Все оттенки синего

Иногда Вернон думал, что как бы ни была разорительна война — поддержание мира порой обходится ничуть не дешевле. Особенно когда желание мира и спокойствия подкрепляли пирами. Так, Нильфгаард в знак добрых намерений прислал новое посольство — первое после войны — и следовало принять их как полагается. Верительные грамоты, церемонии и прочая херня. Ну а потом полагалось разделить трапезу, и королю разумеется не пристало скупиться, даже если по его мнению лучшее, чего достойны южане — помои и объедки. Длинный стол накрыли в тронной зале. В качестве величайшей чести король даже сошел с трона и занял место во главе стола, радушно приветствуя знать и нильфгаардских дипломатов. Роше держался в тенях возле мраморных колонн. Просто на всякий случай. Просто потому что он не нашел для праздной прогулки места получше. Нильфы настолько подчеркнуто не обращали на него внимания, что было совершенно очевидно, что все знают о его присутствии и понимают, что псина Фольтеста следит и запоминает. В остальном же всё было так благолепно, что скулы сводило. Словно никто и не помнил, что совсем недавно все впивались друг другу в глотки. Хозяева и гости поднимали тосты и произносили речи, всячески изображая приветливость и сердечную радость. Разумеется, нильфгаардская делегация выступала в строгом порядке — по старшинству. Начал дуайен Фиц-Эстерлен, пожелавший многих лет жизни и многих славных побед такому талантливому военачальнику как Фольтест. Как будто не под командованием Фольтеста войска шли в бой, убивая черных десятками и сотнями, и как будто ни разу в главном темерском лагере не ловили подосланных убийц, целью которых был король. Одним же из последних выступал некий Валентин де Блаау, совсем молокосос, со следами юношеских прыщей возле висков, однако достаточно образованный и подающий надежды, чтобы в таком юном возрасте уже стать атташе. Роше еще до прибытия делегации выведал, что Валентин — очень везучий картежник и плохой поэт, который питает слабость к высоким женщинам. А еще — что он потерял отца и нескольких близких родственников во время битвы при Бренне. Казалось опрометчивым решением брать в состав посольской миссии человека, имеющего все основания ненавидеть Фольтеста, архитектора победы Севера, однако попробуйте сейчас найти человека, кому бы повезло никого не потерять в этой войне! Впрочем, Валентин, как полагается дипломату, говорил очень складно и гладко, превознося мудрость владык, решивших совместно двигаться навстречу прекрасному будущему. Слушая, Фольтест благодушно кивал и чуть щурился. Очевидно было, что он не собирается покупаться на такую откровенную лесть, но пока все играют по правилам — его это устраивает. — …Надеюсь, между нашими странами воцарится мир и согласие, — закончил свою речь атташе, салютуя кубком. — И отныне Нильфгаард и Темерия будут как брат с сестрой. Вы, конечно, глубже прочих понимаете, насколько прочны такие узы. Фольтест лишь слегка поднял бровь, но в зале резко стало очень тихо. Та самая жуткая, душная тишина, которая предвещает бурю, хлынула из каждого темного угла, сжимая сердца холодным предчувствием грядущего кошмара. Словно из требушета выпустили снаряд — и камень взмыл вверх, неся разрушение и смерть. Казалось, еще мгновение — и рухнут высокие своды зала, весь замок содрогнется от гнева короля. О, намек нильфа был столь прозрачен, что никто не мог его упустить, и Роше понял, что уже взялся за рукоять кинжала. Не так-то просто оказалось сдержать первый же порыв — рубить и резать, смывать оскорбление кровью. Будь дело не при дворе — Валентин бы уже прощался с жизнью. Однако прежде чем Роше успел сделать хотя бы шаг, глава нильфгаардской делегации поднялся и с поклоном обратился к Фольтесту: — Прошу прощения, ваше величество, позвольте на минуту прервать моего соотечественника? — король медленно кивнул, и Фиц-Эстерлен наотмашь ударил Валентина тыльной стороной ладони по губам, после чего молодого атташе попросту вытащили из-за стола и хорошенько отметелили. За расправой наблюдали молча. Фольтест отпил из своего кубка с равнодушным видом заскучавшего на скачках зрителя, хотя Вернон и заметил, что он дышит тяжелее обычного, раздувая тонкие ноздри. В тот момент Роше неистово хотел быть среди нильфов, чтобы лично выбить ублюдку зубы. Однако Фольтест не подал знака, намекавшего на то, что его участие необходимо, и Вернон оставался в тенях, подмечая про себя мелочи. Например, что Фиц-Эстерлен — не такой уж ветхий старик, каким пытается показаться, хотя в то же время старается не замарать руки: он ограничился лишь еще парой ударов. А еще — что Валентина били не с остервенением, не насмерть, но так, чтобы пролить как можно больше крови. Первым делом сломали нос, потом — рассекли ударом бровь, и каждый звук, с которым кулаки ударялись о плоть, вызывал у Роше вспышку яростного, ожесточенного куража. Слабо бьете, ублюдки! Слабо! Даже не стараетесь, устраивая тут показательную взбучку! Парень сначала молчал, потом принялся всхлипывать и хватать за руки тех, кто его бил, гнусаво прося прощения и на своем южном наречии причитая, что не понимает, какой бес в него вселился. Наконец самый рослый из нильфов, чуть не оступившись на скользком от крови мраморе, почти волоком, за шиворот, притащил Валентина к ногам Фольтеста. — Вверяю его судьбу вам, ваше величество, — с поклоном произнес Фиц-Эстерлен, когда его коллега схватил Валентина за напомаженные волосы, заставляя обернуть окровавленное и уже начинающее опухать лицо к Фольтесту. Тот, однако, едва ли взглянув на молодого нильфгаардца, лишь махнул рукой, точно муху отгонял. — Думаю, все всё прекрасно поняли. Уведите его. *** Конечно, Фольтест не мог оставить выходку безнаказанной — никто и никогда не имел права даже мысли допустить о том, чтобы хотя бы намеком оскорбить короля Темерии. Каэдвенского, аэдирнского или реданского посла за один только непочтительный взгляд или неправильное обращение ждала высылка. Однако Нильфгаард находился на особом положении заклятого друга. Никому сейчас, когда на мирном договоре едва просохли чернила, не нужна была бессмысленная склока, и барон Фиц-Эстерлен выкрутился, как и полагается скользкому гаду, вынудив Фольтеста поступить благородно. А Роше видел, что тот хотел повести себя как законченная сволочь и если не вздернуть мудака, то хотя бы высечь. Поэтому лишенный возможности выместить гнев Фольтест был в бешенстве, — Вернон слишком хорошо знал своего короля, чтобы этого не заметить, — но держал себя в руках, лишь бы не усугубить ситуацию, и вел себя практически как ни в чем не бывало. Действительно, что это за пир если на нем не случилось пары-тройки скандалов, вызова на дуэль и прочих глупостей?.. Но Фольтест был оскорблен — и не столько даже самими словами, а сколько наглостью подонка, посмевшего так непочтительно обращаться к королю. — …Каковы мерзавцы, а! — восклицал Фольтест, широкими шагами расхаживая по своим покоям. — И ведь хватило яиц устроить такое!.. Вернон слушал молча, потому что Фольтесту сейчас не нужны были увещевания и аргументы, ему надо было возмущаться — и желательно не в одиночестве, иначе характер и общее поганое настроение могли завести Фольтеста в дремучие дебри гнева. Конечно, можно было списать его раздражение на слишком большое количество выпитого вина, но пир в присутствии делегации Нильфгаарда — не то событие, на котором Фольтест позволил бы себе перебрать. Он просто пришел в ярость. А Роше просто не мог оставить своего короля в подобном состоянии. Однако для начала следовало позволить Фольтесту высказать всё, что наболело, потому что в таком расположении духа он становился глух к любым аргументам. Роше слишком хорошо знал, как это — когда от злобы перехватывает дыхание и мир сосредотачивается на одной-единственной вещи: причине твоего гнева. Прислонившись к оконной нише, Вернон наблюдал за тем, как Фольтест раздраженно мечется из угла в угол точно злобный зерриканский дух и, размахивая руками, поминает по матушке всех послов и их родственников. — …Да нахер все эти пиршества! — рявкнул Фольтест наконец. — Только мудаков слушать, пока они хлещут вино из моих подвалов. Пошло оно всё в пекло! Решено: идем развеяться. Куда-нибудь, где не будет этих мерзких сытых рож. В купеческом квартале есть заведение — не то «Вербена», не то «Выбоина»… Тут уж Роше не мог не вмешаться, потому что это было уже слишком. Пресвятые титьки Мелитэле, есть же куда более безопасные способы отыграться за своё недовольство миром! — Нет, ваше величество, — перебил он. — Мы не пойдем в бордель, тем более без охраны. К тому же там сейчас эпидемия — почти всех девиц в лечебницу Лебеды упрятали, а к оставшимся мужики и подойти боятся, а ну как те тоже заразные. Фольтест резко обернулся, кривя губы, так удивительно обиженно, что это выглядело почти мило. — Откуда знаешь?.. — По долгу службы. По-вашему племянник Эччеверия на люди не показывается потому что очень полюбил взаперти сидеть? Вся морда в гнойниках, от одного вида блевать тянет, — он хотел было прибавить еще немного красочных описаний, однако сверкнула сталь и Роше скорее чутьем, чем осознанным решением, схватился за кинжал, парируя удар меча. Слишком слабый, чтобы ранить по-настоящему, но достаточный, чтобы Вернона окатили шалый азарт и желание сражаться. — Тогда защищайся! — запальчиво воскликнул Фольтест, встряхивая головой так, что длинные волосы рассыпались по плечам точно золотистая вуаль. — Давай, Роше, покажи мне, чему ты своих вояк учишь! — Нет, ваше величество, — снова возразил Роше, потому что как бы ни хотелось ему развеять усталость и злобу, оставшиеся после выходки нильфов, Фольтест — не тот человек, на ком он будет вымещать раздражение. Фольтест едко усмехнулся, чуть водя клинком меча по кинжалу. — Что, боишься, что я тебя разделаю?.. — Вернон заставил себя не думать о том, что пожалуй, только от короля мог не просто стерпеть поражение — а даже желать этого. — Мне кажется, вечер был и без того утомительный, чтобы устраивать еще и дуэль, — осторожно ответил он, отводя клинки от своего лица. — Утомительный? — скривился Фольтест, бросая меч на пол. Лезвие зазвенело, а у Роше заныло под ложечкой — так обращаться с хорошим оружием! Куда это годится! Фольтест же снова заходил по комнате из угла в угол. — Да говно, а не вечер! И все этот сопляк… как его там?.. — Валентин де Блаау. — Вот же свинья поганая, а еще с таким рылом к людям в общество лезет! Как его вообще в делегацию взяли?! — Он действительно повел себя неправильно… — Неправильно?! Да мудак он! Сучье племя! Сын собаки! Вот на кой хер быть королем скажи мне, Вернон?! Любая тварь с верительной грамотой тебе может ушат дерьма в лицо плеснуть — а ты сиди, терпи, дипломатия же, сука! Мы же едва подписали перемирие, мы же лучшие друзья, нельзя им в рожу харкать. А как по мне — самое оно. Еще и мало будет. Колесовать бы сосунка на площади, чтобы все видели, но ведь нельзя! Ты же понял, что эти сучьи дети выкинули, да?.. Вернон кивнул. Конечно, он понял. Если бы нильфы не взялись покарать сукина сына, этим бы занялся сам Фольтест — скорее всего, руками Роше — что уже угрожало настоящим скандалом. А мир между измученными войной державами сейчас так хрупок… Да уж, господин посол знал, как решать проблемы — передать судьбу подонка в руки Фольтеста, который заведомо понимает, что мудака казнить или даже выпороть нельзя, у него дипломатический иммунитет. А теперь, раз уж Фольтест не кликнул палача, конфликт вроде бы исчерпан. Только осадок остался, потому и Фольтест был на волосок от того, чтобы воспламениться вопреки всем законам природы, и, боги, даже сейчас разъяренный и гневный, он был настолько хорош, что Роше не мог не залюбоваться. Фольтест же, не замечая восхищенных взглядов, продолжал бушевать. — …хороша советница, Меригольд, не поспоришь! Пожалуйста, будьте учтивы, ваше величество! — кривясь, передразнил он чародейку. — Пожалуйста, не разбейте никому носа, ваше величество! Пожалуйста, держите себя в руках, ваше величество! Дальше будет рассказывать, что хер надо не забывать в штаны засовывать! Тьфу, сука, да я всегда учтив и никогда никому носов не ломал! Вот когда бы я ломал кому-то нос, а, Вернон? — Не припомню такого, — покладисто согласился Роше. — О чем я и толкую! — …вы чаще просили присмотреться и найти, нет ли чего-то, за что можно вздернуть, лишить титула или выгнать из поместья. Что характерно — всегда находилось. Удивительное чутье. Фольтест недобро прищурился, оборачиваясь. — И ты туда же! Остроумие вздумал тут демонстрировать?.. — Ни в коей мере, — заверил Роше, поняв, что сам уже хватил лишнего. — Уверен, сукин сын как раз сейчас получает батогами по пяткам перед тем, как отправиться в долгий путь на родину. Пешком, разумеется. Вы видели лицо Фиц-Эстерлена? Это же скандал чистой воды и он не может не понимать, как рисковала вся их миссия. — С каждой фразой Роше подходил ближе, пока не оказался на расстоянии вытянутой руки. — Вы, мой государь, повели себя как раз наиболее правильным образом, — он плавно, медленно взял Фольтеста за ладонь и легко поцеловал костяшки. — Показали, что вы выше сплетен, — и еще один поцелуй, и еще. — Что белизну лилий не запятнают грязные пересуды. Губы Роше касались то костяшек, то кончиков пальцев, то тыльной стороны кисти, и он почти чувствовал, как напряжение гнева покидает Фольтеста. — Думаешь?.. — Именно так это и выглядело, мой лорд, — чуть прикрыв глаза, Вернон прижался к центру раскрытой ладони щекой и слегка потерся, как будто напрашиваясь на ласку. Фольтест медленно вложил вторую руку в протянутую ладонь Вернона, и тот со всем усердием повторил те же действия — осыпал поцелуями от кончиков пальцев до внутренней стороны запястья. — И что, действительно батогами?.. — Самое меньшее. Такое хамство не прощают. Вот если, допустим, я прилюдно заявлю, что у Эмгыра вообще не стоит и никогда не стояло, раз у него нет даже бастардов, — неужели вы спустите это мне с рук?.. — Для начала я запущу в твою пустую голову бутылку, — проворчал Фольтест, однако руки высвобождать не стал. — А потом так выдеру, чтобы и думать забыл о подобных дерзостях. Мечтательно усмехнувшись, Вернон снова расцеловал самые кончики пальцев и, напоследок, коснувшись подушечки указательного пальца языком, поднял на Фольтеста взгляд. — Мой лорд, кажется, вы путаете наказание и поощрение. — Каков нахал! — выдохнул Фольтест, однако выражение его лица уже смягчилось. Он даже позволил Вернону усадить себя в кресло в камина, чтобы они наконец заняли привычное им обоим положение: король и его верный пес у его ног. Роше почти заскулил от удовольствия, когда ладонь Фольтеста легла на его голову, привычным движением перебирая волосы. Да уж, такой способ успокоиться ему нравится куда больше, чем шляться с королем по вызимским трущобам, ограждая его величество от любых возможных бед, или устраивать поединки на мечах. Он прижимался то щекой, то лбом к коленям Фольтеста, накрытым подолом расшитого сюрко, и чувствовал себя как никогда на своем месте. Уже ощущая, как его накрывает волной умиротворяющей дремы, Роше посчитал нужным уточнить, не надо ли ему всё-таки составить нильфу компанию в его странствии и убедиться, что нога южанина не ступит на родную землю. Фольтест чуть потянул его за волосы, чтобы поднял голову, и пристально посмотрел в глаза. — Вы только посмотрите на него, — хмыкнул он беззлобно. — И это ты называешь дипломатичным способом решить конфликт?.. — Я подобного не говорил. Но если вам хочется замарать руки — лучше это сделаю я. Для этого я вам и нужен, верно? — Чтобы потом нас ждал новый скандал? Как будто никто не догадается, что подонок вовсе не случайно упал на свой нож десять раз! — А если не догадается?.. большие дороги сейчас так опасны… бандиты, белки, чудовища… — Да пускай убирается ко всем чертям, — отмахнулся Фольтест, снова опуская руку на затылок Вернона. — Всё-таки милосердие мне не чуждо. Даже к таким безмозглым мудакам. Жизнь и так покарала его, лишив разума. Но должен сказать, что очень удивлюсь, если еще раз увижу его в Темерии. — Не увидите, мой государь, ручаюсь.