Или может это опасно, а ты и не знаешь,
Ты молишься, чтобы это ушло, но чувство только нарастает.
Tear you apart — She Wants Revenge
Надо сказать, что предчувствие Мигеля обманывало крайне редко. Отчасти потому, что бралось оно вовсе не оттуда же, откуда у людей-пауков начиналось их знаменитое чутье, нет. «Чуйка» Мигеля представляла собой нечто куда более логичное, обоснованное — причинно-следственную связь, которая сама собой всплывала в голове всегда и везде как побочный эффект его наблюдательности. Поэтому, когда О’Хара сказал сам себе, что ничем хорошим его снисходительное отношение к навязчивости Питера не кончится, у него были вполне себе реальные причины на подобного рода мысль. И он не ошибся. Мигель почувствовал, что что-то не так, еще несколько дней назад. Очередная миссия, очередная аномалия, угрожающая как местному городу, так и вселенной, разве что с недавних пор он регулярно работал не один. Понять, что Питер может быть прекрасным напарником, Мигель успел еще во время битвы с Антивеномом — в тот раз они оба показали себя с лучших сторон, которые, как оказалось, были неплохим сочетанием, когда речь шла о поимке аномалий. Но весь боевой опыт Паркера сходил на нет, когда в дело вступало его вечное невезение — закончившаяся посреди прыжка паутина вынудила Питера сорваться вниз с высоты среднего здания. И либо аномалия добралась бы до безоружного человека-паука раньше, либо гравитация сделала бы свое дело. В любом из этих случаев исход был малоприятен, но допускать подобное Мигель был не намерен. Он поймал Питера на пол пути к земле, и только собирался донести до ближайшей крыши… При очередном вдохе в голову ударил запах детской присыпки, и Мигель почти физически ощутил, как где-то глубоко внутри него что-то, не выдержав, хрустнуло. С тех пор что-то было не так. Постоянно. И это не было одной из тех ситуаций, когда О’Хара ожидал худшего исхода, потому что очередная цепочка причин и следствий вела к этому, нет, это было что-то другое. Что-то совершенно необъяснимое, но во всю глотку кричащее об… опасности? Снова нет. Это чувство было другим. Другим настолько, что почти пугало. Оно настойчиво говорило быть наготове, словно взведенная пружина, ждать, наблюдать, смотреть не мигая, пока в до белых костяшек сжатых кулаках зудят подушечки пальцев, требуя выпустить когти. У Мигеля никогда не было «паучьей чуйки», но почему-то он знал наверняка — это определённо не могло быть ее проявлением. Такое чутье должно говорить об опасности извне, о том, что следует присмотреться к окружению… Верно? Но Мигель не чувствовал никакой опасности. Рядом не было ничего особенного. Только Питер. В Штабе он был единственным, кто носил домашний халат на миссии. Пушистый, нежно-розового оттенка, совершенно неуместный и насквозь пропахший знакомым тепло-сладковатым запахом. Весьма подходяще тому, кто его носит. Мигелю казалось, что он давным-давно привык ко всему этому, что уже не обращает внимания на излишнюю дружелюбность Питера, которая действует на нервы похлеще пауков-подростков. Но нет. А теперь все это помимо привычного раздражения вызывало что-то еще, что язык не поворачивался назвать эмоцией. Потому что эмоции так или иначе исходят из мыслей, а это…это брало начало гораздо глубже. Кажется, нечто похожее он испытывал в тот раз, когда обнаружил свои ладони в чужих руках, что старательно пытались прощупать у него в пальцах сложенные когти. Однако в тот раз оно не было настроено столь…агрессивно. Все-таки Мигель был человеком-пауком, но в куда более буквальном смысле. Паучья ДНК, некогда заменившая половину его собственной, не просто так давала невероятные способности. Скорее уж они брали начало из целого спектра появившихся инстинктов, которые не раз спасали Мигелю жизнь. Он ведь никогда не был готов к жизни супергероя. Насколько вообще среднестатистический ученый-генетик может быть к этому готов? Все, что он делал раньше — сидел в лаборатории и смотрел в микроскоп, но тем не менее, он вдруг научился выполнять тройное сальто назад с места, не глядя прыгать через крыши высоток и не только. Он мог слышать сквозь стены, видеть в кромешной темноте, чувствовать движения воздуха и его химический состав, даже считывать чужой пульс, не касаясь человека. Понадобилось время, чтобы привыкнуть к такому обилию информации вокруг, и, казалось бы, времена, когда он дезориентировано озирался по сторонам, давно прошли, но вот он опять теряется в ощущениях. Правда, на этот раз это только запах. Всего-лишь запах, а у него уже голова не на месте. Странное чувство. Оно возникает глубоко внутри и распространяется по нервам холодной, не подкрепленной ни одной мыслью волной, глуша все возникающие эмоции. Что было причиной, Мигель понять так и не смог, но чем больше времени проходило, тем больше он убеждался в том, что ничего общего с его сознанием это не имеет. Это не эмоция. Это тяга. Глухая к голосу разума и подкрепляемая только ощущениями. Цветом. Запахом. Мягкий розовый халат и детская присыпка превратились в ничто иное, как в мишень, от которой Мигель никак не мог оторвать взгляд. Каждый раз, стоило Питеру оказаться в поле зрения, как у него перехватывало дыхание, и вся сосредоточенность на работе мгновенно испарялась. Мигель пытался взять себя в руки, но в конце концов просто сверлил Паркера пустым взглядом, сам не понимая, что и зачем делает. Заметившая как-то раз подобное поведение Джессика прямо поинтересовалась, не провинился ли в чем Питер. На вопрос Мигеля она ответила, странно пожимая плечами, что он смотрел на Паркера так, будто готов убить его на месте. И что-то в ее тоне подсказывало, что она очень старалась выразиться мягче, чем все есть на самом деле. Он правда так на него смотрит? Это плохо. Очень плохо. Ненормально. Кто вообще будет смотреть на другого человека…так? Мигель знал, что многих мог напрягать его вид — высокого мужчины, который ну просто наверняка может свернуть кому-нибудь шею одним движением, а с его жуткими когтями и неестественно красными глазами он и подавно не внушал ни капли доверия при первой встрече. Но одно дело, когда все это мирно существует где-то в Штабе, вечно копаясь в файлах у себя в лаборатории, а другое — когда даже случайные прохожие видят самую настоящую жажду убийства в и без того страшных глазах. Джессика не знала, чем так провинился Питер. Но, что хуже всего, не знал и Мигель. А он привык быть в курсе всего, он просто обязан был знать обо всех мелочах, происходящих в стенах этого здания. Но он, как бы ни старался, не мог найти объяснения собственному поведению. Доверять напарнику на миссии — дело одно, но в их работе куда важнее было доверять самому себе, знать, на что ты способен, а на что нет. Из этого складывались сильные и слабые стороны, от этого можно было отталкиваться в выборе тактики боя, оценивать свои шансы против очередного суперзлодея, быть, в конце концов, банально уверенным в собственных силах. Мигель был уверен в своих. Он знал, что главным его преимуществом являлись паучьи инстинкты, и он привык рассчитывать именно на них, но с недавних пор они превратились из надежной опоры в непредсказуемую и шаткую. Единственная вещь, которая давала ему уверенность в победе раз за разом, теперь была ружьем, которое могло в любую секунду выстрелить ему прямо в голову. Хуже и быть не могло, но, за неимением другого варианта, Мигель делал то, что умел очень и очень хорошо — терпел. Терпел и пытался сохранить ясность рассудка, который, впрочем, тонул в ледяном тумане всякий раз, когда в нос бил запах детской присыпки. А Питер оборотов не сбавлял. Он продолжал вертеться рядом при любом удобном и не очень случае, опять слишком близко, и Мигель, в принципе не привыкший к чужим прикосновениям, оказывается вынужден терпеть и это. Он ничего не говорит. Что он вообще может сказать в этой ситуации, чтобы не превратиться в глазах всего общества пауков в еще более напрягающую личность? Сказать, что всякий раз, как Паркер стоит рядом, ему все сложнее не замечать в себе все эти странные порывы, от которых когти так и просятся наружу? Нет уж, увольте. Он хороший парень, и что важнее — он должен быть лидером всей этой компании разных людей-пауков, должен быть тем, кому могут довериться. А не тем, кого будут бояться. Но на этом все не кончилось. Все стало только хуже, когда спустя где-то неделю молчаливого терпения и сжимаемых до скрежета зубов Мигель распознал в себе азарт. Он всегда мог почувствовать всё вокруг себя, и вовсе необязательно было для этого открывать глаза. Стоило немного сосредоточиться, и вот уже он мог с точностью сказать, что именно сейчас происходит за соседней стеной. Но теперь… теперь он делал это неосознанно. Прислушивался, чтобы различить шаги, шаркающие, неспешные, и невольно смотрел сквозь стену туда, откуда они доносились. Смотрел не мигая. И прежде, чем Питер успевал выйти из-за угла, начинал улавливать знакомый запах. И вот опять что-то затапливало голову стремительно и бесповоротно — то самое холодное и пустое чувство, исходящее глубоко изнутри, брало верх. Ох, нехорошо все это. В последний раз, когда Питер, как обычно, заявился к нему в лабораторию без приглашения и в уже привычной манере закинул руку на его плечо — Мигель мимолетом повернулся к нему, собираясь смерить выдающим слабое раздражение взглядом. Но он не смог даже моргнуть. Тело сковало ледяными тисками, глаза сами собой метнулись к чужой шее и застыли на ней, выцепляя из полумрака бьющуюся под кожей жилку. Он вновь прислушался, сам того не понимая, и звук чужого пульса показался чуть ли не более завораживающим, чем витающий вокруг запах детской присыпки. А еще от Питера буквально веяло теплом. Таким противоположным тому пронизывающему само естество холоду, что сейчас испытывал Мигель. Он не сразу понял, что его клыки вылезли наружу, а когти впились в приборную панель, а когда понял — слегка отшатнулся назад, наконец понимая, на что все это так безжалостно похоже. На паука, приметившего жужжащую рядом муху. Но он не паук. Он человек, и плевать на его генетический код. Он не ведомое одними лишь инстинктами животное, он разумен, разумен. Его голова не должна, мать его, пустеть вот так просто, но вопреки всему она делает это так часто, что Мигель понимает — он перестает себя контролировать. Пугающая мысль сбила дыхание. А что, если это зайдет дальше? Что, если в какой-то момент он вновь перестанет думать, уступит этому жуткому холоду внутри? Мигель осторожно проводит языком по выступившим клыкам, втягивая их назад. Рука тянется в сторону, нащупывая висящий у стола прибор для инъекций. Колбочка с зеленой жидкостью с щелчком встает на место, часть костюма, сверкая, исчезает, оголяя плечо. Четыре маленьких иглы впиваются в кожу, впрыскивая препарат в кровь. Черт.***
С глухим ударом тысячи песчинок, слипшихся в форму огромного кулака, разбиваются об асфальт. Развернувшись в прыжке, Мигель притягивает себя паутиной к земле и, поднырнув под летящую в него песчаную руку, умудряется полоснуть когтями вдоль зыбкого тела аномалии. Но, как и много раз до этого, повреждения тут же восстанавливаются стекающимся на место удара песком. Они возятся здесь уже достаточно долго, не прогресс пока незаметен. Собрать постоянно меняющие положение песчинки было попросту невозможно, а им каким-то образом нужно было запихать эту аномалию в лазерную ловушку и доставить в штаб. Идеи Мигеля кончились еще на четвертой минуте их боя, и с тех пор они просто пытались не дать аномалии улизнуть, то и дело кроша его конечности и вынуждая заново собирать их, а попытка злодея обратиться в песочную бурю и улететь подальше закончилась появлением огромного глючащего облака прямо посреди улицы. После этого Песочный Человек еще некоторое время собирался воедино и, видимо, больше не собирался повторять попытки улететь. Это было хорошо, но главной проблемы все равно не решало — эту аномалию будет очень тяжело загнать в ловушку. — Нам нужна вода! — крикнул ему Паркер, отбиваясь от песчаных рук, вырастающих прямо из земли вокруг него. Что ж, это уже что-то. Но было бы лучше, приди они к этой идее хотя бы на пару минут раньше. Возникшая на часах Лайла указала на ближайшие пожарные гидранты, что было весьма кстати, окликнув Питера, Мигель сообщил, что берет злодея на себя, и, не дождавшись ответа, раскрошил голову аномалии в прыжке. Слепо замахав массивными руками, суперзлодей принялся медленно стягивать песок назад, восстанавливая свое лицо, и когда его усилий хватило на то, чтобы вернуть себе хотя бы один глаз — в ярости заревел в сторону Мигеля. — ¿Quieres bailar? — тот с вызовом качнул головой, надеясь, что ему удастся выиграть достаточно времени. Одно нажатие на часы — и несколько его собственных копий возникают из воздуха вокруг, бросаясь в бой. Растерянно завертев головой, Песочный человек принялся сбивать массивными руками одну сине-красную подделку за другой, но те только рассыпались в воздухе, в следующую же секунду возникая вновь. И пока внимание аномалии было занято, Мигель то и дело обрубал песочные конечности, тут же теряясь среди своих копий. Как всегда эффективная тактика — всегда выигрывает достаточно времени для чего бы то ни было, особенно когда речь идет о неповоротливом сопернике. Очередной громадный песочный кулак разбился об асфальт рядом с Мигелем, уничтожая одну из голограмм, и человек-паук уже приготовился дать ответный удар, как вдруг земля зашевелилась. Бросив взгляд вниз, он понял, что разлетевшийся вокруг него песок теперь плотно обхватывал его лодыжки. Рывок — и он оказался сбит с ног, а оставшийся песок с каждой секундой все сильнее обхватывал руки и ноги, не давая возможности подняться. Вот ведь… Видимо суперзлодей догадался, как обнаружить настоящего человека паука среди подделок, и теперь с довольной ухмылкой на песчаном лице заносил обе руки над головой Мигеля для сокрушительного удара. — Хей, приятель! — песчаный великан обернулся на голос, и его злобно сведенные брови тут же взметнулись вверх, — здесь сухо как в пустыне, не находишь? С этими словами Питер направил струю воды из пожарного гидранта прямо в аномалию, пробивая у той дыру в груди. Хмыкнув, Мигель вырвался из ослабшей песчаной хватки и как следует ударил ногой в намокшую челюсть злодея. Та шмякается на землю неподалеку, слабо шевелясь. Вода значительно замедлила аномалию, но этого все еще не было достаточно. Нужно было закончить все как можно быстрее, и, оптимально, не так, чтобы им потом пришлось собирать мокрый песок со всей улицы. Зацепившись за что-то взглядом, Мигель прыгнул к краю дороги и выломал металлическую дверцу у основания фонаря. Запустив руку вовнутрь, он разрезал несколько проводов и, выстрелив паутиной в сторону Песочного человека, привязал другой ее конец к оголенным проводам. Раздался хлопок, затем треск, от луж воды, разлитых вокруг, пошел дым. Взглянув на внезапно замолчавшего Песочного человека, Мигель заметил, что его тело стало поблескивать, словно стеклянное, а значит его идея и в самом деле сработала. Вот только… — Лайла? — позвал он, не сводя глаз с застывшей аномалии. — Он жив, просто обездвижен, — сообщила ИИ, появившись на часах, — внутри еще остался песок, но его слишком мало, чтобы разбить стекло. — Отлично. Вызови команду зачистки, — велел Мигель, бросая лазерную ловушку в сторону Песочного, или уже скорее, Стеклянного человека. — Отличная работа! — стряхивая песок с костюма, Питер подошел к нему. — Знаешь, с моей смекалкой и твоей техникой будущего из нас получается отличная команда! — Ага, вот только и смекалка, и техника будущего есть у меня одного, — Мигель снисходительно посмотрел на собеседника. — Но зато у меня есть чувство юмора, — что ж, против этого заявления у Мигеля не было возражений, поэтому он хмыкнул в ответ, закатив глаза. — Заканчивай здесь и возвращайся в Штаб, — велел он Питеру. Сверкающий портал возник прямо посреди улицы, выпуская из себя несколько людей-пауков, кивнув им, Мигель с секунду понаблюдал за масштабом разрушений и, удостоверившись, что все в пределах нормы, несколько раз нажал на часы. Когда пропахший бензином асфальт под ногами сменился на знакомую серую плитку, не пахнущую абсолютно ничем, он глубоко выдохнул сквозь маску. Сегодняшняя миссия прошла без эксцессов, что хорошо, но голова все еще гудела от обилия запахов. Точнее, не так. Скорее от постоянного присутствия одного конкретного запаха. И либо он и правда сходит с ума, либо даже в его абсолютно стерильных апартаментах тоже пахнет детской присыпкой. Сняв маску, Мигель с раздражением заметил, как на пол упало множество светлых песчинок. — Лайла, если кто спросит, я буду в Штабе через двадцать минут, — произнес он в воздух и, не дождавшись ответа, направился в один из коридоров. Портал наконец закрылся окончательно, оставляя посреди комнаты еще одну фигуру, неловко озирающуюся по сторонам. Питер стянул с лица маску, стряхивая с волос песок — что ж, это место явно не было похоже ни на одну из комнат Штаба. Он вздохнул — может быть, решение сигануть в закрывающийся портал вслед за Мигелем было не совсем обдуманным, но торчать на месте событий и помогать команде зачистки ему не хотелось совершенно. Он надеялся просто очутиться в Штабе и занять себя чем-то более интересным, но вместо этого оказался посреди знакомой комнаты с шикарным панорамным видом на город. Где-то среди леса небоскребов по ту сторону стекла было видно и здание Штаба. Сама квартира сверкала оттенками белого и серого, словно какая-то лаборатория, все тот же минималистичный интерьер и тусклый свет, что Паркер приметил и в прошлый раз… Хотя сейчас он заметил еще и винтовую лестницу на второй этаж, где виднелись стеклянные потолки. Вау. Это настоящий, мать его, пентхаус. Хотя удивляться нечему — разумеется человек, что построил здание, целиком и полностью ориентированное на людей-пауков, мог себе позволить жить в подобном месте. Тут что-то выделяющееся из общей монохромии привлекло его внимание. Питер повернулся в центр гостиной — тем, за что зацепился взгляд, был заваленный непонятными деталями кофейный столик. Подойдя ближе, Питер приметил знакомый прибор — инъекционный пистолет, точно такой же, каким Мигель периодически пользовался в Штабе. Даже парочка колб с зеленоватым содержимым была рядом… За все время пребывания в обществе пауков Паркер так и не смог найти ответ на вопрос, что именно было внутри колб, которые Мигель время от времени вкалывал сам себе. И, судя по выражению его лица в такие моменты, это явно не приносило ему удовольствия. Сам О’Хара отвечать на его вопросы отказывался, Лайла очень умело держала рот на замке, а Джессика просто не знала, что сказать. Судя по всему, ей тоже никто ничего не объяснил, но и не похоже, что ее это волновало — чем бы здесь не занимался Мигель, это никак не влияло на деятельность Штаба, так какая разница? У них у всех есть своя личная жизнь. Что ж, тут Питер был с ней согласен, но его «чисто научный интерес» от этого никуда не девался. При ближнем рассмотрении содержимое колбы смущало лишь цветом — очень странный оттенок, скорее напоминающий какой-то яд или мутаген, больше Питер при всем желании сказать не мог. Его знания в основном концентрировались вокруг физики и математики, нежели чем вокруг химии. Конечно, в свое время Питер смог создать себе паутину, но что-то подсказывало, что это вряд ли поможет ему в анализе содержимого колбы. Может, забрать одну с собой и посмотреть, что именно в ней содержится? Хотя брать чужое без спроса… Шаги за спиной заставили его обернуться — от неожиданности Питер чуть было не выронил колбу на пол, в голос выдыхая. Стоя в дверном проеме в одном только полотенце, обмотанном вокруг бедер, Мигель озадаченно смотрит на него. Его обыкновенно темные волосы сейчас кажутся абсолютно черными из-за влаги, вьются вокруг лица, падают на глаза, хмуро глядящие прямо на Паркера, пока тот молча пялится в ответ. — Какого шока ты тут делаешь? — О’Хара первым прерывает тишину, от которой воздух уже стал странно-тягучим. — Ты загадил песком всю комнату. Лайла, включи дронов для уборки. Движением руки он убирает упавшие на лицо пряди назад и подходит ближе, красные глаза цепляются за предмет в руке Питера — и тот только сейчас вспоминает, чем занимался минуту назад. Ему не дают сказать ни слова, Мигель просто вырывает колбу из его руки и со стуком кладет назад на стол, хмуро глядя на незваного гостя. — Неужели тебя не учили ничего не трогать в чужом доме? — спрашивает он, но Питер может только думать о том, что сейчас оттенок глаз Мигеля больше напоминает винный, что, в сочетании с белыми зрачками, выглядит завораживающе. Взгляд сам собой перемещается ниже, всего на мгновение, но этого хватает, чтобы заметить слегка сползшее с бедра полотенце. Паркер сглатывает, бормоча сам не зная, что в ответ, и, кажется, этого оказывается достаточно, потому что Мигель устало вздыхает и наконец моргает. Как ему вообще удавалось не делать это столько времени? — Тебе пора, — коротко говорит он, отворачиваясь, — советую как следует прочистить костюм, иначе ты сам будешь убирать Штаб от песка. — А-ага, — Питер заторможено пытается нащупать на запястье часы, чтобы открыть портал и, к облегчению Мигеля, совсем скоро ему это удается. Где-то в стороне сверкает, открываясь и закрываясь, портал, и наконец комната вновь погружается в относительную тишину. Ну, если не обращать внимание на жужжание роботов-пылесосов. Мигель медленно и глубоко вздыхает, чувствуя, как когти давят на внутреннюю сторону ладони в крепко сжатой в кулак руке. Черт. Он пытался списывать свое состояние в последнее время на почти хронический недосып и трудоголизм, но это оправдание более не было достаточно убедительным. Он отнюдь не глуп. И он понимает, что с ним что-то очень сильно не в порядке. Когда Питер подошел к нему после битвы с Песочным человеком, все было терпимо. Кроме его шуток. Но когда Мигель почувствовал запах детской присыпки у себя в доме и вышел из ванной, чтобы проверить, в чем дело, — внутри что-то угрожающе дрогнуло, стоило ему заметить Паркера, стоящего посреди гостиной к нему спиной. И вновь это проклятое чувство нарастающего азарта, не сулящее ничего хорошего. Судя по всему, Питер не заметил его, дыхание Мигеля само собой стало тише, а взгляд приковался к чужому затылку. Он мог бы подойти ближе, тихо, чтобы его не заметили, и тогда… Он подает голос, почти силой вырвав себя из этого леденящего транса, благо тот быстро сходит на нет, как только Питер оборачивается и замечает его. Но сильно легче не становится — мягкий, ненавязчивый запах все еще витает в комнате, и сейчас, когда на Мигеле нет его костюма, он едва сдерживается, чтобы не поперхнуться воздухом. Хотя это бы ни капли не помогло, даже закрой он сейчас нос рукой, все равно бы не смог вернуть разбегающиеся мысли на место, потому что он не мог не распознавать запах детской присыпки кожей. Чертовы паучьи гены. Он подходит ближе, замечая в руках Питера одну из зелёных ампул, пожалуй слишком грубо вырывает ее у него из рук и… просит уйти. Потому что если Паркер не уйдет — случится что-то очень плохое. Он знает, что это случится. Его руки мелко дрожат. — Да что со мной происходит? — прикосновение шелкового халата к коже ощущается так, будто по ней провели наждачной бумагой. Желтая вспышка мелькает где-то сбоку, проецируя знакомую женскую фигуру. Обойдя столик, Лайла задумчиво смотрит на Мигеля пару секунд. — Твой организм находится в сильном возбуждении, — объявляет она, закончив сканирование. — Это был риторический вопрос, — бубнит О’Хара, потирая глаза. — И все же, тебе не помешало бы сделать инъекцию. Мигель запоздало моргает. Уже? Обычно одной инъекции хватает на несколько дней, и он сделал ее себе еще вчера. С чего бы ему делать это повторно так скоро? Разве что… — Действие препарата сошло на нет? — вместо ответа на вопрос Лайла пожимает плечами. — Хочешь, можно провести ряд тестов чтобы узнать это? — предлагает она, перемещаясь ближе к мужчине. — Тебе они нравятся. — Это не тот случай, — Мигель хмурится, сверля глазами зеленую ампулу, лежащую на столе, — важнее, что делать сейчас, чтобы все не стало хуже. — Из нас двоих ты гениальный ученый, — ИИ многозначительно поднимает брови. Вздохнув, Мигель склонился над кофейным столиком, вертя в руках ампулу с зеленым содержимым. От его состояния нет лекарства, они уже не раз это выясняли. Все, чего они с Лайлой смогли сделать, — временное седативное на случай, если его паучьи инстинкты, которые имеют гораздо более животную природу нежели чем у других людей-пауков, возьмут верх. Успокоительное. Но вот так сюрприз — оно больше не было так же эффективно, как раньше. Они создали этот препарат, когда Мигель заметил, что время от времени ему становится сложно себя контролировать. К примеру, когда вместо того, чтобы просто обезвредить врага, Мигель каждой клеточкой чувствует, как хочет разорвать чужое тело когтями и сжимать челюсти на чужой шее до тех пор, пока сердце врага не остановится от парализующего яда. Он способен на это. Для него это не сложнее, чем открыт бутылку газировки, но он, шок побери, не должен этого делать. Он ни за что бы не стал этого делать. Этого хочет не он, а животный инстинкт охотника, записанный где-то в его нечеловеческой ДНК. Это — та его часть, который он не хочет быть. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. И созданный им препарат помогал не пересекать черту. Одной дозы хватало на несколько дней, да и регулярные инъекции не были необходимы — в конце концов он не часто доводил себя до подобного состояния. Только если миссия выдавалась особенно тяжелой или опасной, как, к примеру, совсем недавно. Так почему эффект уже сошел на нет? Насколько он помнил, он позаботился о том, чтобы препарат не вызывал привыкания. Нужно ли увеличить дозу? Но тогда есть риск ослабления суперсил и снижения уровня внимания, а это явно не то, что может пригодиться при поимке аномалий. И почему все внезапно стало так сложно? Видимо, провести тесты все же придется. Несколько разных анализов крови, глубокое сканирование и Лайла заключила, что дело в перевозбуждении от внешних факторов. Что-то выступает триггером, и нервная система Мигеля в момент начинает сходить с ума, вынуждая его «срываться» на ближайшем живом существе. Так совпало, что Питер был рядом в каждый из этих моментов. Все это скорее защитная реакция, попытка выпустить пар, но это не худшее, что может произойти. Худшее случится, если из-за такого триггера Мигель достигнет точки невозврата — тогда, дабы сохранить сознание от повреждений, его организм может временно ограничить его влияние на тело. То есть он может перестать отвечать за свои действия. Возможно, совсем. Это всё предположительно, только предположительно, ибо увы, им не с чем сравнить — организм Мигеля единственный в своем роде, к тому же соединяющий человеческие и паучьи повадки в весьма своеобразной пропорции. Сложно сказать наверняка, что будет… Такой диагноз далеко не приговор, но Мигель все равно запирается в лаборатории и объявляет о намерении ходить на миссии в одиночку. Потому что если он все-таки достигнет точки невозврата — лучше уж рядом с ним не будет никого, кому он мог бы случайно навредить. И это работает, до поры до времени. Больше никакого шума в голове, дрожащих когтистых рук и не к месту вылезающих клыков. Мигель вновь мог быть уверен в своих действиях, что, несомненно, было плюсом. Минусом же было то, что теперь почти каждая его миссия превращалась в настоящий челлендж. Да, он всегда мог справиться со всем в одиночку, но никто не говорил, что это давалось ему легко. Автоматические двери разъезжаются в стороны, пропуская фигуру в поврежденном костюме в темное помещение лаборатории. Деактивируя маску, Мигель разминает ноющее от удара о стену плечо. По крайней мере он не был разрезан надвое. Руки до сих пор мелко дрожали от столкновения с тяжелым лезвием, которое О’Хара успел остановить в нескольких сантиметрах от своей головы. Ладно, может быть дело было не только в том, что сила того удара была невероятно велика. Адреналин, ударивший в голову после этого, едва не заставил его распороть аномалии глотку. Он вовремя остановился, а теперь… Теперь каждый вдох ощущался наполненным сотней иголок. Свет в темной лаборатории казался слишком ярким, а эхо его собственных шагов, бьющееся о стены — слишком громким. Мигель тихо ругается, ища глазами зеленую ампулу на столе. Вдруг что-то нарушает почти гробовую тишину лаборатории. Вздрогнув, Мигель замирает, распознав приближающиеся шаги. Расслабленная, шаркающая от спадающих домашних тапочек походка, шорох ворсинок халата… и запах. Весь мир в момент сужается до одной просторной комнаты, О’Хара затылком чувствует, как чужой пульс размеренно бьется за тугим воротником костюма, все ближе и ближе. ¡Joder! — Хей, босс, — голос Питера кажется непривычно громким, но Мигель не может не пытаться прислушаться к нему еще сильнее, — прости, что без стука. Двери были заперты, так что я вошел через вентиляцию. И почему никто никогда не перекрывает её?.. Кажется, он говорит что-то еще, о том, что скучает по их совместным миссиям. И что-то о Джесс… О’Хара не слушает. Только не мигая смотрит перед собой, впиваясь когтями в стол. Триггер, значит? Ну почему сейчас? Почему именно когда рядом оказался кто-то, кто может пострадать? Поджав губы, Мигель пытается собрать мысли в кучу. Инъекция. Ему нужно сделать инъекцию, немедленно. Когда чужая теплая рука касается его плеча, О’Хара шлепком убирает ее с себя, и наконец сталкивается взглядом с Питером. — Зачем ты пришел? — проговаривает Мигель сквозь плотно сжатые зубы и хочет отвернуться, но не может. — Я просил меня не беспокоить. Тело больше не двигается. В голове нарастает шум, перемешивая остатки мыслей в невыносимую кашу — Мигель не знает, это шум его собственной крови, циркулирующей по венам все быстрее и быстрее, или чужой, бьющейся в жилке на шее Питера. Нет. Соберись. — Ты в порядке? — Питер явно обеспокоен, он хмурится, заметив округлившиеся глаза Мигеля. — Я знаю, что вошел без разрешения. Просто хотел спросить, как ты. Все волнуются. О’Хара на мгновение сводит брови. Голова так и норовит опустеть окончательно, но он говорит себе продолжать думать. Что бы ни случилось, продолжать думать, пускай что-то внутри дрожит все сильнее, сопротивляясь из последних сил. Как и он сам. Он знает, почему так хочет прислушаться к чужому пульсу, знает, почему хочет вдыхать чаще, новь и вновь ощущая мягкий запах присыпки, но за всем этим стоит настолько жуткое, леденящее ощущение, что становится реально страшно. Он не знает, что хочет сделать. Но он знает, что может сделать случайно. И еще знает, что ничего из этого не должно произойти с Питером. Ни за что. Нет. Неосторожный, чуть более глубокий вдох — и запах бьет в голову с новой силой. Нет-нет-нет… Знакомая желтая фигура ИИ появляется в воздухе между ним и Питером. Скрестив руки на груди, Лайла смотрит на Паркера с неожиданной для её шутливой натуры серьезностью. — Питер, я думаю, тебе пора, — говорит она, и названный озадаченно поднимает бровь, — твоя помощь сейчас не требуется. — Но я только пришел, — Паркер сморит сначала на нее, а потом на Мигеля, стоящего слегка позади, — что происходит? Мигель смотрит на него в ответ, слегка качая головой. Уходи, просто уходи. Но Паркер вдруг делает шаг вперед, заставляя Лайлу раствориться в воздухе. Что ж, она пыталась. С другой стороны — это явно не та вселенная, где подобная просьба могла бы остановить Питера. — Padre nuestro, que estás en el cielo… — бормочет О’Хара, не зная, смеяться или плакать, и чувствуя, как к нему тянутся теплые руки. — Я не говорю по-испански, — немногим громче отвечает Паркер, его спокойный голос слегка хрипит, и этого хватает, чтобы Мигель замешкался на секунду. Он слышит голос Лайлы, чуть более громкий, но в этот раз уже не разбирает ни слова. Чужое теплое прикосновение, вновь достигшее его, ощущается словно ожог. Нет. — Паркер… — он пропустил момент, когда схватил названного за плечи, так крепко, что тот зашипел явно не от наслаждения, — тебе нужно уйти. Прямо сейчас. Питер выглядит еще более озадаченным. Обеспокоенным. Но ни капли — напуганным. Он не пытается вырваться, только вертит головой, отказываясь и пытается распознать эмоцию на лице Мигеля. Понять, что происходит. А тот только и может что мысленно выругаться. — Я никуда не уйду, — утвердительно произносит Паркер, и Мигель раздраженно дергает бровью, собираясь уже вслух сказать ему пару ласковых. Но вместо этого волна чего-то неконтролируемого пробивает его изнутри, где тут же что-то окончательно и с хрустом ломается. Это ощущается словно выстрел из пушки прямо в голову — от разом обострившихся чувств ему кажется, будто он вот-вот задохнется. Всего мгновение, почему чего все вокруг тонет в ритмичном шуме, заполнившем голову. Никогда еще его собственный пульс не звучал так оглушающе. Он не знает, что делает. Он больше не может думать. Все, что еще напоминает о том, где он — чужое тепло, пятнами возникающее на подушечках пальцев. «Если ты все же достигнешь точки невозврата, то, как я и сказала, велика вероятность, что твоя центральная нервная система будет перегружена.» Их недавний разговор с Лайлой сам собой всплыл посреди этой осязаемой пустоты. «Учитывая твою физиологию, в этом случае ты не упадешь в обморок, как делают люди в похожих ситуациях. Скорее, это заставит твою соматическую нервную систему дать незамедлительный ответ на действие раздражителя.» Чужой пульс набатом бьется совсем близко. Мигель не сразу понимает, что его клыки опять вылезли сами собой. «Проще говоря, в этом случае все твои последующие действия будут вызваны инстинктами, направленными на устранение триггера. Можешь называть это самообороной.» Тепло, тонущее в сжимающих чужие плечи ладонях, вдруг начинает ощущаться и на губах. Челюсть сжимается сильнее, и Мигель с ужасом распознает металлический вкус у себя во рту. «Но что это будет за инстинкт… Я не имею ни малейшего понятия.» Никакого сопротивления, а если оно и было — то быстро сошло на нет. Парализованное тело обмякает, оседая на пол, и Мигель наконец разжимает зубы. Пелена исчезает с глаз, а ей на смену приходит ледяное, но слишком яркое чувство удовлетворения, от которого руки сами собой сжимают Питера еще сильнее. Поймал. Пустота в голове наконец начинает заполняться мыслями, мучительно медленно, но этого достаточно, чтобы О’Хара вновь смог думать. А затем понять, что натворил. От вида чужой прокушенной шеи внутри все замирает — о, Господи, что же он натворил… Хватка расслабляется, и парализованный Питер почти падает на пол — О’Хара успевает взять себя в руки и снова поймать его, на это раз осторожно, придерживая безвольно откидывающуюся назад голову. — П-Паркер? — ответа нет. Конечно, с чего бы ему вообще быть? Мигель даже не знает, насколько сильно укусил его — замерший взгляд Питера направлен в потолок, даже дыхание чересчур спокойно, хотя ему, должно быть, было чертовски больно. Больно от двух пар клыков, проткнувших его шею. — Лайла! — голос на мгновение проседает, О’Хара тянется к ране рукой, но, вновь почувствовав чужой пульс, останавливается. Нет. Хватит. Он больше его не тронет. Ему вообще не стоило давать Питеру приближаться к себе, с самого начала. Мигель ведь прекрасно знал, чем все кончится — любой, кто оказывается слишком близко к нему, в конце концов страдает по его вине. Так или иначе. — Он парализован. Очень…парализован. Доза яда не смертельная, но большая. С его регенерацией, пройдет за пару часов, — ИИ смотрит на Паркера, склонившись над ним, а затем перемещается ближе ко второму мужчине, — интересная реакция. Твоя нервная система почти вернулась в норму даже без помощи препарата- — Por qué nunca sabes cuando callarte?! — Мигель бросает на нее испепеляющий взгляд, чувствуя, как в груди появляется пропасть. Моргнув, Лайла исчезает из поля зрения, с силой жмурясь, О’Хара склоняет голову. На мгновение вновь становится совсем тихо. Прерывистый вздох эхом бьётся о стены, сменяясь неразборчивым шепотом.***
Свет портала озаряет небольшую комнату, ступив на пол, Мигель озирается вокруг. Судя по темноте в окнах, снаружи давно за полночь. Приметив кровать, он подходит ближе и осторожно кладет на нее Питера, когда слышит скрип половиц со стороны дверного проема. Рыжеволосая женщина смотрит на него с толикой удивления, а заметив знакомую ей копну волос на подушке, тихо охает, прикрывая рот. — Питер! — она подбегает ближе, осматривая лежащего на кровати мужчину. Закрытые глаза, спокойное дыхание, никаких видимых ранений…разве что плотный пластырь на шее. Нахмурившись, ЭмДжей оборачивается к незнакомцу в маске, все еще стоящему посреди комнаты. Она не может не почувствовать его тяжёлый взгляд, спрятанный за маской. — Что с ним? — настойчиво спрашивает она, в ее голосе слышится некоторая враждебность. Мигель не может винить ее за это. Он принёс её мужа, пребывающего в подобном состоянии, посреди ночи. Он тот, кто не смог обеспечить безопасность еще одного хорошего человека, хотя это часть его работы. Но хуже всего то, что во рту все ещё чувствуется вкус крови. Она имеет полное право на него злиться. — Он будет в порядке, — говорит О’Хара как можно более убедительно, но выходит из рук вон плохо, — просто временно парализован. Он может нас слышать. Мери поджимает губы и вновь смотрит на мужа, опускаясь на край кровати. Её тихий шепот доходит до ушей Мигеля, но он не смеет прислушиваться. Это не его дело. Отвернувшись, О’Хара вновь открывает портал, намереваясь уйти. Его присутствие здесь явно лишнее. — Мигель, верно? — он останавливается, услышав свое имя. — Что произошло? Высокая фигура качает головой, подбирая слова. — Мне жаль, — выдыхает он через силу, — пусть он приходит в себя столько, сколько понадобится. Что бы он ни сказал, это не изменит ничего. Не исправит его ошибку. Ему стоило быть осторожнее, стоило продолжать пытаться пресечь попытки Питера подойти ближе, стоило ходить на миссии без него, стоило не отвечать на его вопросы, стоило не протягивать ему руку, позволяя её изучить. Чего ради? Это лишь привело к тому, что он в очередной раз убедился в том, что больше не является человеком. Горечь перехватывает горло при попытке вздохнуть. Ему нужно уйти. Но все равно мучительно хочется обернуться — чтобы посмотреть на неподвижно лежащего на кровати Питера, в последний раз, прежде чем шагнуть в портал.