ничего не могу (с собою сделать)

Игорь просыпается оттого, что перекатывается по привычке и вместо теплого Пети обнимает пустое место. Вздыхает недовольно, трет глаза и скребет пальцами по успевшей остыть простыни.   На часах три тридцать.   Игорь, не зажигая свет, шлепает босыми ногами до кухни — этот путь он проделывал не раз, что у себя в квартире, что здесь, поэтому идет даже не на ощупь, давно уже перестал собирать мизинцами подло торчащие углы мебели.   Петя ожидаемо нашёлся на кухне в полной темноте. Сидит за столом, уронив голову на руки. В пепельнице тлеет несколько потушенных окурков, а из распахнутого окна веет прохладой предосенней ночи.   — Чего ты? — Игорь подходит вплотную и ободряюще прислоняется бедром к плечу в веснушках. Петя отвечает тихо. Подается навстречу и, зябко поведя плечом, замирает:   — Голова.   — Таблетки? — без особой надежды спрашивает Игорь, по-хозяйски выцепив самое чистое на кухне полотенце. Открывает кран как можно тише, чтобы намочить его холодной водой.   В ответ разочарованно фыркают.   Таблетки обычно не имеют никакого эффекта, но они оба до последнего верят, что в этот раз точно помогут. Лежат так до утра, оттягивая время подъёма, а потом так и едут, по пути заскочив за кофе, потому что в такие дни Пети не хватает ни на что. Спасибо, что вообще нашел в себе силы встать.   Игорь не отходит от него ни на шаг.   Такие дни — Петя начинает с пульсирующей болью в висках, которая к утру лишь немного ослабевает, а Игорь — с тревогой до конца рабочей смены, которая лишь немного отпускает, стоит переступить порог квартиры.   Заночуют у Игоря, потому что ближе. И окно, окно Петя очень любит, смотреть на мигающий серым город — вообще и когда немного отпускает под утро. А Игорь, хоть и вписан в страховку, водит все еще так себе, это не на мотоцикле Прокопенко лихачить.   Петю же, помимо выматывающего дня, ждут ночные кошмары, полные канализаций и темных переулков, — но до них надо еще дожить, этой ночью он уже не уснет, а Игорь не позволит себе сомкнуть глаз. И надежно спрячет Петю в своих объятиях.   Когда у Пети случился приступ в первый раз, Игорь не на шутку перепугался и не знал, что делать и как помочь. Наворачивал круги и делал только хуже громкими звуками и суетой. Петя тогда прервал его, перехватив за руку, посмотрел устало, казалось, прямо в душу и только об одном попросил: обнять.   Игорю не жалко — лежать рядом, гладить одной рукой по спине, а второй зарываться в волосы, позволять уткнуться носом себе в предплечье и пытаться дышать, хотя хочется выть от боли.   Прошлое Пети они обсуждали подробно и в красках — тот сразу все выложил, когда понял, что интерес с обеих сторон идет куда-то дальше секса на одну ночь. Так и так, вот такой я человек с говнецой, Игорек, и делай ты с этим, что хочешь.   А Игорь другое увидел. Возможно, пытайся Петя оправдываться, по-другому бы вышло, но тот говорил сухими фактами, словно на допросе, и Игорю самому пришлось выпытывать, выуживать слова, клещами вытягивать каждое.   Все всплыло на поверхность — про отца, который с самого детства, когда не бил, держал руку на горле и диктовал, как Пете жить его же жизнь, сначала «иди сделай вот то», а потом «ебись ты, как хочешь, Петенька, со своими проблемами сам». Про мать, которая молча на это смотрела и боялась слово возразить. Про наркотики и как откупился, продав квартиру в центре Москвы. Как, очнувшись в канализации и давясь кровью, понял вдруг: хочет жить. Не как отец скажет, а самому решать и нести за свой выбор ответственность. Как сбежал, едва выписавшись из рехаба, в другой город и начал все заново.   Игорь не дурак, с самого начала осознавал прекрасно, что бывших наркоманов не бывает, насмотрелся за время работы что в своем отделе, что в соседнем по профилю. Встречал тех, кто вытащил себя из болота буквально за волосы. Понял и принял, что это не просто «захотел и бросил», это долгий путь, на котором его Петя стоит до сих пор. Теперь — не один.   Мало хотеть жить. Мало. Последствия черепно-мозговой травмы — близкое свидание с лестницей — от петиного желания жить никуда волшебным образом не делись. Оставили после себя подарок в виде приступов головной боли и частой бессонницы. А он ведь умалчивал, изворачивался, упорно отводил взгляд с утра после первого приступа – и в руки не давался.   А сейчас — Игорь мягко тянет Петю за собой из кухни в постель, и тот доверчиво идет, куда поведут, не открывая глаз, а потом сворачивается клубком прямо поверх скомканного одеяла. Игорь нежно кладет мокрое холодное полотенце ему на лоб, отсчитывает мгновения и выдыхает вместе с Петей, когда тот наконец утыкается носом Игорю в предплечье, щекочет кожу горячим прерывистым дыханием и замирает.   Пик либо уже прошел, либо на этот раз накрыло не так сильно. Бывают ночи, когда от боли и бессилия хочется позорно скулить.   Игорь нашел врача сразу же, как понял, что сам не справится, не достанет из Пети всего, пристал с кучей вопросов и получил ответы на все вопросы — слишком подробные, до пересохшего горла и сердца, которое предательски пропустило пару ударов.   Петя как, нормальный вообще?   Игорь Петю любит, правда, но не понимает.   Про наркотики ему не стремно было рассказывать, а тут хоть битву устраивай за его же право искать поддержки. Прописать Юрию Андреевичу в такие моменты хочется особенно сильно.   Петя, когда Игорь поделился невзначай, что ему приятно каждый раз, когда Петя подходит и носом вот так утыкается, не обязательно во время приступа головной боли, сначала смутился, а потом сказал, что ему от запаха Игоря легче — от запаха родного человека.   Что там можно почуять особенного, спасибо сожженной за столько лет употребления слизистой, Игорь понятия не имеет. Думает, что пахнет обычно — потом, но, если Пете нравится и легче, пускай, ему не жалко.   Игорь покрепче обнимает Петю, притягивает его ближе. Зарывается в русую макушку носом и оставляет в волосах невесомый поцелуй.   Накрывает их сверху одеялом и замирает, вернувшись к созерцанию часов, которые неумолимо отсчитывают время до утра.