Несколько оскорбленный

Форд чувствует себя несколько оскорбленным. Нет, «несколько оскорбленный» — это мягко сказано. Форд чувствует себя лишним, несуществующим и замкнутым: в последние дни он делал все, чтобы угодить Биллу, все, чтобы получить мимолетную похвалу или одобрение, чтобы почувствовать себя нужным — и все это было напрасно. За считанные дни из верного и понимающего друга «Муза» стала отравой. Конечно, у Сайфера случались приступы хорошего настроения, но нетерпимая желчь, появившаяся в их взаимоотношениях, затмевала любую радость. Обычный человек не заметил бы натянутости и плохо скрываемого волнения, однако внимательность ученого взяла свое. Сколько раз он и заходил издалека, и спрашивал напрямую, ответ был один: «Ну что за глупые вопросы, Шестопал? Нас ждут великие открытия, большое будущее, а ты стоишь без дела со своим «Что-то не так, Билл? Ты выглядишь не так, как раньше!» Перепроверь лучше последние формулы, умник, времени не так много, как кажется!». Вся эта затея с Всеобщей Теорией Ненормальности с каждым днем становилась все более картонной и плоской, перспективы уже не радовали, а наоборот, тревожили сердце своей неизвестностью. Однако отступить уже нельзя, столько материальных и моральных сил вложено в то, что наверняка и не нужно. Это даже не безысходность, нет, это скорее взгляд в никуда, взгляд в бесконечно узкий и насмешливый зрачок правды. Сложно признать свое отчаяние, легче лишь вспомнить Гения, который из раза в раз повторяет одно и тоже: «Я слежу всегда и за всем, что ты делаешь, Форди!». Завтра уже не избежать ругани: Пайнс лег в кровать, не закончив такую уйму дел, что и перечислить невозможно. Воспоминания вихрем скользят в голове, не позволяя уснуть — первый приезд, первая встреча с Биллом, первый звонок Фиддлфорду после выпуска из университета… Все это несет за собой ностальгию и… Легкую грусть? Нет, легким это чувство назвать сложно, оно тяжелеет буквально с каждым вздохом, заполняя весь предоставленный объем груди, мозга и комнаты, словно газ. Вслед за моментами из прошлого появляется робкая детская мысль: «Хочу, чтобы все было как раньше…». Ему сложно описать происходящее, такое ощущение, что власть над собственным организмом отсутствует, все органы работают отдельно друг от друга и против своего обладателя. Перед глазами расплывается такое знакомое и одновременно с этим чужое помещение, ближайшая подушка принимает тихие всхлипы. Форд проклинает себя за слабость, неумение держать эмоции и пустое доверие, сжимая тонкое одеяло до побеления костяшек. Еле слышные шорохи сменяются рваными вздохами и хрипами, кипящая боль расползается по всему телу. Пищевод нестерпимо выворачивает, явно не хватает воздуха, невольное глотание слюней оставляет маленькие влажные следы на простыне. Холодный пот выступает на лбу, беспомощная плоть покрывается мурашками от колкой дрожи. На мгновенье взгляд заслоняется чернотой, учащенное сердцебиение гулко отдается в ушах, бурлящая волна раскаленного содержимого желудка заставляет перевеситься головой за край кровати, и снова ладони сжимаются до побеления костяшек, а на ребра остро давят деревянные бортики. На полсекунды отпускает, а потом как с нуля тошнота охватывает голову, и время тянется непростительно долго, пока перед постелью появляются лужи из очень крепкого кофе и желудочного сока. Жгучие потоки непереваренной пищи разрывают глотку, оседая кислотой во рту. Мутный взор поднимается на часы — те двоятся в глазах, насмешливо тикая в темноте. От разглядывания циферблата отрывает новый позыв, а если точнее — серия беспощадных расщепляющих излияний сегодняшнего завтрака и слёз…

***

Зрачок с трудом фокусируется на предметах вокруг, отмечая неестественно дискомфортную позу. До ноздрей доходит резкий тухлый запах, заставляющий поморщиться. Проходит несколько минут, прежде чем до ученого доходит его нынешнее положение. Он с трудом приподнимается на дрожащих руках и тяжело падает на подушки — грудную клетку ломит, во рту противная сухость и жжение. Налитое свинцом тело наотрез отказывается двинуться хоть на миллиметр, не то что сходить на кухню за стаканом воды. Стэнфорд каждой своей клеткой хочет лишь одного — сна. Пусть на пару минут, пусть это будет ужаснейший кошмар, пусть он больше никогда не проснется — только сон будет спасением от скорых конфликтов, оправданий и работы. Только сон поможет избежать реальности, если, конечно, Сайфер его не испортит…