Выпив уже тридцать три кружки пива, Ёсан понемногу начинал засыпать на плече Чонхо, пока Чхве не вскочил с места и не пошел бить морды. Циркач так и застыл с опустевшей пинтой, пока не услыхал голос боцмана. Да, он-то ему и нужен. Поднявшись на ноги, Кан добрался до Юнхо и взял мужчину за руку, а Чон, в свою очередь, постарался увести товарища как можно дальше от развернувшейся в таверне драки. И судя по тому, как Ёсан то и дело пытался шлепнуться на ровном месте, ему определенно стоило поскорее вернуться на корабль и лечь в горизонтальное положение в обнимку с ведерком.
— Пожалуй, я вернусь на корабль, — словно читает мысли Юнхо циркач. — Передай капитану, что я буду в общей каюте. Если только я ему не понадоблюсь, потому что если понадоблюсь, то я утонул, — говорил Кан немного заплетающимся языком. Он и сам понимал общее состояние своего тела, так что не горел желанием ввязываться в драки или бежать сломя голову куда-нибудь на пляж, чему сопровождающий пирата Юнхо был крайне признателен. Ему уже хватило переживаний за вусмерть пьянющего Минги, обладавшего раздражающей непредсказуемостью. И Сана, уж этот парень имел манеру улететь в хмельное царство от одного лишь запаха спиртного. Удивительно, как он еще оставался в сознании после пиратской проспиртованной водицы? Так или иначе, сейчас боцман нес ответственность за Ёсана, о чьей тяге к выпивке не знал только капитан, да и лишь потому, что Хонджуну не было дела. Кан выглядел как сонный котенок, который забавно щурился. Чертовски милый. Как ему это удавалось?
— Я провожу тебя. Иначе ты не дойдешь, — Юнхо покрепче взял Ёсана за руку и повел прочь из «Клубничного Пирога» в сторону их корабля. Он не знал, остается ли с мастером над парусами в каюте, но удостовериться в его безопасности стоило.
В пьяном угаре Ёсан поначалу даже не сумел сообразить, кто оказался рядом с ним. Минги? Нет у того голос был ниже, Юнхо? Чонхо или Сонхва? Он запутался, но держался за ладонь сопровождающего, как за спасительный канат, решив, что сейчас идет за ручку с русалом. Почему? Кан и сам не знал, просто некто теплый и приятный, хорошо пах и был довольно высоким. А еще с красивыми руками и в белой рубашке, кто, если не Сонхва? За время плавания они стали немногим более близки, поэтому Ёсан со спокойствием прошелся дальше вдоль дороги.
— Нагх! — фыркает парень, пиная камень под собой. — Я теперь постоянно об этом думаю, чертов Сан. И Юнхо. Что за развлекаловка пиратская? Целоваться со всеми подряд… Зависимость хуже, чем от рома! И что, мне теперь ждать следующего праздника, чтобы бутылку покрутить? — казалось, Кан разговаривал сам с собой, что-то бубня про поцелуи и про то, как теперь ему охота впиться в чьи-нибудь губы. Только не Уён! Знает он, что их юнга этими губами вытворял. Хотя?.. Нет! Точно нет! Всеми руками нет! Пожалуй… больше всего ему понравилось целоваться с Саном: крепкие руки, укусы и чувство легкости от прикосновения к его губам.
Юнхо смотрел на Ёсана, не в силах отвести взгляд. Такой очаровательный, даже когда пьяный. И как у него это получалось? Хоть он и говорил всякую несвязанную чушь, от чего-то Чона это лишь больше умиляло. Пока он не начал вслушиваться в смысл.
— Зависимость? Ёсан, ты о чем вообще? — боцман не останавливался, продолжая вести своего друга до их корабля. Благо, Эйтини была пришвартована совсем недалеко. Всё-таки «Клубничный Пирог» был отличным заведением, особенно для пиратского порта. — Тебе… понравилось играть в бутылочку? — Юнхо чуть вскинул брови, аккуратно заводя возлюбленного на корабль.
Юнхо слушал Ёсана с большим удивлением. Значит, ему пришлась по вкусу эта игра? Да плюс ко всему понравилось целоваться с Саном? Вот это уже немного расстраивало. За многие раунды в бутылочку в прошлом боцман целовался с Чхве, но не находил прикосновения к губам пирата чем-то необычным, а вот Ёсану, кажется, они действительно пришлись по душе, раз он спустя неделю всё ещё вспоминает о поцелуях с этим кошачьим засранцем.
— Чертовы усаны могут хоть сутками целоваться друг с другом, вот и целовались бы, — никак не успокаивал свой бубнеж мастер парусов, едва не повалившись с трапа, однако Юнхо тут же схватил возлюбленного за крепкую талию и поднял на руки, и уже самостоятельно позволил ему добраться до одной из бочек под потрепанной мачтой, где и попытался усадить Кана, однако тот мигом воспротивился попыткам боцмана угомонить себя и вцепился в его рукава, впечатавшись грудью в торс мужчины.
— Сдался он тебе, Сан уже сделал выбор в сторону кое-кого другого. Уж извини, — Юнхо тихо посмеивается, пытаясь удержать Ёсана на ногах. Даже говоря такие глупые вещи, тот оставался ужасно милым, что невозможно было оторвать паренька от себя. Да и зачем? — Скажи, ты хочешь играть в бутылочку, чтобы целоваться? Или это все ради попыток… ну… вдруг тебе хочется именно с Саном, — Юнхо немного неуверенно поджал губы, явно не продумав свои слова до конца. И то, как ему стоит реагировать на неудовлетворительный ответ Ёсана, но циркач определенно не рассматривал Сана как предмет вожделения. Оттого от слов Юнхо поморщился и зафыркал.
— Только не Сан, нет, — помотал головой Ёсан и сильнее обхватил предплечья боцмана, уложив голову ему на плечо. От такого вроде бы и невинного прикосновения Чон едва не подпрыгнул на месте от неожиданности и испуганно замер, побоявшись даже шевельнутся. А если он спугнет друга? Если Ёсан сейчас осознает, что говорит и кому? И сбежит? Или и вовсе обидится на товарища и не захочет более разговаривать с ним и как-либо сближаться, как прежде? И все же любопытство и природное шило в одном потаенном местечке не давали Юнхо просто отпустить и ситуацию, и возлюбленного из своих рук. И он решает рискнуть. Почему бы и нет? Вдруг юноша хотел?.. Поцеловаться? Боцман на секунду замер, обдумывая в голове, стоит ли оно того. Если Ёсан вспомнит утром то, что произошло здесь сегодня, то их отношениям точно придет конец. Но вспомнит ли он?
— Ёсан, — Чон подошел ближе к мастеру над парусами, касаясь пальцами щеки парня, — мы можем поцеловаться и без глупой игры. Ты хочешь?
— Без игры? А так можно? — хлопает пьяными глазками Кан. Кто вообще с ним разговаривал? Не похож на Сонхва, тогда где он? Наверное, с капитаном, тогда кто же перед ним? Голос-то знакомый, но вот в темноте Ёсан никак не мог разглядеть человека и уловить тембр его голоса. Как-то, с одной стороны, целоваться с незнакомцем было удобно, но с другой… Ох, Кан терпеть не мог чужаков, и уж тем более вести с ними дела или дружбу, а уж делить на двоих один поцелуй так и вовсе было ужасно жалко! Нет! Этот человек знает его имя, значит, они не незнакомцы. Отлично.
И, не теряя ни секунды, юноша встает на мысочки и поддается вперед, целуя мужчину напротив. Этот запах?.. Чистота, не свойственная пиратам, и легкая кислинка от лимона или… зеленого яблока? Тот, чья постель всегда чиста, несмотря на суровые условия и вечную грязь, тот, в чью постель заваливается Ёсан, когда ему грустно или скучно.
Ответа Юнхо так и не получил. Лишь непродолжительное молчание, а затем и сам поцелуй. Боцман замер, чувствуя, как сердце вновь замирает. Почему было так тяжело двигаться? Раньше такого с Юнхо не было. Только губы Ёсана творили с ним подобное, словно обратив его в статую и расколов на тысячи хрупких осколков, что взрывались фейерверками на темном звездном небе. Оттаяв, его сердце принялось бешено стучаться, а по спине прошли мурашки до самых кончиков пальцев. Пальцев, которыми он уже зарывался в лохматые длинные волосы циркача.
— Юнхо-хён? Прости, кажется, я перепил. Забудь о том, что я делаю, — мычит в губы боцмана Кан и касается ладонями чужих щек.
— Ёсан? — Юнхо ненадолго открыл глаза, встречаясь взглядом с Каном. Так он в итоге узнал Чона. От одной мысли об этом становилось страшно. И что теперь? Ёсан оттолкнет боцмана и никогда больше не захочет с ним говорить? Чона даже смерть так не пугала, как возможность потерять Ёсана в качестве своего друга. К еще большему страху Юю, юноша на миг отстраняется, но спустя мгновение целует мужчину снова, прижав к себе ближе и крепче, не давая Юнхо выскользнуть из хватки его ловких рук. Боги, неужели Чон получил настоящий поцелуй? Поцелуй, который совершенно не соответствовал тому, что Ёсан говорил. — Я… — Юнхо смотрел на лицо возлюбленного напротив, не решаясь предпринять хоть что-то. Слишком страшно. Возлюбленный целовал его так уверенно и желанно, Кан вновь и вновь касался его губ, сминая их и лаская, и оттого боцман никак не мог поверить в действительность происходящего. Он перепил или.? Или ему прилетело стулом по голове в пьяной драке в таверне? Но удовольствие, покалывание внизу живота и ощущение горячего тела поблизости немного возвращали мужчину в реальный мир. Особенно, когда грубые от работы на корабле пальцы Ёсана пробрались под рубашку боцмана и коснулись его гладкой изящной спины, заставив томно застонать в чужие уста. И тогда Юнхо окончательно сдался во власть своих мечтаний и желаний. Он слишком долго томился в этой односторонней любви, боясь лишний раз показаться другу чокнутым. И сейчас последние осколки здравомыслия перегорели, как гребаный фейерверк на отголосках сознания, и Юнхо резко поддался вперед. — Прости, — наконец на выдохе выдал Чон, беря лицо Ёсана в свои руки. — Прости, я больше не могу, — боцман наклоняется к Кану, жадно целуя столь желанные губы. Опустив одну руку на талию Ёсана, Юнхо притянул его ближе к себе. Никогда не отпустит.
Юнхо боялся даже касаться Ёсана, страшась сделать что-то не так. Казалось, одно неверное движение — и Кан оттолкнет его, полный непонимания, возмущения и отвращения. Руки боцмана слегка дрожали, стоило ему об этом только подумать. Но чем дольше Чон целовал своего возлюбленного, тем больше понимал, что Ёсану это нравится. Он сам охотно проявлял инициативу, сдавливал талию мужчины и поддавался вперёд, позволив аристократу углубить их поцелуй благодаря языку. И от этого трепет в душе только усиливался.
Скрывать уже не было смысла: бывший циркач имел неслабое пристрастие к алкоголю и рому в частности. Потому как на корабле даже воду разбавляли спиртным, Ёсан, как слабовольный человек, вскоре привык находиться немного в приподнятом настроении и не всегда мог контролировать выпитое, понемногу уставая и заваливаясь спать либо к себе на марс, либо в постель Юнхо, ловя головокружение. Он нередко попадался на глаза работничкам кухни, выпивая из заначки, и первым тянулся к спиртному во время пьянки. Однако предпочитал шумные компании, чтобы не терзаться грустными воспоминаниями. Понемногу резистентность к алкоголю возрастала, а оттого Кан, стоя на палубе и целуя Юнхо, понимал, что завтра будет помнить все до последней детали. И, скорее всего, сожрет себя с потрохами или выбросится в море. Но это будет завтра, а пока он поддается навстречу боцману, обвивая его шею руками и сминая чужие мягкие губы в настойчивом поцелуе. Так, как Ёсан это себе представлял в разных историях, полных чуждой ему романтики. У него нет тех нежных чувств к Юнхо, только влечение плоти, что так долго сдерживала себя от любых поползновений к своему полу. Тогда это все было настолько неправильным, что Кан запер свои желания в железный ящик и сбросил на дно морское. Но сирены снова напомнили ему о том, что Ёсан из себя представлял. И в этом поцелуе он ощущает вкус свободы от предрассудков, от собственных переживаний и страхов и этот поцелуй со вкусом кислого яблока и немного пива.
— Хорошо, что это ты, — мягкий тягучий шепот сходит с губ Кана, и он возвращается к поцелую, подтолкнув боцмана к борту и упираясь руками в перила. — Плохо, что я не умею целоваться.
— Почему? Почему ты рад, что это я? — Юнхо удивленно ойкнул, оказываясь прижат Ёсаном к деревянным перилам и неприятно врезавшись в них копчиком. Но его это ничуть не отвлекает, и, поймав на себе этот полный желания взгляд, мужчина сглатывает. И не только от неожиданной напористости своего драгоценного мастера парусов, а еще и от ощущений внизу живота и прикосновения чего-то твердого к его бедру. Боги, он сейчас накинется на бедного мальчишку и растерзает, словно волк свою добычу. Вот только волком тут оказался отнюдь не Юнхо. И все же положение немного неудобное, а потому Чон развернул Ёсана, теперь уже его прижимая к борту корабля. Наклонившись, он вновь вовлек Кана в поцелуй. Разомкнув губы возлюбленного, пират проталкивает язык в его приоткрытый рот. Боцман крепче обнял юношу за талию, не в силах отпустить от себя. Юнхо надеялся, что ему хватит сил остановиться на одних лишь поцелуях. — Я могу тебя научить. Просто повторяй за мной, хорошо?
— Хорошо, научи меня, хён. Тебе я доверяю больше, чем кому-то из команды, — только и шепчет заплетающимся языком Ёсан в поцелуй. Он даже не понимает, как оказывается зажатым между бортом и боцманом, но не придает этому значения, полностью сосредоточенный на движениях языка Юнхо и его рук, прижав мужчину к себе за талию еще ближе. Хотя, казалось бы!
Язык циркача явно живет своей жизнью — исследует чужой рот и переплетается с языком Чона, пока собственная голова не пустеет окончательно. Чем он тут занят? Так приятно и хорошо, что внизу живота разливается странное тепло и тут же скручивается в тугой узел. Сердце колотится все сильнее, и не было похоже, что юноша собирается останавливаться. Пока запретные желания его тела не лишают молодого пирата рассудка окончательно. И Ёсан нехотя отстраняется, высунув язык, от которого тянется ниточка слюны.
Было так хорошо, что даже непривычно. Куда лучше рома — вот бы все время целоваться, пускай даже с Юнхо. Не то, чтобы Ёсан хотел заниматься подобным с кем-то другим из команды, но отчего-то использовать для своего удовольствия влюбленного боцмана было верхом эгоизма для парня. Он же ведь его использует? Напился и полез целоваться, хотя прекрасно знал о чувствах друга, о его невзаимных чувствах. Если только… Нет, нет-нет, все совершенно не так. Гад, никакой совести у Кана нет. Именно поэтому Ёсан и рад, что целуется именно с Юнхо: тот не оттолкнет его. А стоило бы.
— Пойдем в каюту, — он тут же прислоняется губами к светлой шее боцмана, а ладонь Кана бесстыже устраивается в области паха мужчины. Дальше в его памяти что-то явно не сходится, и вот Ёсан уже снимает с Юнхо рубаху и прижимается к его ключицам, вместе с тем грубо потираясь причинным местом о чужую эрекцию. Губы беспорядочно зацеловывают немного влажную кожу и оставляют едва заметные отметины светло-розовых тонов, в полутьме кажущиеся более яркими. От шеи Ёсан скользит к ключицам, к таким изящным и аккуратным ключицам, как у барышни, и снова впивается в губы любовника, пока Юнхо обвивает его талию своими длинными ногами, а руками — широкие плечи ответственного за паруса и канаты. Почему же спустя столько лет воздержания и страхов Кан вдруг сорвался? Так еще и на друге, на близком товарище, с которым плавал не один год по морю и к кому всегда приходил за утешением? Ведь он не хотел Сана, не хотел до чертиков соблазнительного Уёна или прекрасного русала Сонхва, не горячего пожирателя сердец Минги или Золотого Капитана, не хотел силача Чонхо, с которым был не менее близок, чем с Уёном, и знал о Чхве больше, чем кто-либо из команды. Он хотел лишь Юнхо, только его. Особенно сейчас, когда руки любовника касались его оголенной спины.
А Юнхо и сам себя не контролирует, полностью растворяясь в ярких и таких долгожданных ощущениях. Да, поначалу он явно не планировал оказаться в пассивной роли в их с Ёсаном взаимоотношениях, но сейчас, когда его шею покрывали метки пирата, совершенно ничего не имел против. Разумеется, не очень опытный даже с женщинами аристократ слабо представлял соитие между двумя представителями одного пола, но его это не волновало. Не сейчас. Сейчас он наслаждается поцелуями и движениями бедер Ёсана, от которых по телу разливалось приятное тепло. И как только их губы нехотя отстранялись друг от друга, оба пирата заполнили комнату боцмана несдержанными стонами. Нет, это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Юнхо или спит, или алкоголь в крови Ёсана в скором времени даст о себе знать. Однако же, стоит только Юнхо спохватиться об этом, как товарищ уже стаскивает с него штаны и касается возбужденной докрасна плоти пальцами, ничуть не стесняясь. Кан и сам торопится избавиться от дурацких тряпок и кое-как развязывает пояс, чтобы обнажить уже свое жаждущее внимания достоинство. И как только он обхватывает оба члена ладонями, Юнхо испуганно кусает губы и через несколько мгновений решает прекратить это. Нет, это совершенно не то!
— Ёсан, ты… — черт подери, Юнхо вцепляется пальцами в чужие крепкие плечи и пытается отстранить от себя возлюбленного, однако это оказывается не так просто, ведь Ёсан уже вошел во вкус и продолжал ласкать пальцами длину друга. Сглотнув очередной стон, Юнхо прикладывает немало усилий, чтобы повалить Кана на лопатки и завести его руки над головой циркача. Так не должно было случиться! Не на это Чон рассчитывал в их первый раз.
— Хочешь быть сверху? — хлопает мутными глазами Ёсан и чуть раздвигает ноги, готовый в самом деле на все, и оттого еще страшнее и обиднее.
— Нет, послушай, — поджав губы, Юнхо пытается уклониться от настойчивого пьянчуги, чье колено сейчас потиралось о промежность боцмана. Ну что же за неугомонный придурок! — Я не могу делать с тобой такое, когда ты пьян. Ёсан, ты себя не контролируешь, я буду последней свиньей, воспользовавшись твоим телом таким образом. Если бы мы…ты… — он неловко мнется, ужасно стесняясь следующих слов, и все же вновь решается озвучить их. — Я хочу заниматься с тобой любовью на трезвую голову, чтобы этого хотел ты сам, а не твое тело. Чтобы этого желало твое сердце и разум, в ином случае… какой смысл? Я не могу делить постель с тем, у кого нет ко мне взаимных чувств. Как бы сильно я не жаждал твоего тела.
— Какой ты скучный, хён, — ладонь Ёсана касается губ Юнхо, и скользит вдоль двух припухших от поцелуев холмиков большим пальцем. — Но зато честный и добрый, — на лице бывшего циркача даже появляется подобие мягкой улыбки, и он укладывает ладонь на щеку товарища. Но в глазах его вдруг появляется такая странная печаль, что Чону даже становится стыдно за свой отказ. Что… что не так? Ёсан обиделся? — Ты такой хороший, что я тебя не заслуживаю, — внезапно эти руки утягивают Юнхо обратно вниз, и Ёсан упирается носом прямо в покусанную им же шею, а сам моряк обвивает аристократа и заключает в нежные объятия. — Хотел восполь…ик… тся… тобой и… прости, ты прав. Нужно заниматься «этим» с тем, кого любишь взаимно, а не с тем, кто просто любит тебя. Прости меня, прости, прости… — в легком свете масляной лампы Юнхо вдруг замечает, как в уголках глаз Кана собираются слезы, и как вскоре эти капли стремительно стекают по очаровательному лицу. Почему вдруг юноша завел этот разговор? Признаться, Чон даже испугался за друга, и все же принялся успокаивать его и мягко поглаживать по голове, пока пьяный Кан плакал и все причитал о том, как ему стыдно, и какой на самом деле Юнхо замечательный.
— Ёсан-и, что бы не случилось, я всегда буду твоим другом. Никогда не отвернусь, не стану осуждать тебя и причинять боль, — зацеловывая соленые слезы, шепчет Чон, и Ёсан только крепче обнимает его, шмыгая носом и тихонько сопя.
— И я, Юнхо-я. Ты тоже очень дорог мне, — и вот этот хриплый голосок понемногу затихает, и Ёсан все же смыкает глаза от усталости, проваливаясь в сон. И на этом их с любимым Ёсаном вечер обрывается на столь разочарованной ноте для обоих. Юнхо не знает, плакать ему или смеяться, но небольшое облегчение он все же ощутил. Вот бы… вот бы получить объяснения от возлюбленного завтрашним утром, хотя Чон до конца не был уверен в том, что он опять-таки готов получить ответ.
* * *
Переступая пьяные и побитые тела одно за другим, Сан торопливо следовал за ведущим его к выходу Уёном, когда внезапно перед ними швырнули какого-то бедолагу, едва не влетевшего в пару пиратов. Сан уже был готов обороняться и распихивать руками и ногами толпу перед собой, но проворный лис впереди быстро вывел парня на свежий воздух. И Сан в самом деле ощутил этот глоток свежего морского воздуха с легкой прохладой, от которого его кровь слегка остыла и перестала бушевать в груди. Даже разум немного встал на место, и, взяв покрепче ладонь друга, Чхве уверенно зашагал в сторону пляжа.
— Луна сегодня такая красивая, — вдруг слетело с его губ, и Уён едва не оступился о какой-то валяющийся на земле камень. Уверенным пинком тот полетел прямо с пирса, и Чон звонко посмеялся.
— Я красивее, — сам не зная почему, ответил юнга. В ответ Сан лишь хихикнул и одарил сокомандника этой своей горячей ухмылкой, от которой сердце Чона забилось в бешеном темпе. Щеки тут же налились кровью, и от переизбытка разных эмоций Уён поднес руку возлюбленного к губам и резко вцепился в нее зубами, отчего Сан громко заорал, но ладонь не убрал. Лишь окинул лиса обиженным взглядом и зашагал дальше, прокручивая в голове одну мысль, пока камень под ногами не сменился мягкими песком и галькой, по которой Чхве зашагал вприпрыжку.
— Знаешь, я так и не понял причины, по которой ты настолько боишься того бармена из Пирога, — не желая отсоединять свою покусанную ладонь от руки Уёна, Сан потащил друга за собой на песок. Сапоги проваливались в зыбучие песчинки, пока пара гуляла вдоль берега. Тогда же они приблизились к самому краю пляжа, где легкие волны подкидывали людишкам свои дары в виде водорослей после штормов и мелкие ракушки уже высохших моллюсков. Луна в самом деле восхитительно сияла на небе среди россыпи ярчайших, словно алмазы, звезд, и каждая сейчас светила лишь для пары пиратов. Уён вдруг снимает с себя сапоги и подворачивает штаны до колен, а затем убегает прямо в воду, и прохладные волны щекочут его лодыжки, а песок — пятки. И Чон выхватывает какую-то голубую водоросль и швыряет прямо в возлюбленного, на что Сан недовольно возмущается. Не собираясь терять ни минуты в их маленькой схватке, Чхве и сам разувается и скидывает с себя кожаную жилетку, оставаясь лишь в штанах да поясе. Побросав одежду, он устремляется по волнам за другом и среди плавающей тины и водорослей да палок пытается отыскать что-нибудь попротивнее. Ему нравилось порою просто дурачиться с Уёном, позабыв обо всех тяготах жизни. И потому эти двое сейчас швыряли друг в друга всякий морской мусор и смеялись, не забывая окатить солеными брызгами. Уён наглеет окончательно, облив Сана с ног до головы созданной при помощи рук волной, а затем кидает ему в грудь куском мокрого противного песка. И Сан набрасывается на брюнета, повалив вместе с собой в воду с громким смехом. Уён недовольно фыркает и пытается укусить хохочущего возлюбленного, и тогда же Чхве перехватывает его и рывком прижимает к себе, впиваясь в губы юнги настойчивым поцелуем. Так они и снова падают в воду, и руки Уёна обхватывают любимое лицо, углубляя их поцелуй.
— А луна и в самом деле сегодня такая красивая, — высунув одну лишь мордашку из воды, Чон касается кончиком носа Сана и широко улыбается, а его пальцы перебирают намокшие черные локоны пирата. Такой очаровательный!..
— А знаешь, кто еще красивый? — томный шепот согревает мокрые от соленой водицы губы Чона, когда Сан так близко, когда сжимает в руках его талию.
— Кто? — словно затаив дыхание, выжидал Уён. Вся его кожа покрылась мурашками в предвкушении ответа Чхве, и он уже собирается одарить любимого друга поцелуем, однако же…
— Ёсан, — с довольной кошачьей ухмылкой заявляет этот поганец, и Уён с силой толкает гору мышц в воду и бросается следом с явным намерением утопить прохвоста. Как можно было испортить такой восхитительный момент? Море, теплый ветерок и великолепной красоты небо создали вокруг них невероятно романтичную атмосферу, а этот дурень все испоганил, в том числе настроение Уёна. И лис с обиженным лицом снова отталкивает от себя Сана и устремляется прочь и воды. Ну и мудила. — Да я шучу-шучу, Уён-а! — только и слышен крик пирата позади, и тотчас эта горка накидывается на Чона, и валит его на берег прямиком на мокрый песок. Не успевает было юнга завизжать и начать браниться, как в последний раз, попутно отпихивая от себя назойливого кошака ногами и руками, как Сан начинает зацеловывать его щеки, скулы и нос. Его мягкие поцелуи осыпали обиженное личико пирата, словно крылья бабочки, опускаясь все ниже и ниже, оставляя легкие прикосновения на шее, на ключицах и груди. Распахнутая рубаха оказывается где-то вдали от пары, пока Сан уже во всю ласкает чувствительные смуглые горошины сосков Уёна, а затем опускается ниже и ниже, скользнув языком вдоль рельефного живота и остановившись на поясе у штанов с изящной вышивкой и кожаными ремешками. Тотчас с пухлых соленых губ Уёна слетает шумный стон, и пальцы сжимают гребанный песок под собой.
— Знаешь, я боюсь Драконьего Лиса не из-за его статуса на корабле Сирены. Он ведь был когда-то старшим помощником Вана и его… — Уён кусает губы от переполняющих его эмоций, когда Сан забирается пальцами под пояс и стягивает его вниз, прижавшись губами к изящной тазовой косточке, слегка прикусив ее и тут же зализывая едва заметный след. — Все те яды и мази, травы и снадобья, которыми я отравил команду Морского Дракона — все они принадлежали Одэ. Труды его жизни, в эти снадобья он вложил свою темную скрытную душу, по крупицам собирая различные редчайшие ингредиенты со всех частей мира, — Уён опять кусает губы и глядит куда-то в небо, пока Сан покрывает поцелуями его впалый живот и ребра, — и страшно, и стыдно перед ним. Может быть, я и ненавидел команду Сирены, ненавидел чертового Джексона, но к Одэ у меня не было никаких претензий и обид. Для него эти сокровища еще ценнее, чем для меня «мешочек», — Чон шумно вздыхает, когда язык Сана проходится там, где еще никогда не бывал. И Чхве от такого рассказа удивленно поднимается вверх, нависнув над любимым другом. Ценный, как «мешочек»? Тогда это действительно огромная утрата для О Сынмина, ведь сокровище Уёна было настолько ценным для него, что он пронес этот кулёк через всю свою недолгую жизнь, пряча на корабле Сирены, в гребанном борделе, и только Сан удостоился чести заглянуть туда, куда никому больше не было дозволено смотреть. Особенно их капитану и сороке-Минги, и уж тем более Сонхва.
— Тогда я буду защищать тебя от него, — гордо заявляет Чхве, потираясь носом о шею юнги и вновь принимаясь ласкать его соленую от моря грудь и ребра. Губы скользили к низу живота, и вот язык Сана снова касается самого заветного места любовника, — как ты защищаешь свой «мешочек».
Где-то что-то с плеском упало в море со стороны корабля, однако Сан не придал этому значения, и продолжил заглаживать свою маленькую шалость перед лучшим другом. Все равно все сейчас разошлись по тавернам и набивают друг другу морды, и допивают последние капли спирта.
* * *
После столь сумбурного завершения вечера Юнхо дождался, когда Ёсан благополучно уснет, и лишь убедившись в том, что сну пирата ничего не помешает, Чон решил покинуть каюту и отправиться проветривать дурную голову на палубу. Однако вереница мыслей никак не могла покинуть разум боцмана, и Юю решил справляться со своими проблемами методами их трудолюбивого русала. Схватив швабру и зачерпнув воды из моря, Юнхо самоотверженно стал драить полы на палубе под лунным светом и напевать что-то одному ему известное. Старенькая народная ациллийская песенка о моряке, что отправился вслед за звездой, и пока швабра елозит по дереву, Чон замечает у трапа силуэт своего друга.
Минги поправляет шляпу и вместе с бутылью рома проходит к мачте, удивленно вскидывая бровь, стоит ему обратить внимание на швабру в руке Юнхо.
— Нашел себе нового партнера? — Сон забавно посмеивается и откупоривает свою бутыль, пока Юю глядит куда-то вдаль. А луна в самом деле сегодня такая удивительно яркая, словно второе солнце! Чон оборачивается к верному другу и не может сдержать мягкой улыбки, видя это потрепанное после драки лицо. Невольно вспоминались их былые деньки на Ациллии в родном городе, когда эти два цыпленка еще не покрылись оперением и ходили в форме Академии при дворце и прославляли короля. Какие балы они проводили на несколько семей, как Минги умудрялся со своим покрытым юношескими прыщами лицом утаскивать знатных леди в свои покои, как его матушка и брат то и дело гоняли Сона, и как младший кузен Юнхо ужасно хотел вырасти и пойти по стопам Чона. Как за ним гонялась матушка, чтобы племянник не расшибся. — У вас уже любовь? Решил променять Ёсана на эту швабру?
— Скажешь тоже. Вспомнил про маму и Сону, — он устало усаживается на борт корабля, и Минги даже воодушевляется, когда речь заходит про малявку Кима. — Он уже совсем взрослый, небось, поступил в Академию и передрался со всеми неугодными. Матушку удар хватит, если кузен решит покинуть ее и перебраться в жилище академистов. Сам знаешь, она с самого рождения так его опекает, что стоит ему пораниться, как матушка все поместье на уши поставит.
— О, я помню, какой был скандал и как нам вдвоем прилетело по самые помидоры, когда Сону залез на верхушку яблони, перепугался, что не сможет слезть, а потом разнылся и решил, что слишком устал карабкаться вниз, посему решил просто упасть в кусты, хотя его уже собрались ловить все слуги в доме.
— Мисс Ли постелила перину под деревом, пока мальчишка кричал, что вернется злым призраком, если мы посадим на его могиле не голубые цветы. А когда поднялся с земли и отряхнулся, то заявил, что не пристало графскому ребенку помирать от падения с дерева, а не на дуэли, — едва сдерживая, смех произнес Юнхо. Кузен все свое детство провел с Чоном, пугливый, но упорный и горделивый, он никогда не позволял себе проигрывать в их маленьких мальчиковых схватках. Сейчас ему должно было исполниться восемнадцать, и Юнхо вдруг задумался, что ему стоит послать письмо или подарок в родное поместье. Как они поживают без него? До сих пор Чону было ужасно стыдно за свой позорный побег, ведь он просто покинул родимый дом и близких людей ради лучшего друга и авантюры, рискнув жизнью ради… моря? Нет, он рискнул жизнью ради того, кто сейчас хихикает над ним с бутылью выпивки и кто мирно посапывает в его постели с высохшими слезами. Наведаться бы тайно к маменьке да папеньке, рассказать им, что у Юнхо все хорошо, и что он ужасно скучает по семье, по унылым балам и пирожным.
— Хан говорил, что они отплыли из Понс-де-ла-Руваль в прошлом месяце, — вдруг говорит Ги, и Юнхо едва не роняет швабру из рук, стоило услышать о родном городе. Так Гроза совсем недавно побывала там? К счастью, заранее закидывать Минги вопросами не приходится, потому что он первым начинает давать ответы на все то, что интересовало боцмана. — Случился государственный переворот около четырех лет назад, прежний король или исчез, или сгнил в казематах… — вдруг Минги дергается от оглушающего грохота и брани и замечает на борту Чонхо с гребанной деревянной лодкой. Он тащил ее голыми руками?! Право, чертов кок то и дело поражал команду своей невероятной силой! Схватив шлюпку вновь, Чхве направился в сторону канатов, где когда-то висела их потрепанная лодочка, погибшая под весом громадного хвоста их русалки. — Доколе неизвестно о его судьбе, законных наследников у него так и не появилось, а потому… старика было несложно сместить с трона. Многие семьи поддержали новую власть, особенно династия Паков, они сейчас оккупировали дворец в качестве свиты короля. Брат подсуетился, и его назначили командором флота, поэтому не думаю, что он бы позволил стражникам навредить твоей семье.
— Понс-де-ла-Руваль — паршивая столица самой пасмурной и дождливой страны на всем континенте. Хуже только Бролин, — фыркает Чонхо, занятый привязыванием шлюпки к кораблю. Оба выходца из Ациллии тут же оборачиваются на друга, и Минги вскидывает бровь, пока их кок во всю орудует руками. — Грязь, фанатики и холера.
— Когда успел побывать там? — хмыкает Сон, на что Чонхо бубнит что-то невнятное и оборачивается к товарищу.
— Вы же не единственная шайка пиратов, с которыми я плавал по морям.
— Сочувствую я тем командам, на кораблях которых ты готовил такое же невыносимое хрючево, — Минги широко улыбнулся, когда в него прилетело чем-то тяжелым, и он едва не шлепнулся с бочки.
Когда Хонджун завершит свое приключение на Данву и переживет гребанный остров Святого Ульда, Юнхо обязательно попросит капитана навестить своих близких. Рассказ Минги о государственном перевороте не на шутку перепугал боцмана, и теперь ему жизненно необходимо было послать матушке письмо, дабы хоть удостовериться, что родители, кузен и слуги живы и здоровы. Да, если командор Сон действительно дорвался до желаемой им власти, став куда более почетным королевским псом, чем когда-то его отец, вряд ли он позволил бы выкосить семью своих друзей за их когда-то тесную связь с прошлым королем. И теперь помимо дел любовных, Юнхо начал переживать еще и за дела семейные. Боги, вот бы с ними все было хорошо!
* * *
В Клубничном Пироге наконец-то тишь да гладь. Со сцены звучали грустные баллады Джисона, что самозабвенно играл на лютне, пока уцелевшие пираты собирали поломанные столы и отмывали полы от крови, разлитой выпивки и еще чего-то не очень приятного. Чанбин, как и его раздетый капитан, были в числе тех, кто обзавелся шваброй и во всю орудовал ею для доброго дела, пока Феликс и Хёнджин сидели на одном из уцелевших столов, пока наёмник вытирал под их сапогами разлитое пиво. Сынмин и Чонин заняли место прямо на барной стойке, перекидываясь в карты, а Минхо едва не влез в очередную драку с каким-то остолопом, который прошелся грязными ботинками по вымытым им полу.
— Парни с Эйтини благополучно сбежали, — закатил глаза принц, и Феликс уложил голову ему на плечо, устало вздыхая. Он был расстроен тем, что их новый друг столь скоро покинул их, толком о себе не поведав. Наяда ужасно хотел пообщаться с морским существом, понимавшим его язык, однако же теперь вряд ли они встретятся вновь. И все же у Ликса все назревал один вопрос, возникший благодаря принцу русалов, и оттого теперь юношу все душило собственное любопытство. Глядя на то, как крепко сжимает Чанбин швабру, и как его мышцы напрягаются, Феликс обращается к другу, и его длинные белые локоны падают на грудь Хёнджину.
— మీరు నానీల గురచి నాకు ఎప్పుడూ చెప్పలేదు (Ты так и не рассказал мне о няньках).
— А? — хлопает глазами Хван, точно так же отвлекаясь на наёмника.
— ఒంటరి నానీ ఎందుకు విపత్తు (Почему одинокая нянька — это к беде)?
— А, это… — вздыхает Хёнджин, замечая вдали силуэты двух влюбленных из разных миров. Голова Сонхва мелькает в приоткрытой двери таверны, пока его не утаскивает капитан, а Хван возвращается к своему рассказу. — నానీలు పోగొట్టుకున్న ఫ్రైని కనుక్కోవాలి తప్ప సంఘాన్ని విడిచిపెట్టరు. ఎత్తైన సముద్రాలలో ఒంటరిగా నానీని కలవడం ఒక విషయం మాత్రమే అర్థం చేసుకోవచ్చు (Няньки никогда не покидают общины, если им не нужно найти потерянного малька. Встретить няньку одну в открытом море может означать лишь одно), — он на секунду замолкает и сглатывает, — అతని వార్డులన్నీ చనిపోయాయి. విస్తుపోయిన, నానీ వాటిని వెతుకుతాడు మరియు ఆమె మదు ఉన్న ఏదైనా జీవిపై దాడి చేస్తాడు, అప్పటికే చనిపోయిన తన ఫ్రైకి వాటిని ముప్పుగా భావచాడు (Все его подопечные погибли. Обезумев, нянька ищет их и нападает на любое живое существо перед собой, воспринимая как угрозу для своих уже мертвых мальков).
Феликс хмурится, прикусив губу. Звучало просто чудовищно, вот только не слишком уж Сонхва походил на обезумевшую тварь, да и сейчас он на суше, а не в воде. Что-то в словах принца не сходилось. И Ли его сразу же спрашивает об этом вновь.
— Это не имеет значения. Так устроены их инстинкты, — мотает русал головой. — సమాజంలో వారి పాత్ర రక్షణ. మరియు రక్షచడానికి ఎవరూ లేనప్పుడు, వారి మనస్సు విరిగిపోతది, వారి కారణం మబ్బుగా మారుతది మరియు నానీలు వారి దంతాల పూర్వీకుల వద్దకు తిరిగి వస్తారు, వారి మానవత్వాన్ని కోల్పోతారు (Их роль в общине — защита. И когда защищать становится некого, их разум надламывается, рассудок мутнеет, и няньки возвращаются к своим зубастым предкам, теряя человечность). Ему нельзя находиться долго среди людей.
— И тебе, — кивает ему Феликс, — మీరు ఎక్కువ కాలం, లోతైన సముద్రపు చేపల కోసం నీటి పైన ఉండలేరు (ты не можешь долго находиться над водой, глубоководная рыбешка).
— Эй! Сам ты рыбешка, — от возмущенного крика принца стоящий неподалеку Чан дергается и начинает прочищать заложившее ухо. Он вскидывает бровь, оглядев своих подчиненных, пока Феликс пытается защекотать сородича, повторяя раз за разом «рыбешка-рыбешка».
