, вопреки тому, что Галл так активно доказывал ему, в этой дилемме не было правильного выбора, был лишь его выбор, обусловленный его поступками. Он сделал, что сделал. Сомневался ли он насчёт того, будет ли для него такой исход лучше? Конечно. Поступил бы он иначе, выпади ему этот выбор ещё раз? Возможно.       Пройдя по Цистерне вдоль резервуара с водой, Мерсер остановился у одной из кроватей. Белье с неё уже было снято, только подушка одиноко лежала у изголовья. Мерсер, немного поколебавшись, присел на кушетку.       Это была её кровать. Он чувствовал едва уловимый запах её волос от подушки и от перины, и даже в воздухе витала какая-то аура, напоминающая о её присутствии здесь, словно она никуда не уходила, а вот-вот вернётся с очередного задания. Но пустые полки и ящики говорили сами за себя и безжалостно развеивали эту приятную иллюзию. Фрей поднялся с кровати и зашагал на середину Цистерны, ступая по каменному мостику, пересекающему цилиндр с водой. На середине он остановился и молча, флегматично-пофигистским взором оглядел то, что было его организацией. Его ждёт много работы. Расслабляться было нельзя. Но именно сейчас, в эту самую секунду, стоя в серебристом свету, падающем из дыры в колодце, он принял для самого себя важное решение. Когда всё будет сделано, когда миссия его на этом посту завершится, он поедет к ней. И где бы она ни была, он разыщет её во что бы то ни стало, и, даэдра его забери, выберет ещё раз.       Фрей оторвал взгляд от стен и увидел, как по мостику прямо к нему двигаются две фигуры. Впереди шагал Бриньольф, а за ним – фигура поменьше, видимо, новенькая. Она была в капюшоне, и Мерсер не мог разглядеть её лица в полумраке.       Дойдя до перекрёстка, они вышли на свет к Мерсеру. Фрей кивнул Бриньольфу, не сводя глаз с незнакомки.       - Мерсер, - откашлялся Бриньольф, глядя на свою спутницу. – Это наш новый рекрут. Я говорил.       Незнакомка откинула капюшон. Мерсер посмотрел ей в лицо. И почувствовал, словно откуда-то сзади в Цистерну ворвался порывистый ледяной зимний ветер, заставивший его продрогнуть до костей .

***

      Падал снег. Он выпал за неделю до того, как я пересекла границу Хай Рока, и всего за несколько дней его навалило столько, что в Бангкорае мой путь несколько усложнился из-за частых остановок и проблем с дорогами. Даже сейчас мне приходилось время от времени давать своей лошади передышку после очередной пробежки по сугробам.       Свернув в указанном месте с дороги, я пустилась через заснеженную рощу. Лошадка извивалась и фыркала, утопая копытами в глубоком снегу. Я сняла перчатку, нагнулась и погладила её по загривку.       - Не волнуйся. – прошептала я, выпустив облачко пара изо рта. – Мы уже близко.       Признаться, я совсем не помнила этих мест. В ближайшей деревне мне сказали, что этой дорогой уже давно никто не пользуется. Возможно, дело было в её отдалённости от тракта и других, наиболее приоритетных для торговцев населённых пунктов, но, расспрашивая деревенских о конкретном доме в здешних местах и видя их реакцию, я сделала про себя кое-какие выводы. После этого, с трудом отсеяв факты от неиссякаемого потока сплетен и слухов, я узнала, что последний владелец окрестных земель и мой второй брат, Ллевеллин, несколько лет назад скончался от атаксии во время путешествия на Саммерсетские Острова. К новости этой я отнеслась абсолютно равнодушно, словно речь шла о ком-то чужом. Само собой, мне хватило ума не раскрывать деревенским свою личность, тем более, когда я поняла, что именно благодаря мне в головах этих дурней родилась страшилка о проклятом поместье и о трагической участи, постигшей мою семью. Проигнорировав предостережения жителей о возможной опасности, я в спешке покинула деревню и отправилась по указанному маршруту. Раз уж я была источником «проклятия», навряд ли там что-то со мной произойдёт.       Между деревьями замелькала изгородь. Я пригляделась и узнала знакомую кладку из пёстрого кирпича. Она вся выцвела и потемнела, а в некоторых местах, где не была засыпана снегом, виднелись небольшие проломы. Подъехав почти вплотную, я направила лошадь вдоль стены, про себя вспоминая местонахождение главного входа. Добравшись до арки, где раньше были ворота, я медленно въехала во двор, и наконец увидела наш дом.       Сказать, что он видал и лучшие дни, означало ничего не сказать. Я хорошо сохранила образ нашего поместья из детства, так что, теперь, увидев то, что случилось с ним спустя семь лет, было ожидаемо, но всё же заставило моё сердце сжаться. Дом был разрушен и покинут. Облупленные стены устало таращились на меня тёмными пятнами, где отошла или только-только начала отваливаться краска, фасад демонстрировал лишённые карнизов окна с выбитыми стёклами. Крыша пряталась под слоем снега, но кое-где по краям были видны места, где отсутствовала черепица. В дни былого величия этот дом поистине можно было назвать произведением архитектурного искусства. Сейчас же он был лишь жалкой тенью нашего родового гнезда, которое я запомнила тем далёким летом. Не исключено, что сюда захаживали различные любители поживиться, которые прознали о том, что поместье давно заброшено. Наверняка они особо не церемонились и тащили отсюда всё, что плохо лежало. Я не злилась и не собиралась их разыскивать. Это было бессмысленно, да и со своей фамилией я давно порвала.       Большая часть двора, включая крыльцо, была завалена снегом. Вокруг ни души. Словно после моего побега это место было заклеймено и вычеркнуто со всех карт, и с тех самых пор находилось в какой-то потусторонней изоляции.       Я остановила свою лошадь, спешила, и завела её под крышу полуразвалившихся конюшен. Привязав её, почти по колено утопая в сугробах, совсем ещё мягких, что свидетельствовало о свежевыпавшем снеге, я с трудом доковыляла до входной двери. Навалившись на неё, я влетела внутрь вместе со скопившимся у дверей снегом. Внутри было темно и завывал ветер. Я не исключала вероятности, что поместье становилось временным пристанищем для таких же неприкаянных вроде меня, но что-то мне подсказывало, что здесь уже давно никто не бывал. Погрев руки и протерев глаза от снега, я разглядела прихожую и главный зал.       Конечно, тут мало что осталось. Из мебели уж точно. Наверное, вынесли, как только появилась такая возможность. Я прошлась по пустому залу и остановилась у камина. Он был частично засыпан снегом, скрывая под собой мелкие угли. Над камином возвышалась пустая полка из дуба, где раньше, помнится, мой отец расставлял бутылки с самым дорогим вином. Надолго они там не задерживались – вся моя семья, как известно, любила заливать за воротник. Я подняла взгляд вверх, пялясь на пустую стену. Раньше тут висел большой гобелен, на котором в подробностях было изображено наше семейное древо. Я проверила в других комнатах, надеясь хотя бы застать знакомое изображение эмблемы рода Верлен, которое я уже почти успела забыть – летящий иссиня-чёрный ворон на золотом фоне, держащий в когтях ярко-красный пион, - но поиски мои были безуспешны. Всё украли. Скоро мне надоело бродить по пустому дому, и я пошла к конюшне за своими вещами.       Я осталась тут на некоторое время. Хоть меня и могли разыскивать до сих пор, мне было не страшно, что за мной придут. Я готова была принять всё, что пошлёт мне жизнь. Заколотив окна досками и растопив камин, я кое-как обеспечила себе достаточное тепло, и могла тут ночевать, разумеется, завернувшись в тёплые шкуры. Поговорить мне было не с кем, да мне и не сильно хотелось. Я была тут одна и большую часть времени предавалась воспоминаням, когда то и дело заглядывала то в одну комнату, то в другую. Бывало даже, уставлюсь на какую-нибудь сохранившуюся вещь, затем садилась на пол и безмолвно таращилась на неё, пытаясь воспроизвести в голове те сцены из жизни, в которых эта вещь была. Затем я возвращалась в главный зал, садилась у камина, грелась, и меня отпускало, словно тепло очищало меня от дурных мыслей.       Становилось всё холоднее, и снег пошёл с новой силой. Через несколько дней я без какой-либо причины решила расчистить двор от снега. Убила на это почти весь день, но под конец мне даже понравилось моё спонтанное занятие. Затем приготовила себе ужин, воспользовавшись очагом и сохранившейся посудой с кухни, и снова села у огня.       Я почти не задавалась вопросом, чего я тут вообще ищу и почему жду, когда могу спокойно уехать на все четыре стороны. Возможно, я ожидала встретить тут кого-нибудь из родных, поговорить с кем-нибудь, и сейчас сидела и упрямо ждала, словно сюда кто-нибудь вернётся, прямиком с того света. Моя мать наверняка всё ещё была жива. Но, учитывая то, что с ней стало, вряд ли встреча с ней мне что-либо даст. Поэтому я просто сидела и смотрела на огонь в камине.       Однажды мне приснился сон. Я бежала по какой-то тёмной тропе, и по бокам из тумана выглядывали ветви черных деревьев. Я не знала, от кого бегу, но чувствовала, что оно приближается, и если я замедлюсь, то всё закончится. Дорога в конечном итоге привела меня к развилке, и я отчаянно пыталась понять, в какую сторону мне следует свернуть, чтобы избежать тупика. О да, я была уверена, что в конце одной из дорог меня ждал тупик, ловушка, или вообще что похуже. Но я так и не решилась повернуть, подумав, будь что будет. А потом из тени вышел человек и схватил меня за руку. Его лицо осветилось призрачным светом, и я вдруг ощутила жуткий холод, исходящий от его пальцев. По лицу я узнала его.       - Мерсер… - прошептала я, пытаясь дотронуться до его лица.       - Там ничего нет. – только и сказал Фрей, взяв меня за плечи обжигающе холодными руками.       И к моему ужасу, он резко развернул меня в ту сторону, откуда я бежала. Я заорала, представив ужас, что нёсся за мной по тёмной чаще, от предчувствия увиденного у меня задрожали кости. Ещё секунда, и оно настигнет меня, разорвёт на части. Но ничего не произошло. Тропа была пуста, а за мной никто не гнался. Я перевела дух.       - А ты боялась. – сказал Мерсер, разворачивая меня к себе. – Видишь этот свет?       - Да, вижу. – прошептала я. – От тебя исходит.       - Не от меня, а от тебя. – Мерсер положил мне руки на плечи. – Только приглядись.       Я, всё ещё ошарашенная, коснулась его лица. Он улыбался. Не как обычно, своей сдавленной едкой ухмылкой, нет. Мне казалось, он был совершенно счастлив.       - Мои слова про любовь к тебе были самообманом. – сказала я. – Если бы я по-настоящему любила, я бы приняла тебя таким, какой ты есть. Невзирая на последствия. Фрей молчал. Его силуэт будто бы растворялся в темноте, но я всё ещё видела его.       - В твоём поступке нет ничьей вины. – наконец сказал он, погладив меня по щеке. – Как и во всех совершённых тобой поступках. Тебе не нужно постоянно возвращаться туда. Просто смирись уже.       Я хотела ещё что-то сказать, но образы окончательно расплылись у меня перед глазами, и лицо Мерсера сменилось ярким светом. Я зажмурилась, а когда открыла глаза, то обнаружила, что проснулась. Тлеющие угли догорали в камине, а сквозь заколоченные досками окна то и дело завывал ветер. Я была здесь совсем одна.       Я встала, оделась, собрала вещи. Затем вышла во двор и забрала свою лошадь. Напоследок оглядела свой родной дом и выехала со двора. Доехав до развилки, я, недолго думая, повернула в противоположную сторону от дороги, которая привела меня сюда. И хоть я не знала, куда еду, хоть впереди меня ждали метели и непроходимые сугробы, а холодный ветер кусался и обжигал моё лицо, скрытое под капюшоном, только сейчас, после стольких лет душевных терзаний с тех самых пор, как я покинула это место с бушующей внутри меня революцией горького детства, съедаемая чувством вины и недосказанности за свои поступки, только сейчас, именно в этот самый момент, я ощутила невероятное спокойствие в своей душе.       И мне стало легче.