Месяц

      Буква за буквой, слово за словом, строка за строкой… Мысль вела за собой, вела пальцы и ручку, сжатую в них по расчерченному куску бумаги. Поток не останавливался — наоборот, с каждой написанной строчкой приходила новая, складывая стих, на который в скором времени будет наложена музыка. Он точно знал, как в этот момент будет проходить собственное соло на гитаре, как здесь сыграет барабанщик, точно показав характер сказанного и её замысел. «Тут надо будет петь вдвоём» — прижав свободной рукой лист к столу, рядом с новой строкой была поставлена на полях галочка, чтобы точно не забыть. Кто-то мог назвать это талантом, кто-то — удачей, стечением обстоятельств. Некоторые даже завидовали таким способностям прямо на ходу создавать идеальные стихи и тут же продумывать, где и как будут положены ноты. Любовь к делу могла творить чудеса, а порыв вдохновения помогал этому ещё сильнее. Так лист, на удивление пишущего, был полностью исписан без единого зачеркивания. Он был доволен собой, ощущал невероятно редкую гордость за собственное дело.       Тиллю надо было отдохнуть — спина в таком положении начинала ныть. Отодвинув листок в сторону и положив на него ручку, он опустил лампу, чтобы она не светила в глаза, а после — выпрямился на стуле, потягиваясь. Протерев усталые глаза, глянул на стоящие рядом электронные часы. Они своим миганием то показывали цифры, то убирали их обратно во тьму. Вздохнув, ещё раз потянулся и вышел из-за стола, отодвинув резким и неаккуратным движением стул. Матери дома не было, а мысль о том, чтобы провернуть практику на гитаре, никак не выходила из головы. Хотелось поиграть хотя бы несколько минут, понять и адаптироваться, чтобы потом, на репетиции, вновь не облажаться.       Он снял гитару, дёрнул струну, проверяя, сколько действительно инструмент провисел на стене без дела, а только потом вышел обратно на кухню, чуть не споткнувшись о валяющийся рядом чехол. Выключив в тесной студии свет, прошёл место трапезы и оказался в своей комнате. На всякий случай он закрыл её на замок, чтобы никто больше не дал по макушке за лишние звуки в семь вечера. А то ведь могут…       Поставив гитару рядом со шкафом, тот крутанул один раз щеколду, а потом подошёл к столу, на этот раз обойдя его мягко. Найдя лист, аккуратно положенный рядом со все теми же часами, он кинул его на кровать. После — взял орудие пыток для соседей. И так, в принципе, и прошёл весь его вечер: он ходил по комнате, перебирая струны и стараясь подобрать точную мелодию под строки, записывал аккорды, напевал себе под нос. Да, часть мыслей занимала работа над музыкой, но другую… Рихард. Он старался только ради него, ведь если бы не его предложение несколько лет назад, никакой группы бы не существовало. Всегда было желание впечатлить его, дать текст в руки и увидеть эти искры во взгляде, полные либо восхищения, либо сейчас вновь Тилль начнёт слушать длинную речь о том, что он опять сидел до утра, расписывая листы. Неудивительно, что с отличника он катился в сторону хорошиста… На чем он палился? Его неаккуратное отношение к тексту, частые перемены настроя видны в строках невооружённым глазом.       Круспе был соло-гитаристом, а Тилль — ритм и также вокалистом. Иногда они меняли друг друга, и основным голосом становился Круспе. Несколько песен пел только он, а Тилль смиренно стоял на бэк-вокале. На деле, тот был только рад, лишь бы эта группа прожила ещё немного в мире и согласии. Очень часто Линдеманн лажал… Причем конкретно, в большинстве своём на это злилась Джесс, сидящая на барабанах. Только её давняя дружба с ним не давала полить его отборным матом, в основном, посвящённые в пустоту, а не Тиллю. Да и никто не смел посмотреть на него косо, ведь тот писал тексты. Иногда, конечно, кто-то мог предложить свой, но в основном это лежало на его плечах. Изначально он должен был занять роль только на гитаре, а по итогу, по чужим уговорам, рискнул натянуть маску вокалиста. Как-то так он и стал певчей птичкой…       Но долго сидеть над всем этим делом он не собирался. Завтра трудный день, пара проверочных, а также репетиция. Он сыграл несколько партий, сверился с текстом, после — поигрался с тоном, иногда полностью меняя концепт. И в конце получилось практически идеально, подобая мыслям. Тилль был восхищён вечером, ведь никто не откликнулся на рев струн, текст пошёл как по маслу, а настроение яркое, он ощущал что-то на подобии счастья. Только бы завтрашний день ничего не испортил, и эта белая полоса длилась как можно долго…       Следующий день начался с душа, чашки чая и собирания вещей. В комнате всегда идеальный порядок, полностью показывающий настроение хозяина: на столе стояла лампа, выключенная и опущенная, рядом — электронные часы, напротив, в углу, от и до прочитанная стопка книг. На стене аккуратно повешенные плакаты с группами, фильмами и постерами медийных личностей. Напротив — застеленная кровать, впритык к стене покоился темный резной шкаф, полностью заполненный сложенными вещами. В навесной полке, находящейся на уровне глаз Тилля, хранились книги, стопка нужных и ненужных потрепанных тетрадей, пачка презервативов, закинутая между книгами и тетрадями, безделушки, которые он всегда закидывал туда, но никак не в ящики излюбленного стола. Он достал оттуда еле живую зажигалку, прекрасно помня, что у Рихарда она была на грани.        По пути к выходу из квартиры, прихватил печенье, которое мать приготовила ещё вчера. Она все ещё не вернулась. Как успел догадаться уже садящийся на мотоцикл Тилль, она осталась на ночную смену, а, значит, придя домой будет крепко и долго спать. Это радовало — лишний раз болтать с ней не очень-то и хотелось. Чаще всего он ждал приезда отца, потому что с ним встречи были более тёплыми и искренними.       Линдеманн полностью пошёл в отца: внешне, характером и поведением. Только вот Тилль не пил от слова совсем, пока отец любил часто приходить домой в «хламину». Из-за этого развод оказался в мыслях матери не за горами спустя несколько лет совместной жизни. Маленький Тилль был крайне разочарован такими новостями, ведь любил и мать, и отца, но, к сожалению, второй решил уйти из его жизни, с каждым разом все реже и реже появляясь дома. За год он мог навестить всего пару раз из-за гнева со стороны бывшей жены.       Тилль совсем задумался, так и не сдвинувшись с места в нужном направлении. Поправив рюкзак на плечах, он надел шлем, который все это время держал в руках, и дал по газам, резко срываясь с места.       Школа приняла его не с самыми тёплыми объятиями. Она казалась ему огромным серым пятном на фоне густого и глубоко зелёного леса, гордо возвышающимся сзади.       Внутри школьные коридоры можно было сравнить с серыми мышами: преобладали тусклые цвета, скучные и не вызывающие восторга, пол был усеян отражающими свет лампы непропорциональными квадратиками, между которых забились столпы грязи… Он всегда сравнивал эти пластины с полом в душе, задумчиво вглядываясь в блики ламп. Коридоры иногда казались Линдеманну скоплением хищных змей, желающих запутать его, и так уставшего от одного лишь пути до школы. Народ такой же серый и неинтересный, жестокий и до жути прямолинейный, особенно в драках и стычках. Да и сам Тилль прекрасно вписывался в эту атмосферу сухости и отсутствия позитива своим скучным внешним видом, почти извечно паршивым настроением и живущим в груди страхом. Да и он редко когда интересовался своим видом и внутренним настроением, при школьном времени и в помине.       Идя к своему шкафчику, он несколько раз успел встретиться с людьми, которые раньше приносили неприятности: от старых знакомых лиц, до тех, с кем ему придется прожить бок о бок до выпускного. И ему ничего не оставалось, кроме как смириться с фактом совместного совершения неприятностей всем, кому не лень. Прошлое скреблось в глотке, не давая полностью довериться им, стоило вновь тем подойти с новой идеей. И среди них он видел незаинтересованные карие глаза Колина, все время рассматривающего вокруг снующих, но не Линдеманна. Если бы Тилль его не знал, даже мысль не посмела бы проскочить о том, на какие проделки способен Колин: начиная от стиля одежды, до его коротко стриженного ёжика — все отдавало добродушием. Но в этот раз он не посмел надеть даже серьги, стоило ли упоминать его излюбленный септум, а длинные ноги скрывали классические брюки со строгими стрелками. Несмотря на хороший прикид в голове у него таился полный бардак, олицетворяя и комнату.       Стоило отвести Тиллю взгляд от шкафа и повернуться, как эта группа подошла к нему впритык, приглашая вместе с ними вечерком выпить, чтобы, как они выразились, «чисто развеяться».       «Чисто развеяться» заканчивалось обычно тем, что они «чисто» могли получить ещё один немалый штраф за какую-нибудь очередную аферу. Повернувшись обратно т спрятав гитару в шкафчик, Тилль дал твердый отказ. Он бы согласился скоротать время до вечера в какой-нибудь забегаловке, но они ведь из нее вылетят, словно черти из табакерки, и начнут искать бутылку… Линдеманн не переносил алкоголь, максимум — на праздники мог принять пару стаканов. «Паинька» — фыркнул кто-то в толпе, а Колин закатил глаза, хлопая товарища по плечу и уходя с остальными ребятами. Вздох… Захлопнув резким движением шкафчик, он сжал посильнее в руке лямку сумки и направился в сторону спортзала. Первый урок физкультуры, а раз он первый — никто ничего делать, как обычно, не будет. На всякий, Линдеманн захватил лист с текстом — вдруг найдёт Рихарда по пути или в раздевалке.       — Привет, Тилль! — Послышался рядом женский голос, когда музыкант сделал пару шагов от шкафчиков.       Он удивлённо вскинул брови, повернувшись и узнав в этой фигурке Джессику. Она была с него ростом, может, на пару сантиметров ниже, поэтому тот сразу же встретился с проницательным взглядом серых глаз. Таких же серых и тусклых, как когда у Тилля на душе бывает неспокойно. Однако она была навеселе, держа руки за спиной и улыбаясь. Её кудрявые волосы под каре, в данный момент собранные в хвост, оказались украшены новыми светлыми прядками, пока сзади был целый фейерверк красок, скрытых под синими кудрями. Да, она сама ему похвасталась, лучезарно улыбнувшись и встряхнув головой.       — Смотрю, решил сегодня насчёт прикида не заморачиваться? — Джессика хихикнула, окинув его взглядом. Остановив глазки на груди, она взяла собачку на молнии в цепкие пальцы и резко расстегнула. Под кофтой оказалась тёмная футболка с названием какой-то группы. Стараясь прочитать её, не заметила, как медленно начали от себя отталкивать. — Да ладно тебе, Линдеманн! — Возмутилась та, наблюдая, как тот обратно застёгивает толстовку. — Ты так круче выглядел.       — Джесс, у меня сейчас физкультура и если я не успею переодеться, то получу по щам, потому что герр Майснер не терпит задержек.       Он усмехнулся, наблюдая, как девушка начала хмуриться, выслушивая его занудство и пристрастие к учёбе. Благо, оно ещё осталось в отличии от неё. Джесс, взяв Тилля за ворот, приблизила к себе, смотря в глаза так, словно пыталась проглотить его. Щёлкнула его по носу, отпустила и, неожиданно для Линдеманна, умчала в противоположную сторону, распуская по пути кудрявый хвост. Локоны действительно были яркими.       Несмотря на кучу знакомых внутри школьных стен, Тилль так и не смог найти главную звезду. Куда бы Линдеманн не шёл Рихарда нигде не было: ни в зале, ни в туалете, ни в раздевалке, где он обычно ошивался, как последнее хулиганье раскуривая с одноклассниками сигареты. Потом они с трудом пытались перекрыть запах дезодорантами…       Терпение Тилля лопнуло быстро — он набрал его номер и, приложив телефон к уху, прислушался. Длинные, утомляемые гудки, сопровождаемые лёгким шумом на фоне. «Неужто спит?» — пронеслась в голове неприятная мысль, из-за которой Линдеманн даже по инерции поморщился. Просыпать не в репертуаре Рихарда, особенно по понедельникам. Но, кажется, молчание в трубке обозначало лишь это.

***

      В доме стояла мёртвая тишина. То, что уже утро на дворе, говорили только проникающие внутрь лучи солнца, светящие сквозь полузакрытые шторы, внутри комнаты ни намека на движение. Да и зачем вставать в такую рань? Иногда казалось, что надобность в учёбе не так уж и сильно нужна, а слушание родительских наставлений по этому поводу и вовсе абсурд. Поэтому, в принципе, Рихард и съехал, игнорируя крепким сном будильник за будильником. Вновь проиграла какая-то мелодия, и вот опять сон был наполнен серостью, а Рихард перестал хмуриться. И только спустя несколько минут осознания, сколько будильников он пропустил, Круспе распахнул глаза и вскочил с кровати, начиная собираться, словно пуля. Сейчас он плевал на учёбу лишь потому, что на улице апрель: пели птички, набухали почки и потраве бегала какая-то мелкая живность. А это значило одно — десятый класс шёл мимо, а Рихард там уж как-нибудь догонит, пока не сыграет двадцатый будильник.       В голове пробежала сумасшедшая мысль, пока он пытался причесать смоляные волосы — он обещал Тиллю не опоздать. Даже на десять минут. Откинув расчёску в сторону и засунув щётку в зубы, он повернул часы на руке экраном к себе, включая их. Дёрнул бровью. Ненадолго он и опаздывал. Оторвав взгляд от экрана, глянул на себя в зеркале, медленно приближаясь. Взяв щётку в руку, он вынул её изо рта, рассматривая в отражении намечающиеся синяки под глазами. Чёрт бы их побрал! Продолжив чистить зубы, Рихард теперь стал искать резинку, которую он вчера куда-то кинул, пока мылся.       Вышел из ванной он уже более освежённый, но всё такой же взбалмошный. Ища взглядом свой рюкзак, он уцепился им за гитару, стоящую в углу комнаты. Красные края и чёрный центр, словно он передавал всю суть этого мира, окрашивали её и показывали характер хозяина вдоль и поперёк. Он не был против уделить этой даме внимание, но не сейчас, ведь его рюкзак лежал под кроватью открытым. Пригнувшись, Рихард резким движением схватил его за лямку, закидывая на плечо и уходя в другую комнату, чтобы переодеться.       Лучи солнца неприятно слепили в глаза. На улице по мерзкому ярко. И пока Круспе пытался натянуть на руку новую резинку — успел проклинать этот понедельник раз десять. Убрав выпавший локон, он сунул руку в карман джинсов, доставая ключи от машины. Подойдя к ней, Рихард на автомате нажал на кнопку, толком даже не заметив этого. Авто приветливо пиликнуло ему, и Рихард открыл дверь, с наслаждением заваливаясь внутрь. Несмотря на то, что на улице всего лишь апрель, ему было невероятно жарко… Желание оказаться в школе возросло.       И стоило ему действительно поторопиться придумать оправдание. Подъехав к школьному двору, он уже заметил встречающего его на входе Тилля, радушно осматривающего учеников. Выйдя из машины, Рихард сперва даже подумал обойти окольными путями, но народу там не оказалось, слиться было не с кем.       — Долго стоять будешь?       Рихард чуть не подскочил от неожиданности, но это оказался лишь Колин, от которого приятно пахло табаком. Круспе под радушный хохот пихнул его локтём в бок, вновь небрежно кинув взгляд на Тилля.       Льюис — старый знакомый Рихарда, шедший с ним бок о бок с первого класса. Он до сих пор в шоке, что Колин, как и его игра на басу, внешне совершенно никак не менялся: каштановые волосы подстрижены под «ёжик», мягкие черты лица сохраняли свои сглаженные углы, придавая его большим карим глазам ласковости. И так же делая акцент на все чаще расширенных зрачках, пожравших радужку.       На лице — ни капли волос и даже намека на них, он идеально гладок, чему Рихард и Тилль завидовали до ужаса. В особенности, конечно, Рихард, ведь ему изо дня в день чистить еблет не было райским наслаждением.       — Да вот, думаю, осмелится ли в этот раз на меня Линдеманн матом рявкнуть или же соизволит тактично промолчать. — Рихард рассмеялся, сложив руки на груди и упёршись на машину.       — С чего ты взял, что Тилль будет злиться за твои опоздания? — Колин удивлённо вскинул тонкие брови, усмехнувшись.       — Да вот… В пятницу, стоило мне пропустить один урок, он подошёл ко мне злой, взбешённый, и чуть ли не кинул в меня небрежное «сука»! — Рихард смеялся уже в голос, пока Колин лишь прыскал, удивляясь тому, какая же всё-таки Круспе заносчивая псина.       — Хватит язвить, Рих! Иди, а то он и не только с «сук» начнёт. Тебе бы вообще поучиться у Линдеманна, он уроки-то не пропускает.       — Нашелся тут! — Хохотнул Рихард. — Ходячий такт. Все считают его идеальным, отличником, паинькой, но если шкура напыщенного спокойствия спадёт, так все ахуеют от того, какой он идиот. Помяни мое слово, я его скоро доведу!       Круспе хлопнул Колина по плечу, отмечая его потрясающую вельветовую рубашку и глубоко застывшую нечитаемую эмоцию с широко раскрытыми глазами. Вроде, это было недоумение, а если подумать — любопытство. Рихард победно улыбнулся. Он не желал другу зла, тем более, когда этот самый друг — Линдеманн. Человек, который прожил с ним бок о бок все эти семнадцать лет. Переживший с Круспе и радость, и боль, он всегда был его противоположностью: сдержанный и усидчивый, имел голову на плечах, разум в тисках и множество несуразных, но классных идей, благодаря которым до сих пор жила и их группа, и сам Круспе. Но вот, что странно — последний год Тилль действительно вёл себя странно: тихо, замкнуто, даже слегка скованно и неуклюже, особенно рядом с Рихардом, а ему это обычно не подобало. Он боялся предположить, что творилось у него в голове. Да, в конечном счёте-то, и не пытался. Что зря.       Подходя к нему ближе, с каждым шагом становилось все неудобнее. Да, голова у Круспе отбитая, и чтобы перед кем-то ему извиниться и испытать вину — это надо сильно постараться. В основном, ему плевать на чужие эмоции и проблемы, даже если намудрил их сам он, но перед Тиллем невозможно было не извиниться — тянул к этому прикованный к шее булыжник в виде долга. Линдеманн действительно много чего сделал для Рихарда, и Круспе это понимал, поэтому не желал ругаться с ним лишний раз. Однако сейчас их дружба почти иссякла, их держала только группа и общая, как называл это Тилль, проблема. Но если понимал исчерпанность их отношений Рихард, то понимал ли сам Линдеманн? Тут оставалось лишь строить догадки.       — Ты какой-то задумчивый. — Бархатный голос, отдающий внутри грудной клетки теплом… — Случилось что-то?       Рихард пожал протянутую ладонь, осматривая Тилля с ног до головы: то, что на нём не берцы, уже радовало глаз, а подаренная Круспе толстовка и вовсе запустило подобие бабочек, ведь Линдеманн с ней почти не прощался. Его смоляные волосы не были собраны в хвост, стриженный затылок всё такой же мягкий, пушистый, а чёлка, падающая на глаза, вечно раздражала Рихарда.       — Нет. Прости, что опоздал.       Тилль на это лишь пожал плечами, кивая в сторону входа. Рихард не стал задавать лишних вопросов, сняв с руки резинку и отдав её. Линдеманн, улыбнувшись, взял её из чужих рук, сразу же завязывая волосы в хвост. Круспе коварно улыбнулся в ответ, ведь Тилль не злился, а значит день обещал быть потрясающим.       Войдя внутрь здания, пересекая все коридоры и лестницы, они оказались в зале, шагая в сторону раздевалок. В голове Рихарда было пусто, он любовался новой причёской впереди идущего Тилля и активно топил тревогу внутри позитивными раздумьями, хоть и выходило через раз. И стоило плечом открыть тяжёлые двери зала и пройти вперёд, как тут же взгляд Рихарда уцепился за двух пацанов младших классов, не скрывающих громкого смеха. Они приставали к парню ещё младше, кидая в его сторону оскорбления и намереваясь покончить с актом сквернословия дракой. Остановившись, Круспе дождался исчезновения Линдеманна за поворотом к раздевалкам, а сам перестроил маршрут, направляясь к мальчишкам.       Разобрался он с ними довольно быстро — хватило одного громкого возгласа, чтобы те разбежались, словно крысы по углам. Рихард как всегда оказался в выигрышной ситуации и наслаждался этим. Потрепав мелкого, которого зажимали, он отправил его в свой класс, а сам развернулся, вдруг увидев холодную, лихорадящую душу пару глаз.       — Ну и… Какие у нас планы на день? — Попытался выкрутиться из ситуации Круспе, мило улыбнувшись.       — Дойти до раздевалки. — Холодно отозвался Тилль, кивнув себе за плечо.       Линдеманн знал тех скрывшихся за поворотом пацанов. В один из дней они ворвались в порыве эмоций в зал, где была собрана вся группа. А увидев гитару, которую Линдеманн пытался настроить, встали на месте. Их непослушание вылилось в полную расстройку всей аппаратуры. Честно сказать, Тилль редко видел Рихарда настолько разъярённым — от него отлетало всё и все. На следующий день и мальцы с визгами прятались во всех возможных углах, только бы не получить за своё хулиганье. И видимо поэтому, стоило им услышать знакомый рёв, сразу же сбежали.       Глянув на всё такого же ни в чём непричастного Рихарда, Линдеманн взял его за плечо, ведя за собой в раздевалку. Зная Круспе, можно легко предположить, что заниматься тот не собирался.       Будучи уже в тесной, душной и пропахнувшей дешёвым одеколоном раздевалке, те начали шумно переодеваться. Одноклассники всё время с остервенением что-то обсуждали, некоторые забегали к соседям — к девчонкам, пугая их и смеясь со звонких визгов. Только несколько человек не принимали в этом участие: Линдеманн, пока переодевался, болтал с Фредом о любимой группе по баскетболу. Они оба были ярыми любителями этой игры, вместе убивая время за просмотром очередного матча. Рихард прекрасно знал, что Тилль обожал баскетбол, но попробовать его уговорить поучаствовать хоть в одном из соревнований — себе дороже. Он знал его скованность и неуверенность, но если уж герр Майеру не удалось его и так и сяк уговорить, что уж думать про Рихарда. Он совершенно не силён в уговорах. И вот, дальше стен школы Тилль никуда со своими способностями и не вышел, боясь всё растерять, представляя взгляды людей, которые ему совершенно не знакомы. Наверное, Круспе этого никогда не понять.       Но собеседник Тилля резко отвлёкся, услышав, как женские голоса стали ближе к дверям. Видимо остальные решили вывести девушек на эмоции, поэтому тот поспешил присоединиться к ним, завязав шнурки. Да, они были похожи на тех самых стереотипных подростков, у которых гормоны ещё выплескивали небывалое количество феромонов, а взгляда от женских фигур отнять получалось трудно. Линдеманн поморщился. В какой-то степени принимал у себя такие же черты, но умел держать себя в руках, в отличии от того же Рихарда, который на удивление сидел и тупил в пол. Тилль натянул футболку и пнул того по ногам, заставляя прийти в себя. На нём не было спортивной формы, а значит он как всегда соизволит посидеть на лавке и ничего не поделать. Это раздражало. Но у того была с собой форма. Чисто для галочки…       — Ты будешь переодеваться?       — К чёрту.       — Как можно так халатно относиться к учёбе? — В полтона возмутился Тилль, искоса смотря на него. — Или не хочешь приманивать к своей нетрадиционной натуре женские взгляд? — Линдеманн ухмыльнулся, получая лёгкий толчок в бок.       — Мне вот интересно… Как у такого тихони, как ты, побывало столько дам? — Рихард сложил руки на груди, упёршись на стену. — Чем приманиваешь? Волчьим хвостиком машешь?       Линдеманн фыркнул, а Рихард усмехнулся, принимая победу.       — Смешно… Ты, лучше посмотри текст. Вчера вечером начиркал.       Шагнув в сторону открытого окна через раскиданные вещи, он достал свой рюкзак и открыл главный отсек, в котором сразу же нашёл исписанный лист, зажатый в учебнике. Вручив его Рихарду, он сел рядом, наблюдая за эмоциями.       — Смотрю, у тебя вчера был наплыв вдохновения.       Тилль расплылся в улыбке.       — Мне нравится. Наложим аккорды и получится ягодка.       — Я уже наложил. — Линдеманн перевернул у него в руках листок обратной стороной. Брови Рихарда плавно поползли вверх.       — Смотрю, в голову ударило тебя знатно. — Он улыбнулся и достал телефон, сразу же фотографируя. — Попробую сегодня соло отыграть. После — посмотрим, что на репетиции сделать можно. Молодец.       Прозвенел звонок, и они сразу же пошли в зал. Просторный, окрашенный в приятные, на удивление, цвета — жёлтый и какой-то непонятный оттенок зелёного. Рихард сравнивал его с цветом старых обоев в общежитии рядом. По стенам — кольца и два центральных, в ряд длинные, продольные лампы, отдающие холодными оттенками, расчерченный пол, лавочки у окон и протянутая сетка, которую сразу же принялись снимать. В конце зала, сбоку, находилась инвентарная, ключ от которой всегда был у физрука.       В голове у обоих ничего, кроме предстоящей репетиции, больше не было. В конце учебного года они должны будут провести концерт. Стоило надеяться, что никто не подведёт и пройдёт на «отлично». По крайней мере, отдельно надо было поговорить с Колином, потому что на приёмах всякой параши голова у него ехала конкретно. За такое много кто уже дал ему по рукам, но, к сожалению, дорога вела парня совершенно не туда. Он часто пропускал репетиции, а когда появлялся, то толком ничего не делал. На то он и басист — мог пошутить левый человек, который после сразу получал в лицо.       Урок пришёл никак. Совершенно. Рихард сидел на лавочке, наблюдая за остальными. Они размялись, попрыгали, побегали, а потом начали играть. Это было единственное занятие, которое хоть как-то заставило их двигаться, потому что девчонки не давали фору, отбивая и давая подачи крайне хорошо. Единственные, благодаря кому удавалось отбивать, принимать, перекидывать на ту сторону мячи были Фред с Тиллем, которые всегда, оказавшись в одной команде, работали сообща. Линдеманн в основном отбивал подачи Фреда: он единственный, кто мог кинуть мяч максимально точно, чувствуя Тилля и предугадывая, куда последует следующий шаг. И так, чаще всего в прыжке, удавалось забить, получить несколько аутов и травм, когда происходило приземление обратно на пол. Вся остальная команда пыталась что-то сделать на фоне, мол, не зря же мы сюда пришли, можно скрасить кадр, но толку оказалось мало. Также выделялась и Карина. Она отлично делала подачи, да так, словно и сил толком не прилагала для этого. У неё тяжёлая рука, очень часто Линдеманн за свои едкие шутки получал по спине. Кажется, до сих пор, если приглядеться, можно увидеть недавние отпечатки её пальцев. В ней много потенциала, как в играх, так и в учёбе: совмещены с Тиллем были всего два урока — биология и физкультура. На них она показывала довольно высокие результаты, но было видно, той это нахер не сдалось. Так же, как и эта игра.       Рихард её недолюбливал. Он не знал толком почему: она красивая, с острыми чертами лица, высокими скулами и колким тяжёлым взглядом, а длинные прямые тёмные волосы всегда скрашивали овал лица, придавая ей ещё больше надменности. Ещё его раздражал этот вечный холодный огонь чёрных глаз, которым она его смиряла, словно видела в нём неладное, хоть Рихард и пытался скрыть всю свою натуру.       Игра закончилась. Победу одержали девчонки. Они обогнали на несколько очков, потому что мяч с их стороны летал со скоростью сумасшедшей, а на задней позиции ни Фредди, ни Тилль не стояли.       Класс быстро переоделся, все успели посмеяться над чем-то, обсудить новые матчи, а только потом вышли из душного помещения, не забыв открыть окно. Кто-то из девушек успел прильнуть в объятия одного из пацанов, прежде чем они полностью покинули отдел. Теперь хотя бы Линдеманн выглядел более презентабельно, соизволив надеть брюки с рубашкой. Он до скрежета зубов ненавидел их, потому что были крайне лёгкими и светлыми. Тёмные нужного типажа не найдёшь.       Окинув взглядом шкафчики, мимо которых сейчас шёл, Тилль глянул в сторону, отмечая, как Карина скрылась за дверьми, переходя на другой этаж с кем-то под ручкой. Она вроде нетрадиционной ориентации, но понять, девушка рядом с ней была или парень, тот не смог. С чего бы у Тилля такой интерес? На очередной пьянке, устроенной каким-то левым парнем из школы, она, будучи совсем пьяной в стельку, рассказала о своём сексуальном опыте, пытаясь при этом затянуть едкий дым сигареты. Рассказала ещё несколько интересных историй из своей жизни и закончила на том, что уснула на трезвом Тилле. Она до сих пор иногда вспоминала это, как тот оказывался рядом, и слегка краснела.       — Хэй, Тилль!       Он обернулся. К нему подбежала барабанщица, держа что-то в руках. Дёрнув бровью, он кивнул на приветствие и с любопытством глянул ей на руки, не понимая, какую вещь она там спрятала. Ухмыльнувшись, она гордо подняла голову и раскрыла ладони, показывая блеснувшую на свету цепочку. Линдеманн тут же провёл ладонью по шее и улыбнулся.       — Который раз я её уже нахожу? — Улыбнулась в ответ та, но, замечая движение рук в сторону побрякушки, фыркнула, не давая взять. Зажав два конца, Джессика приблизилась к Тиллю и сама застегнула ему на шее цепочку. — Не теряй. — Хлопнув по плечу, она так же скрылась за дверьми на следующие этажи.

***

      Зайдя в класс, Тилль увидел довольного Рихарда и хмыкнул, кидая сумку рядом с партой у стены, а после сам сел за неё.       — Ох, кто же это ползёт! — Сразу же встретил его Рихард, расположившись за партой. — Пока ты прыгал и скакал, я наблюдал за тобой в оба глаза… — Шепнул Рихард. — И за твоей подружкой Джесс! — Он, поднявшись, неожиданно потянулся к нему и принялся щекотать, зная, что тот этого не любит.       Тилль сразу же засмеялся, стараясь убрать от себя его руки. Стоило Рихарду прекратить, как Линдеманн попытался осудить его за это действо. Но у него не получилось.       — Ох, герр Круспе, я, конечно, знаю о ваших гомосексуальных наклонностях, однако можно их проявлять не здесь и не сейчас. — Он закинул ноги на второй стул, находясь теперь в полулежащем положении. До звонка времени ещё было много, приготовиться можно было позже. — Что-то ты совсем сегодня разбуянился. Сколько кружек кофе в себя вогнал?       — Ноль. — Рихард сложил пальцы в подобающую цифру, заглядывая внутрь этого кольца. — Вообще даже не надейся. Ты не в моём вкусе. Ты слишком… нудный. — Он потянулся, разглядывая полупустой класс. — Я ухожу из команды по футболу.       Тилль резко нахмурился, ошарашенный этой новостью. Рихард — капитан команды и именно благодаря ему школа всегда выходила на первые места. Он любил это дело даже больше, чем музыку, и услышать от него заявление об уходе казалось чем-то невозможным. Линдеманн сперва подумал, что ему это послышалось, но нет, взгляд Круспе не выражал ничего кроме тоски, словно он отрывал что-то важное от себя… очень важное.       — Почему?       — Группа. — Резко ответил тот, отвернувшись. — Я понимаю, что она важна тебе. А без второго гитариста вывести её будет трудно. Да и совмещать оба хобби почти невозможно.       Тилль ощутил резкий наплыв неудобства. Словно на плечи свалили тяжёлый груз, с которым ему следовать дальше долгое время. Рихард часто заставлял чувствовать подобные эмоции, жертвуя собой и своими интересами ради Линдеманна. Делал ли он это в ответ? Не совсем…       Диалог быстро загнулся. До звонка.       Биология. Она проходила ровно так же, как и физкультура — скучно и неинтересно. Что ещё было делать Рихарду, кроме как тупить в соседнюю парту, где сидел одноклассник, активно что-то пишущий в тетради. Тилль сзади тоже что-то писал, опустив голову на руку и быстро двигая карандашом по листам. Он записывал лекцию, а Рихард лишь наблюдал за этим, усмехаясь. Всё бы ничего, он бы и продолжил так сидеть, если бы его не вызвали. Круспе аж карандаш из рук выронил, услышав своё имя. Кроме того, сзади него сидел Линдеманн, впереди — Карина, справа — Фред. Почему именно его? С горем пополам, вынырнув из-за парты, он встал у доски. Ответить ни на что не смог — вся информация проскочила мимо его ушей, даже не попытавшись задержаться рядом хоть на секунду. Щадить не стали, поставили долг, который будет тянуться за ним до самого мая. Кого это интересовало, конечно? Максимум только Тилля. Его волновал факт, что он мог нахватать плохих оценок, да ещё и под конец года, когда это может показаться крайне плохим звоночком.       Рихард не запомнил ничего интересного за эти пару уроков. Все перемены они с Тиллем проводили в классе, кто куда и кому отдавая своё внимание. С первого взгляда и не скажешь, что они знакомы с пелёнок. Эту отрешённость со стороны Круспе Линдеманн заметил ещё с января, когда внимание к нему совсем упало. Он пытался не отчаиваться… Ключевое слово «пытался».       Во время обеда они разошлись по разным сторонам. Рихарду надо было решить проблемы с командой — просто так отпускать его они не хотели. И это стало сразу же понятно, когда он, войдя в столовую, попался им на глаза. Они его ждали. От негодования у Рихарда по спине пробежались колкие мурашки. Он ведь ясно сказал, что уходит… Его раздражало неповиновение и шаг против его слов назло, поэтому он без особого энтузиазма согласился на переговоры, хоть и основной его целью прихода стал банальный приём пищи.       Сев за довольно шумный стол, он сразу почувствовал на себе множество пар глаз, ожидающих от него действий. А какие действия они ожидали? Он не знал. Поэтому начал есть. Пробивало на смех. Но, успокоившись и запив затвердевшую пиццу соком, он оглядел весь стол. Зелёные, серые, карие, голубые взгляды — все смотрели на него, но больше всего выделялся один. Поблёскивающий, недовольный и хмурый, он бурил его, наблюдая за каждым движением. Рихард отвернулся, не желая видеть, не желая ощущать.       — Да, я ухожу из команды, ещё вопросы? — Круспе вновь поднёс коробочку с соком к губам. Тут же понёсся новый шквал шума. Компания, состоящая из одних парней, была намного громче и шебутнее, чем соседний стол девчонок. Рихард усмехнулся. Посреди всего этого шума выделялся именно сидящий напротив. Он недолго наблюдал за ситуацией и по итогу вспылил. Все резко заткнулись по его указке и он, взяв на себя ответственность, начал говорить.       — Последний матч, Рихард. — Сверкнул глазами тот. Его звали Стивен, и Круспе просто ненавидел его светлые растрёпанные волосы. — У нас остался последний матч. Ты так бестактно покинешь нас на финише? Снимешь с себя ответственность?       Опять Рихард слышал слово «такт». Да кто его придумал вообще?!       — Нет. — Он хлебнул сока. — У меня появилось новое занятие, к которому я проявляю больший интерес. Футбол перестал для меня что-то значить.       — А может быть это не в интересе дело? — Дёрнул бровью Стив, будто на что-то намекая. Стоило Рихарду понять на что, он резко сжал коробку из-под сока и уже думал, как круто было бы уложить его здесь на лопатки прямо сейчас. — Мы ещё поговорим.       Вся группа лишь тихонько наблюдала за ними, внимательно слушая разговор и терпеливо дожидаясь вердикта. Но его как такового не было, поэтому поднялись из-за стола даже с неким разочарованием. Возможно, роль капитана занял бы именно Стивен, если Рихард продолжит гнуть свою линию. А он и продолжал.       Сразу после того, как Рихард поел, Стивен встретил его на повороте к лестницам. Всё такой же недовольный. Его и без того хмурое выражение лица приняло ещё более тяжёлый вид. Сам по себе он казался Рихарду парнем с весьма привлекательной внешностью: смягчённые скулы, большие голубые глаза с длинными ресницами, выраженная форма губ. В левом ухе поблескивал гвоздик, который, как раз, подарил Круспе ещё давным-давно. Но вот его характер заставлял Рихарда злиться намного чаще, чем обычно. Он был для него невыносимым человеком: заносчивый, желающий доминирования, подчинения, полный гнева и ревности. Любые отношения с ним казались для него адом. Особенно дружеские. Круспе считал его лишь коллегой, пока Стивен без зазрения совести при всем своем дерьмовом отношении к нему звал того другом.       — Поговорим тут? Или найдём место поукромнее? — Рихарду очень хотелось язвить. И вот, за свою язву, его потянули в сторону туалета. Ещё лучше…       Стив тянул его по всему коридору, игнорируя взволнованные взгляды со стороны. За поворотом в малый коридор перед ними предстало ещё два: в сторону женского и мужского туалетов. Завернув налево, Стивен затянул Круспе в помещение, закрывая дверь и становясь напротив. В нос ударил неприятный запах хлорки и резких чистящих средств. С улицы через открытое окно шла бьющая в спину прохлада, пробирающая до мурашек. На подоконнике валялись потушенные бычки, от которых тонкой шлейкой тянулся непотушенный дым табака.       — Что ты от меня хочешь? — Насупился Рихард, упёршись спиной в подоконник и сложив руки на груди. — Тебе не изменить мой выбор.       — Ты уверен? — Стив достал из заднего кармана чёрных джинсов пачку сигарет. Мальборо, которые Рихард раньше очень любил. Достав сигарету и убрав пачку обратно, Стивен поднес её к губам, второй рукой доставая зажигалку. Манжеты светлой рубашки спали до локтей, пока он зажигал фильтр. — Я ведь способен на многое. Ты просто не знаешь…       — Хочешь вновь потушить об меня бычок? — Усмехнулся Круспе. — Попробуй. Зубы собирать долго будешь.       — Что у вас с Тиллем? — Зажав сигарету двумя пальцами, Стив медленно выдохнул дым, ожидая от Рихарда реакции. А она поступила мгновенно.       Сердце гулко и больно ударило в груди при одном только его упоминании. Дыхание спёрло, а пальцы обдало мгновенной дрожью. Как резко закипели в нём отрицательные эмоции, верх которых — отвращение к Стивену.       — С какого хера у меня с ним что-то должно быть? И почему в принципе тебя это ебёт? — Рихард сжал кулаки, так, что костяшки пальцев побелели. Казалось, он готов выбить тому челюсть, пусть только позволит ещё что-то ляпнуть…       — Ведь ты из-за него ушёл из команды. Бросил нас, как использованных шлюх. А всё ради кого? Ради него! Команда, Рихард, мы все — большая дружная команда, которой ты с удовольствием руководил. Мы тащили на себе всю спортивную часть школы, а по итогу ты валишь в музыку? Возомнил себя великим гитаристом?       — И что с того? — Рявкнул Круспе, сделав один размашистый шаг и схватив Стива за ворот рубашки. — Мне нравится музыка, нравятся эмоции, которая та приносит! Внятно объяснил? — Стив кивнул. — А теперь ответь — какого хуя тебя это так ебёт? Да даже если я с Тиллем в дёсна долблюсь, это так важно?! Просто заткни свой длинный нос и не суй его больше никуда! Урод…       Рихард чуть ли не прорычал последнее слово ему в лицо, отталкивая от себя и выходя из туалета. Стивен в последнее время бесил его просто до одури. Стоило ему сказать хоть что-то неладное, даже по ошибке, как Круспе мгновенно вскипал, был готов одним ловким движением кулака исправить ему прикус. У него как раз ещё зубы больные…

***

      Во время обеденного перерыва Тилль пытался найти Рихарда, но всё было тщетно.       Поиски не увенчались успехом даже когда он попытался ему позвонить. Волнение внутри Линдеманна росло в геометрической прогрессии — он обошёл всю школу вдоль и поперёк… Была мысль, что тот отошёл покурить, и он сразу с ней смирился, принявшись теперь искать Джессику.       Она редко когда обедала в школе, поэтому Тилль начал искать на тех этажах, где она обычно ошивалась: нулевой, первый, второй, но так и нашёл. Осталось только одно место, где её можно было найти — столовая, в которой она была редким гостем… Сунув руки в карманы, он направился в сторону места трапезы, на всякий случай оглядывая людей вокруг. Почему все так резко начали пропадать? Ни Рихарда, ни Джессики…       Он поёжился, прежде чем прошёл дверной проём, и тут же стал вглядываться в знакомые углы, где обычно она могла устроиться, но вдруг, не успел он сделать и нескольких шагов, увидел знакомую тёмную макушку. Его схватили за плечо, заводя за угол и толкая в сторону открытой двери. Линдеманн не успел среагировать, не успел ухватиться или убрать руку, потому что хват у незнакомца получился резкий, быстрый и без лишних движений.       Оказавшись посреди комнаты, как он думал, один, он отметил, насколько в помещении темно. Через несколько минут появления чёткости у стен, пола и разных наваленных друг на друга коробок, что были рядом, глаза привыкли к темноте и дали размытые очертания фигуры. Моргнув, она немного сдвинулась в бок, становясь ближе. А после — включился свет, и Тилль увидел две темные радужки.       — Карина?! — Возмущённо воскликнул Линдеманн, разглядывая девушку с ног до головы. Та выглядела обычно, хотя в движениях была преувеличенная резкость. Она щёлкнула внезапно появившейся в кадре зажигалкой, пока во второй руке появились две сигареты. Предложив одну Тиллю и получив отказ, пожала плечами. — Ты меня сюда затащила только чтобы покурить? — Дёрнув бровью, спросил тот, наблюдая, как Карина поджигает фильтр.       — Ну да… — Она подняла бровь в ответ, убирая зажигалку и начиная ходить вокруг.       Рядом со столовой было помещение, где курили все, кому не лень. Это заброшенная школьным персоналом каморка, полная пыли, грязи и остальной нечисти, в виде пауков и ещё каких-то ползающих тварей, одну из которых девушка приняла к себе на руку, подходя обратно к Тиллю и медленно выдыхая дым через ноздри.       — Смотри. — Восхищённо шепнула она, перекатывая по длинным пальцам сороконожку. — Милая, правда? — Насекомое быстро переходило с одного пальца на другой, пока по спине у Тилля бегал табун колючих мурашек. Он ощущал, что и сердце Майснер неспокойно, ведь сороконожка щекотала кожу. Линдеманн не питал особой любви к тем, у кого больше четырёх лап. Карина же, напротив, любила приносить в школу мелких «друзей»: ползающих, летающих, кусающих и тому подобное.       — Точно не хочешь курить? — Она дала сползти сороконожке и взяла в руку белую сигарету, предлагая ту однокласснику.       — Нет, спасибо.       Она отошла на несколько шагов, и Тилль увидел, как девушка сделала резкий вдох, рассматривая помещение.       — Ты очень глубоко затягиваешься… — Ухмыльнулся он, коснувшись ладонью её плеча и поворачивая лицом к себе. — В голову ударит — мало не покажется.       — Как думаешь, какая мне мысль может ударить в голову? — Улыбнулась та, обвивая руки вокруг шеи и глядя на того с лёгким азартом. Тилль, словом, не возражал.       — У нас есть ещё пятнадцать минут. — Улыбнулся он и примкнул к её губам, прижимая поближе к себе.